Глава 33. — Как насчет того, чтобы я взглянул на твои порезы?

— Как насчет того, чтобы я взглянул на твои порезы?

Адам стоит напротив двери, ведущей в комнату Джеймса, засунув руки в карманы. Он одет в темно-красную футболку, облегающую его торс. Его руки с красиво выступающими рельефами мышц профессионально покрыты татуировками, и я теперь знаю, как их понимать. Он застает меня за разглядыванием.

— У меня не было выбора, — говорит он, изучая непрерывные черные ленты, наколотые на его предплечьях. — Нам нужно было выживать. А это была единственная работа, которую я мог получить.

Я пересекаю комнату, подхожу к нему, дотрагиваюсь до рисунков на его коже. Киваю.

— Я понимаю.

Он почти смеется, почти улыбается. Едва качает головой.

— Что? — Я отдергиваю руку.

— Ничего. — Он усмехается. Обхватывает руками мою талию.

— Просто до меня наконец начинает доходить. Мы на самом деле здесь. В моем доме.

Жар бежит вверх по моей шее, и я падаю с лестницы, держа в руке кисть, которую окунала в красную краску. Комплименты — это не то, к чему я могу приспособиться. Я закусываю губу.

— Откуда у тебя эта татуировка?

— Эти? — Он вновь смотрит на свои руки.

— Нет. — Я тянусь к краю его футболки, поднимаю её наверх, но настолько безуспешно, что он почти падает, теряя равновесие. Он отступает назад, прислоняется к стене. Я задираю ткань до самого воротника. Борюсь с румянцем. Прикасаюсь к его груди. Прикасаюсь к его птице. — Откуда у тебя эта?

— О. — Он смотрит на меня, но я неожиданно отвлечена красотой его тела, и брюки карго сидят немного слишком низко на его бедрах. Я осознаю, что он, должно быть, снял ремень. Я заставляю себя поднять глаза. Позволяю своим пальцам пробежаться по рельефу его живота. Он делает резкий вдох. — Я не знаю, — говорит он. — Просто… эта белая птица мне все время снилась. Птицы ведь раньше летали, ты знаешь?

— Она тебе раньше снилась?

— Да. Все время. — Он слегка улыбается, выдыхает, вспоминает. — Это было приятно. Она приносила такое чувство… надежды. Я хотел зацепиться за это ощущение, потому что не был уверен, что оно долго продлится. Поэтому я сделал его постоянным.

Я накрываю татуировку своей ладонью.

— Эта птица и мне все время раньше снилась.

— Эта птица? — Его брови могли бы достать до неба.

Я киваю.

— Именно эта. — Нечто похожее на осознание встает на свое место. — До того дня, когда ты появился в моей камере. С тех пор она ни разу мне не снилась. — Я украдкой гляжу на него.

— Ты шутишь. — Но он знает, что это не так.

Я отпускаю его футболку и прислоняюсь лбом к его груди. Вдыхаю его запах. Он не тратит времени зря, притягивая меня ближе. Кладет подбородок на мою макушку, прижимает руки к моей спине.

И мы стоим так до тех пор, пока я не становлюсь слишком старой, чтобы помнить мир без его теплоты.

Адам очищает мои порезы в ванной, расположенной немного в стороне от главного помещения. Это миниатюрная комната с туалетом, раковиной, небольшим зеркалом и крохотным душем. Мне все это нравится. К тому времени, как я выхожу из ванной, наконец чистая и переодевшаяся ко сну, Адам ждет меня в темноте. На полу лежат одеяла и подушки, и это выглядит очень похоже на рай. Я так вымотана, что могу проспать несколько веков.

Я залезаю под одеяло, и он прижимает меня к себе. Температура здесь значительно ниже, и Адам является идеальной печкой. Я зарываюсь лицом в его грудь, и он сжимает меня сильнее в своих объятиях. Я провожу пальцем по его обнаженной спине, чувствуя, как напрягаются мышцы под моим прикосновением. Я опускаю руку на пояс его штанов. Продеваю палец в шлевку. Пробую вкус слов на языке:

— Знаешь, а я ведь серьезно имела в виду то, что говорила.

Его дыхание немного замедляется. Его сердцебиение немного ускоряется.

— Что ты имела в виду?.. — Хотя он прекрасно знает, о чем я говорю.

Совершенно неожиданно я чувствую себя такой застенчивой. Такой безрассудной, такой чрезмерно дерзкой. Я ничего не знаю о том, на что отважилась. Все, что я знаю, — это то, что я не хочу ничьих рук на своем теле, кроме его. Навсегда.

Адам отстраняется, и я почти могу видеть контур его лица, его глаза всегда горят в темноте. Я не отрываю глаз от его губ, пока говорю:

— Я никогда не просила тебя останавливаться.

Мои пальцы замирают на пуговице, которая удерживает его штаны на месте.

— Ни разу.

Он ошарашено смотрит на меня, его грудь вздымается и опадает несколько раз в секунду. Он, кажется, почти онемел от неверия.

Я наклоняюсь к его уху.

— Прикоснись ко мне.

И я почти уничтожаю его.

Мое лицо в его руках, мои губы на его губах, и он целует меня, и я кислород, а он почти задыхается от нехватки воздуха. Его тело почти полностью на мне, одна рука в моих волосах, другая спускается по контуру моего тела, останавливается под коленом, прижимает меня ближе, выше, сильнее. Он перемещает поцелуи на мою шею, и я в экстазе, в моем теле бьется электричество, и оно зажигает меня. Я на пороге взрыва от чистого наслаждения моментом. Я хочу погрузиться в его сущность, ощутить его всеми пятью органами чувств, утонуть в волнах изумления, обволакивающих мое существование.

Я хочу попробовать пейзаж его тела.

Он берет мои руки и прижимает их к своей груди, ведет мои пальцы вниз по длине своего торса, пока наши губы не встречаются вновь и вновь, и вновь, затаскивая меня в пучину страсти, которую я никогда не хочу покидать. Но этого недостаточно. Я хочу раствориться в нем, обвести все его тело одними лишь губами. Мое сердце стучит в моей крови, разрушая самоконтроль, закручивая все в циклон интенсивности. Он отрывается от меня, чтобы вдохнуть, но я притягиваю его обратно, жаждая, умирая без его прикосновений. Его руки проскальзывают под мою одежду, проводят по моим ребрам, прикасаются ко мне так, как он никогда раньше себе не позволял, и моя футболка уже почти снята, когда раздается скрип двери. Мы оба замираем.

— Адам?..

Он едва может дышать. Он пытается улечься на подушку рядом со мной, но я все еще чувствую исходящий от него жар, его тело, его сердцебиение отдается у меня в ушах. Я проглатываю миллион криков. Адам немного приподнимает голову. Старается, чтобы голос звучал нормально:

— Джеймс?

— Можно мне поспать с вами?

Адам садится. Он тяжело дышит, но неожиданно становится настороженным.

— Конечно можно.

Пауза.

Его голос становится тише, мягче:

— Кошмары?

Джеймс не отвечает.

Адам вскакивает на ноги.

Я слышу приглушенные всхлипы десятилетнего мальчика, но едва могу видеть контур тела Адама, прижимающего к себе Джеймса.

— Я думал, ты говорил, что стало лучше.

Я слышу его шепот, но его слова пропитаны добротой, а не обвинением.

Джеймс говорит что-то, что я не могу расслышать.

Адам поднимает его, и я осознаю, насколько Джеймс мал по сравнению с братом. На мгновение они исчезают в спальне, только чтобы затем вернуться с постельными принадлежностями. Только когда Джеймс надежно укутан в одеяло в нескольких метрах от Адама, он наконец сдается на волю усталости. Его тяжелое дыхание — единственный звук, раздающийся в комнате.

Адам поворачивается ко мне. Я была частицей тишины, пораженная, шокированная, глубоко озабоченная этим напоминанием. Я не имею ни малейшего понятия, что пришлось пережить Джеймсу в его нежном возрасте. Я не имею ни малейшего понятия, что пришлось вынести Адаму, оставляя брата одного. Не имею ни малейшего понятия, как люди теперь живут. Как они выживают.

Я не знаю, что стало с моими родителями.

Адам гладит меня по щеке. Прижимает меня к себе. Говорит:

— Прости, — и я целую его в ответ.

— Когда будет подходящее время, — говорю я ему.

Он сглатывает. Прижимается к моей шее. Вдыхает. Его руки вновь под моей футболкой. На моей спине.

Я с трудом сдерживаю себя от того, чтобы не ахнуть.

— Скоро.

Дата добавления: 2015-10-16