Спор на девятой съемочной

Лимузин притормозил у ворот студии. Вот она, знакомая Юпитеру голливудская улочка — Вайн-стрит. Дружески кивнув шоферу, привратник подо­шел к машине и стал проверять по списку имена прибывших.

— Юпитер Джонс,— с достоинством произнес Юпитер.

Он твердо решил, что никому не позволит назы­вать себя этой идиотской кинокличкой — Толстячок.

— Джонс Юпитер.— Служащий заглянул в свой листочек.— Роки-Бич, Санрайз Роуд, 45. Правильно?

— Абсолютно,— подтвердил Юпитер. Удовлетворенно кивнув, привратник приступил к опознанию личности его друзей.

— Пит Креншоу.

— Боб Эндрюс.

Их имена тоже имелись в списке, и привратник со спокойной душой воткнул за ветровое стекло плот­ный белый прямоугольничек: Юпитер узнал студий­ный пропуск.

— Девятая площадка,— сказал привратник, по­махав им на прощание.

Шофер с черепашьей скоростью повел машину вдоль улицы, она была очень длинной. Вот они мино­вали здание Нью-Йоркской публичной библиотеки, а вот Старый оперный театр в Сан-Франциско. А вот и Пизанская башня. Юпитер десятки раз проезжал мимо них. Казалось, ему снится старый сон, который он все никак не может забыть. Пит и Боб едва не вывалились из окон, глазея на знаменитые здания. Чудаки. Юпитер знал, что это просто декорации: раскрашенный холст и клей — вот и вся «архитек­тура». Если подойти и открыть фанерную дверь, за ней ничего не окажется.

Он откинулся на спинку сиденья — не хотелось даже смотреть в окно...

Мистер Гласс прислал этот роскошный черный лимузин прямо к складу подержанных вещей. И ма­шина и шофер на целых два дня предоставлены в распоряжение Юпитера — пока будут длиться съем­ки викторин. Первая состоится завтра, уже в прямом эфире, на Голливудской телестудии.

Дядю Джонса и тетю Матильду пригласили на съемку сегодняшней «трогательной встречи» Плути­шек за ленчем — в павильоне на знакомой Юпитеру «звуковой площадке». Но ни тот, ни другая не вос­пользовались приглашением.

— Вообще-то кино вещь замечательная,— вино­ватым голосом сказала тетя Матильда.— Некоторые фильмы я просто обожаю. Но понимаешь, Юпитер, это... это как с вкусной колбасой. Ее очень хочется съесть, однако смотреть, как ее делают, совсем не хочется.

Дядя Титус был совершенно согласен со своей мудрой супругой. А вот Боб и Пит — нет. Они просто запрыгали от радости, когда узнали, что побывают в студии и увидят, как делают фильмы. Ну а Юп был просто счастлив, что его верные друзья, Второй и Тре­тий, будут рядом с ним, хотя бы за кадром. Так ему проще остаться самим собой, чувствовать, что он Пер­вый сыщик, а не какой-то пухлый херувимчик.

Лимузин, послушно подчинявшийся всем ограни­чителям скорости и еле-еле тащившийся, вдруг ос­тановился. Юп выглянул в окно, полагая, что они уже приехали к месту назначения. Но нет — просто они уперлись в какие-то похожие на вигвамы палатки. Около них прогуливались два древнеримских воина с щитами и пиками наперевес.

Гордон Харкер — так звали их шофера — опустил стекло.

— Будьте любезны, вы не скажете, как проехать к Девятой площадке? — спросил он одного из воинов.

Юпитер и сам мог показать ему дорогу, ведь на этой площадке были сняты все серии «Маленьких Плутишек», но не стал этого делать. Чем позже он встретится с шайкой своих бывших «коллег», тем лучше...

— Держите и дальше прямо,— сказал римлянин, указывая нужное направление табачной самокруткой.

— Да вы сразу ее приметите, не волнуйтесь,— добавил второй.

Вежливо их поблагодарив, шофер нажал на газ. Действительно, довольно скоро вдалеке показалось огромное белое строение, очень напоминавшее авиаци­онный ангар, на торце его красовалась огромная чер­ная девятка.

Подъехав к «ангару» шофер выскочил из кабины и открыл заднюю дверцу, выпуская наружу Трех сыщиков. Сказав ему «спасибо», Юп с интересом раз­глядывал этого симпатичного стройного парня в ще­гольской униформе. Зорким сыщицким глазом Юпи­тер с ходу приметил и начищенные до блеска ботинки Гордона Харкера, и, конечно же, его умное, с пра­вильными чертами темное лицо, и прямые черные волосы.

Итак, они очутились перед небольшой, с толстен­ной обивкой дверью: на блестящем кольце, свисавшем с щеколды, болтался огромный незапертый замок. Совершенно машинально Юп поднял голову, чтобы посмотреть на световое двухцветное табло над дверью. Когда горит красный, дверь открывать категорически запрещается, вспомнил он. Красный свет означает, что камеры включены, и идет съемка. Надо же, как будто только вчера он был здесь,— оказывается, даже не забыл здешних правил. Воспоминания были непереносимо острыми и живыми, нехотя признался он сам себе.

Загорелось зеленое табло. Юпитер толкнул дверь и вошел, Пит и Боб осторожно последовали за ним.

Юпитер окончательно окунулся в те прежние дни. Ему до боли знаком был этот запах свежей краски и раскаленных металлических приборов, этот иссу­шающий жар осветительных ламп, а главное — под­нявшийся при его появлении жуткий гомон, в котором на разные голоса звучало столь ненавистное ему сло­во...

— Толстячок! — слышалось со всех сторон, едва он вошел, его обступили плотным кольцом фоторепортеры. Минуты три он терпеливо ждал, пока сфотографируют его физиономию, послушно подчи­няясь их дурацким просьбам:

— Улыбочку, Толстячок.

— Посмотри-ка на меня, Толстячок.

Наконец, они оставили его в покое. Юпитер уви­дел, как сквозь толпу пробирается улыбающийся вер­зила. Ага, это Милтон Гласс; через минуту он уже обнимал Юпитера огромной своей ручищей за плечи.

— Юпитер, — прочувствованно произнес он. — Юпитер Джонс, мы тебя ждем. Скорее сюда, я отведу тебя к остальным Маленьким Плутишкам.

В дальнем конце здания была расположена громад­ная, очень ярко освещенная кухня. Ненастоящая, ко­нечно. Юпитер точно знал, что плита эта не работает и что кран над раковиной тоже включать бесполез­но — из него не вытечет ни одной капли. Всамделиш­ным был только длинный стол, на котором несколько официантов сервировали «дружеский ленч».

Милтон Гласс подвел Юпитера и его друзей к трем стоявшим у стола парням, которые о чем-то ожив­ленно болтали с очень хорошенькой темноволосой девушкой.

При виде Юпитера они прекратили разговор и молча на него уставились. Юпитер тоже молча их разглядывал, толком не понимая, что он все-таки рассчитывал увидеть.

В его памяти долгие годы хранились образы всех Маленьких Плутишек — таких, какими они были прежде. Балбеса с его похожим на яйцо бритым чере­пом и дурацкой ухмылкой. Ногастика, лицо которого напоминало пожухлое недозревшее яблоко, а ладони и ступни были непропорционально большими. Ищей­ку, вечно облизывавшегося своим длиннющим языком и рыскающего по сторонам потупленными глазками... грустными-прегрустными. Милашку Пегги с густой черной челкой и с маленьким, чуть заостренным кни­зу личиком.

Но эти четверо совершенно взрослых людей, вни­мательно его рассматривавших, были абсолютно ему незнакомы.

Один из них, красивый малый с густой гривой светлых, отпущенных почти до плеч волос, одетый в кожаную куртку, небрежно махнул Юпитеру рукой.

— Привет,— сказал он.— Тебя им тоже удалось затащить сюда?

Юпитер кивнул и тайком посмотрел вниз, на бо­тинки этого парня,— они были, пожалуй, даже мало­ваты для такого верзилы. Значит, это не Ногастик. И не Ищейка. А вот парень, стоявший с этим верзи­лой, смотрит чуточку искоса... правда, он еще ни разу не облизнулся, и вид у него совсем не грустный.

Выходит, этот воображала в кожаной куртке и в дорогих, ручной работы ботиночках и есть Балбес. Юп кивнул остальным двум парням, вычислив про себя, что это Ногастик и Ищейка. Они тоже здорово переменились.

Ладони и ступни Ногастика и сейчас были для него крупноваты, поскольку роста он был невысокого и довольно тощ. Но теперь его лицо совершенно не походило на лежалое яблоко, хотя, вероятно, именно столь необычный окрас кожи привлек в свое время внимание режиссера. Теперь он был бодр, весел и с румянцем во всю щеку, и сразу напомнил Юпите­ру парней с профессионально-дружелюбным видом, которых он видел в Роки-Бич в городском универмаге: тех, что стоят у выхода из зала.

А Ищейка, пожалуй, был похож на начинающего карьериста. Стрижка ежиком, строгая сорочка, отлич­но сшитый блейзер: извольте, в любую минуту, нет проблем... Просто не верилось, что когда-то он был несчастненьким, наводящим тоску мальчишкой, кото­рому досталась роль этого малахольного Ищейки.

Юпитер обернулся к девушке в экстравагантном золотисто-бежевом костюме. И сейчас лицо Милашки Пегги напоминало формой сердечко, а глаза были по-прежнему синие-синие, обрамленные очень длин­ными густыми ресницами, и однако, встреть он ее на улице, ни за что бы не узнал.

Она улыбнулась Юпитеру.

— Очень рада, что ты смог приехать,— просто сказала она.— Можно я буду называть тебя Юпом? Ты не против?

— Конечно, нет, — Юпитеру было очень приятно, что она помнила его настоящее имя.

— А ты зови меня Пегги. Никаких Милашек. Я столько лет пыталась избавиться от этой клички. Просто Пегги. Договорились?

— Договорились. — Юп поискал глазами Боба и Пита, намереваясь представить их Пегги и осталь­ным Плутишкам. Но их уже не было на «кухне». Они стояли рядом с камерой, обсуждая что-то с Милтоном Глассом и сухощавым седым господином. Этот бело-волосый человек почему-то казался Юпитеру очень знакомым, но он никак не мог вспомнить, кто это.

— Ну вот, все в сборе.— Балбес положил руку Юпитеру на плечо, как бы призывая подойти побли­же. — У меня есть одно предложеньице — весьма важное для всех нас.

— Но мы тут еще не все,— напомнила ему Пег­ги,— еще не подошел Лепешка.

— А он и не приедет,— сказал Ногастик.

— Но почему? — Пегги была явно огорчена. Юпитер тоже огорчился. Все-таки Лепешка был гораздо симпатичнее, чем остальные Плутишки. Кро­ме Пегги только этот негритенок никогда его не изводил и не обращался с ним как с надоедливым малолет­ним жирным увальнем.

— Наверное, его не сумели найти, или он не мог приехать,— пожал плечами Ищейка.

— Значит, все на месте,— продолжил Балбес.— А собрались мы по одной-единственной причине,— он выразительно похлопал по нагрудному карману своей роскошной куртки,— ради приза. То есть, ради денег. Ведь так?

— Так,— не слишком уверенно сказал Ищейка.

— Ну да,— с готовностью подтвердил Нога­стик. — Конечно, ради них, родимых.

Пегги только молча кивнула.

— Верно? — теперь Балбес вопрошающе смотрел на Юпитера.

Юпитера охватили сомнения. Конечно же, он был совсем не прочь заполучить выигрыш, шутка ли — двадцать тысяч долларов. Он мог бы положить их в банк, чтобы со временем оплатить учебу в колледже. Но он согласился встретиться с Плутишками и при­нять участие в викторинах не только ради денег: он мечтал отплатить своим мучителям за все обиды и унижения, которые пережил по их милости, когда ему было только три года. Но пока не стоит об этом заводить речь.

— Видимо, да, — сказал он.

— Итак, по сценарию программы после ленча мы должны размякнуть и предаться воспоминаниям о добром старом времечке. Я правильно усек?

Пегги опять молча кивнула.

— А наш дорогой режиссер,— он небрежно ткнул большим пальцем в сторону того седого господина,— намылился нас снимать. Значит, нашу непринужден­ную беседу они собираются показать потом по теле­визору. Для затравки, так сказать. То есть до того, как в эфире пойдут сами викторины.

Юп невольно оглянулся. Теперь он вспомнил. Это же Лютер Лоумакс, режиссер всего сериала о Плу­тишках. Ничего странного, что Юпитер не узнал его.

Лоумакс изменился еще сильнее, чем его бывшие актеры. Высокий, весь такой важный, ох и нагонял он тогда своим рыком страху... прямо-таки лев. «Свет, мотор, начали!» — кричал он. А сейчас это был ка­кой-то сгорбленный старик, весь словно пришиблен­ный.

— Ладно, пусть снимают,— вещал дальше Бал­бес,— но если они хотят показать нашу «памятную встречку» уважемым телезрителям, пусть тогда запла­тят нам денежки. Верно? — Он опять стал обводить всех взглядом, выжидая, что скажут «коллеги».

И все кивнули. Кроме Юпитера.

— Ну?— повернулся к нему Балбес.— А ты что скажешь?

Юпитер лихорадочно соображал. Если он сейчас примет предложение этого воображалы, то тем самым как бы признает его главным. Ведь в то кошмарное время именно он был у них заводилой. Нет, Юпитеру такая перспектива совсем не нравилась, он сам слиш­ком привык уже быть главным. Конечно, он ничего не приказывал Бобу и Питу, но, будучи как-никак Первым сыщиком, решения принимал в основном он.

Однако он не мог не согласиться, что требование, выдвинутое Балбесом, не лишено оснований. Дейст­вительно, если телевизионщики хотят перед викторинами устроить как бы «памятную встречу»... ну да, актерской работой это не назовешь, но ведь по телевизору их все равно покажут, а значит, они вполне имеют право попросить гонорар.

Юпитер кивнул.

Балбес тут же запустил в рот два пальца и издал победный свист.

— Алло, Гласс,— окликнул он.

Милтон Гласс тут же поспешил на его зов, сияя привычной ослепительной улыбкой. Лютер Лоумакс с заметной робостью поплелся за ним следом. «Совсем как состарившийся пес, который боится прогневить хозяина»,— невольно подумал Юпитер.

— Чем могу быть полезен? — Гласс был сама любезность.

Балбес тут же все ему выложил. В краткой и до­ходчивой форме. За фрагментик с «беседой» бывшие Плутишки хотят получить по сотне долларов.

— А поскольку это только гонорар, а не настоя­щая оплата, то никаких налогов,— добавил Бал­бес,— пожалуйста наличными.

Улыбка обаятельного рекламщика ничуть не поту­скнела, но на его загорелой переносице обозначились две складки.

— Боюсь, что это невозможно,— сказал он.— Мы и так уже понесли значительные расходы на органи­зацию ленча. К тому же в память об этой встрече вы получите ценные подарки.

— И какие? — спросила Пегги.

— И насколько они ценные? — тут же ввернул Ногастик.

— Это пока секрет, Пегги,— сказал Милтон Гласс, галантно к ней наклонившись и добавив шарма в свою неотразимую улыбку.— Но подарки уже вас дожидаются.— Он плавно повел рукой в сторону кухонной двери.— Не сомневаюсь, что они вам по­нравятся.— И, чуть помедлив, твердо добавил: — А вот оплатить вашу беседу за дружеским, так ска­зать, столом, я не могу.

— Ладно, — недрогнувшим голосом произнес Бал­бес. — Раз нет денег, значит, не состоится и беседа.

Милтон Гласс попытался его переубедить, но Бал­бес был неумолим, предлагая принять его условия или вообще прекратить этот разговор.

— Зачем тратить время на переговоры, если и так все ясно,— подытожил Балбес.

Гласс по-прежнему чарующе заулыбался, но в го­лосе его не осталось и следа любезности.

— Это же шантаж,— резко бросил он.— Наглое, неприкрытое вымогательство.

— Совершенно верно.— Тут Балбес одарил его ответной улыбкой, и Юпитер увидел, что Ногастик и Ищейка как по команде тоже ухмыльнулись. Даже Пегги не удержалась от улыбки.— Шантаж,— со­гласился Балбес.— Поэтому вам и придется запла­тить.

Милтон Гласс продолжал мужественно сопротив­ляться, но Юпитер видел, что он вот-вот уступит. Что ж, сто долларов Юпитеру, безусловно, очень бы при­годились. Было бы чем уплатить за штабной телефон, докупили бы кое-какую технику. Но, по правде гово­ря, его мысли занимали сейчас совсем не эти деньги.

Он начал понимать, что бывшие Плутишки теперь совсем не похожи на прежних шкодливых обалдуев. Теперь они здорово повзрослели и изменились... при­чем в неожиданную сторону.

Они превратились в отчаянных, с железной хват­кой парней, и в борьбе за приз они выложатся до конца. Это очевидно. Не жалея ни сил, ни хитрости, которой их наверняка уже научила жизнь.

Если они так сражаются за какую-то несчастную сотню, то за двадцать тысяч точно готовы будут перегрызть глотку каждому — как стая волков, чест­ное слово. Юпу придется здорово напрячь мозги и со­брать в кулак всю свою волю, чтобы их одолеть. Нет, выиграть приз будет совсем не так просто, как рас­писывал ему Милтон Гласс.

И вдруг Юпитер почувствовал, что его ненависть к Маленьким Плутишкам куда-то улетучилась. Те­перь ему просто не верилось, что перед ним те самые люди, которые когда-то его мучили и унижали. Так что ни о какой мести не могло быть и речи. А вот одержать над ними победу — это дело другое...

Решившись на борьбу с чем-либо, Юпитер никогда не отступал, уж такова была его натура. И сейчас Первому сыщику казалось, что ему предстоит один из самых захватывающих поединков в его жизни...

Дата добавления: 2015-10-16