Мужской монастырь имени Святого Пророка Ильи.

ПЕСНЬ 1.

МЕЧ И ПОКРОВ.

Мужской монастырь имени Святого Пророка Ильи.

Мы, словно безумные, неслись по узким коридорам общежития, бегом поднимались по лестничным пролётам этаж за этажом, оставляя позади окликавших нас вдогонку старших братьев. Я едва успевал за Тоби, моя рука было крепко зажата в его ладони. Свободной рукой, я, как мог, поддерживал своё длинное одеяние и старался не отставать. Тобиас ни разу не приостановился, с тех пор, как нашёл меня в саду. Просто схватил за руку и побежал без оглядки. На бегу не особо поговоришь, так что я скоро оставил свои попытки хоть что-то выяснить, только сбивающие дыхание, и просто бежал следом.

Когда мы вылетели на нежилой верхний этаж, с шаткими прогнившими полами и выставленными стёклами, Тобиас на мгновение помедлил, дав мне время отдышаться от бега и окинуть взглядом заколоченные двери пустых комнат. Однако, только я набрал воздуха, чтобы заговорить, как он рванул вперёд, прямо по гнилым доскам, трещавшим под ударами его ног. Взметённые его одеянием пыль и извёстка тучами поднимались в воздух, завиваясь причудливыми клубами в свете солнечных лучей. В оконные проёмы хлынул ветер, золотой на солнце и лазурно-синий в тени монастыря, сметая поднятую нами пыль и освежая моё разгорячённое бегом лицо. Опустив взгляд в сад, я заметил две незнакомые, странно одетые фигуры, прогуливающиеся по дорожкам вместе с нашим настоятелем. Один из них меня заметил, провожая взглядом, пока я бежал по коридору. Тоби тоже обернулся, нахмурился, и припустил ещё быстрее, скрываясь в полусумерках тёмных лестниц, ведущих на крышу.

Собрав на волосы всю паутину, мы, наконец, выбрались на покатую крышу, спрятавшись от взглядов из сада и солнечного света за широкой печной трубой. Я, наконец, перевёл дыхание, просто глядя в синее безоблачное небо и вдыхая свежий прохладный воздух. Тобиас молча устроился рядом со мной, так что я понял, что пока не спрошу, он сам вряд ли мне расскажет причину своего странного поведения.

Повернув голову, я опустил взгляд на Тоби, но он сидел, уткнувшись лицом в колени, так что я не мог понять его настроения. Решив, что он стесняется своего недавнего поведения, я с улыбкой опустил руку на его голову, ероша волосы, старшего названного братишки, но так и замер, когда он поднял на меня взгляд. Перехватив мою руку, он развернулся ко мне лицом, серьёзно глядя прямо в глаза.

- Никос, ты в опасности...

На мгновение между нами повисла тишина, нарушаемая только свистом ветра, словно желающим убедить, что ничего плохого не может произойти этим ясным солнечным днём. Я улыбнулся, поддавшись его напевам, и покачал головой.

- Ну что ты такое говоришь, Тоби. В нашей тихой обители вдруг...

- В этом мире больше нет безопасного места, Ник. Я знаю, что тебя мало интересует мир за пределами монастыря, и ты стараешься забыть наше прошлое...

- Не надо...

Я отвернулся, помрачнев. Тоби прикусил губу, опустив взгляд, но потом вдруг рывком поднялся на ноги, яростно протянув мне руку. Я растерянно поднялся следом, опираясь на трубу, и встретил печальный взгляд брата.

- Посмотри туда, Ник.

Тоби ткнул пальцем в линию горизонта, не глядя, потому что везде она была одинакова: за десять километров от монастыря начинала клубиться серая унылая тьма, не пропуская сквозь себя ничего, кроме скудного сумрачного света.

- Синее небо над нами держится только благодаря нашим молитвам. Если тьма придёт и сюда, погибнет сад, который ты так любишь, и все мы, потому что ты знаешь, кто ходит под этой тьмой!

Я слушал Тоби, глядя ему в глаза, потому что не мог заставить себя смотреть на мрак. Когда брат замолчал, всё ещё вызывающе глядя мне в глаза, я молча опустился, на прежнее место, подобрав под себя одеяние.

- Это опасность грозит всем нам...

Солнце словно померкло, и краски дня утратили свою радость после взгляда на эту тьму. Тоби промолчал, опустившись рядом, но его глаза выдавали мрачное ликование, потому что именно это он и хотел от меня услышать.

- Да, ты прав. Но сейчас я говорю об опасности для тебя. Ты же видел этих незнакомцев в саду.

Это Троица, они ищут Глас.

Я поднял голову, посмотрев на Тоби, словно в первый раз видел.

- А я-то тут при чём? И чего ты так разволновался? Если мне память не изменяет, то Троицы уже не раз и не два приходили за Гласом, но ничего не нашли.

- Ты не понимаешь. Это не просто Троица. Говорят, они обладают невероятной силой, и решили, во что бы то ни стало, найти Глас. Им нужен не соратник, а расходный материал. Если они найдут Глас, то будут использовать его на износ!

Я с непониманием смотрел в полные ужаса глаза Тоби и покачал головой. Он немного успокоился и перевёл серьёзный взгляд в землю.

- А ещё говорят, что им было Знамение, что они найдут свой Глас именно в нашем монастыре, иначе бы они и не пришли, а я...

Тоби оборвал сам себя и заговорил совсем тихо, стиснув мою ладонь в своих руках.

- Я знаю, что выберут они тебя...

Я обеспокоено посмотрел на его опущенную голову, но едва собрался заговорить, как его плечи задрожали, и он беззвучно заплакал. Замерев на месте, я тут же мысленно себя отругал, за то, что позволил себе хотя бы мысль о том, что всё эти бредни серьёзны. Люди не должны плакать из-за того, что ещё не произошло, и неизвестно, будет ли вообще...

- Хватит, Тоби, перестань плакать, ты же мужчина...

Я опустил голову, пытаясь заглянуть ему в лицо, но он только отвернулся, стирая рукавом слёзы. Глядя на его всерьёз расстроенное лицо, я тоже помрачнел, но решил ничем не показывать, что его поведение меня задело. Снова улыбнувшись, я опусти руку на его ладонь, всё ещё судорожно сжимающую мои пальцы.

- Обещаю, что не оставлю тебя одного...

Тоби поднял на меня предельно серьёзный взгляд, заставив померкнуть мою улыбку.

- Не обещай того, чего не сможешь выполнить, Никос. Если это воля Бога, ты не должен идти против неё. Позволь только мне пообещать тебе, что я буду бороться за тебя до конца.

Под его сосредоточенным взглядом я чувствовал себя ужасно неловко, словно плохой актёр, позабывший свою роль и заваливший финальную сцену. Я не знал, что ответить на такие возвышенные слова, поэтому просто попытался улыбнуться.

- Ты ведь всегда защищал меня...

Солнце, заглянувшее в тень, осветило улыбнувшееся в ответ лицо Тоби, и я облегчённо вздохнул, когда в помрачневший мир вновь вернулись краски весны. Чтобы не произошло, единственное, что я хотел видеть всегда: это улыбку брата и синее небо над головой...

I

Взойдя по гранитным ступеням к алтарю, мужчина церемонно перекрестился вратам, и, развернувшись, одарил приветливой улыбкой собравшихся братьев. По храму разнеслись перешёптывания и вздохи, но все единодушно обратились во внимание, когда мужчина поднял руку, призвав к тишине. Лицо его светилось неземной благодатью, длинные золотые волосы за его спиной были собраны в хвост. Это был Покров.

- Здравствуйте, дорогие мои братья. Меня зовут Амадей Прайс. Я бесконечно рад посетить монастырь святого пророка Ильи, потому что здесь живут воспоминания моей юности...

Я вздохнул и повёл плечом, устав выдерживать на ней вес ладони отца Натана, покровительственно возложившего на меня длань, а стоящего рядом со мной недовольного Тоби и вовсе державшего за ворот. Переведя взгляд на брата, я сдержанно улыбнулся, глядя на его лицо. Теперь я был уверен, что те его слова на крыше не были пустой болтовнёй, и он действительно собрался меня прятать до самого отъезда Троицы из нашего монастыря. Что на него нашло, я понятия не имел, но то, как он пытался сбежать от отца Натана, произвело на меня большое впечатление, точнее, я просто был в шоке...

-... К моей великой печали в этот храм моего отрочества привела меня не праздность, а дело... Всем вам известно, что вот уже десять лет я, в меру своих сил и дара Господа, в роли Покрова прикрываю спину моего дорогого друга и Меча - Доната Кейджа...

Амадей изящно махнул рукой в сторону высокого, более плотного мускулистого мужчины с короткой бойцовской стрижкой тёмных волос. Он, в отличие от своего друга, не производил впечатления благочестивого или просто набожного человека. Встав со своего места, он развернулся к братьям и просто поднял руку, вместо поклона, тут же сев обратно.

Я перевёл взгляд с одного на другого и вздохнул, почувствовав себя неуютно. Обычно, при взгляде в глаза человека, можно хоть немного его понять, а эти двое словно чёрные дыры поглощали в себе все взгляды, отражали любой свет.

- Никос, ты в порядке?

Я вздрогнул от тихого шепота над головой, слишком задумавшись, когда отец Натан наклонился к

моему лицу. Тоби тоже перевёл на меня взгляд, и я прямо-таки увидел, как в его глазах зажглась

искра пришедшей в голову мысли. Не дав мне сказать ни слова, он потянул отца за рукав.

- Пожалуйста, отче, позвольте мне проводить его в келью, ему сегодня с утра нездоровиться.

Не обращая внимания на мой возмущённый взгляд, Тоби взял меня за руку, ожидающе взглянув на отца Натана, и готовый сию секунду сорваться с места. Несчастный отец закатил глаза к потолку, устало посмотрев на брата, но потом махнул рукой.

- Только не шумите там слишком...

Тоби молча наклонил голову, просияв мне довольной улыбкой, тихо и быстро потащив меня к двери. Братья перед ним расступались, но тут же смыкались за его спиной, так что мне приходилось пропихиваться через толпу и извиняться. Выбравшись, наконец, к дверям, Тоби остановился, чтобы поклониться, пока я переводил дыхание, уткнувшись взглядом в оттоптанные ноги. Чувствовал я себя теперь действительно «замечательно».

-...С покорным смирением, мы взываем ко всем внимающим: Глас Господень, яви нам себя!

Разогнувшись на непослушных ногах, я замер от странного чувства, и тут же окаменел, словно насквозь пронзённый пересекшимся со моим взглядом. Добрые, озарённые светом, светло-голубые глаза улыбнулись, почему-то такой холодной и бездушной улыбкой, что я невольно отшатнулся назад. Амадей на секунду растерялся, утратив своё благостное выражение лица, отчего по залу прошёл взволнованный ропот. Тоби обернулся, заметив моё движение, но я только схватил его за рукав одеяния, выскочив вместе с ним в сад. Покров усилием воли взял себя в руки, извинившись, и продолжая беседу, только мельком переглянулся с хмурым Мечом. Этого я уже не видел...

II

Я стоял в коридоре общежития, задумчиво глядя в окно на зачастившие дожди. Спустя два дня, как в наш монастырь приехала Троица, небо заволокли тяжёлые низкие тучи. Быстро скользя над храмом, они иногда прятали в туманных лоскутьях меркнущий крест. Ливни не прекращались даже ночью, напоминая серую тьму, клубящуюся теперь над большинством земных городов.

Тоби пытался разогнать мою печаль, то, утверждая, что ливни вызваны цветением черёмухи, то, ссылаясь, что обильные дожди напитают влагой сад. Я рассеянно кивал на его доводы, едва ли действительно их слыша. В такие дни на меня всегда нападала апатия - я не мог долго переносить отсутствие ясного неба и солнца, в результате чего не мог сосредоточиться ни на молитвах, ни на испытаниях, проводимых Троицей. Одно из них прошло ещё позавчера вечером.

Всем братьям были розданы необычные кресты, которые полагалось держать в руках во время молитвы. Решительно настроенный Тоби тут же проникся подозрениями, и, не смотря на мои протесты, расковырял оба наших креста. Я немного примирился с его варварскими методами, когда он показал мне действительно встроенные в крест микроскопические приборы, сплошь состоящие из схем и проводков. Собрав из заново, Тоби предварительно немного их «подправил».

На следующий день, как и ожидалось, мы с ним и ещё около полусотни братьев не попали в списки Троицы. Теперь Тоби более-менее приободрился духом, по его словам, избавив меня от смертельной опасности, в которую я день ото дня всё меньше верил. Только десять братьев, в основном парни не старше меня и совсем ещё маленькие мальчики, прошли это испытание. Как пояснил на сегодняшней беседе после Литургии Покров, их уровень единения с Богом на порядок выше, чем у взрослых. Однако вместе с тем их тела редко переносят такие нагрузки, так что менять их приходится слишком часто.

Слишком часто менять... Я выдохнул на стекло и нахмурился от скребущего внутри меня чувства. Слишком просто и как-то бесчеловечно проранивал Покров такие слова, словно речь шла вовсе не о живых людях. Некоторые говорили даже, словно Троица собирается забрать нескольких особо одарённых детей, чтобы не искать потом замену израсходованному материалу. Отвратительно...

Я выпрямился, услышав в коридоре шум, и отвлёкся от своих размышлений. Скоро просто шорох перерос в нестройных рой голосов и детский плач. Я отошёл от окна, сделав пару шагов на звук, как мне на встречу вышел Лени, мальчик лет двенадцати, окружённый встревоженными голосами обступивших его братьев. Слёзы непрерывным потоком струились из его глаз, в то время как бледное, странно искажённое лицо ничего не выражало. Я приблизился к нему, не чувствуя ног, и, положив руки на плечи, попробовал заговорить.

- Это бесполезно, Никос. Он в шоковом состоянии с тех пор, как вышел из комнаты Троицы...

Брат Ставрос, его келья располагалась сразу за моей, скорбно покачал головой, опустив ладонь на голову Лени, но заставил себя говорить дальше:

- Те братья, которые были отобраны в предыдущем испытании, сегодня проходят следующее. Их по одному заводят к Троице. Вышедшие оттуда практически поголовно пребывают в шоковом состоянии или состоянии крайнего истощения, так что сказать, что там творится, никто не может. Все отцы и настоятель только мечутся в бессильном гневе: у Троицы на руках бумага от Патриарха и им позволено производить любые опыты, какие только необходимы для обнаружения Гласа...

Я моргнул, словно очнувшись от кошмара, и снова опустил взгляд на несчастного Лени, ещё

вчера вечером озорничавшего с другими мальчишками. Отшатнувшись на шаг, я, не отрывая

взгляда, обошёл братьев, и, что есть силы, побежал по коридорам. Вдогонку мне неслись оклики, и моё собственное имя звучало так отчаянно, словно я собирался совершить самоубийство.

Я не помню, как добрался до другого крыла общежития, где были расположены только кельи святых отцов и служебные комнаты. Холодный дождь ничуть не остановил меня, не уменьшил горячку мыслей: я бежал вперёд только с одной целью - возмездие.

Ворвавшись в узкий коридор, я старался не замечать череду несчастных, испуганных детских лиц, едва живых от ужаса или уже находящихся в шоке после бесчеловечных экспериментов. Как раз в тот момент, что я подбежал к дверям, из него не спеша вышел отец Петр, с посеревшим и усталым лицом. Я, было, бросился мимо него, но он успел схватить меня за плечи и прижать к стене. Телосложением он был намного мощнее моего тщедушного тельца, так что вырваться, не смотря на закипающую внутри меня настоящую ярость, мне не удалось.

- Пустите, святой отец! Они там без ножа людей убивают! Разве не о них предупреждало Святое Писание, уча бояться губящих душу?!

- Успокойся, Никос. Мне самому это не по душе, но это вынужденные меры. Не нам идти против воли Великого Патриарха. Иногда необходимо пожертвовать малым, чтобы спасти всех. Ты же знаешь, такое уж сейчас время. Если мы ещё раз ошибёмся или помедлим, погибнуть может всё человечество. К тому же мальчики просто немного устали. Господин Покров сказал, что это пройдёт через пару дней...

Пока отец Петр держал меня за плечи, заблокировав между своими руками, я отчаянно мотал головой, не желая слушать его спокойную, рассудительную речь. Казалось, что весь мир сошёл с ума и всю правду больше никто не видит или отчаянно притворяется, что не видит её. Я хотел ответить, но вместо слов по лицу потекли слёзы, слёзы ужаса и отчаяния, слёзы перекипевшей и плохо затушенной ярости, больно обжигавшей сердце.

- Эта Троица... У них же руки в крови невинных...

- Интересно...

Отец Петр выпрямился, ослабив свою хватку, когда через плечо ему заглянул Покров. Улыбка даже теперь не сходила с его губ, а ангельски благостное лицо прямо-таки светилось.

- Милый маленький брат...

Отец Петр отшатнулся, а я даже дёрнуться не успел, как передо мной выросла безупречная фигура Покрова. Опустив руку мне на голову, он улыбнулся шире, когда я вздрогнул от его прикосновения

Проведя рукой по моему лицу и плечу, он обхватил пальцами моё запястье.

- Пришло время послужить Господу...

Я, наверное, так бы и пошёл за ним, словно зачарованный, если бы отец Петр не прервал наше рукопожатие. Встав перед Покровом так, чтобы я оказался за его спиной, он прокашлялся:

- Простите, но Никос не прошёл предыдущего испытания. Это ошибка...

В этот момент я не видел лица отца, но по скользнувшему бртитвенно-острому взгляду Покрова, понял, что молчать священника принудили. Аккуратно отстранив его за плечо, Покров снова нашёл мою ладонь, неотрывно глядя мне в глаза.

- Сам Господь направляет нашу поступь. Ошибок здесь быть не может...

Я широко раскрыл глаза, на минуту мне даже показалось, что я лишился всех чувств, кроме зрения. Я не ощущал ни ладони Покрова, держащего меня за руку, ни полных отчаяния криков несчастных детей, ни слов, со смиренной болью во взгляде, перекрестившего меня отца Петра. Двери распахнулись и закрылись за моей спиной. Мною прежним - навсегда...

III

Тело больше не слушалось меня, и единственное, что я мог сделать, это смотреть. Рядом всегда звенел голос Покрова, не давая мне упасть в манящую тьму. Он часто садился рядом, глядя мне в глаза, и говорил. Я не слышал его слов, но почему-то мне казалось, что он утешал меня, в то же время, как мой разум растворялся в необъятном потоке информации. С непривычки меня уносило слишком далеко, и я подолгу не мог вернуться в сознание, так что Троице приходилось делать это силой. Когда я, наконец, смог различить перед собой смутную фигуру Меча, они начали эксперимент. То, что происходило в реальном мире я помнил достаточно смутно. Единственное, что я запомнил это то, как они взяли меня за руки с двух сторон и стали читать молитвы. Слова на латыни звучали смутно знакомо, но я не успевал понять их смысл. Вскоре это стало неважно. Закрыв глаза, я попробовал расслабиться и снова уснуть, но взбудораженное потоками силы сознание работало на пределе своих возможностей. Прислушавшись, я уловил слабый гул от

вибрации с двух сторон, ощутимо давивший на уши. Не смотря на то, что молитвы читались

синхронно, сливаясь в один голос, колебания звучали по-разному, с разной частотой. Как только я уловил их индивидуальность, они вдруг стали нарастать, превращаясь в гул, а потом слились в один громовой раскат. Сознание вернулось, обнаружив меня всё в той же комнате, и вновь вверило мне власть над собой. Я тут же закричал, громко, как только мог, и выгнулся всем телом. Раздававшийся внутри меня гул снова разорвался пополам, увлекая за собой части моего сознания, моей души. К моему неописуемому ужасу, оно поддалось, послушно разрываясь пополам, словно клочок бумаги. Никакая физическая боль, испытанная мною до этого, не шла ни в какое сравнение с тем чувством. Я больше не рвался, только содрогаясь всем парализованным от ужаса телом, и беззвучно кричал, открывая рот. Безумие и смерть отошли на второй план, я не мог бояться их тогда, возможно, они бы были избавлением от мучений. Сейчас я замирал от страха того, чему даже не знал названия. Боялся, потому что не представлял, как это: осознанно остаться в теле без души. К счастью, к этому моменту рассудок погас, не найдя себе пристанища в опустевшей оболочке, и не вернулся, даже когда Троица вновь впрыснула в меня мою искажённую, смешанную с их сознаниями, душу...

IV

Холодно... Как же холодно... Я вздрогнул, слегка шевельнув руками, и тут же зажмурился от резкой боли, словно ножом полоснувшей по венам. Сжавшись от страха, я заплакал, боясь открыть глаза. Почему они так ненавидят меня? За что причиняют такую боль, ведь я только шевельнулся.

- Я больше не буду... простите... оставьте меня...

- Никос, ты что... Ты очнулся?!

Я приоткрыл глаза, тут же вновь зажмурившись от слепящего света, и с трудом сфокусировал взгляд на взволнованного Тоби, с усталым не выспавшимся лицом. Тут же осмотрев всё вокруг, я понял, что нахожусь не в кабинете Троицы, а в своей родной келье. Опустив взгляд на своё тело, я с беспокойством ожидал увидеть что угодно, но только не собственные унылые останки. Не смотря на то, что руки и ноги были необычно безжизненны и бледны, как покрывающий меня белый саван, они всё-таки были на месте, и чувствовал, что вскоре смогу шевелить ими.

- Вы меня что, хоронить собрались?..

Мой надтреснутый дрожащий голос показался мне не знакомым, но слышать его, отчего-то было так радостно, что я даже не стал сдерживать горячих дорожек слёз, скользнувших по лицу. Никогда не думал, что я настолько люблю жить, пока надо мной не повисла угроза ужасной смерти...

- Что ты говоришь такое?! Это Троица...

Я поднял взгляд на Тоби, к собственному удивлению, немного повернув голову. Он тут же осёкся и замолчал, торопливо засуетившись вокруг меня.

- Я потом тебе всё расскажу, как только ты придёшь в себя. Всё, больше не надо плакать, мой бедный братик, а то я сейчас сам разревусь. Главное, что ты жив...

Закрыв по моей просьбе окно, Тоби натащил из своей кельи ещё одеял, и, вопреки моим протестам, напоил меня двумя кружками приторного обжигающего чая. Ухаживая за мной, он, не переставая, шутил и, глядя на облегчение, отражавшееся на его лице от моего смеха, я тихо радовался его счастью. Когда, наконец, он немного успокоился, убедившись, что я чувствую себя нормально, он устроился рядом, не сводя с меня счастливого взгляда человека, избавившегося от тяготеющего над ним волнения. Мы долго сидели рядом: я на кровати, он на стуле, сложив руки на спинку, и долго разговаривали, как в детстве, словно не видели друг друга много лет.

- Пока ты спал, много чего произошло...

Тоби опустил взгляд, рассматривая свои сандалии, пока я осторожно пил горячий чай.

- Троица уехала из монастыря...

Я поперхнулся, тут же зажав рот всё ещё непослушной холодной рукой, и кое-как отстранил кружку, заставив Тоби подскочить с места. Откашлявшись, я молча перетерпел тупую боль в голове и теле, и снова открыл глаза, улыбнувшись испуганному брату.

- Предупреждать надо... Почему они уехали? Нашли Глас? Кто это?

- Они вернуться через два дня...

Я неотрывно смотрел в лицо Тоби, понимая, что он недоговаривает что-то важное, но брат только отвернулся, вновь занимая своё место на стуле.

- Не волнуйся, мальчиков они не тронули и прекратили свои эксперименты. Мы все теперь в безопасности, благодаря тебе. Ты...

Тоби не выдержал, и по его вздрогнувшему лицу одиноко скользнула слезинка, тут же сорвавшись на пол. Он вновь встал на ноги, опустившись на колени возле моей кровати, и сжал мою ладонь в своих руках, приложившись к ней лбом, словно к святыне.

- Сможешь ли ты простить меня, Никос? Я не сберёг тебя, хотя и обещал, и моя совесть навсегда

осквернена позором, я больше не уважаю в себе человека, я не могу называться твоим братом...

Я растерянно опустил взгляд на заходящегося в рыданиях Тоби, и, ничего не понимая, просто

гладил его по голове. Так продолжалось достаточно долго, пока в мою келью не заглянул отец

Натан, привлечённый рыданиями брата. Успокоив Тоби тихой беседой в сторонке, он дождался от

брата сдержанного кивка и выпроводил за дверь.

- Прости его, он очень за тебя переживал всё это время. Он почти не спал, вот нервы и расстроились, так что не обращай особого внимания на его слова. Сейчас он скорее бредит, чем говорит разумно. И ему и тебе, вам обоим нужно отдохнуть...

Отец Натан помог мне опустится на подушки, заботливо заправляя одеяло, и опустился на стул рядом, тепло и печально глядя мне в глаза. Я некоторое время настороженно смотрел в его глаза, пытаясь если не прочитать мысли, то хотя бы понять его чувства.

- Что вообще происходит?..

Мне надоело пробиваться сквозь гранитную стену, состоящую из одной только тёплой улыбки, и я спросил напрямую, не в силах больше терпеть пугающие недомолвки.

- Тебе пока этого знать не нужно...

Я онемел, чувствуя холодную волну, прокатившуюся по всему телу, когда отец Натан, покачав головой, непроизвольно выпустил часть своих эмоций, обречённо и горько закрыв глаза. Тут же поднявшись на ноги, он поправил одеяло, положив ладонь на мой лоб.

- Пожалуйста, отдохни немного...

Я сдержал дыхание, послушно закрыв глаза, но, слыша, как закрывается дверь за спиной отца, так и не смог заставить себя заснуть. Ужасные мысли, одна за другой, лезли в голову, неспешно погружая меня в полузабытье, вновь возвращая меня в кошмар испытаний Троицы...

Дата добавления: 2015-10-16