Тетрополис. Второй округ городской префектуры. Отель.

Вакрамеш... Меня била дрожь, когда я произносил про себя это слово, глядя на поблекшие от налёта пыли и мглы стены гигантского купола. Огромная язва на теле земли, простирающаяся так далеко, что не видно было края, и так высоко, что вершина её терялась в рваных клочьях чёрных туч. От тонированных стен купола исходил слабый гул, почти вибрация воздуха на грани слышимого диапазона, как от линии высокого напряжения.

Мои учителя выглядели подавленными и несчастными, особенно Донат, вернувшийся только под утро. На все вопросы Амадея он отвечал однозначно, а когда я попытался заговорить с ним о вчерашнем, он сдержанно поддерживал беседу, притворившись, однако, будто не понимает моих намёков. Амадей напротив, очень много говорил и улыбался, но под его напускным вдохновением я легко распознал нервное перенапряжение, но эта иллюзия, не смотря на всю её фальшивость, вселяла в меня надежду и не позволяла падать духом.

Вакрамеш навис надо мной грозно и беспощадно, едва я покинул бронепоезд, и давил на сознание, даже когда я смотрел в землю, не в силах больше выносить его унылый вид. Заметив моё отчаяние, Донат молча взял меня за руку, с мрачной решимостью посмотрев на пристроившегося рядом Амадея и скоро я почувствовал слабый резонанс, несущий их покров и защиту. На душе стало немного спокойнее, но каждый шаг к городским вратам приближал нас к пункту контроля меток. Амадей и Донат уже наклеили свои коды, но не смотря на мою покорность, наотрез отказались снова проводить со мной эксперименты. Я понятия не имел, как они собираются меня провести, но в ответ на мой неизречённый вопрос Амадей только беспечно улыбнулся, сказав, что в безвыходных ситуациях привык полагаться на Господа. Действительно, когда пришла наша очередь, и суровый на вид военный в спецодежде провёл прибором над моим лбом, меня беспрепятственно пропустили, не задавая вопросов. Польщённый моим искренним недоумением Амадей великодушно разрешил мне считать это чудом, упомянув вероятность того, что след метки ещё не стёрся с моего прошлого с ней знакомства.

Город встретил нас неописуемым шумом, целой бурей искусственных запахов и цветов. Как только служебный транспорт доставил нас в зону прибытия, где мы смогли легко нанять машину, я не отрываясь смотрел вверх, на пронзительно синее небо с ярким солнцем посередине. Заметив мой взгляд, водитель не без гордости объяснил, что купол поднимается на многие мили, туда, где нет мглы, и в мегаполисе всегда светит солнце. Я кивнул, про себя уныло отмечая, что это фальшивое солнце и небо, всего лишь нанесённая на внутреннюю поверхность купола искусная иллюзия. По опыту я знал, что на этой земле чистое небо держится только над некоторыми, очень малочисленными местами, которым Господь даровал свою милость по молитвам живущих там людей. Такое место как наш монастырь, де я мог свободно дышать и чувствовал свет, но точно уж не здесь. Это было что угодно, только не небо... Знали ли об этом сами жители города, или не задумывались вообще о такого рода вещах, осталось для меня неизвестным.

В отеле нас ожидал вожделенный покой и тишина. Оглядываясь кругом, я даже не мог поверить, что возможно создать такую полную тишину, глушащую любой звук, в городе, наполненном какофонией звуков. В ушах у меня всё ещё назойливо звенело от дисгармонии городского шума, и

звон этот в мёртвой тишине становился почти оглушающим.

Выйдя на закрытую от шума и едких испарений раскалённого асфальта лоджию, я задумчиво перебирал те крупицы информации, что я знал об этом городе из вчерашнего рассказа Доната, когда он сам, выйдя на балкон, не прервал моих размышлений.

- Ну надо же, Никос, тебя прямо не узнать.

Донат по-доброму улыбнулся, внимательно окидывая меня взглядом и изучая мою новую одежду. Честно говоря, я не очень любил длинное белое одеяние, которое я должен был носить, став Гласом, но сейчас, окидывая взглядом своё нынешнее облачение, откровенно по нему скучал.

Насколько я успел заметить, горожане почти поголовно носили узкие брюки синего цвета, которые Амадей пренебрежительно нарицал «джинсами», и очень подозрительно относились к такой одежде, как моя. По этой самой причине, мне пришлось на время сменить внешний вид, в результате чего я очень странно себя чувствовал, время от времени подавляя желание обхватить себя руками, чтобы осознать, что я всё ещё одет в тонкую футболку.

- Но эта одежда тебе совсем не идёт...

Донат, наконец, огласил своё вердикт, на всякий случай извиняюще улыбнувшись, но я нисколько на него не обиделся, я и сам понимал, что выгляжу глупо. Я ведь всегда носил одеяние, и обнажённые теперь участки выглядели слишком бледными для цвета кожи обычного человека, избегающего загара. К тому же я не отличался таким богатырским телосложением, как Меч, и подобранная мне одежда не обтягивала, а всего лишь печально висела.

- Я думал, мне нельзя ничего одевать, кроме моей ризы Гласа.

Я вопросительно обернулся к Донату, но тут же онемел, заметив, что он прикуривает сигарету. Он поймал мой взгляд и извиняюще выбросил курево в окно.

- Понимаешь, здесь такое место... В общем, старые привычки здесь дают о себе знать. Так что ты говоришь? Одеяние? А нет, это просто... традиция, что ли.

Донат прервался, однако, не успел я подумать, что зря мучился всё это время, как он продолжил на полном серьёзе, внимательно глядя мне в глаза.

- Но на поле боя ты должен быть облачён, как полагается, это закон.

Я оторопело кивнул, но Донат уже улыбался, как обычно, не в силах слишком долго быть со мной серьёзным. Мы вместе покинули лоджию, присоединившись к Амадею, который негромко отдавал команды плоской панели, висящей на стене. Прибор беспрекословно повиновался, показывая различные места и людей. Я остановился рядом, с трепетом глядя на явленное мне чудо.

- Ты ведь никогда раньше не видел телевизора, Никос?

Амадей снисходительно мне улыбнулся, предлагая мне место рядом с ним на небольшой софе. Я несколько упростил выражение лица, чтобы не выглядеть простаком, и занял предложенное мне место. Телевизор показал большое скопление народу, и Амадей оставил канал, сосредоточенно подавшись вперёд. Я оглянулся на Доната, но тот даже не заметил моего взгляда, тоже напряжённо всматриваясь в экран.

В толпе слышались восторженные крики на грани истерики, в тот время, как охрана в чёрных костюмах распихивала осмелевших и совершенно обезумевших людей. За охраной следовал человек в длинной ризе, с выражением смиренной скорби на лице. По толпе от этого человека волнами расходился прилив эйфории: некоторые тряслись в каком-то неземном припадке счастья, из их глаз текли слёзы, а другие просто падали в обморок на руки своих собратьев. Мужчина бросил быстрый взгляд в камеру, и тут же отвернулся.

- Ну надо же, очередной Мессия, на моей памяти уже шестой. И года не прошло с тех пор, как прошлый покончил с собой. Как думаешь, этот тоже всего лишь пешка?

Амадей обернулся к нахмурившемуся Донату, всё ещё провожающему взглядом садящегося в автомобиль Мессию. Его сложенные на груди руки и вся фигура казалась предельно напряжённой. Он не отвечал, пока на экране не появился диктор, проводящий обзор дальнейших новостей.

- Не думаю. Если это и пешка, то на порядок сильнее предыдущих. Это уже целая ладья.

Амадей внимательно выслушал его версию, задумчиво потирая подбородок, и на минуту в комнате повисло молчание. Я нервно заёрзал на своём месте.

- Это что, был Антихрист?

Амадей задумчиво ко мне повернулся, посмотрев на меня, словно впервые в жизни видел. Спустя долгое мгновение, он перевёл вопросительный взгляд на Доната. Тот сдержанно кивнул после непродолжительного раздумья, и Амадей вновь обратился ко мне с тёплой улыбкой.

- Знаешь, Никос, это не обязательно так. Ты же читал Писание, там говорилось, что будет много лжепророков. Может быть, это только один из них...

Амадей ласково приобнял меня за плечи, но в его словах я не почувствовал никакой уверенности, и невольно ощутил себя невежественным ребёнком, для обмана которого не нужно проявлять

даже усердия. Донат пристально смотрел на меня, вероятно, заметив, как помрачнело моё лицо,

но ничего не произнёс, отведя взгляд к телевизору.

После короткого обзора предстоящих новостей, на экране снова возник диктор, на этот раз равнодушно повествующий о новых сгоревших землях за пределами Тетрополиса. Скоро на экране возникли и сами картины разрушений: так как после Легиона не оставалось ничего живого, операторы милосердно взяли дальний план, чтобы не пугать людей видом человеческих останков.

-... естественно, нападению подверглись изгнанники и их незаконные поселения, расположенные вне стен Семи Великих Городов. Кроме того, по некоторым данным Легион смог напасть и на некоторые земли, принадлежащие, так называемым, христианским монастырям. К сожалению видеоматериалов оттуда мы не имеем...

Диктор флегматично продолжал обзор нового блока новостей, состоящего, в основном, из рекламы всех благ цивилизации, внедрённых и разработанных в городе. Я, не мигая, смотрел на экран, пока у меня не поплыло перед глазами. Амадей первый заметил моё невменяемое состояние, когда я уже ничего вокруг не осознавал.

- Никос, тебе плохо?..

Не дождавшись от меня ответа, Амадей быстро развернулся, успев подхватить моё бесчувственное тело и опустить на подушку. Донат, весь побледневший, метнулся ко мне, но был остановлен властным взмахом руки Покрова и отправлен за водой. Амадей быстро отдал команды телевизору, системам вентиляции и соляризации, а заодно мигом подоспевшему Донату, благодаря чему в считанные мгновения я был просто окружён заботой. В комнате воцарилась приятная тишина, нарушаемая только мерным гулом свежего воздуха из вентиляционных люков, а телевизор сиротливо потух в опустившемся прохладном полумраке.

- Выпей немного воды, успокойся.

Я молча кивнул, благодарно протянув руку к стакану, но Донат сам приподнял меня за плечи, не доверяя моим трясущимся пальцам, и помог мне сделать пару глотков. Странно было чувствовать себя спокойным, в то время как сердце заходилось в бешеном ритме. Когда Донат снова опустил меня на подушки, я опустил руку на грудь отстранённо чувствуя, как оно колотит по пальцам. Амадей шумно вздохнул, заставив меня отвлечься от самопознания.

- Как же ты нас напугал. Нельзя так волноваться по пустякам...

Я поднял на него вопросительный взгляд, заставив Доната подняться и, кашлянув, отойти в сторону. По пути он, словно невзначай, шепнул что-то Амадею, заставив его напрячься и быстро поправить свои слова с неловкой улыбкой.

- Ну... То есть я хотел сказать, что телевидению не всегда стоит верить. Ведь нет документальных данных, это только слухи. Знаешь ли, жителям города нравиться осознавать свою безопасность от Легиона, поэтому для рекламы Тетрополиса иногда фальсифицируют новости. Ведь людям под куполом наплевать, что там, снаружи, а значит, можно говорить, что угодно...

Амадей замолчал, переводя дыхание, а потом опустился рядом со мной, опустив свою ладонь на мою руку. Когда он снова заговорил, голос его был тихим и очень серьёзным.

- Только умоляю тебя, Никос, не надо ничего надумывать. Если хочешь, я завтра же отправлю письмо отцу Петру, и ты сам убедишься, что у них всё в порядке...

- А когда оно придет, это письмо, и сколько мне ждать ответа...

Я внезапно почувствовал себя ужасно несчастным, практически добровольно разрешая погрузиться своим мыслям в беспросветное уныние. Чувствуя, что сейчас сорвусь, я покачал головой, пытаясь прекратить самоистязание, но слова горели во мне, не давая умолкнуть.

- А если всё-таки у них несчастье?.. Что мне тогда делать?..

- Никос!

Донат строго посмотрел на меня, возвышаясь у подножия софы словно скала. Его взгляд был настолько суров и строг, что Амадей, уже готовый что-то мне ответить, опустил голову и замолчал.

- Конечно, настали страшные времена, но Господь ещё никогда не оставлял своих детей на произвол судьбы. Над монастырём испокон веков держалось чистое небо, а это верный знак, что он неподвластен Легиону. Чему ты больше доверяешь? Своим снам и бредням испорченных людей или словам Спасителя, который обещал, что и волос не упадёт с наших голов?..

Донат сверкнул грозным взглядом, ожидая моего ответа, но от волнения у меня пропал голос, заставив воина немного смягчиться и убавить тон. Амадей поднял на него благодарный взгляд за то, что он подыскал правильные слова, и сам поднялся на ноги.

- Главное не впадай в уныние, Никос. Здесь это очень опасно.

Донат слабо улыбнулся в ответ на мой кивок и удалился, оставив со мной сияющего Амадея.

Он в свою очередь опустил на меня взгляд, пожелав спокойной ночи, и последовал за Донатом.

Оставшись в одиночестве, я шумно вздохнул, пытаясь успокоиться и подумать обо всём

случившемся. Однако полный волнений день скоро дал о себе знать, и вместо раздумий, серый

потолок гостиницы незаметно канул в сон.

IV

Я остался один на мраморных ступенях одного из исполинских особняков Тетрополиса. Учителя оставили меня здесь, обещая, что не задержаться надолго. Чувствуя непреоборимую силу вновь накатывающего уныния, я с тоской понимал, что это очередная тайна, скрытая от меня. Все эти сказки про старого друга, который решил выпить с ними по чашечке чая, не убедили бы даже годовалого младенца. Раз они оставили меня здесь, то разговор будет о Гласе. Они бояться показывать меня посторонним. Они не знают, что со мной делать...

Присев на холодный камень я с тоской огляделся вокруг. Конечно, в отличие от шумного города с его небоскрёбами этот уголок казался уединённым и тихим, если не сказать аскетическим, но неимоверно унылым. Столь редкие для города деревья, не смотря на густую листву, выглядели безжизненными и изувеченными болезнью, на их ветвях не было птиц, как лишнее подтверждение искусственности окружающего мира. Почувствовав прилив почти физического отвращения к этому фальшивому до мелочей миру, созданному «гением человеческой мысли», я отвернулся, наткнувшись взглядом на внимательное стариковское лицо.

Отшатнувшись, я резко поднялся на ноги, почти парализованный сухим трескучим смехом. Взяв себя в руки, я заставил себя развернуться к старику лицом, всё ещё судорожно вцепившись в прутья перил за своей спиной.

- Напугал тебя? Знаю, в Тетрополисе не встретишь стариков, их здесь ликвидируют, чтобы не портить сладость жизни лицезрением скорого будущего. Как не роскошен Вакрамеш, рецепта вечной жизни ещё не изобрели, а смерти страшатся все, да...

Старик замолчал, всё ещё едва заметно содрогаясь от внутреннего неслышного смеха. Чувствуя его пристальный испытывающий взгляд, словно сверлящий меня насквозь, я кашлянул, стараясь придать голосу беспечность, и отвернулся в сторону.

- Я не из этих мест...

- Я это заметил.

Я резко развернулся к старику, взирающему на меня совершенно серьёзным взглядом, под которым я невольно выпрямился, тоскливо подняв взгляд к окнам особняка. Если учителя узнают, что я болтаю невесть с кем, они непременно меня отругают...

- Что ты хочешь там увидеть? Хозяин этого дома здесь, перед тобой.

Старик снова разулыбался, встретив мой потерянный взгляд.

- Что тебя так удивляет? Я пригласил твоих учителей из-за тебя. Я очень давно не видел Глас...

Он вздохнул, его глаза затуманились, погружаясь в воспоминания далёкого прошлого. Я замер, панически соображая, что делать дальше. Мои учителя сидят в особняке, дожидаясь прихода хозяина, а он в это время явился ко мне... Наверняка старик нарочно сказал им оставить меня на ступенях его дома, чтобы он мог спокойно со мной поговорить...

- Зачем вы обманули моих учителей? Что вам от меня нужно?

Помимо моего желания в моём взволнованном голосе слишком явно звучал испуг, заставив старика выйти из задумчивости и поспешно замахать руками.

- Тише, не нужно шуметь, я не причиню тебе зла. Я не хотел никого обманывать, но желание увидеть Глас, может быть, последний раз в моей жизни, заставило меня пойти на это. Твои учителя опасаются меня, не смотря на нашу былую дружбу...

- Опасаются? У них наверняка есть для этого причины...

Я спустился с лестницы, но подскочивший следом старик остановил меня, ловко схватив за рукав. Не ожидая такой прыти от пожилого человека, я невольно замер. Он перевёл дыхание глядя на меня горящими глазами.

- Да, они всегда опасались меня из-за моих идей. Но всё это глупости, ты сам увидишь...

Старик вдруг успокоено вздохнул, подняв взгляд на что-то недоступное мне за моей спиной. Я почувствовал позади чьё-то присутствие, почти физически воспринимая тяжёлую тень, упавшую на мои плечи. Затаив дыхание, я опустил взгляд, но не успел обернуться, услышав только резкий шорох от взмывающих рук, как тяжёлый удар обрушился на меня, внезапно погасив свет.

V

Сквозь забытье я почувствовал, как моя голова соскользнула с плеча, и лоб внезапно обжёг холод железа, ощущающийся на коже почти физической болью. Приоткрыв глаза, я с трудом сфокусировал их на окружающих меня металлических прутьях решётки. Вслед за зрением ко мне постепенно вернулись и другие чувства: где-то за пределами круга зрения тихо капала вода и шумел ветер, а шевельнувшись, чтобы разогнать кровь по затекшему телу я осознал, что ещё и связан по рукам, причём через прутья решётки. Немного придя в себя, я не спеша выпрямился, привалившись спиной к клетке. Трос, держащий на весу мою темницу протяжно заскрипел, медленно раскачиваясь под теряющимся в темноте высоким потолком. Тусклый свет из нескольких узких окон падал на возвышение в конце зала, высвечивая жертвенник и врата, оставляя в сумерках меня и недоступное моему взгляду пространство за моей спиной, вовсе погруженное в непроглядный мрак.

Осмотревшись, насколько было возможно, я шумно вздохнул, вполне представляя всю незавидность своего положения, как вдруг, разгоняя нахлынувшее было на меня уныние, в тёмном углу под окнами послышался шорох. Я замер в своей клетке, судорожно прислушиваясь, не повториться ли звук, но неведомое существо словно затаилось в ответ. Облизнув пересохшие губы, я, как можно тише, набрал воздуха и замер, собираясь крикнуть, но чем дольше я ждал, тем сильнее наваливался на меня обессиливающий, мешающий мысли страх. Внезапно, разрывая тишину, послышалась молитва «Воскресение», напеваемая дрожащим детским голоском. Широко раскрыв глаза, я с замиранием сердца слушал, как под высокие своды уносится знакомая с детства мелодия, многократным эхом отдаваясь от закопченных стен. Наконец, опомнившись, я отбросил всякий страх и, сморгнув набежавшие слёзы, подхватил знакомую песню. Детский голос сначала дрогнул, а потом разом окреп, и стоило отзвучать последним словам, как на свет выбежала девочка лет девяти, сияющая от радостной улыбки. Я облегчённо вздохнул, подозвав её к себе, и пустынный зал мгновенно заполнился звонким смехом и шлёпаньем босых ног.

- Привет, ты откуда здесь?

Я улыбнулся девочке, запрокинувшей личико и внимательно смотрящей на меня большими карими глазами. Она быстро оглянулась, словно не поняла вопроса, а когда я снова привлёк её внимание, посмотрела на меня как-то отвлечённо без прежнего внимания.

- Я здесь давно. Я жертва.

Я онемел от её ответа, непонимающе оглядев её светлые растрёпанные волосы и белую просторную рубашку до пят. Переведя взгляд на пустой жертвенник, я покачал головой, не в силах выдавить из себя ни слова.

- А ты кто? Почему ты связан?

Девочка не обратила внимания на моё потрясение, заинтригованно заложив руки за спину и качнувшись на носочках, оглядела мои связанные руки. Я опомнился, выдавив из себя улыбку, и попробовал освободиться из пут.

- Похоже я тоже жертва...

- Ну вот ещё!

Я даже опешил от резкого обиженного тона девочки, а, переведя взгляд на её лицо, понял, что она рассердилась не на шутку. Её ладошки сжались в кулачки, а нижняя губа вызывающе выдалась вперёд: обиженно и независимо.

- Я жду здесь уже много дней, я не позволю тебе стать жертвой вместо меня!

Грубые верёвки до боли вгрызлись в запястья, когда я отчаянно дёрнулся вперёд, но девочка уже отвернулась от меня, твёрдым оскорблённым шагом направляясь в сторону алтаря.

- П...подожди!

Мой крик заглушил внезапный порыв ветра, прорвавшийся в выбитое окно. Я отшатнулся назад, поражённый этой внезапной бурей и замер, когда порыв так же внезапно прекратился. Девочка тоже замерла на каменных ступенях. Всё пространство зала словно наполнилось невидимым присутствием, сосредоточенным вниманием незримого существа. Сама мертвая тишина ожила странной жизнью тысячей шепотков, одинаково едва слышных в тёмных углах и у самого уха.

Я прижался спиной к прутьям решётки, пытаясь мысленной молитвой отогнать от себя назойливые голоски, вызывающие мурашки инакостью своих нечеловеческих звуков. Внезапно они замолкли, и, так же быстро, как падает солнечный луч, у врат алтаря возник ангел.

Я онемел от изумления, кажется, даже лишившись дыхания, а вот девочка радостно побежала навстречу невероятному гостю, словно старому знакомому.

- Ты пришёл за мной! Наконец-то ты пришёл!

Ангел медленно и торжественно развёл прекрасные прозрачные ладони, впуская сияющую девочку в свои невесомые объятья. Я немного пришёл в себя, наблюдая эту трогательную сцену, и слегка наклонился вперёд, желая лучше рассмотреть вестника небес. Конечно, все виденные мною фрески, иконы и гравюры старинных книг в один голос утверждали об ангельской природе внезапного явления, но что-то внутри меня с упорной тревогой, почти животным рефлексом кричало: «опасность!» и этот голос моего сознания не принимал никаких доводов. Дернувшись, что было сил, я набрал побольше воздуха, чтобы выкрикнуть предостережение, но с неимоверной мощью меня тут же отбросило обратно на прутья клетки. Оцепенев от неожиданного удара, я тут же почувствовал множество ручонок, схвативших меня за волосы, вцепившихся в одежду, зажавших рот. Ангел у алтаря только бросил на меня безмятежно спокойный невидящий взгляд, как смотрит задумавшийся человек на букашку у себя под ногами, и снова обернулся к девочке.

- Тебе пришлось долго ждать. Я сейчас же заберу тебя в награду за твоё терпение.

Девочка радостно кивнула, протянув к ангелу свои ручки, но он остановил её мягкой улыбкой.

- А что у тебя на шее, дитя?

Ангел с напряжённым лицом, едва осмелился поднять руку, чтобы осторожным движением пальца издали указать на простой медный крестик, выбившийся из-под широкого ворота её рубашки.

Я напрягся, не имея возможности даже шевельнуться. В моей душе одновременно отозвались противоречивые чувства ужаса и облегчения. Девочка слегка смутилась.

- Мне дала его сестра и велела не снимать. Она глуповата и долго плакала, когда узнала, что меня забирают, но я люблю её и хочу сохранить его. Можно?

Ангел встревожено покачал головой, его фальшивые крылья трепетно дрогнули.

- Там, куда ты идёшь, с тобой будет сам Господь. Сними его скорее.

Ангел нетерпеливо посмотрел на растерявшуюся девочку, беспомощно оглянувшуюся по сторонам. Боясь навлечь на себя гнев за непослушание, а то и вовсе расстаться с долгожданным и нетерпеливым ангелом, она нехотя потянула за шнурок, всё ещё грея крестик в руках.

Наконец, решившись, она решительно протянула его ангелу, молниеносно шарахнувшему в сторону. Черты его тонкого лица исказились от злобы, когда он понял, что она не бросит крест, как он рассчитывал. Девочка испуганно отстранилась, когда через сомкнутые зубы существа раздался нечеловеческий рык.

«Господи, спаси!» Отчаянный мысленный зов не остался без ответа: несколько держащих меня рук мгновенно истлело, остальные бесы с глухими воплями попадали на пол. Держащие меня верёвки рассыпались от рывка словно сухие былинки и я подскочил на ноги в высокой клетке.

- Да воскреснет Бог, и да расточатся враги Его!..

Демон широко раскрыл рот, и только через мгновение послышался оглушительный вой. От звука его собственного голоса, словно от порыва ветра, его ангельское обличье рассыпалось в прах, и уродливое тело распласталось у алтаря, извиваясь в нечеловеческих муках.

Я крепче сжал ладонями холодные прутья решётки, не смея остановиться, и опустил взгляд на девочку. Я надеялся, что она подхватит слова молитвы, но она была настолько ошеломлена, что до сих пор стояла неподвижно, остекленевшим взглядом взирая на корчащееся у её ног существо.

Словно почувствовав мою тревогу, демон внезапно собрался с силами и в краткую секунду, пока я переводил дыхание, подскочил на ноги и выбил из руки девочки крестик. Я внезапно запнулся, чувствуя, как холодеет всё внутри, и, не помня себя, омертвев, смотрел, как светящаяся искорка бесконечно медленно описывает в воздухе дугу.

Я очнулся, когда маленькие ручонки с новой силой обрушили меня на дно клетки, отчаянно вцепившись в волосы, плечи и глаза с особенной злобой. Оцепенев от своей беспомощности я некоторое время пытался физически от них отбиться, пока моё отчаянное сопротивление не прервал треск ломаемых костей. Замерев неподвижно, я словно сквозь туман ощутил, как исчезли держащие меня руки и, заслоняя свет, над моим лицом появилась когтистая окровавленная лапа.

- Глупо было даже пытаться оказывать сопротивление...

Раскатистый смех, словно утробное рычание насытившегося зверя, пробилось сквозь пелену моего беспамятства, вместе с упавшей на мою щеку каплей тёплой крови. Ничего больше не чувствуя, кроме бесконечной ярости и жажды уничтожения, я сжал пальцы в кулак и громко запел.

Дата добавления: 2015-10-16