Искушение курсивом

И. Саввина. Именно это – самое сложное, я понимаю. В фильме «Плохой хороший человек», например, у вас так скупо, точно, лаконично работает камера. Так виднее отклонение от четкой мысли. Вот кадр: женщина в постели, рядом столик с лекарствами. Я вижу и женщину, и столик, и лекарства. Когда камера делает наезд на столик, укрупняя его, я досадую: зачем? Не нужно. Лишнее движение. Оно спугивает очарование скрупулезной точности и неназойливости.

И. Хейфиц. Мы затронули очень большой и важный вопрос: степень акцента, вызывающая доверие или недоверие.

Вспомни, Лев Николаевич Толстой, подробно описывая душевное состояние людей, употреблял курсив. Как будто он хотел подчеркнуть: вот это слово особенно важно, хотя и так ясно, что оно важно. Иногда возникает боязнь – нечто, имеющее для меня особенное значение, не дойдёт до зрителя. Конечно, нельзя рассчитывать, что каждый зритель обязательно всё воспримет. Я убеждён, что каждое произведение должно иметь несколько «этажей».

Уровень зрителей ведь разный, я имею в виду эстетическую подготовку, или литературную эрудицию, или, так сказать, эмоциональную чуткость. Если фильм «одноэтажный», то его поймёт и не очень подготовленный человек, а более подготовленный скажет: «Примитивно». В «двухэтажном» малоподготовленный увидит то, что лежит на поверхности. Сюжет, хитросплетение интриги. Более подготовленный поймёт то, что недосказано. Но должен быть ещё и третий этаж: то, что ускользнуло от первого и второго зрителей, что поймёт третий. Всем нравилась «Дама с собачкой», нравилась критикам во всём мире, до сих пор я получаю отзывы. А Виктор Шкловский, например, считает, что чего-то мы там не угадали. Значит, ему уже нужен четвёртый или пятый этаж. Но, видимо, есть вещи, которые хотелось бы, чтобы все поняли, чтобы до всех дошло. И вот тут возникает великое искушение – искушение курсивом. Хорошо. Ты поняла кадр без наезда на столик. А может быть, рядом сидящий сказал бы: «Где там лекарство на столике? Я и не заметил лекарства. Я не на столик смотрел, а на красивый плед. Вот такой плед мне хотелось бы купить, у нас сейчас таких и не продают». Бывают подобные зрители. А мне хотелось подчеркнуть, что героиня больна, она в малярии, потому много лекарств. Чтобы ощущался «запах лекарств в комнате».

Когда вспомнишь, что зритель смотрит, как правило, очень плохие копии, где всё искажено – и цвет, и свет – поневоле возникает желание курсива. Помнишь грязные пальцы Надежды Фёдоровны в фильме «Плохой хороший человек»? Мы их фломастером мазали. Почему я её руки несколько раз показал? Лаевский и Надежда Фёдоровна мечтали о домике на берегу ручья. Хотели разводить там каких-то птиц. И всё сбылось! Но как?! Она держит кур и метит их краской, чтобы смешались с соседками. Через двор протекает грязная канава. Мы видим Надежду Фёдоровну на берегу ручья, верно. Но в этом ручье валяются старые галоши, всякая падаль. Была книжная фантазия петербургской дамочки, а есть маленький городок, где все, о чём мечтали, свершилось, но свершилось, увы, не по-книжному, где нужник во дворе и куры, которых приходится метить краской. Поэтому я и хотел задержать внимание на выпачканной руке и акцентировал это укреплениями.

Кроме того, понимаешь ли, существует такое явление – режиссёрский почерк. Определённый режиссёрский почерк. Даже обычный графический почерк человек с годами делается другим, написание букв деформируется, делается иногда неразборчивым. И режиссёрский почерк, конечно, должен меняться. На него влияют не только накопленный опыт, не только накопленные штампы или попытка отказываться от них, но сама жизнь, её усложнение, усложнение самого человека. Необходимость найти новые средства выражения рождает новый режиссёрский почерк. Может быть, он у меня стал грубее? Не знаю. Сравни три фильма по чеховским рассказам: «Дама с собачкой», «Ионыч» и «Дуэль». Они разные. И не только потому, что сами чеховские шедевры разные. Фильмы отличаются и по форме, видимо, что-то в подчерке меняется. Судить об этом очень трудно.

И. Саввина. Мне кажется, что в «Плохом хорошем человеке» вы очень жёстко работаете. И это правильно, там Чехов жёсткий. А детали, о которых я упомянула, для какого-то другого фильма.

И. Хейфиц. Может быть, может быть…

И. Саввина. Но именно потому, что почерк в целом очень соответствует рассказу.

И. Хейфиц. Ты смотришь свои работы в кино через год?

И. Саваина. Я видела два фильма много-много раз: «Дама с собачкой» и «История Аси Клячиной».

И. Хейфиц. Я испытываю физические муки, когда доводится смотреть свои ленты через некоторый период. Всё бы переделал.

И. Саввина. В последнюю нашу встречу – помните, ленинградский Дом кино, вечер вашего семидесятилетия – я очень остро почувствовала в вас это молодое желание переделывать, искать. И ещё я порадовалась в этот вечер за вас, окружённого друзьями. Пришли не любопытные, зал был переполнен людьми, которые вас любят. Это почувствовалось сразу в настроение всего вечера. Хорошо бы, конечно, остановиться, оглянуться назад, разобраться в себе на лаврах внимания и любви, но это не удел художника. «Мгновение бежит неудержимо, и мы ломаем руки, и опять осуждены идти все мимо, мимо…»

Крупным планом.

И. Саввина. Какой ваш самый любимый цвет, Иосиф Ефимович?

И. Хейфиц. Оранжевый, Осенний клён. Наверное, оттого, что тёплый, оттого, что я ленинградец, сколько свинцово-серого в нашем небе. Как мудры были архитекторы, когда красили наши дома в жёлтый цвет, цвет солнца.

И. Саввина. А я воронежскаю, люблю подсолнухи, помню, как они поворачиваются. Мы с вами ещё не говорили о том, что вы любите и что ненавидите в людях.

И. Хейфиц. Ненавижу ложь. Лживый – самый отвратительный человек. Может быть, этому я научился у Чехова. Ложь не приемлю ни в жизни, ни в искусстве. Можно простить малоталантливость, схематизм, недодуманность, фокусничество, но ложь омерзительна. Сам не верит, а других пытается обмануть. Вот в «Калине красной» меня никто не пытается обмануть. Можно по-разному относиться к этому фильму, но то, что Шукшин сказал, он сказал от всей души, ни к чему не приспосабливаясь. Как видит, как чувствует, так и говорит.

Что больше всего люблю в людях? Пожалуй, доброту. Сколько мы видели зла, которое принесла война, каждый истосковался по добру. Но удивительное дело: люди стесняются говорить о добре. Мне рассказывали, что есть научно-популярный фильм на тему социологических опытов. Некоему количеству матерей были даны анкеты с вопросом: какими бы хотели они видеть своих детей? Было перечислено много качеств: смелость, сила, здоровье и т. д. В ответах не упоминалось только добро. Восемьсот человек из тысячи назвали честность, храбрость, а доброте не сказал никто. После войны пленные немцы восстанавливали дорогу из Ленинграда в Зеленогорск. Мы по этой дороге часто ездили летом в Дом творчества писателей. Я видел, как наши люди, ещё в солдатских обносках, в пилотках, делились с пленными немцами скудной едой, хлебом! У нас добрейший народ. Но стесняются говорить о добре.

И. Саввина. Есть добрые и добренькие.

И. Хейфиц. Добренький – это омерзительно.

И. Саввина. Добренький всё простит. Он может и убийцу погладить по голове, и ребёнка двухлетнего. Добрый – не простит зла.

И. Хейфиц. Почему-то считается, добрый – значит, размазня. Это неправильно.

И. Саввина. Вы любите людей, тёплый цвет, ненавидите ложь. Могу догадаться, как вы относитесь к «меньшим братьям», к животным.

И. Хейфиц. Люблю собак с детства. Думаю, разговоры о том, что они живут инстинктом, несколько упрощены. Иногда смотришь свою собаку и убеждаешься, что её поведением руководит не инстинкт, а разум: пёс, например, если о нём говорят плохо, обижается, уходит. И в кино собаки играют замечательно. Помню, мы снимали «В городе С.» в усадьбе Чехова, Мелихове. По сценарию, Чехов возвращается домой после обхода больных, на встречу бегут две его таксы – Бром и Хина. Он, усталый, гладит их, потом входит в дом. Собак мы долго приучали. Андрей Алексеевич Попов (кстати, очень похожий в гриме на Антона Павловича) их кормил, собаки к нему бросались. Всё получалось натурально. Но вижу: как-то сник Попов. Я спросил, что ему мешает. Тогда он сказал, что кадр для него безнадёжен – он не сможет «переиграть» собак.

И. Саввина. А каково мне было в «Даме с собачкой»?

И. Хейфиц. Но там на собаку была написана роль. И шпицы, видимо, вообще порода малоэмоциональная. К тому же, Баталов помогал тебе, как ты помнишь.

И. Саввина. Конечно, помню. Собака стремилась в тень от жары, тащила меня под скамейку, я отчаялась. Тогда Алёша взял её, бедную, за ошейник, поднял и держал на весу, пока вы мне сказали: «Мотор!» Он быстро сунул поводок мне в руку, и обалдевший шпиц поплёлся по прямой.

И. Хейфиц. Это были первые кадры – проход по набережной Ялты…

Дата добавления: 2015-10-16