А что сегодня носят?

И. Саввина. Маленькая деталь – большой мир. Ну конечно же, почерк режиссёра, который я ощутила в «Деле Румянцева» и который присутствовал гораздо раньше – в «Большой семье», в «Малаховом кургане», от фильма к фильму проявляясь всё больше. Меняются требования времени, меняется в чём-то и это единое целое – режиссёр Иосиф Хейфиц. Это естественно и справедливо. Но иногда в прошлое уходит нечто вадное и дорогое. Письма, например.

И. Хейфиц. Да! Я всегда поражаюсь, как в эпоху, когда не было не телевидения, не радио, люди были в курсе всех событий общественной жизни, литературы, искусства, хотя письма, рукописи, книги нужно было пересылать почтовым поездом, потом лошадьми со станции. И половина корреспонденции была с просьбами – «Вышлите мне книгу, а я вам вышлю эту». «Читали ли вы…» Сейчас и телефон, и машина, а мы мало общаемся. Выходит, чем совершеннее средства коммуникации, тем сильнее ощущается декоммуникация. Эпистолярный жар исчезает.

И. Саввина. Вот писем мне больше всего жаль. Я делала передачу по письмам Тургенева. Она давно уже прошла на телеэкране. В академическом издании Тургенева шестнадцать томов одних только писем. Выдающаяся литературы.

Пушкинские письма – чудо! Взывает к брату: «Мне писали, что Батюшков помешался; быть нельзя; уничтожь это враньё.» Страница 66.

Быть нельзя! В этом обороте такая сила эмоциональная, такая тревога за Батюшкова, такое, просто вселенское, неприятие известия и требования, чтоб оно оказалось ложным. Да что говорить, два слова – целая поэма.

И. Хейфиц. Вот я на что обратил внимание. Мы понимаем – меняется язык литературы. У Пушкина – «быть нельзя», а сейчас так уже не скажут, сейчас скажут: «не может быть». Меняется и язык кино. И эти изменения далеко не всегда происходят за счёт умирания старого. Зачастую «старинное» оказывается точнее вымученных «новаций». Кончился период увлечений необычайными зигзагами камеры. Думаешь: вот дань моде, теперь «это не носят». Уже «не носят» навязчивый закадровый голос, «не носят» сверхкороткофокусный объектив. В одном кадре и глаза, и даль на десять километров в глубь… Уже «это не носят». А вот характеры, страсти человеческие «носят» всегда. Давайте посмотрим, какие фильмы до сих пор живы, какие мертвы. Мертвы те, в которых нет человеческих, настоящих, талантливо выраженных актёрами судеб. А новации: головокружительные мизансцены, невероятные композиции – всё омертвело, как увядшая мода.

И. Саввина. А как сделать, чтоб был характер, чтоб было настоящее? Для начала спрошу: как разговаривать? Слушаю иногда диалог на экране и не слышу его. Так всё «органичненько» (не органично – это прекрасно, а «органичненько»), слова скользят мимо моего сознания. Как, «чем» должны разговаривать актёры, чтобы было искусство, а не поделка?!

И. Хейфиц. Во-первых, высокой литературой. Основное в звуковом кино – это диалог. Настоящий диалог и натурален, и далёк от настоящей магнитофонной записи уличного разговора. Когда Катерина Виноградская писала сценарий «Члена правительства», она объездила всю Ленинградскую область. Вернулась с толстенной общей тетрадью разговоров колхозниц (для Александры Соколовой, которую замечательно потом сыграла Вера Петровна Марецкая). Там были удивительно живые, глубоко народные слова и обороты, были и «семечки». Я наблюдал, как Виноградова из этой протокольной записи извлекала «кристаллы». Поэтому диалоги в «Члене правительства» - одно из огромных достоинств сценария. Он скуп, каждое слово - на вес золото, но он же дает возможность актёру фантазировать, искать верную интонацию, а «семечки» создают только одну интонацию – уличной болтовни в толпе или за кружкой пива.

И. Саввина. Всё правильно, но иногда, читая сценарий или пьесу, мы говорим с осуждением: это «литература», когда за словом не стоит некий мир, транслируемый существом актёра помимо слов. Получается мёртвый диалог, даже если слова хороши.

И. Хейфиц. Никто не отрицает разницы между книжным и разговорным языком. Но разговорный язык должен быть «привязан» к высоко литературному. Надо найти пропорцию. Хорошая фраза, как музыка в балете, рассчитана не только на слушателя, но и на танцора. Общая болезнь некоторых сценаристов: они не учитывают актёра, стараясь в диалоге высказывать «всё». К примеру: «Я вас так люблю, хотя мне не хотелось бы говорить об этом». Такую фразу нельзя сыграть. Надо недосказывать, чтобы недосказанное можно было играть. О любви ведь можно говорить словами ненависти. В моей картине «Единственная…» (кстати, Нилин великолепно пишет диалоги) герой, расставшись со своей любимой женой и спохватившись, что совершил огромную ошибку, приходил к ней в больницу. Она говорит ему оскорбительные слова: «уходи», «ты мне противен», «не хочу твоих жалких яблок»…огромной любви.

И. Саввина. То, о чём вы сказали, убеждает меня: первооснова всё же – чувство. Не поиск интонации, а нахождение состояния человека, которого надобно сыграть. Ведь ваша героиня не подбирает слова, чтобы лучше оформить свою мысль, не ищет интонацию. Она выплёскивает ощущаемое в данную минуту, не сознавая, что движет её ненавистью – любовь. Помните, у Достоевского, когда Раскольников приходил к Соне, чтобы признаться в содеянном, «едкая ненависть» к девушке вдруг пронзает его, он пугается этого, потом видит её любящие глаза, и ненависть проходит. «Это было не то: он принял одно чувство за другое». Сколько здесь можно и должно сыграть без слов! Надоело говорить словам, даже хорошими, за которыми ничего не стоит.

И. Хейфиц. Поэтому автор драматургического произведения должен быть в какой-то степени актёром и играть за всех своих персонажей, как делал это А. Н. Островских. Тогда слова и чувства, им выражаемые, будут гармонически сочетаться.

Не подкреплённая другими чувства «органичность» превращается в штамп (ты говоришь тогда – «органичненько»). И форма выражения – деталь, кинематографический образ – тоже.

И. Саввина. Считается, если в драматургическом материале нет интимных, любовных отношений, то скучно и не интересно. И часто личную тему притягивают за уши в сценарий, чтобы «украсить» человека делового. А вот подлинная одержимость, творческая любовь к своему труду – поэзия.

Я оценила такое действенное начало в роли, играя доктора Каллиникову. Прообраз Каллиниковой – замечательный хирург-травматолог Гавриил Абрамович Илизаров. В фильме отражён только один день его труда. Зритель так и не узнал, как этот человек любил собирать грибы, как он показывает фокусы – с увлечением талантливого ребёнка, приготовившего взрослым сюрприз. Но мне было интересно жить в фильме напряжённым ритмом дела, работы. Вы можете звонить Илизарову домой в восемь утра и не застать его дома – он уже работает. В двенадцать ночи – нет дома: он ещё работает. Если совсем нет совести, позвоните в три часа ночи – не разбудите: работает. И нет в нём надломленности, усталости… Наверное, поэтому на мой вопрос об Илизарове его сотрудник сказал как-то обыденно, просто: «Шеф – великий врач».

И. Хейфиц. Чехов употреблял слово «грация». Для меня грация – умение затрачивать минимальное количество усилий для достижения цели. Бывает грациозно написанный рассказ. Грациозная актёрская игра – скупыми средствами достигать глубины. Так же грациозно можно трудиться. Иногда и человек работает уныло, и художники показывают труд, фиксируя результат, а не процесс. А вот Илизаров, очевидно, всё делает грациозно: оперирует ли, грибы ли собирает…

И. Саввина. … и за столом угощает грациозно.

И. Хейфиц. Человек, грациозно работающий, становится красивым. Любимые герои Ю. П. Германа – врачи и капитаны. Он мне рассказывал, что его друг, капитан дальнего плавания, взял однажды в тяжёлый поход свою жену: «Пусть она меня хоть раз увидел на капитанском мостике». Надо иногда героя ставить на «капитанский мостик». Сочетание прозы и поэзии есть истина. Вспомни Андрея Николаевича Москвина, великого оператора. Как он легко, талантливо и потому грациозно работал. А какой за этим был труд! А как он крупные планы снимал! Урусевский сказал: «Так мог снять глаза Савиной только один оператор на свете – Москвин».

И. Саввина. Неоценимо, сколько нам всем дал Москвин. О нём можно вспоминать без конца. Для актёра работать с минимальными затратами усилий означает овладеть мастером, иметь «тайну свою». Для этого артисту мало быть просто профессиональным. Надо впитать в себя мир.

Дата добавления: 2015-10-16