Помолвка

Вверху одна
Горит звезда,
Мой ум она
Манит всегда,
Мои мечты
Она влечет
И с высоты
Меня зовет.
Таков же был
Тот нежный взор,
Что я любил
Судьбе в укор;
Мук никогда
Он зреть не мог,
Как та звезда,
Он был далек;
Усталых вежд
Я не смыкал,
Я без надежд
К нему взирал.

Было раннее по-летнему солнечное утро: красная звезда уже вовсю сияла на небосводе, а воздух, пропитавшийся в ее отсутствие ночной свежестью и прохладой, благоухал запахами росы и просыпающихся цветов.

Билл, как, впрочем, и все, кто ночевал на постоялом дворе, принявшем кортеж Сурма, проснулся из-за того, что Ио, нелюбящий чужих мест, громко щелкал прямо под окнами.

Билл улыбнулся: наверняка постояльцы этой гостиницы – и всех предыдущих, где он останавливался по пути в столицу – были недовольны таким ранним пробуждением, но никто не решался даже повысить голос на мантикора. В народе ходили легенды о своенравном и взбалмошном характере этих летающих кошек, их беспричинной жестокости и гастрономических пристрастиях, где человечина занимала отнюдь не последнее место.

В маленьком городке, где они остановились на ночевку, предрассудки были не так сильны, как в отдаленных от столицы провинциях, но к мантикору, выбравшему себе хозяином Сурма, и здесь относились с большой опаской: с умственным здоровьем этого животного явно что-то должно было быть не так, если вместо мужчины или женщины он выбрал существо, чей пол невозможно определить.

Остановка в Мартэ была последней перед приездом в пункт назначения – расположенную на склоне гор Сартру, где уже менее чем через две недели должен был состояться бал в честь помолвки с Софитом.

Как ни странно, Билл даже ждал этого бала, ведь это была возможность после долгой разлуки, вызванной необходимостью переезда в столицу, наконец увидеть Штефана, который обещал, что обязательно появиться на столь важном и блестящем балу. Ему нравилась и мысль, что он, разодетый в богатые и изящные одежды, будет в центре внимания и предстанет перед возлюбленным во всем блеске и великолепии.

Билл не страдал излишней мнительностью и стеснением: он знал, что привлекателен и желанен, да и в зеркале прекрасно видел, насколько красив. Но теперь не сомневался, что будет блистать в нарядах, сшитых в лучшем модном доме столицы, и что Штефан будет невероятно горд им.

Мысли юноши по дороге из Мартэ в Сартру не отличались оригинальностью: он мечтал покорить высший свет, бывать на балах и вызывать восхищение. Ему казалось, что в столице все изменится: его семья больше не сможет прятать его ото всех, а люди, обладая более широкими взглядами, не станут отворачиваться от него только потому, что он Сурм. Во всяком случае, ни Штефан, ни Том ни разу не высказали своего пренебрежения к нему и относились как к равному.

Надо сказать, что Сурмы не были редкостью и рождались достаточно часто, но их роль в семье сводилась к рождению детей, а не к ведению хозяйства и поддержанию семьи. Кроме того, многие мужчины находили противоестественным сношение с Сурмами, но у них не было другого выхода, если они хотели продолжить свой род.

Юноши, отмеченные звездой, обычно появлялись в столице на один сезон, а после заключения брачного союза поселялись у мужа и, как только надевали положенные беременным белые одежды, путь к увеселениям для них был закрыт. Они практически не вели светской жизни, поскольку постоянно вынашивали и рожали детей, с которыми им часто не разрешали даже видеться. Считалось, что Сурмы в период беременности и родов нуждаются в тишине и покое, поэтому роль хозяйки дома и матери семейства исполняла жена их мужа. Женщины вели все хозяйство, имели общие с мужьями спальни и воспитывали детей Сурмов, которых считали своими.

Если в богатых домах мужчины женились на Сурмах и содержали их до самой смерти, то совсем по-другому дела обстояли в провинциях. Сурмов не хватало для каждого дома, и простолюдины часто даже не обременяли себя свадьбой с ними: юношей брали в дом ровно до того момента, пока они не дарили ребенка, а затем просто передавали следующим, также желающим иметь детей. Официально Анклавом это осуждалось, но в реальности никто не желал нарушать с таким трудом найденное хрупкое равновесие. Вормары, призванные осуществлять правосудие в землях и провинциях, просто закрывали на это глаза, ведь без детей деревни быстро вымерли бы, а способных рожать женщин становилось все меньше и меньше.

Реальность была такова, что Сурмов не воспринимали в качестве возлюбленных, о них не мечтали и связью с ними не гордились. Конечно, их не презирали – напротив, даже уважали за способность иметь детей, но семейные отношения складывались для них не лучшим образом.

Однако все чаще и чаще в высшем обществе мужья выходили в свет с обоими супругами или, подобно Тому, женились сперва на Сурмах. Все чаще душевная привязанность к ним не осуждалась и все чаще они получали возможность воспитывать собственных детей.

Ессея была одной из тех, кто активно продвигал мысль о равенстве Сурмов и женщин, поэтому, рассказывая Биллу о высшем обществе и его будущем положении в нем, она часто привирала, выдавая желаемое за действительное. Из-за этого представления Билла были сильно искажены: его вера в равенство между полами не имела под собой никакой реальной почвы, а его чаяния о главенствующей роли на балах и приемах были глупы и надуманны.

Но направляясь в Сартру, Билл еще не знал об этом и с нетерпением ждал прибытия, мечтая и, как девица на выданье, строя прекрасные воздушные замки. Десятидневная дорога порядком вымотала его: больше всего раздражало то, что он вполне был в состоянии лететь на мантикоре, это было бы намного быстрее, но, привязанный к обозу с кучей скарба и охране, он вынужден был тащиться по сухой пыльной земле.

Кортеж въезжал в столицу поздней ночью, и к разочарованию Билла, ничего не возможно было разглядеть, кроме освещенных фонарными сгустками* булыжных мостовых и каменных стен домов.

Он первый раз был в столичном доме своей семьи, и даже в темноте он поразил его своей роскошью: здесь были прозрачные полы, внутри которых плескалась вода, воздушные лестницы и темные спальни, драпированные тканью, пропускающей свет только красной луны.

Хоть Билл и валился с ног от усталости, приятное волнение и предвкушение не давали ему спать, поэтому весь следующий день он ходил вялый и без интереса слушал наставления учителя, который пытался донести до избалованного мальчишки правила поведения в приличном обществе.

Однако уже на следующий день юноша носился как ненормальный, начиная собираться на бал, а в день самого бала был свеж и бодр, словно весенний ветер. Он не устал даже от парикмахера и модиста, кружащих и кудахтающих вокруг него так, будто он наряжался не на один вечер, а собирался проходить в этом наряде всю свою жизнь. Билл лишь вздыхал: его костюмы были сшиты из всевозможных оттенков синего и голубого – цветов чистой девственности. Это раздражало, юноша не выносил эти цвета, впрочем, как и Ио, который не прекращал фыркать, стоило ему только завидеть хозяина в его новых одеяниях.

Но сегодня Билл решил, что вынесет все. Сегодня был тот самый день заветной встречи, и он ждал, когда он увидит Штефана, посмотрит в его голубые глаза, коснется его золотистых волос. Билл так соскучился по волшебной улыбке возлюбленного, по его смеху, по поцелуям…

Том не отставал от своего Сурма: наряжался и думал только о том, что вскоре увидит его, единственного, прекрасного и чистого, как утренний шарик росы, переливающийся и сверкающий под лучами обеих лун, летящий над зеленой, еще прохладной и сонной травой.

Такие увеселения, как балы, были не в новинку Тому – они даже успели ему наскучить. Он никогда не посещал их без надобности: куда интереснее было шляться с друзьями по сомнительным и дерзким вечеринкам, но и этого он не позволял себе часто, находя, что разврат и азартные игры не отвечают его положению.

Но этого бала Том ждал с поистине юношеским нетерпением, он предвкушал мгновение, когда во всеуслышание объявят, что идеальное и хрупкое создание, коим являлся его нареченный, обещано ему. Он представлял, как коснется его белых точеных рук и, быть может, сорвет первый поцелуй с нежных губ.

Бал Незабудок, проходящий всего раз в сезон, являлся, по сути, ярмаркой невест обоих полов: здесь официально выставлялись на обозрение незамужние девушки и Сурмы из знатных семей, сюда шли холостяки, желающие присмотреть себе супруга или супругу. Здесь же объявлялось о помолвках, чтобы, не дай Боги такого проклятия, никто не засмотрелся на чужое.

Бал проводился во дворце, где заседал Анклав. Его великолепная бальная зала открывалась лишь несколько раз в год: на бал Незабудок, в день празднования прихода Голубой звезды и в день благословления Богов.

Однако если попасть на эти балы было легко, то проникнуть на званый ужин, проходящий обычно поздней ночью на исходе бала в столовой дворца – почти невозможно. На бал пускали всех, кто был мало-мальски прилично одет, но ужин проходил за закрытыми дверями, и в нем принимали участие только семьи членов Анклава.

Ни семейство Софитов, ни Хэчей не спешили на этот бал: знатные семейства предпочитали приезжать позже, когда наемные кареты и повозки уже не толпились у въезда во дворец, а центральная лестница у входа не была забита до отказа разодетыми в пух и прах людьми, пытающимися попасть внутрь.

Изнывающие от нетерпения Билл и Том вынуждены были томиться сначала в своих покоях, а потом вертеться на мягких креслах богатых карет, движимых четверками черных, холеных ящеров.

В конечном итоге, Том приехал раньше и, не в силах скрыть свое волнение, мерил шагами балкон бальной залы, откуда открывался прекрасный вид на площадь перед дворцом.

Вскоре коляска, украшенная гербом и регалиями дома Хэчей, подъехала к главной лестнице, и из нее один за другим вышли глава семейства, его жена, старшие сыновья и, наконец, Билл. Облаченный в наряд небесно-голубого цвета, он казался непередаваемо стройным, хрупким и нетронутым – таким, каким видел его Том в своих снах.

К недовольству и разочарованию Билла, его постоянно опекали братья и отец, он не мог и шагу ступить без их позволения. В отличие от девушек, Сурмов не приглашали танцевать, и Билл не знал, чем занять себя. Он оглядывался, пытаясь найти в толпе возлюбленного, но его нигде не было, зато Билл постоянно натыкался взглядом на улыбающуюся физиономию ненавистного Софита – Том делал ему какие-то знаки, чем нестерпимо раздражал.

Но вот закончились первые танцы, наступила минута, которой так ожидал Том – началось объявление помолвок.

Помолвку Тома и Билла, как главное событие начинающегося сезона, объявляли последней. И пока сановник Софит произносил речь о значимости и необходимости совместного союза его клана и клана Хэчей, Том не сводил глаз с Билла: вблизи было видно, что в волосы Сурма красиво вплетены белые пряди, а глаза, жирно подведенные лакшей,** загадочно мерцают на бледном лице. Длинный жакет, распахнувшись, открывал взору тонкую талию, опоясанную ремнем из кожи ящера, а красиво облегающие фигуру брюки, казалось, не скрывают ни одного изгиба идеального тела.

После того, как сановник Хэч подтвердил свои намерения, молодых людей подвели друг к другу, и Билл, низко опустив голову, позволил Тому взять себя за руку. Раздались аплодисменты, знаменующие, что общество принимает его в качестве жениха Софита.

После этой сцены Биллу, наконец-то, разрешили самостоятельно передвигаться по залу, точнее, за юношей теперь должен был присматривать Том, от которого Сурм улизнул, когда тот отвернулся, чтобы забрать с подноса подошедшего слуги бокалы с прохладительными напитками. Билл направился к колоннам, где его обещал ждать Штефан.

Златовласый мужчина сдержал свое обещание, и Билл с радостью кинулся к нему с объятиями.

- Тихо! – резко осадил его мужчина. – Нас могут увидеть! – но заметив, что глаза Билла наполняются слезами обиды и непонимания, он тут же одернул себя. – Боги, я так соскучился! Ты снился мне, я так мечтал целовать твои руки, - с придыханием проговорил он. – Мы должны быть осторожными, иначе тебе перестанут доверять, и мы не сможем выполнить задуманное.

Билл, в который раз не расслышавший фальши в красивых словах, закивал:

- Как же мы сможем встречаться? – в отчаянии прошептал он. – За мной все время следят, не оставляют одного ни на мгновение!

- Это только здесь и сейчас, - заверил Штефан. – Завтра намечается летная прогулка, если ты попросишь Софита, то он возьмет тебя с собой, там будет больше возможностей поговорить! А теперь иди, любимый, твой жених уже ищет тебя, будь с ним любезней, и мы сможем увидеться завтра.

Билл опять покивал и послушно направился к Тому, растерянно озирающемуся по сторонам.

- Извини, мне показалось, что кто-то из братьев позвал меня, - очаровательно улыбаясь и принимая из рук жениха бокал, проговорил Билл.

Глядя в полные смешинок глаза Сурма, Том забыл все свое недовольство, и заготовленная отповедь так и не сорвалась с его языка.

- Ничего, просто в следующий раз скажи мне, что уходишь, - нежно проговорил он, и юноша с готовностью кивнул.

- Я хотел бы представить тебе моего друга, - Том отступил, указывая на стоящего рядом парня с длинными каштановыми волосами и приятным, мягким взглядом серых глаз. – Георг Листинг из клана Клавир.

Молодой человек, продолжая заинтересованно разглядывать Билла, кивнул и широко улыбнулся:

- Ты очень красив, Вильгельм, Тому явно повезло с тобой, – любезно проговорил он, чем вогнал Сурма в краску.

Они отошли вглубь зала, а потом вышли на балкон. Неугомонный Листинг по-дурацки шутил, одновременно веселя и смущая Билла, который искоса поглядывал на скучного Софита и вздыхал, недоумевая, почему именно ему достался этот увалень.

И вот Билл уже улучил момент и хотел было завести разговор о летной прогулке, но его прервал темноволосый парень, разряженный так, что при взгляде на него рябило в глазах. Нагло улыбаясь, он подошел к ним и почти выкрикнул:

- Привет, Софит! И его верный паж! – развязано поздоровавшись с Томом, он развернулся и сделал кривой реверанс Георгу. – Познакомишь со своим прекрасным женихом?

- Йорг Соммерс, - скривив губы, как будто произнес что-то мерзкое, кивнул Том. – И мой жених, Вильгельм Таумен из клана Хэч.

- Так вот ты какой, – ухмыльнулся Соммерс. – Говорят, у тебя есть чокнутый мантикор? Зачем он тебе? Ты хоть ездить-то умеешь?

- Оставь в покое моего жениха, - спокойно ответил Том, заметив, как вспыхнули щеки Билла.

Но тот, подстегнутый насмешками и пренебрежением к себе, уже завелся.

- Я думаю, что езжу на мантикоре лучше тебя, - гордо вздернул он подбородок. – Ведь не может же мантикор высоко летать с грудой тряпок и камней на спине.

Соммерс лишь хмыкнул, мерзко улыбаясь:

- Мы завтра играем в скетч,*** может, и ты присоединишься? Заодно посмотрим на твоего чокнутого мантикора, - почесав подбородок и ухмыльнувшись, предложил он.

- Я думаю, что это, по меньшей мере… - начал было Том, но Билл перебил его, принимая вызов:

- Я думаю, что легко обыграю тебя, - глядя прямо в глаза обидчику, произнес он.

- Тогда до завтра, и посмотрим, на что способна твоя девчонка! – напоследок бросил Соммерс расстроенному Тому и удалился под гогот своих дружков.

- А у него есть характер, - прошептал Георг на ухо раздосадованному своей беспомощностью Тому, но тот не слушал его.

- Ты решил опозорить наши семьи? – резко и даже зло спросил он у жениха. Билл сжался от страха – обычно, когда его несло и он позволял себе подобные выходки, отец бил его, и почему-то юноша был уверен, что и Том не побрезгует ударить, но тот даже как-то осекся заметив испуг в широко распахнутых глазах жениха.

- Он просто согласился сыграть, - встал на защиту Сурма Георг. – Ничего страшного не случится! Если ты, конечно, умеешь играть? – вздернув бровь, поинтересовался он у Билла, который, забыв о страхе, сжав кулаки от злости, открывал и закрывал рот, не зная, что ответить.

Том вздохнул и решил, что слишком много позволил своему жениху, из-за чего все попали в неудобное положение: умеет ли играть Билл, выиграет он или проиграет, теперь уже не имело никакого значения – он связался с Соммерсами, а ничего хуже и представить было нельзя. В случае проигрыша Тому придется вступиться за него и играть с Йоргом, что молодой мужчина считал ниже своего достоинства. Он решил, что при случае обязательно поговорит с Биллом о его недопустимом и развязанном поведении, ведь Сурму неприлично даже разговаривать с другими мужчинами!

Под утро совершенно разочарованный и уставший Билл возвратился домой: вожделенный бал совершенно не оправдал его ожиданий. Все, чего он на самом деле хотел – это провести время с возлюбленным, уединиться с ним и провести в его объятьях хоть несколько коротких секунд, но Штефана он видел лишь пару раз и то мельком.

Вместо того, чтобы общаться и веселиться, Билл скучал весь вечер, а потом и весь ужин в обществе Тома, который помнил недавнее происшествие с Соммерсом и вел все разговоры, подчас отвечая вместо него и не давая вставить ни слова. От этого жаждущий внимания и признания Билл чувствовал себя мелким и ничтожным.

Тома тоже терзало некоторое беспокойство: он чувствовал что-то странное, ощущение какого-то диссонанса и неправильности, но списал это на переживания по поводу летной прогулки и неизбежного проигрыша Билла.

* Фонарный сгусток – скопление светящейся в темноте материи, самостоятельно парящей над землей, сгорает за 1-2 месяца, используется для освещения улиц в столице и богатых домах.

** Лакша – черная подводка для глаз.

*** Скетч – игра наподобие тенниса, играют в нее на летающих животных, в игре используется специальный мяч, который зависает, не долетая до земли. Игроки отбивают его слета, если мяч пропущен, то зависает между двумя горизонтально натянутыми над землей сетками, ниже которых игра не ведется.

Дата добавления: 2015-09-06