В тот же день Петя угостил меня черемшой, собранной в низине, в лесу.

— Это не сорная трава, а съедобная. Есть можно прямо так.

Петина дружба со мной опиралась на какие-то примитивные чувства. Такие чувства, наверное, испытывает зверь — бывалый обитатель клетки — к подсаженному новичку. Мы с Петей были абсолютно разными по натуре людьми, но чувствовали себя так, словно прожили всю жизнь, как братья. Петя, естественный, как воздух, был легким в общении человеком. Его непринужденная простота благотворно действовала и на мой характер, который я бы не назвал покладистым.

На левой руке у Пети была татуировка. У русских существует обычай наносить на кисть руки или запястье имя любимой женщины, рисунки, изображающие сердце, пронзенное стрелой, губы, кораблики, якорь. У моего друга чуть пониже плеча красовалась наколка, гласившая: «Нет в жизни счастья». В переводе на японский язык она звучит вульгарно, но на моем приятеле афоризм этот выглядел гармонично. Казалось, Петя родился с этой татуировкой. Во всяком случае она подходила ему больше, чем стрела, пронзающая сердце. Других признаков нигилизма у него я не обнаружил.

Мы сидели с Петей на берегу, лакомясь сочной черемшой и отмахиваясь еловыми ветками от таежной мошкары, когда на дороге, идущей по широкому полю, вдруг появился всадник на неоседланной лошади. Он подскакал поближе, и мы узнали японца-переводчика из обычного лагеря. Отозвав всех японцев, работавших на лесопилке, гонец объявил:

— Пленных, чьи фамилии я сейчас назову, просят срочно вернуться в лагерь! Завтра утром их переводят в другое место!

Достав из кармана листок бумаги с написанными по-русски фамилиями, он прочитал:

— Каваками, Кобаяси, Танимото, Такасуги!

Кавада и Эндо в списке не значились.

— А куда переводят? — поинтересовался кто-то.

— Ходят слухи, будто в Иркутск, но точно не знаю, — отозвался переводчик уже отъезжая: ему нужно было оповестить еще несколько рабочих участков.

Я вернулся к костру около речки, где меня поджидал Петя. Он молча смотрел на меня, в его глазах было непривычное выражение.

— Петя, меня, кажется, в Иркутск переводят. Вот какое дело...

— Вон как! Так ведь оттуда ближе к Японии! — сказал Петя, поднимаясь с земли.

Он выгреб из брючного кармана всю махорку и отдал мне.

— Много не кури! У меня в Германии, в плену, десять друзей было, русских. В Россию только четверо вернулись, а шестеро парней навсегда в чужой земле остались. И знаешь, все до одного куряки заядлые были. Запомни мои слова, Итиро!

— Не забуду, Петя... Знаешь, по-моему, есть в жизни счастье. Там, где люди, там и дружба.

Петя, одобрительно улыбаясь, крепко пожал мне руку.

Попрощавшись с Кавадой и Эндо, я и трое моих товарищей, обозначенных в списке, направились к лагерю. Все японцы проводили нас до реки. Они громко кричали и махали руками нам вслед. Я оглянулся — за спинами японцев возвышалась высокая фигура Пети. Он молча смотрел на меня.

Дата добавления: 2015-10-16