Сбежавший жених

On the street where you live girls talk about their social lives
They're made of lipstick, plastic and paint, a touch of sable in their eyes
All your life all you've asked
When's your Daddy gonna talk to you
You were living in another world tryin' to get your message through

No one heard a single word you said,
They should have seen it in your eyes
What was going around your head
(Bon Jovi, Runaway)*

Время летело незаметно, месяц сменялся месяцем, весна – летом, лето – осенью, бал – маскарадом: близилось время свадьбы, намеченной на самый конец сезона. Все это время Билл выходил в свет в сопровождении своего жениха. Со дня разговора в доме Софита между ними установились какие-то странные отношения: Билл чувствовал, что между ними наладилось какое-то внутреннее взаимопонимание, им, определенно, стало лучше друг с другом. Том больше не казался ему таким скучным и глупым, его общество перестало быть обременительным, а просьбы сделать что-то – унизительными.

Сурм понял, что его жених умеет быть милым и обходительным, умеет заразительно смеяться над глупостями, а иногда даже и над шуточками Георга. Пожалуй теперь, когда до свадьбы оставалось меньше недели, Билл с уверенностью мог сказать, что его жених – хороший и умный человек. Юноша знал, что любит Штефана и должен сделать все, чтобы остаться с ним, тем более, что и сбежать от Софита было полностью идеей Сурма. Но теперь, спустя полгода заботы и внимания со стороны Тома и, как порой казалось, даже понимания и поддержки, бросить его сразу после свадьбы представлялось крайне жестоким и безответственным. Это двоякое чувство любви к Штефану и симпатии к Тому рождало в Билле сомнения.

Он стал колебаться, не зная, правильно ли поступает, обманывая жениха. Раньше, когда отец бил его, заставляя подчиняться, Билл без разбору сопротивлялся всему, что ему навязали – тогда выбирать было легко из-за отсутствия выбора. Однако сейчас, когда забота о нем была фактически полностью передана молодому Софиту, который из кожи вон лез, чтобы угодить ему и порадовать, сделать его жизнь более комфортной и разнообразной, Сурм стал понимать, что перед женихом у него есть некоторые обязательства. Он осознавал это подспудно, скорее чувствуя сердцем, чем головой, и от этого ощущал себя все неувереннее и глупее.

Он пытался обсудить сложившуюся ситуацию со Штефаном, но тот горячо убеждал Билла, что ни один здравомыслящий человек, о свадьбе которого объявлено во всеуслышание, от нее не откажется, а стоит только Сурму намекнуть на свое нежелание выйти замуж, как Том превратится в типичного представителя их сословия, не гнушающегося ничем, чтобы получить свое. Юноша искренне верил, что его возлюбленный прав, что Том никогда не отпустит его добровольно и будет добр с ним, только пока он делает то, что ему говорят.

Штефан в конце концов поставил ему ультиматум: либо он бежит с ним, либо, если считает, что должен Тому больше, чем ему, то может оставаться с нелюбимым мужем и разделить с ним первую брачную ночь, а затем наслаждаться ролью вечно беременного и бесправного супруга.

Он напомнил Биллу, что путь к любви и счастью всегда лежит через потери и страдания, и это знает любой, кто прочитал хоть один роман, и юноша сдался. Он решил, что необходимо рискнуть и обрести счастье, а Том найдет себе того, кому по душе существование в четырех стенах.

Билл должен был исчезнуть прямо в первую брачную ночь, когда у его семьи уже не будет оснований броситься за ним в погоню, а брак еще не будет осуществлен до конца, и у Софитов будет возможность признать его недействительным.

Том же, на которого легла вся ответственность за подготовку к торжеству, последний месяц был сам не свой. Мечтая, чтобы в сутках было побольше времени, он вставал ни свет ни заря, определялся с приглашениями для гостей, их распределением и размещением, с помещениями для проведения торжества, думал об их убранстве и украшении, о меню, порядке смены блюд и рассадки гостей за столами.

По ночам ему снилось, как он выбирает скатерти и рисунок на тарелках, ругается с музыкантами и, в конечном итоге, опаздывает на церемонию.

Но вот пришел день свадьбы, и Тому не оставалось ничего другого, как смириться с тем, что получилось, и наслаждаться днем, которого он ждал с таким нетерпением.

День начался с традиционного свадебного завтрака, на котором обычно присутствовали только родственники, входящие в семьи брачующихся, но из-за того, что Том и Билл принадлежали к многочисленным и знатным кланам, гостей в доме семейства Хэч, где, собственно, и проходил завтрак, было огромное количество. Люди сновали туда-сюда с тарелками и приторными улыбками – для многих это было всего лишь начало долгого и изнуряющего дня. По сути, всем присутствующим было все равно, кто женится и будут ли они счастливы – присутствие на подобного рода завтраках было всего лишь данью уважения своему клану.

Длинная очередь гостей с тарелками в руках шла мимо Тома и Билла, стоящих во главе огромного стола, и, как было положено, каждый одобрял их выбор. У женихов не было и минуты, чтобы перекинуться хоть парой слов друг с другом. Обоим казалось, что они лишь куклы, поставленные для красоты, вынужденные улыбаться и кивать на поздравления.

После завтрака Билл и Том направились в свои покои, чтобы подготовиться к свадебному обеду, после которого проводилась основная церемония, а затем уже самими новобрачными открывалось пышное вечернее торжество.

Обед прошел так же спокойно, как и завтрак, а после него Билл с растущим волнением и ужасом надевал уже третий наряд – на церемонию, проходившую в открытом храме Богов в самом центре столицы. У храма с самого утра собирались зеваки, торговцы и прочий люд, чтобы посмотреть на пышную и богатую свадьбу. Люди веселились и занимали лучшие места.

Зрелище действительно было впечатляющим: жених забирал Сурма из дома его семьи и усаживал в открытую, украшенную лентами коляску, которая в окружении охраны, сидящей верхом на черных породистых ящерах, двигалась по направлению к храму.

Коляска будущих супругов подъезжала к самому спуску в храм, где в низине гор находился алтарь, от верхней квадратной площадки к нему из каждого угла поднимались огромные острые лепестки, обеспечивающие необходимую тень, а вниз кругом спускалась лестница. На ступенях этой лестницы разместились родственники брачующихся и приглашенные гости, остальные могли наблюдать церемонию лишь сверху.

Женихи спустились вниз к алтарю по выстланной лепестками цветов дорожке под пение Санил*. Как только они достигли середины лестницы, Вратники** начали обряд, опуская и поднимая руки, касаясь воды, наполняющей огромную чащу, стоящую в центре алтаря.

Том и Билл, спустившиеся в самый низ, тут же были разделены Вратниками и закружены в танце обряда. Самый ответственный и долгожданный момент наступил, когда руки брачующихся опустили в чашу: Боги могли благословить брак, отметив их знаком воды, который отчетливо проступал на руках и оставался на всю жизнь. Все ждали этого с замиранием сердца, ведь Боги снисходили отнюдь не до каждой пары. Поэтому в подсобном помещении храма всегда находился специальный служащий, рисующий красками, надолго въедающимися в кожу, необходимые знаки. Но каждый желал получить одобрение свыше.

И Тому показалось, что его сердце выскочит из груди, когда, обожженный божественным прикосновением, Билл тихо вскрикнул и выдернул руку из-под воды, а по ней, переливаясь серебристо-голубым, петляя и причудливо собираясь, бежала вода, оставляя за собой темно-синий след. Нежность, любовь и гордость тесно сплелись в груди Тома, он не отрываясь смотрел на благословление, подаренное Богами, совсем не замечая, что его рука, опущенная в чашу, также покрывается замысловатой вязью.

Он так долго ждал этого момента, так мечтал о нем, что сейчас ему казалось, что все его мечты сбылись, когда он сжал в своей руке руку своего уже мужа и потянул его к выходу из храма. Им предстояли еще долгие вечерние увеселения.

Прием был устроен в городском доме Софитов, весь дом, сад и прилегающие земли были освещены фонарными сгустками, заставлены скамейками и столами. То веселыми, то нежными трелями в воздухе разливалась музыка, которую играли музыканты, расположившиеся на многочисленных площадках для танцев.

Основное торжество проходило на центральной площадке. Том смеялся, танцевал и веселился без остановки, не забывая, конечно, уделять внимание своему молодому супругу, который с приближением проводов на брачное ложе становился все тише и потеряннее.

Том списывал такое поведение обычно дерзкого и смешливого жениха на страх перед первой близостью; ему и в голову не приходило, что Сурм уже спланировал побег и что в брачных покоях его будет ждать совсем не то, чего он желал с таким трепетом в сердце, а всего лишь два сложенных вдвое листа бумаги, содержание которых разобьет все его мечты и надежды.

Как вы уже догадываетесь, Билла не оказалось в постели, и если из первой записки Том понял, что его муж влюблен в другого мужчину и сбежал с ним, то из второй, подброшенной Гертрудой, он узнал, что избранником Сурма является никто иной, как Штефан Санко, брат изгнанного за чрезмерные долги, разврат и пьянство Оле Санко. Последний просил за тихое и незаметное возвращение Билла довольно большую денежную сумму, которую, впрочем, молодой Софит мог достать без труда, и пакт о снятии всех обвинений и запрета на въезд в столицу.

Чтобы не допустить скандала, который заляпает позором всю его семью, Тому, скрепя сердце, пришлось обратиться за пактом к отцу, предварительно рассказав ему о произошедшем. Такого невыносимого унижения молодой мужчина еще никогда не испытывал. Эта ночь и следующий день были, несомненно, самыми ужасными в его жизни.

Для Билла эта ночь тоже оказалась ночью откровений: когда вместо того, чтобы срочно покинуть Сартру, он и Штефан направились в один из самых неблагополучных и грязных районов столицы, а Ио заперли в подвале какого-то обшарпанного строения, у Сурма возникли вполне закономерные вопросы, на которые никто не собирался отвечать. Его возлюбленный превратился в жесткого и грубого человека, приказывающего ему, как собаке. Когда Билл понял, что все ждут лишь приезда Тома, которому его собираются вручить за плату, он заплакал, умоляя Штефана объяснить, за что он так поступает с ним, ведь они любят друг друга и должны быть вместе. В конце концов, Санко надоели все эти причитания и мольбы, и он зло прошипел:

- Послушай, ты, маленькая, избалованная дрянь! Неужели ты думаешь, что подобные тебе могут заинтересовать хоть кого-то? Лучше заткнись и тихо молись, чтобы твой муженек счел необходимым выкупить тебя, потому что если что-то пойдет не так, тебя найдут в ближайшей сточной канаве!

Билл был настолько поражен преображением своего возлюбленного, что, отказываясь поверить очевидному, бросился обнимать его и просить прекратить такую жестокую шутку, за что получил увесистую оплеуху, после которой, оглушенный и испуганный, отполз в угол и тихонько плакал.

Выкуп, если так можно было назвать передачу растерянного и перепуганного Сурма и настороженно озирающегося мантикора назад Тому, прошел гладко.

По дороге в столичный дом своего жениха Билл не мог ничего говорить, поскольку его душила истерика, он весь дрожал, задыхаясь от всхлипов. Он отказывался понимать, что Штефан просто использовал его для достижения своих целей, не верил, что едет в одной карете с молчаливым Софитом, который даже не смотрит в его сторону.

В полном молчании они поднялись в хозяйские покои с двумя комнатами, и Том, открыв одну из дверей, прошел в украшенную белыми цветами спальню, волоча за собой Билла:

- Это твоя, - молодой мужчина усмехнулся и направился к креслу, стоящему у окна. Он сел и долго сидел, закрыв лицо руками, и наконец с горечью проговорил. – Я идиот! Я почему-то решил, что внешняя красота является отражением внутренней… - Том покачал головой, и поднял взгляд на Сурма. - Значит, ты любишь Штефана Санко? Что ж ты молчал? Надо было раньше сказать мне, что я ничтожество, недостойное твоего внимания и любви.

Билл смотрел на горько усмехающегося мужа, и понимание того, что он натворил, все сильнее охватывало его.

- Если ты не уважаешь свою семью, если ты не уважаешь меня, я понимаю! – Том закивал, глядя безумными глазами на Билла. – Возможно, мы все чем-то провинились перед тобой, возможно, мы не дали того, что ты хотел, возможно, мы плохо обращались с тобой… Тогда, конечно, ты презираешь нас! – мужчина вдруг встал с кресла и подошел вплотную к кровати. - Но скажи мне, почему ты предал сам себя? Ведь еще не прошло и дня, как ты дал слово быть мне верным и хорошим мужем, ставить мои желания выше своих. И пусть ты не любишь меня, пусть я тебе противен, но слово-то твое! – под конец Том сорвался на крик, но затем продолжил совсем тихо. – Вы с твоим возлюбленным стоите друг друга – оба бесчестные, лживые лицемеры, способные лишь пользоваться чужими богатствами. Вы оба одинаково противны мне.

Тому было больно, он вдруг понял, что был влюблен в мечту и не хотел замечать, что его жених избалованная, пустая кукла без стыда и совести. И надо же было ему так обмануться… Но узы брака уже связали их, а Том не мог поступить так безответственно и глупо, как Билл недавно.

- Мы уезжаем утром, возьми все необходимое, – это было последнее, что сказал Том перед тем, как удалиться в свою спальню.

Билл, впрочем, с трудом осознавал, что говорил ему муж, он никак не мог поверить, что день, которого он ждал с таким нетерпением, день, когда он должен был воссоединиться с возлюбленным, оказался самым ужасным днем в его жизни.

*Санила – женщины, воспитанницы храма, поют высокими нежными голосами.

**Вратники – служители культа, взывают к Богам и проводят священные обряды.

Дата добавления: 2015-09-06