Глава 1. Город ночных галлюцинаций

По дорожкам битого стекла

Автор: Крис Найрэ (http://ficbook.net/authors/%D0%9A%D1%80%D0%B8%D1%81+%D0%9D%D0%B0%D0%B9%D1%80%D1%8D)
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, Философия, Повседневность, Даркфик
Предупреждения: BDSM, Смерть персонажа, Насилие, Нецензурная лексика, Групповой секс, Кинк
Размер: Макси, 153 страницы
Кол-во частей: 36
Статус: закончен

Описание:
Секс, наркотики и рок-н-ролл. История двух талантливых музыкантов. Путь полный грязи, разврата, самоуничтожения и поисков себя. Сложные и запутанные отношения двух ярких и совершенно разных личностей. Путь взлётов и падений.

Примечания автора:
Название является рабочим. Просто люблю называть произведения фразами их собственных стихов.

Глава 1. Город ночных галлюцинаций

Жду ваших отзывов об этой работе. Мне нужно мнение читателей, чтобы знать в какую сторону двигаться.

К двенадцати ночи он проснулся, всё ещё ощущая себя вороном в собственном гнезде. Его тело - сплетение костей вяло шевелилось, вспоминая движения и их смысл. Его артерия всё ещё была сонной. В волосах запутались чёрные перья. Он выглядел слишком привлекательно и болезненно. Казалось, что он специально подчёркивает свои синяки под глазами и выступающие скулы, делая провалы лица более чёткими и тёмными. Его лицо было прекрасно, как мёртвый череп. Его ногти неровно накрашены красным лаком, словно он только что опускал пальцы в свежую кровь, которая ещё не успела толком свернуться, а всё ещё хранит в себе спелую яркость.
По потолку стекали потоки свежего дождя. Это ночь не отпустит снова. Трещины и линии - самый милый сердцу узор собственной квартиры под самой крышей. Здесь такие длинные лестницы, что по ним можно подняться в небеса или скатиться в преисподнюю. Ступени такие кривые, что приходится подниматься осторожно, мечтая о крыльях. Коридор со скрипучими половицами настолько огромен, что по нему могут маршировать вымышленные армии видений. Обои отклеиваются словно кожа мертвеца, а с потолка сыпется белая пудра. Летний снег.
Её не было рядом, но он ощущал её присутствие. Этой женщины, что появилась из ниоткуда и так и осталась в соседней комнате посреди своих красок и насквозь мёртвого хиппизма. Он даже немного любил её, особенно, когда она называла его "Воронёнок", вместо привычного "Герман". Это всё татуировка - ворон, сжимающий в лапах алый мак. Галлюциногенная банальность. Бессмысленный символ. Германа и правда начало тянуть к этим птицам со того самого дня появления на плече этого рисунка. Это мутная тёлка, да, вчера её звали Вера. Наверное сегодня она Катрин или, может быть, Мария?
Не хотелось вставать.
Обычно по утру они любили спорить: кто из низ двоих больше похож на мёртвую шлюху. "Мне что надо затолкать себе в жопу живую Перис Хиллтон целиком и полностью, чтобы доказать тебе это?!" - кричал порой Герман и шёл в ванную. Теперь он снова понял, что говорит сам с собой от скуки и неудержимой словесной диареи, что приходит по утрам вместе с нежностью. В такие моменты хочется грызть подушки и облизывать собственные пальцы.
Он встал с постели, оглядывая свою "пижаму", обычно она была голой и скроенной из собственной кожи, намертво приклеенной к телу. На нём оказалась просто огромнейшая футболка без рукавов, рваная и лёгким запахом собственного пота и женских духов. Крест на чёрной ткани в переплетении роз, начинался в районе груди, а заканчивался в районе паха. Уморительно по-готски романтичный рисунок. Ещё на Германе оказались большие чёрные шорты, которые совсем уж уныло болтались на выпирающих тазовых костях. Он слишком тощий. Когда-то он был такой же, как и все нормальные парни, пока не довёл себя голоданием до собственного идеала. В двадцать два ему не давали на вид и шестнадцати. Приходилось носить с собой паспорт с почти непохожей, получужой фотографией, чтобы в магазине продавали виски и коньяк.
В соседней комнате она рисовала радугу из всех оттенков серого и слушала Joy Division, постепенно теряя контроль. Ночное солнце - фонарь светило в окно. Герман взял сигарету и закурил. Тонкий гвоздичным дым сигарет "Джиром", немного напоминающих опиум или ладан. Этот запах пьянил и опутывал словно сети дьявола.
- Ты опять забыл, как меня зовут? - спросила она, откидывая волосы на спину. Её грудь как всегда обнажена и кожа покрыта следами краски. Он ничего не ответил.
- Называй меня Анаис, - улыбнулась она, не отрываясь от мольберта, на котором расцветали серые краски.
Конечно же это не настоящее имя. Очередное из выдуманных. Когда в постели ты зовёшь её Анной, может ударить по щеке с размаху и сказать, что её имя Вероника. И эта история повторяется каждый раз.
Герман затянулся густым ароматным дымом, который смешивался с пропахшем краской воздухом. Ночь стояла душная, как дыхание пьяного. Он курил, прогуливаясь по квартире, оставляя карандашом рисунки на стенах. Здесь как всегда цветы, птицы, паутина и глаза. Сортир похож на библиотеку, здесь больше книг, чем во всём доме. Потому что действительно мало литературы достойной чего-то большего. Энциклопедии пропахшие освежителем воздуха, призванным скрывать поветрие дерьма.
Осталось только натянуть джинсы, сунуть голову под дождь душа и выйти в объятья улиц. Центр Москвы был городом в городе, королевством светлячков и пристанищем бродяг. Выйти из дома в первом часу ночи, чтобы позавтракать и выпить пару коктейлей в одиночестве ночного города. Он совсем не боялся ходить в позднее время суток, в отличие от других обделённых физической силой тонких длинноволосых мальчиков. Воронёнок умел быть незаметным, когда это нужно. Он был частью этого города и давно научился сливаться с его фасадами. Это полезно для живущих в своем собственном мире, где живут мёртвые рок-звёзды, они трахают надменных андрогинов, те порождают чёрных бабочек. Своеобразная идиллия.
Прогуливаясь по Москве, Герман часто представлял себя в других городах, в которых никогда в жизни не был. Зато он мог находиться в Париже, Амстердаме и Новом Орлеане одновременно. Он послал одну девчонку, которая отказывалась понимать его отвратительную странность, каждый раз объясняя, что они в Москве и сейчас тут холодно и грязно. Она круто трахалась, но привязанность к реальному миру губила все нити, связывающие друг друга. Это так важно, чтобы те, с кем ты спишь, могли вляпаться в твой мир полностью, чтобы никогда от него не оправиться до конца. У той, что жила за стеной и меняла имена была своя собственная реальность, где не всегда было место Герману, но он охотно мирился с тем, что их разделяет, радуясь, что они не столь близки, чтобы ненавидеть друг друга.
"Вселенная преподносит сюрпризы -
Сегодня в небесах, завра на карнизе", - у него была постоянная привычка напевать абстрактный бред. Он решил запомнить строчку и вплести её позднее в песню.
В голове бродили мысли, их было необычайно много словно под травой. Казалось, что ценности прошедших эпох неизбежно станут принтами на футболках хиппстеров. Рядом как на зло образовалась толпа неспящих очкастых подростков, пьющих свой детский кофе с молоком. Им не понять как травить себя отборным бразильским с перцем, солью, мускатом и корицей. Ради бога, только не кладите в него ваниль. Новый Иисус во втором пришествии будет превращать кофе в латте.
Герман заказал на завтрак пасту и чашку чёрного кофе без сахара. Все эти редкие посетители ночного кафе, собирались вскоре вернуться домой. Их сонные веки слипались под напором ночи. Они не знали, что у этого странного парня в углу день только начинается. Полуночник - это как диагноз, они всегда узнают своих на пустынных дорогах ночи.

***
"Вы тащите свои маленькие трагедии через всю жизнь, как крест на Голгофу. И с каждым шагом всё тяжелее. То, что нас породило - в итоге и убьёт нас", - промелькнула в голове Макса отчаянная мысль. Не беда, что его крест был всего лишь гитарой, но за во время пути она стала просто свинцовым грузом. Свинец, как на саркофаге. Ему вдруг захотелось, чтобы его прах навеки обрёл покой в деревянном гробу гитары. Но было ещё слишком рано, чтобы становиться прахом. За этот жизненный цикл мы успеем побывать жидкостью, мякотью, твердью, дымом и прахом.
Перед ним раскинулся город без лица. Там под бессмысленной маской из дешёвого пластика лишь коварная улыбка голого черепа. Глазницы пустоты. Сотни светлячков разбиваются о бетон, фосфорицирующие воды плещутся у ног. Пора бы стать патриотом и наесться родной земли. Только в голове стоял другой город, пахнущий рыбой и корицей, с липким асфальтом и шаткими балконами. У того города была душа, пусть даже изнасилованная толпами туристов. Там было лицо, покрытое шрамами асфальтовых трещин, залитое кровью с мостовой. Города живые, только Москва была кадавром. Она казалась настолько ужасной, что не хотелось даже думать о ней, о сущностях её обитателей, наполняющих собой бетонные коробки.
Хотелось просто лечь на асфальт, впитывая последнее ночное тепло или просто загорать под осколком луны. Улицы несли вперёд, спариваясь друг с другом, они порождали переулки и проспекты. Чужой незнакомый город оказался предсказуем до боли. Так просто запомнить куда ты шёл, даже не пытаясь заблудиться в этом центре дырявой вселенной.
Москва искрилась словно потухающий костёр. Рой светлячков рассекал бурое марево. Трасса так похожа на реку с раскалённой лавой. Сейчас всё казалось до ужаса сюрреалистическим, словно смотришь кислотный сон или крутишь перед глазами калейдоскоп. А ноги несли дальше. Вдоль проспектов и бульваров к воде. Река пахла смертью или морем. Гниющие рыбы, отбросы, водоросли, чьи-то неопознанные трупы, запутавшиеся в корягах. Москва - город кадавр, во чреве которого ещё продолжают копаться черви, эмитируя жизнь столицы. Они впитывают его ядовито-гнилостные соки, рвут на части его плоть, перерабатывают в отходы. Её лицо, как трещины асфальта, рыхлая брусчатка. Её вены - трубы с гнилой водой.
Макс больше любил ночные автобусы, чем города. Там на жёстком сиденье, обитом дешёвым винилом, он чувствовал себя вне времени. Можно было ощущать себя сущностью, живущей целую вечность за этими цветастыми шторами с запахом резины, воображая себя артистом бродячего цирка, заблудившимся в путях вечных гастролей. Когда не было денег, он путешествовал автостопом, но это давалось ему с трудом. Ненависть к красношеим водителям КАМазов жила в нём всегда. Но жизнь казалась просто немыслимой без проплывающей линии горизонта за окном.
Ночь дарила галлюцинации на трезвую голову. Слабее чем от кислоты или других веществ, но в то же время неумолимо приятных. Это как, когда болеешь в детстве и смотришь часами на белый потолок, затянутый маревом темноты. Если смотреть на него долго, то тьма источает жёлтые искры, позднее они рождают в себе таинственные картины. Хотелось выпить, отметить наедине со шлюхой-Москвой этот замечательный вечер.
Макс любил чистый виски, который обжигает гортань, и это странное чувство, когда кубики льда слегка стукаются о зубы. Он тянул напиток медленно, закуривая новую сигарету почти после каждого глотка. Так можно тоньше почувствовать вкус того и другого. Этот бар, в который завела его судьба, походил на сомнительные заведения из американских фильмов восьмидесятых. Яркие вывески с рекламой элитного пива, плакаты с полуголыми женщинами, абажуры, по форме напоминающие маковые цветы и пустующий стриптизёрский шест. Беззвучный телевизор транслировал музыкальный канал, а из динамиков играл джаз. Макс крайне плохо разбирался в джазе. Он ему нравился весь без разбора, просто как природное явление.
Ночь за окном расцветала новыми красками с каждым новым глотком виски. Все ярче мерцали огоньки клуба.

***
Герман заходил в этот бар почти каждую ночь. Он был самым ближайшим к дому и пожалуй, самым антуражным заведением Москвы. Здесь можно немного забыться и выскользнуть из реальности, утопая в клубах сигаретного дыма, покачиваясь на волнах виски. Виски он всегда пил с колой, независимо от сорта и качества. Здесь было пусто, если не считать какого-то парня за столиком у окна. Воронёнок не понял сразу, почему незнакомец так бросился ему в глаза. Наверное, всё дело в его лице - люди с такими добрыми лицами не способны убить никого кроме себя. В те нечастые моменты, когда Германа бросало на парней, ему нравились совершенно другие яркие типы. Он всегда выбирал отражения себя. Незнакомец, никак не вписывался в эти понятия, хоть и был безусловно красив.
Он выглядел слишком просто, словно сделанный из пыли дорог невероятно мудрый голем. Длинные пепельные волосы, цвета асфальта на солнце, слегка загорелая кожа, хранящая ещё благородный золотистый оттенок. Его одежда выглядела слишком простой - голубая рубашка, потрёпанные джинсы и кеды. Он был не из тех, кто заморачиваются о своей внешности. Но Герман так привык читать людей по внешней оболочке, самое странное, что, как правило он оказывался прав. Незнакомец пил, судя по всему, чистый виски. Это добавляло чуточку брутальности к его имиджу.
Внутренний голос настаивал на том, что нужно подойди, он сулил некую неизбежность этой встрече. "Как это тупо подходить к тому, кого ты не собираешься валить. И я даже не знаю, что ему сказать".
Макс начал разговор первым, всё ещё доверяя своей провинциальной приветливости. Он ещё не успел остыть и превратиться в камень за одну ночь в столице. К тому же, кроме этого парня в баре всё равно не было.
- Ты откуда? - спросил у него Ворон.
- Я оттуда, где ещё светит солнце.
- Я ненавижу солнце, оно щипет мне глаза.
- Там это не больно.
Их разговор тёк в странное русло созерцательности мира. Пожалуй, его можно было бы даже нарисовать. Галлюциногенные ночи Москвы очень этому способствовали. Герман и Макс были не слишком похожи, столь же незначительными были их кардинальные отличия. И с каждым словом зарождалось это чувство, что их встреча не случайна.
- Зачем ты приехал сюда?
- Это как крик в горле, что может зарождаться слишком долго раскалённым комом внутри. Это так всегда, когда ты понимаешь, что если ты не сделаешь что-то, то ты умрёшь. Это как обязанность перед богом, простое желание выразить себя.
Герман покосился на гитару в новеньком чёрном чехле.
- Ты ведь именно по этой причине здесь.
- Ты догадлив.
- Пойдём на набережную, я хочу чтоб ты сыграл мне.
Расплатившись, они вышли в ночь, только теперь их было двое - одна разделённая надвое тень. Пройдя её немного они оказались на пустой деревянной пристани.
- Почему именно здесь? - спросил Макс, доставая гитару.
- Просто слушай аккомпанемент волн.
Новая акустика - "Colombo", шедевр китайской мебельной фабрики нестройно пела под пальцами. Герман сразу понял, что играет его новый знакомый из рук вон плохо. Он жалел о своём решении, пока Макс не начал петь. В его слегка хрипловатом голосе смешивалось отчаянье и очарование. Редкое сочетание. Его песня - трогательно грязная баллада и о смерти:
"Отрицая любовь порочную,
Я дарил себя мертвецам.
Я желал увидеть воочию,
Тех, кто дарит запах цветам".
Но ничто не становилось в сравнении с красотой его голоса.
- Чёрт, я хочу тебя, - произнёс Ворон, затягиваясь сигаретой.
- Что ты сказал? - Макс с недоверием повёл бровь, надеясь, что он ослышался.
- Хочу тебя в свою группу.
- Я с радостью. А что вы играете?
- Я ещё не знаю. Но ты понимаешь, с тобой мы сможем свернуть горы? Поиметь весь мир! - Герман по-дружески обнял Макса за плечи. - Немножко колдовства и всё получится.
- Что ты подразумеваешь под колдовством?
- Сам не знаю, просто вырвалось.
- Ну если так задуматься, то музыка - это тоже магия. Причём, как мне кажется, единственная магия, что ещё действует в этом мире.
Они ещё с минуту просидели молча, глядя на волны реки с именем города. Она несла в себе спутанный поток мыслей этих двоих и отражение из общей мечты.
- После такого, я просто обязан угостить тебя кристаллами, - наконец выдал Герман, глядя куда-то вверх. - Пойдём, я тут не далеко живу.
- Пойдём.

Глава 1 (часть 2)

Только сейчас заметил, что глава не вошла вся целиком

Макс никогда не отказывался от бесплатных веществ. Это у него ещё с детства, когда сентиментальная мать расплакалась над очередной мелодрамой про наркоманов и поворачивая заплаканное лицо к сыну спросила: "Ты же не станешь наркоманом?" Он тогда ничего не ответил, в тайне для себя решив, что когда-нибудь станет. С тех пор он не упускал возможности пыхнуть или закинуться марками, но стать наркоманом за семь лет ему так и не удалось.
По пути Макс понял, что немного нетрезв, так как его начало слегка пошатывать, но в целом, разум оставался чистым. Дом в самом центре красивый и старинный, но с насквозь прогнившим нутром подъезда, как и со всеми зданиями позапрошлого века.
- Осторожно. У меня сумасшедшая лестница, - сказал Герман, вцепляясь пальцами в перила.
В квартире пахло благовониями и сигаретами. Из двери одной из комнат тянулась полоска света. Игра песня "The Doors" – Soul Kitchen.
- Пойдём на кухню.
Герман достал из шкафа треснутую стеклянную колбу. в которой на дне блестели кристаллы мета.
- На самом деле, это не наркотики, а так, скорее баловство. Для более сильного эффекта, следует пустить их по вене, но я не хочу пока что.
Они молча сидели, передавая друг другу колбу, периодически поднося зажигалку, чтобы нагреть кристаллы.
- Мне кажется трава лучше.
- Мне тоже, но у нас сейчас с ней проблемы. А этого говна мне так отсыпали.
Остатки кристаллов они развели водой и выпили. Этот ни с чем не сравнимый металлический вкус ещё долго будет являться Максу во снах. Ни с чем не сравнимая полугадость, от которой тем не менее, приятно. Герман утащил его в комнату, чтобы молча смотреть в потолок, раскинувшись на большой кровати.
- Макс, ты бы мог меня поцеловать?
- Я никогда этого не делал.
- Да, пожалуй.
Их губы потянулись друг к другу. Губы Германа показались слишком сухими на ощупь, его язык источал жар и привкус кристаллов. Максу казалось, что он делает, что-то неправильное, что никак не приносит его должного запретного удовольствия.
- Тебя ведь совсем не привлекают мужчины.
- Как ты догадался.
- По твоей реакции. Но ты не привлекаешь меня точно так же.
Дверь едва слышно отворилась, скрипнул паркет и в комнату буквально вплыла полуголая девушка. Её длинные рыжие волосы рассыпались по плечам, почти скрывая маленькие упругие груди. Из одежды на ней был только длинная хиппарская юбка. На коже виднелись чёрные полосы от краски. Макс наблюдал за ней, не зная видение ли это или извращённые игры реального мира.
- Ты не сказал ему, что кристаллы - это по сути афродизиак? - спросила она у Германа, плавно пускаясь на кровать. - А он не похож на тех, кого ты обычно трахаешь.
Герман ничего не ответил, продолжая наблюдать за плавностью её движений. Она словно сделана из волн. Он припомнил, что сегодня она называлась Анаис. Она приблизилась к Максу и провела рукой по его щеке. Их взгляды пересеклись. Казалось, что глаза у неё какого-то необычного цвета, то ли василькового, то ли вообще лилового. Но, это всё скорее всего, галлюцинации в темноте.
- Ты красивый, - сказала она, осторожно целуя в губы.
В её слюне была мята и что-то спиртное. Макс коснулся руками её груди, осторожно сжимая соски. Ещё никогда ему не доводилось трогать девушек так в первые минуты знакомства. Но она была не против. Герман наблюдал за всем лёжа по другую сторону кровати с видом сытого удава.
- Я хочу увидеть, как ты трахаешься, - прошептал он, сминая в руках край простыни.
Она уже сидела на Максе, расстёгивая ему рубашку. Снова какой-то туман, лёгкое помутнение, сознание и он не понял, как оказался в ней. В тот момент ему почему-то показалось, что он весь в её власти и плавно растворяется в её соках. Вспомнилось что-то про суккубов и ещё бог знает что, прежде чем он понял, что это обычный секс под веществами и ничего жуткого тут нет. Ощущения и восприятие обострилось до предела.
Герман подошёл к ней сзади, бесцеремонно взял за плечи и вошёл. Анаис (никому почему-то не хотелось называть её именно так), довольно застонала, принимая в себя. Они соединялись втроём. На какой-то миг им даже казалось, что они слышат мысли друг друга и чувствуют то же самое.
Это длилось долго, даже слишком долго. Или просто время под веществами тянулось гораздо медленнее. Всё казалось таким безумным и лишённым смысла, что становилось странно. А потом не стало ничего. Они уже не видели рассвета за плотными шторами, всё для них слилось в сплошную ночь.

Дата добавления: 2015-10-16