Глава 10. Это был День Всех Влюблённых, когда в воздухе носились розовые миазмы дешёвой

Это был День Всех Влюблённых, когда в воздухе носились розовые миазмы дешёвой романтики. Снег парил за окном, словно божья перхоть. Макс проснулся в постели Элис, опутанный её рыжими волосами, словно змеями. Он смутно припомнил минувшую ночь в аромате дыма. Элис рисовала на его теле разноцветным акрилом. Следы краски остались на простыне и одеяле безумной экспрессией страсти и бреда.
– С днём сутенёра! – сказала она, не открывая глаз.
Сны ещё держали её в своих чарах.
Макс ничего не ответил, но эта трактовка праздника нравилась ему гораздо больше. Элис открыла глаза, поворачиваясь со спины на бок. Одеяло сползло с её голой груди.
– Доброе утро, – сказала она, шаря руками под одеялом.
– Угу, – ответил Макс, он так не любил эти формальности.
– У тебя скверное настроение.
– Возможно.
– Надо исправить, – улыбнулась Элис, исчезая под одеялом.

Он вышел на кухню спустя пятнадцать минут. Утренняя сигарета тлела в руке. Солнце запуталось в шторах.
– Чувак, ты выглядишь так, словно Зигги Стардаст обкончал тебя блёстками, – в дверной проём заглянул язвительный Герман.
Макс ничего не ответил, лишь скривил уголки губ, вспоминая, что всё ещё перемазан краской. Скрипнула дверь в комнату Германа, затем послышались шаги и лязг замка.
– Что это было? – спросил Макс.
– Призраки, их здесь много. Я так одинок, что меня окружают бесплотные духи и мёртвые шлюхи.
Он отошёл закрыть входную дверь.
– С праздником тебя, кстати, – сказал Воронёнок, возвращаясь на кухню.
– Не стоит.
– Почему?
– Это всё равно, что поздравлять тебя с днём подводника. Ты же не подводник – а я не влюблён.
Герман прошмыгнул мимо него и полез к холодильнику.
– У меня есть для тебя особый подарок!
– Если это бутылка холодного пива, то всегда пожалуйста.
– Нет, закрой глаза и протяни руки.
Макс вздохнул, послушно следую указаниям.
В руки ему упало что-то холодное и скользкое, весьма мерзкое на ощупь.
– Что это, блядь? – не выдержал Макс, опасаясь, что в руках у него кусок несвежего говна (вполне в духе Германа).
– Теперь можешь открыть глаза.
Он открыл глаза. Реальность оказалась куда более странной, чем все его предположения. В руках Макса лежало настоящее сердце, покрытое тонкой коркой наледи из морозилки. Полупрозрачный мясной сок с остатками крови струился по рукам. Выглядело оно жутко, но в то же время завораживающе.
– Ты псих. Где ты его взял? В морге, что ли?
– Нет, купил в мясном отделе. Свиное сердце очень похоже на человеческое.
– Это самый милый подарок из всех, что я получал. Только вот что мне с ним теперь делать?
Герман положил ему руку на плечо.
– Ну, я подарил тебе сердце. И тебе решать, что с ним делать.
Он взял Макса двумя пальцами за подбородок и издевательски поцеловал в губы, пока тот не успел опомниться. Затем стремительно скрылся из поля зрения. Максу очень хотелось запустить этот кусок мяса ему в спину. Он бы точно сделал что-то плохое, если бы не внезапный звонок в дверь. Казнь временно пришлось отложить.
В дверях стоял басист с замученным бессонным лицом и торчащими во все стороны волосами. Макс снова забыл, как его зовут. Он обычно не утруждал себя запоминанием имён, особенно тех, кто играет с ним в одной группе. А этого чувака они подобрали с Германом в метро не так давно. Он был странный, но играл как пьяный бог.
– Дани, какими судьбами? – спросил Герман, впуская внезапного гостя.
– Тёлка выгнала меня из дома и забрала моего кошака, – ответил он, грустно улыбаясь. – Можно у тебя перекантоваться пару дней?
– Ладно, Элис всё равно уезжает.
Дани бережно поставил на пол басуху и швырнул рядом рюкзак.
– Я просто посплю в твоей ванной, – сказал он, сворачиваясь на коврике.
– Да ты как-то прихуел, – выдал наконец Макс.
Герман осторожно ткнул его ногой под рёбра.
– Пусть спит. Пол с подогревом, хули.
– Да он ебанулся.
– Он мудак. За этого я его и люблю, – улыбнулся Герман.

***
А Дани витал в своих туннелях пустоты где-то там, посреди чёрного мира и мутного водоворота. Он не был пьян, просто захлёбывался собой. Он не был достоин того, чтобы спать на кровати. Сейчас он вообще ничего не достоин. Дани не понимал, зачем наплёл им про какую-то девушку. Так, мнимый повод для страдания. Понятый и доступный. У него уже сто лет не было никакой девушки.
Сегодня утром он выпил две упаковки кетарола и забылся в горячей ванне. На вписке не было никого. Из колонок в гостиной всё ещё играла музыка. Дани курил последнюю сигарету и смотрел на плесень, проросшую на кафеле. Он боролся с тошнотой, то и дело сглатывая горькую слюну. Как-то грустно умирать с горечью. В звуках за стеной смутно угадывалась "Just Another Psycho" группы "Motley Crue". Приятно умирать под хорошую музыку. Дани вдруг вспомнилось, что Йен Кёртис из "Joy Division" повесился под Игги Попа. Тоже неплохой выбор, но стоит приберечь этот треклист до следующей смерти. Где-нибудь там, на обратном круге изнанки, он выйдет в окно или прыгнет под поезд. Такое стечение обстоятельств его вполне устраивало.
Вода начала заливаться в уши. Музыка утонула в сплошном гуле. Он не успел ничего подумать или ощутить. Всё постепенно растворялось и исчезало из поля зрения – словно засыпаешь, только больнее. Дани не понял, как проснулся, исторгая из себя поток воды и белёсой жидкости, оставшейся от непереваренных таблеток. Его тошнило прямо на пол. Он перевесился через борт, который больно впился в грудь. Вода в ванной уже остывала. Дани чувствовал себя плавающим в прохладном бульоне. Голова раскалывалась.
Музыка снова звучала в ушах, только не было сил разобрать ни звука. Это была не эйфория жизни, а просто проигранная схватка с бренностью. У чёрного жнеца сегодня не встал.
Он собрался и пошёл, бродить по выжженному морозом городу. Метель вал за валом нагоняла снежные волны. Острые иглы льда впивались в щёки. Дани, как всегда, был одет не по сезону, стараясь согреться под свитером и кожаной курткой. Он ездил на трамваях, наблюдая за провисающими за окном проводами. Дома и люди отматывались назад, как старая плёнка.
Как давно этот мир потерял цвет. Эта реальность даже не была уродливой, потому что в любом уродстве есть своя красота. Она была никакой. "В России даже радуга серая, как платки старух, плащи работяг и снег под их ногами", – подумалось Дани в тот миг. В этом мире не было сил жить и точно так же не хотелось умирать, потому что после смерти нет иной дороги, кроме как обратно сюда. Может быть, он уже умер и, не заметив этого, продолжил жить в аду?
Дани вышел на конечной в незнакомом районе, когда уже совсем стемнело. Из незакрытого подъезда пахло теплом и мочой. Лестницы уводили вдаль. Дани бежал вверх, не чувствуя усталости и своей тяжёлой ноши. Кривая вывела его к чердаку. Распахнулся податливый люк. Его встретила тишина, пустота и голубиный помёт. Дани бродил по чердаку, пиная мусор. Открыв дверь, он вышел на крышу. Метель ударила в лицо. Перед ним шкурой неубитого зверя распростёрся город. С нескольких сторон чёрными силуэтами виднелись высотки. Вот они — цитадели зла. Дани держался за ржавый парапет, давясь морозным воздухом. Он чувствовал, что его знобит. Пришлось вернуться обратно в тёплый смрад чердака. Дани опустился на один из пыльных ящиков. Так он и заснул в обнимку с гитарой.
Дани смутно помнил своё пробуждение. Лишь то, что в кармане обнаружился клочок бумаги с адресом Германа. Он уже был там когда-то около месяца назад. Ему не казалось, что его могут ждать, просто сил уже не было, чтобы тусоваться на вписке с этими наркоманами, от которых приходится прятать деньги во внутренний карман трусов. Не то, чтобы эти люди как-то влияли на состояние Дани, но просто никак не способствовали его улучшению.
Герман казался ему адекватнее всех московских знакомых, хоть и был не без странностей.
Вот и сейчас, завершив цепочку воспоминаний, Дани проснулся от его голоса:
– Тебе чай или кофе? – спросил он, присаживаясь рядом на корточки, словно Дани был собакой. Если бы тот решил его погладить, басист бы не удивился. Только Герман явно брезговал к нему прикасаться.
– Водки, – ответил Дани. – Просто водки.
– Прости, мужик, у меня только виски.
– Тоже сойдёт.
Дани встал и побрёл на кухню. Он чувствовал себя несколько неловко после того, как так нелепо вырубился на полу в ванной. Макс сидел за ноутбуком, туша окурок в пепельнице-черепе. На его лице и руках всё ещё смутно виднелись следы краски и блёсток. Вокалист даже не поднял на него глаз, утопая в собственном виртуальном мире.
– Герман, мне тут тёлочка эта жирная пишет.
– Что пишет? – спросил Герман, наклоняясь к экрану, чуть не залив ноут виски.
Макс усмехнулся и неестественно высоким голосом зачитал:
"Прости, что не вышло пообщаться получше, просто мы встретились в таких обстоятельствах. Но ты действительно классный парень, как мне кажется. Я хорошо разбираюсь в людях. Я знаю, у тебя большое будущее, но тебе не везёт, раз тебя окружают мудаки. Тебе было бы лучше работать с по-настоящему талантливыми музыкантами... – Здесь Макс закашлялся от смеха и перешёл на нормальный голос. – Я не понимаю, что такой человек, как ты делает в группе у этого Воронёнка. Он же педик и придурок, а я верю, что ты нормальный".
Здесь уже и Герман не выдержал и залился злобным смехом.
– Дай сюда, я ей ответ настрочу! – воскликнул он, отгоняя Макса.
– Только не от моего акка, придурок!
Но было поздно, Герман уже оживлённо что-то печатал.
– Блять, нахуя ты ей написал, что у нас с тобой прочные лаффки до конца жизни!? – закричал на него Макс. – Я тебе щас яйца бензопилой побрею.
– Не кипишуй. Я просто знаю, что это её взбесит.
– Щас она распространит слух, что я педик, и мне никто не даст, – продолжил Макс, скатываясь на смех.
– Глупый, педикам как раз все тёлки дают.
Ржали все, кроме Дани, которому снова стало неловко, – на этот раз из-за того, что о нём все забыли. Герман опомнился и налил ему целый стакан "Black Horse". Дани выпил залпом почти полстакана, чувствуя, как жар разливается по полумёртвому телу. Он бросил взгляд на батарею пустых бутылок под столом.
– Как у вас хватает сил столько пить? Я уже на второй день скатываюсь в уныние.
– Сам не знаю, атмосфера у нас такая, – Герман взгромоздился на подоконник, как на насест.
Дани продолжал наблюдать за Максом. Тот словно и не замечал его, почти как всегда на репетициях. Вокалист вёл себя так, словно кроме Германа на базе никого нет. Они с Дани не разговаривали, даже когда вдвоём выходили покурить. Ему всё больше казалось, что Макс милый, только когда молчит и поёт.
– Так за что тебя бросила тёлка? – спросил внезапно Герман, подливая Дани виски.
– Странная история, – вздохнул он, припоминая один из самых дурацких случаев в своей жизни, который случился с ним пару лет назад. Нужно было хоть что-то рассказать.
– Она была еврейкой, но это ещё полбеды. Сегодня утром мы трахались с ней под мой плейлист. Я уже и забыл, что у меня там где-то был гимн "Люфтваффе", так она разозлилась и прямо в процессе залепила мне по щам.
– Забавно, – улыбнулся Герман.
– Хуйня, – внезапно подал голос Макс. – Если ты про "Was wollen wir trinken", то готов тебя разочаровать, это изначально ирландская песня про бухло, и немецкий текст появился только в семидесятых. Так что к "Люфтвафлям" это не имеет никакого отношения.
Дани ничего не ответил, для него сам факт, что Макс заговорил с ним, показался чем-то странным. –Пойдём что ли, поджемим, – прервал его размышления Герман, допивая виски прямо из горла. – Хватай гитару и пошли.
Дани кивнул и отправился за басом в коридор. Они уже играли раньше в третьей необитаемой комнате. Здесь Дани чувствовал себя, как ребёнок в магазине игрушек.
Ему обязательно надо было полапать все инструменты Германа. Гитары – они как живые, как тёлки или даже лучше.
Макс сел в углу, раскуривая бонг. Он вёл себя так, словно всё, что происходит рядом, его не касалось. Герман тоже затянулся. Дани решил отказаться, марихуана ему никогда не нравилась, в ней было что-то пошлое, что-то от наигранной радости хиппи. Герман стоял, глядя в потолок, пальцы осторожно касались гитарных струн, выдавая первые пронзительно высокие ноты. Мозговыносные звуки лились из динамика, красивые и отталкивающие.
– Чувак, ну ты как Хендрикс, – прокомментировал Дани.
– Не стоит, он бы в гробу перевернулся от такого сравнения, – ответил Герман, не глядя на него и продолжая выводить кривую своей мелодии.
Дани осторожно вступил, боясь нарушить хрупкий баланс. Герман одобрительно кивнул.
– Теперь просто отпусти мозги и пусти энергию в пальцы. Представь, что это всё из чего ты состоишь, – сказал он.
Басист сделал вид, что понял, просто сегодня выключатель его мозга находился в положении "off". Он лишь позволил этому странному чувству нести себя дальше. Они играли, не обращая внимания на время. Это не было похоже на обычные репетиции с заучиванием партий, это было совместное творение зыбкой абстракции. Макс взял бубен и принялся подстукивать в такт. Музыка обитала в этом шаманском травяном кумаре, как живое существо. Она вилась и змеилась вместе с серым дымом и зыбким светом лампы. Дани понял, что хочет сохранить этот миг и впитать в себя, пока в голову снова не полезли скверные мысли о жизни. Но ему не хотелось думать об этом, как и верить в завтрашний день, который обречёт его на саморазрушение.
Они играли, пока не выбились из сил. Тогда Макс снова посмотрел на Дани и спросил: "Ты понял, зачем надо жить?" Тот лишь молча заглянул в его глаза и осознал, что вокалист всё знает и понимает. От этого стало странно, но в то же время так легко.

Дата добавления: 2015-10-16