Прямая магистральная линия Файрозиской резиденции.

В холодной предрассветной тьме я некоторое время прижимался к холодной коже служебного автомобиля, шагал пешком, выдыхая влажный туман, прежде чем оказаться на смутно знакомом вокзале. За те несколько дней, что я не покидал отдела, на улице здорово похолодало, словно сумрачная безликая природа готовилась к зиме.

Когда мы вышли на платформу, поезд уже подали под посадку, но пассажиров кроме нас было не видно, только вдали маячили смутные фигуры, скрытые туманом. Полированная ветром бронь поезда тускло сверкала, делая его похожим на стрелу, такую же напряжённую и неумолимую.

После быстрого официального прощания Амадея с доставившим нас водителем, мы без особых проблем нашли нужный вагон, и, предъявив билеты мрачному проводнику, наконец, расположились в предоставленном нам купе. Оказавшись внутри, я долго рассматривал, на мой взгляд, роскошные апартаменты. Никогда в жизни не видев бронепоезд изнутри, после последней поездки я представлял их такими же холодными и жёсткими, так в той плацкарте, даже не подозревая, что в таком небольшом пространстве может быть так комфортно.

Со вздохом облегчения откинувшись на сиденье, я отвёл взгляд от опостылевшего за эти дни серого неба в прямоугольнике окна. Донат раскладывающий наши немногочисленные вещи, сложенные в один небольшой чемодан, замер над пакетом, а потом протянул мне мою икону и письмо от Тоби, связанное вместе и замотанное в небольшую тряпицу. Я с благодарностью прижал к груди драгоценный свёрток, молчаливо порадовавшись, что Амадей этого не видел.

- Мы ведь скоро вернёмся сюда, Никос...

Донат опустил взгляд на мои вещи, но в его голосе вместо укора прозвучало что-то похожее на мою собственную тревогу, заставив его нахмуриться и смолкнуть.

- Я вижу, ты ещё не читал письмо своего друга.

Донат вновь отвернулся, резко переведя тему разговора и застав меня врасплох. Я некоторое время смотрел ему в спину, но он упорно не поворачивался ко мне лицом, словно в смущении за своё чрезмерное любопытство. Я глубоко вздохнул, опустив взгляд в пол, но тут двери купе открылись, и вошёл Амадей, избавив меня от необходимости отвечать. Изящно опустившись на сиденье рядом со мной, он посмотрел на обернувшегося друга снизу вверх.

- Знаешь, Донат, многое изменилось с тех пор, как мы совершали подобный вояж в прошлый раз.

Амадей слегка усмехнулся, но, не смотря на иронию, звучащую в его словах, голос его был заметно встревожен. Донат тут же обратился в слух, оставив распотрошенный багаж в покое.

- Теперь в Тетрополис не пускают без меток, поэтому пассажиры, едущие по этому направлению, проверяются на их наличие дважды: при въезде и при посадке.

Амадей нахмурился, что-то сосредоточенно разыскивая по карманам, а Донат перевёл на меня странный встревоженный взгляд, не отводя до тех пор, пока его друг снова не заговорил.

- Я надеялся, что эта поездка не вызовет осложнений, ведь у нас с тобой остались старые метки, но для Никоса пришлось раздобыть одну. Они становятся редкостью и дорожают на глазах.

Амадей протянул Донату прозрачную ленту и взял одну себе. Сняв невидимый защитный слой, он приложил ленту ко лбу, наклеив и разгладив пальцами. Я не понимающе перевёл взгляд на Доната, уже завершившему это странное действо, и окаменел, заметив проявившиеся на его лбу едва заметные линии, похожие на полосы штрихкода. Амадей спокойно повернулся ко мне с последней оставшейся в руках прозрачной лентой.

- Ну что ж, теперь твоя очередь, Никос...

- Вы что?! Это же... Я не могу!!!

Я посмотрел на них, как на внезапно лишившихся разума людей, переводя испуганный взгляд с одного на другого: Амадей выглядел обескураженным и слегка раздражённым, а вот Донат тяжко отвернулся от меня, опустив глаза в пол. Остановив на нём растерянный взгляд, я вдруг отчётливо понял: он вполне осознаёт что это за «метка», но другого выхода просто нет.

- Послушай, Никос, это ничего такого не значит, они ведь легко снимаются. Ты наденешь это на минутку и сразу снимешь, я обещаю...

Я не очень внимательно слушал Амадея, рассеянно глядя в пространство, но его рассудительный голос, помимо моей воли проникал в сознание. Ласково, словно уговаривая ребёнка принять горькое лекарство, он незаметно придвинулся ко мне, отводя со лба волосы.

- Ты ведь у нас Глас, так что может быть немного больно. Но ведь тебе не страшны даже побои такого здоровяка, как наш капитан Гайн, так что ты потерпишь чуть-чуть, правда?..

Я непроизвольно отдёрнулся, когда Амадей поднёс к моему лицу эту ленту, и в поисках поддержки посмотрел на Доната. Он угрюмо кивнул, встретив мой взгляд, и призрачно улыбнулся.

- Вот молодец...

На мгновение у меня возникло чувство, что к моему лбу приложили кусок калёного железа, но когда Амадей с улыбкой отстранился, отняв пальцы от моего лица, оно перешло в навязчивое жжение, отчаянно щипающее глаза.

- Я... почти ничего не вижу...

Приподняв руку, я безуспешно потёр слезящиеся глаза, но стоило смутной фигуре Доната шагнуть

мне навстречу, как послышался стук в дверь. На мгновение мои учителя замерли, и в наступившем оцепенении отчётливо разнёсся длинный гудок. Вагон слегка качнулся, медленно тронувшись с места. Донат подошёл к двери купе и, взявшись за ручку, вопросительно посмотрел на Амадея. Тот развернулся, окинув меня взглядом, и внезапно спохватился, что из-под моего расстёгнутого пальто отлично видно белоснежное одеяние. Я мог только опустить затуманенный взгляд, пытаясь

сморгнуть жгучие слёзы, пока Амадей застёгивал мне пуговицы. Когда нетерпеливый стук повторился, он тихонько вспомнил Бога и просто запахнул полы моего пальто.

- Здравствуйте, предъявите билеты и код для проверки.

Когда Донат, наконец, открыл дверь, в купе шагнул апатичный проводник с пепельно-серым лицом, окинув всех по очереди не очень дружелюбным взглядом. Внимательно посмотрев на врученные ему билеты, обналиченные по путёвке, он внезапно поднял подозрительный взгляд на Амадея и слегка скривился, словно от отвращения.

- Почему метки временные?

Донат заметно помрачнел, остановив на друге напряжённый взгляд, но тот только непринуждённо улыбнулся. Достав из нагрудного кармана карточку, он вручил её проводнику, знаком дав понять, что Донату следует сделать тоже. Он неохотно подчинился.

- Опять ОРС? На этом направлении нет никаких льгот, вас не пропустят на въезде в город. И вообще, пора бы уже понимать, что метка - эта не та вещь, которая заводиться по желанию.

Проводник строго поднял вызывающий взгляд на внешне безмятежного Амадея. Потрясая карточками, он всеми силами старался придать значимости своим словам.

- Бумажные носители уже изъяты из оборота, граждане без меток являются незарегистрированными жителями и подлежат выселению. Перед Конституцией все равны, и ваш ОРС не исключение. Не понимаю, каким образом вы приобрели билеты...

Проводник задумался, переводя хмурый взгляд на меня, но я был слишком занят борьбой с всепроникающим ледяным пламенем метки, чтобы всерьёз испугаться последствий.

- Знаете, я полностью с вами согласен. Взгляды и технологии нашего отдела давно устарели. Видите ли, у нас даже нет аппаратуры для вживления меток! Именно по этой причине мы и отправляемся в Тетрополис, чтобы поставить постоянный код, взамен временному. Вы ведь не станете препятствовать нашей поездке, иначе нам действительно придётся вскоре покинуть город.

Амадей вежливо улыбнулся всё ещё сомневающемуся проводнику, и, наконец, сломил его сопротивление. Он протянул обратно карточки, достав из нагрудного кармашка какой-то прибор.

Быстро проведя им по лбу Амадея, проводник посмотрел на показания прибора, и развернулся к возвышающемуся над ним мрачному Донату.

- Наклонитесь...

Меч неохотно подчинился, терпеливо ожидая окончания процедуры, ещё раз наведя меня на мысль, что ему это могло быть столь же неприятно, как и мне. Амадей присел рядом со мной, пока проводник считывал показания прибора и бросил быстрый внимательный взгляд на моё лицо.

- Потерпи ещё немножко...

Я моргнул, провожая его взглядом, когда он отстранился с таким видом, словно ничего не произошло. Утвердившись на своём месте, он опустил взгляд на сложенные на коленях руки.

- Повернитесь, пожалуйста...

Проводник с нетерпением стоял передо мной, когда я вновь повернул голову. От пламенной боли, вызванной меткой, мысли в моей голове были странно заторможены, отчего движения выходили замедленными и хаотичными. Понимая, что телом управлять становиться титанически трудно, я усилием воли заставил себя выполнить просьбу проводника, чувствуя как быстро помутняется ускользающее сознание.

- Мальчик тоже из ОРС? Вы бы его хоть очистили, прежде чем ставить постоянную метку, а то он как-то странно на неё реагирует...

Проводник выпрямился, сверяя показания. Эти несколько секунд, пока он водил прибором над моим лбом показались мне вечностью. Метка отозвалась резкой обжигающей болью, а потом онемела, так что я больше не чувствовал ничего выше глаз. Амадей подсел поближе, видя, что я покачнулся, и незаметно поддержал меня своим плечом.

- Не стоит беспокойства, он просто немного не здоров...

Амадей неприметно поправил полы моего пальто, когда я, почувствовав опору, практически откинулся ему на плечо. Донат остановил на мне напряжённый взгляд, не в силах так мастерски лицемерить, как его безмятежный друг. Проводник неловко окинул меня взглядом.

- Тогда не буду больше вас беспокоить. Приятной вам поездки.

Как только за ним закрылась дверь, Амадей резко сорвал метку с моего бесчувственного лба, даже раньше, чем успел ринуться ко мне встревоженный Донат. Запоздалая боль обожгла то место, где она только что находилась, отчасти вернув чувствительность. На мгновение мне показалось, что на

месте лба у меня теперь зияющая рана и на пальцах останется кровь, если я прикоснусь к лицу.

За окнами резко взвыла сирена, и в купе зажёгся тусклый свет, когда заслоны на окнах стали опускаться. Донат сидел на корточках напротив меня, казалось, удерживать равновесие ему не мешает даже интенсивная качка. Моя ладонь была зажата в его руках. Амадей крепче обхватил меня за плечи, что-то облегчённо выдохнув мне в макушку, когда я провалился в глубокий сон.

I

Я проснулся в качающейся красноватой тьме, разбуженный рёвом огненного ветра. Сознание не сразу восстановилось, и, первым делом, я панически дёрнулся, заставив ожить сразу все синяки и ссадины, заработанные мной накануне. Подавив стон, я глубоко вздохнул, уткнувшись взглядом в невидимый во тьме потолок, ожидая, пока минует приступ боли.

В купе было невыносимо жарко. Я вытащил руку из-под накинутого на меня пальто, чувствуя, как неприятно липнет к телу тонкое одеяние. Когда глаза немного адаптировались к странной красноватой тьме, я немного повернул голову, с удивлением обнаружив пол немного дальше, чем я рассчитывал. Внизу мирно спали мои учителя: их тела практически не различались во тьме. Переведя взгляд на оконный проём, я снова испытал приступ паники: заслоны накалились, словно непрерывно подогревались с той стороны чудовищным жаром. Страшно было даже представить, что твориться снаружи, и я некоторое время боялся шевельнуться, понимая, что меня от этого огненного ада не отделяет ничего, кроме нескольких сантиметров брони.

Ветер грозно ревел, смешиваясь с пламенным шипением, когда струи огня ударялись о поезд, лижа бронированные заслоны. Я долго и тревожно вслушивался в нестройный вой стихии, пока мне не показалось, что я слышу грозный хор голосов. Чувствуя, что даже в жаркой тьме защищённого купе меня колотит от ужаса, я осторожно присел, пытаясь нащупать ногами лестницу. Её неожиданный холод заставил меня вздрогнуть, обдав волной дрожи, но задержал лишь на мгновение. Осторожно спустившись в темноте, я благодарно прижался лицом к ледяному железу, как только под моими ногами оказался твёрдый пол.

- Никос?..

Я вздрогнул, рывком повернув голову на звук, но не разглядел во тьме ничего, кроме смутно шевельнувшейся тени. Вскоре она стала немного более отчётливой, вырастая надо мной в знакомые очертания Меча. Я заставил себя отпустить лестницу и повернуться к нему лицом.

- Где мы?..

Недоверчиво прислушавшись к собственному отчаянно заикающемуся шёпоту, я заметил сверкнувшие в темноте встревоженные глаза Доната. Покачав головой, он, кажется, неверно понял мой вопрос. Я лихорадочно оглянулся на тусклый свет раскалённого окна.

- Здесь... что за место?

- Место битвы...

Хотя тихий голос Доната прозвучал неожиданно мягко, я почувствовал, как от этих слов в меня проникает ледяной озноб. Сжав неожиданно холодными пальцами себя за плечи, я понял, что мне больше нечего сказать. Меч рядом со мной шевельнулся, и на плечи мне упал его тёплый плащ.

- Раз уж ты не спишь, может, выйдем ненадолго?

Я поднял взгляд на невидимое в темноте лицо, и кивнул, в то же мгновение вспомнив, что он может не заметить моего жеста.

- Да... Конечно.

В коридоре было заметно прохладнее и светлее: в концах вагона в потолке слабо светились две лампочки, судорожно мигая при покачивании, словно пламя свечи. Я подождал, пока Меч тихо закроет двери в купе, и повернулся к забронированным окнам, держась на поручни. Мне показалось, что с этой стороны бронь не так уж сильно нагрелась: красноватое свечение было едва заметно, и рёв огненного ветра был не таким оглушающим.

- Почему нельзя было построить дорогу вдали от этого места?

Донат пристроился рядом со мной в качающейся тьме, но, когда я поднял взгляд на его лицо, он был нахмурен, словно он вовсе не об этом хотел со мной поговорить.

- Она и была построена вдали от боёв. Дорога до Вакрамеша занимает не более пяти часов, а мы доберёмся до него только завтра в полдень... Это линия фронта подошла вплотную к нам...

Он прервался и глубоко вздохнул, словно всё произошедшее было его виной. Я отвернулся, немного помолчав, не желая заставлять его говорить против воли, и перевёл тему.

- А что такое Вакрамеш?..

Донат повернулся ко мне со странной улыбкой, бросив взгляд в конец коридора, словно боялся, что нас услышат, и понизил голос до шёпота.

- Так называют Тетрополис люди, на которых уже стоит печать, не позволяющая им принять метку - печать Святого Духа. Эти люди вне закона, их не пускают в городскую зону.

Донат выпрямился, глядя мне в лицо с торжествующим спокойствием.

- Вакрамеш просто ещё одно название Преисподней.

Я быстро отвернулся, запоздало осознав, что смотрю на Доната больше минуты расширенными от страха глазами. Несмотря на то, что Меч говорил об этом с таким спокойствиемтрсознав, что смотрю на Доната больше минуты расширенными от стр, я не чувствовал себя в безопасности понимая, что меня везут в ад. Донат, казалось, не заметил моего замешательства, продолжая смотреть в закрытое заслоном окно, словно сквозь него он мог видеть

простирающиеся дали.

- Никто даже не понял сначала, что произошло. Амадей, и многие, кто думал также, ещё в те дни, когда мы жили в относительном мире и спокойствии, разбавляемых редкими войнами, говорили словами пророков, утверждая, что конец наступил: «уже гораздо позднее, чем вы полагаете...»

Я поднял взгляд на сосредоточенное лицо Доната, не понимая, о чём он ведёт речь. Воин нахмурился, не отводя взгляда от окна, словно заслоны действительно стали помехой для его внутреннего взгляда, прорезающего время.

- Люди тогда наполняли Церкви, ожидая скорого избавления от страданий, но описанные Библией бедствия наступали, а Спаситель не приходил. Время ещё не настало, но люди не отличались особым терпением, а во времена скорби тем более. Что это были за дни...

Донат горько покачал головой, словно отчаяние, испытанное им тогда, нисколько не притупилось годами и несовершенством памяти. Я невольно содрогнулся, понимая, что он говорит о тех страшных днях, когда всё на земле перестало быть прежним. Я почти не застал это время: мне тогда было около семи, и воспоминания, связанные с теми днями, были милосердно стёрты из моей памяти участием и заботой братьев нашей обители. Подлинной истории я никогда не слышал: это была не та сказка, которую стоило рассказывать детям, но и позже, когда я стал старше, ответа я не получил: настоятель считал, что всё необходимое изложено в Евангелие. В отличие от меня, Донат, кажется, сполна познал всю горечь этих дней, не только являясь свидетелем, но и участником этих судьбоносных событий.

Я молчал, боясь сбить его с мысли, и чувствуя, как в душе поднимается странное волнение: во мне разрывались противоречивые желания немедленно услышать эту страшную историю и в то же время заткнуть уши, чтобы не измениться безвозвратно от груза запретного знания. Пока я предавался своим размышлениям, пытаясь понять, чего же я хочу на самом деле, Донат продолжил, проведя ладонью по глазам, словно испытывая от повествования ужасную усталость.

- Как ни парадоксально, первые знаки были поданы нам свыше за год до начала катастроф. Мало кто заметил, что стали исчезать пчёлы, не придав этому особого смысла. Экологи даже не успели поднять тревогу: в этот год выдалось удивительно засушливое лето, и растения и деревья обратились в сухостои, делая бессмысленным обсуждение опыления. Всемирный голод на фоне перенаселения ударил по странам с силой ядерной бомбы. Экономика быстро пришла в упадок, драгоценные ресурсы и ископаемые, так ревностно оберегаемые, обесценивались по часам. В это время не ценилось ничего: банка консервов стала дороже человеческой жизни. Однако, беспорядки, возникшие на почве голода и разрухи, подхлестнули страны к объединению сил: в то время и были построены семь великих городов. Их площади вполне хватало, чтобы вместить в себя до миллиона человек, но, конечно, не хватало, чтобы вместить всех желающих. Всемирным правительством было принято решение, которое немногие сейчас считают несправедливым: была проведена глобальная чистка планеты по множественным признакам: от должности до расы. Людей сгоняли в огромные толпы и просто сжигали: к тому времени наша планета уже напоминала пустыню, полную сухостоя деревьев, так что это предприятие далось им легко. Восемь с лишним миллиардов жизней ради семи миллионов человек... Однако, стоило правительству разобраться с этой проблемой, как грянула другая: на свет выползли Легионы тьмы. Они не были видимы или осязаемы, но подвергшиеся нападению области быстро затягивало мглой. Кроме того, люди на атакуемых участках быстро сходили с ума, убивали себя или становились бесноватыми. Эта сила продвигалась со всей возможной коварностью Врага, пока на пути его не встала Церковь. Стоило ей обличить надвигающуюся силу, как Легион, больше не нуждаясь в сокрытии, обнаружил себя. Теперь их нападки не напоминали пары чумы - это был противник, которого можно почувствовать, услышать и иногда увидеть...

Донат вновь замолчал, переводя дыхание, прерывающееся не столько от долгого рассказа, сколько от воспоминаний. Я не мог даже поднять на него взгляд. Меня сковал леденящий ужас от мысли, что его слова это не просто страшилка на ночь, а история гибели этого мира. Теперь я знал, что простирается за бронёй заслонов, и испытанный мною страх от неизведанного незаметно превратился в оцепенение, не позволяющее мне даже вздохнуть.

- И что было дальше?..

Я напряжённо выслушал чужой, не знакомый мне голос, никогда бы не догадавшись, что он принадлежит мне, если бы не знал, что в полутёмном коридоре только мы одни.

- Ничего. Великие города были закрыты от нападений Легиона: купола, возведённые над ними были освящены, но вскоре, как оказалось, гораздо большее зло поселилось внутри, чем снаружи... Это место где процветают, ничем не подавляемые, человеческие пороки. Неудивительно, что Легион вскоре прекратил нападки на их стены, теперь он жаждет поглотить последних защитников Святой Церкви, продвигаясь год от года всё дальше. Но нам некуда отступать: за нами только Святой Патриарх и Великий Храм. Если и они падут, всему придёт конец. Поэтому мы просто обязаны стать сильнее, чтобы дать отпор надвигающейся силе Врага. Именно поэтому, Никос, нам так необходим Глас...

Я почувствовал его мягкий взгляд на своём лице, но вместо понимания на меня внезапно накатила тоска и обида. Неужели он чувствует себя таким виноватым из-за меня, что привёл в оправдание все несчастья этого мира, чтобы хоть как-то себя успокоить?.. Это не справедливо... Как будто я способен что-то сделать один. Как будто я вообще способен что-то сделать!.. Но, получается так, что если я не смогу стать Гласом, то вина за страдания людей и гибель этого мира будет на моих руках?..

- Никос?..

Донат тревожно повернулся ко мне, когда я с тяжким вздохом закрыл лицо руками. Его тяжёлая ладонь легла мне на плечо, но я не чувствовал ни тепла, ни спокойствия, которое она несла, только бесконечную тяжесть. Я медленно покачал головой, не отнимая рук.

- Это жестоко...

- Что?..

- Это жестоко с твоей стороны!

Я сердито выпрямился, резко отдёрнув руки и сжав пальцы в кулак. Хлынувший в лицо воздух охладил моё намокшее от слёз лицо. Донат смотрел на меня ошарашенным взглядом, напряжённо замерев на месте с поднятой рукой, которая мгновение назад лежала на моём плече.

- Я думал, что никогда не смогу понять Амадея, но, несмотря на всё его лицемерие, он прям и честен со мной! А ты, Донат, ты же говорил, что мне друг! Зачем ты ищешь оправдания тому, что произошло? Да, вы сделали меня Гласом против моего желания, но не нужно теперь придумывать для этого благородную цель! Я не из таких людей, что будут умирать спокойней, понимая, что они делали великое дело! Я вообще не хочу умирать! Я хочу жить!!!

Голос вдруг сорвался, и прояснившееся сознание позволило мне заметить, что это уже тянет на истерику. Я опустил голову, пытаясь успокоиться. Донат тяжело и шумно вздохнул, но промолчал, протянув ко мне руки. Я вовремя заметил этот жест, почувствовав почти физическое отвращение от мысли, что он ко мне прикоснётся, и отшатнулся назад. Ещё мгновение мы стояли напротив друг друга, качаясь в мигающем неровном свете, пока я не взял себя в руки.

- Извините, уже поздно...

Слова словно повисли в неподвижном воздухе между нами и я почти слышал их, пробираясь по стенке мимо Доната. Он застыл у окна, не препятствуя моему движению, так что я даже осмелился повернуться к нему спиной, открывая купе. Осторожно скользнув внутрь, я бросил взгляд на сутулую фигуру Доната, словно согнутую внезапно навалившейся тяжестью, и замер. Слова, назойливо вертевшиеся в голове, застряли в горле, когда он поднял на меня уязвлённый взгляд и тускло улыбнулся. Протянув руку, он спокойно посмотрел, как я невольно шагнул вглубь купе, и медленно закрыл двери перед моим лицом.

II

Колокольня полыхала. Сильный порывистый ветер, пропитанный гарью, быстро разнёс беснующееся пламя по крыше храма. Общежитие уже было охвачено огнём, быстро и жадно грызущим ветхое иссохшееся дерево, и вскоре истлевшие стропила не смогли выдерживать веса полыхающей крыши. Под нестройный аккомпанемент испуганных голосов братьев, она рухнула, погребая под собой не сумевших спастись. Вновь раздались протяжные стоны и рыдания, чёрные от сажи лица обильно омывались слезами, бессильно поднимались взоры к темнеющим небесам. Тьма пришла в обитель, и под этой тьмой явился Легион. В свете бушующего пламени один за другим вспыхивали десятки жёлтых наполненных злобой глаз. Измученные несчастьем и печалью братья не замечали опасности, по одному исчезая в небытие под черной волной крадущегося к обители Легиона. Когда с людьми было покончено, нечисть собралась под стенами храма, молчаливо ожидая завершения ужасного пожара. Наконец, когда от жара в храме вылетели цветные витражные стёкла, разбив фигуры Спасителя и Девы Марии на тысячи осколков, Легион разразился протяжным торжественным воем. Почерневший благовест печально качнулся на сгоревшей колокольне и ринулся вниз, словно не в силах больше видеть осквернения своего дома. Пролетев в тишине несколько метров, он со страшным грохотом врезался в крышу храма над алтарём, сокрушая всё на своём пути...

III

Я широко распахнул глаза и задохнулся от потока горячих слёз. Горло сводил спазм от трудно подавляемых рыданий, не давая глотнуть свежего воздуха. Не в силах очнуться от кошмара, я уткнулся взглядом в тусклый потолок, ничего вокруг не видя, пока в глазах не начало темнеть.

- Никос, что случилось?..

Я вздрогнул всем телом, когда на мою руку опустилась холодная ладонь, и резко развернулся на голос. Было ещё темно, но заслоны были подняты и в неровном дрожащем свете я смог разглядеть

золотые волосы Амадея, волнами струящиеся по его плечам. Под разметавшемся водопадом волос была только рубашка, так что я, наверное, разбудил его своими криками. Почувствовав себя виноватым, я с ужасом понял, что сейчас снова разрыдаюсь. Облегчение никак не приходило, хоть я и видел вокруг себя реальный мир, и понимал, что этот кошмар был только сном.

- Извините, господин Покров...

Услышав свой собственный дрожащий шёпот, я не выдержал, накрыв глаза ладонью. Холодная ладонь Амадея легла на моё лицо, заставив меня задрожать всем телом.

- Господи, да у тебя жар...

Ладонь Амадея плотнее прижалась к моему лбу, задержавшись на несколько блаженных секунд. Отстранив от глаз свою ладонь, я не смог рассмотреть его лица, но отчётливо увидел, как Покров обернулся на соседнюю койку и позвал Доната. Ему ответила тишина и в слабом свете я тоже смог рассмотреть аккуратно застеленную постель Меча.

- И где его носит по ночам?..

Амадей беспомощно обернулся ко мне, и я с замиранием сердца подумал, что он сейчас уйдёт.

Кошмарные воспоминания сна уже отступили, оставив в сознании пламенеющий след, но остаться в темноте один на один со своими мыслями сейчас было просто невыносимо.

- Со мной всё в порядке, простите, что я вас разбудил...

Словно со стороны я услышал собственный бесцветный голос, чувствуя, как немеют от ужаса пальцы. Наверное, это такая болезнь, похожая на безумие. Амадей слегка наклонил голову, сочувственно разглядывая моё лицо, пока я изо всех сил старался не смотреть ему в глаза.

- Эй, когда люди не говорят чего-то, чем им необходимо поделиться с другими, они болеют и умирают. У них на сердце появляется чёрное пятно, мёртвая плоть. Ты же в курсе, что такое рак?

Амадей серьёзно на меня посмотрел, но когда я поднял на него растерянный взгляд, поспешно прервался, выдавив из себя слабую улыбку.

- Прости, я вовсе не хотел тебя напугать, просто, я думал...

Амадей внезапно прервался и напрягся, словно встретил невидимую преграду. Он сильно нахмурился, обратившись взглядом в никуда, словно внутри него шла невидимая борьба.

- Я думал, что мог бы получше узнать тебя...

Он с таким трудом произнёс эти слова, что ему понадобился глубокий вздох, казалось даже, что у него перехватило дыхание. Мне потребовалось некоторое время, прежде чем до меня дошёл их смысл, и я смог хоть как-то отреагировать.

- О, конечно, господин Покров...

Почувствовав ответственность момента, я попытался привстать, но на моё плечо тут же легла рука Амадея, и я замер на месте, почти парализованный её легким прикосновением.

- Нет, не вставай. Так что случилось? Можешь мне рассказать.

- Это...

Я удивлённо замолчал, почувствовав, как исчезает неловкость, и обездвиживающее стесняющее прикосновение на плече становиться уютным и родным. Я и понятия не имел, что так можно использовать резонанс.

- Мне приснился наш монастырь... Общежитие, церковь, сад, всё сгорело. Кругом пепел и огонь, наши братья гибли один за другим, а потом пришёл Легион...

Я перевёл дыхание, чувствуя, что не хватает воздуха. Прижав руку к груди, я пытался смирить нарастающую на сердце боль, понимая, что это вовсе не телесный недуг, а всего лишь тоска. Словно почувствовав мою скорбь, Амадей тепло улыбнулся и крепче сжал мою руку.

- Ясно... Но это не может быть правдой. Я всего на днях получил от отца Петра письмо, он говорит, что у них всё прекрасно, справлялся о тебе...

- Но всё могло произойти в одночасье!

Я не позволил себя увлечь притягательной возможности поговорить об отце Петре, практически родном мне человеке, всё ещё снедаемый тревогой. Амадей критически нахмурился.

- Ты считаешь, у тебя есть дар предвиденья? Или что это вещий сон?

- Нет, но...

- Знаешь что, это наверняка происки Легиона. Ты теперь Глас, а значит первая добыча для них.

Естественно, они хотят, чтобы ты растерялся и не справился с испытаниями, предстоящими тебе.

Ты знаешь, мы ведь проезжали мимо места битвы, и Легион был там, прямо за стенами поезда!..

Я невольно вспомнил господина Треста, подумав, что Амадей действительно очень любит меня запугивать. Он устрашающе на меня посмотрел, но мне пришлось его разочаровать, рассказав о нашей ночной беседе с Донатом, упомянув и о том, что речь зашла об Апокалипсисе.

- Вот тебе другая причина. Наслушался ужасов, а твоё подсознание выдало тебе твой самый страшный кошмар... Ох уж этот Донат, настоящий садист. Такие вещи рассказывать перед сном...

Амадей просто сыпал всевозможными версиями объяснения моих кошмаров, но я был благодарен

ему за это, понимая, что его истолкования куда ближе к реальности, чем возможность того, что это

был вещий сон. Постепенно всколыхнутые рассказом воспоминания ужасного сна поблекли, и я понял, что безумно устал и засыпаю под голос Амадея. Он продолжал что-то тихо говорить, словно не замечая, что у меня закрываются глаза, но я почувствовал, как он, словно невзначай, поправляет моё одеяло. Я не без труда приоткрыл глаза.

- Могу я задать вам один вопрос, господин Покров?..

- Да?

- Почему у вас до сих пор нет рака сердца, если вы мне не солгали?..

Амадей изумлённо на меня посмотрел, кажется, потеряв дар речи. Я улыбнулся, показывая ему, что всего лишь пошутил, но он всё равно немного нервно улыбнулся, отнимая руку от моего плеча, и задумчиво посмотрел на свою ладонь. Когда резонанс исчез, и ощущение тепла оставило меня, я снова закрыл глаза, всё ещё вспоминая гранитную стену с лучащимся из-за неё теплом...

Дата добавления: 2015-10-16