Шестнадцатилетие

Feel loved, but we don't, and we don't

Until we figure out, Could someone deliver us?

And send us some kind of sign, so close to giving up

Coz faith is so hard to find, someone deliver us?

And send us some kind of sign, so close to giving up

Coz faith is so hard to find

But you don't, and you won't, until we figure out

(nickelback Believe It Or Not)*

В жизни каждого человека есть даты, которых он ждет с нетерпением – начало новой луны или день собственного рождения. Кто же их не любит? Внимание, подарки, веселый праздник, и все в один день!

Но Билл совершенно не любил праздников: ему было попросту не с кем их делить. Поэтому и собственный День рождения был для него всего лишь очередным днем в году. Он никогда не воспринимал этот день как начало чего-то нового, не ждал ничего необыкновенного и удивительного и не обещал себе, что сделает что-то стоящее, когда станет на год старше. День рождения Билла приходился на самый разгар сезона, когда все знатные семейства собирались в столице и устраивали пышные, богатые балы и маскарады. Чаще всего его поздравляли только слуги и дед, когда был жив; даже Ессея не обременяла себя необходимостью приезжать в загородный дом посреди сезона и устраивать Сурму праздник.

Но в этот раз Том, желающий помириться с женихом, решил устроить в честь его шестнадцатилетия грандиозный прием. Для этого в садах, принадлежащих клану Софитов, были развернуты парящие террасы, украшенные цветами и лентами, а столы с угощениями были устроены так, что каждый мог подойти и взять понравившееся ему блюдо и есть прямо в беседке или спуститься на землю, где под широкими яркими тентами были расставлены столы и стулья. Дамы были одеты в тонкие, практически ничего не скрывающие и переливающиеся в свете лун платья с широкими поясами, завязанными сзади в большие пышные банты. Мужчины же, наоборот, были одеты строго: в белые рубашки и черные прямые брюки. Большинство Сурмов в этот день были облачены в простые, голубых тонов, костюмы и светлые рубашки, вороты которых были украшены легкими рюшами и крупными пуговицами.

Билл совершенно не хотел идти: он понимал, что придется улыбаться и делать вид, будто все в порядке, и это претило ему. Однако при всем желании юноша не мог отказаться: он уже совершенно поправился и слишком давно не выходил в свет. Так что ему пришлось наряжаться в синий костюм, терпеть парикмахера и ехать в карете за город, чтобы принимать гостей вместе с Томом.

Его Билл ненавидел всем сердцем, он не желал притворяться, будто ему угоден этот брак, но выхода не было: отец пригрозил, что если он будет и дальше упрямиться и вести себя неподобающим образом, то придется принять меры. Об этих мерах Билл не мог думать без тошноты.

Штефан убеждал Сурма подчиниться ради них и их будущего, ведь если свадьба не состоится, это поставит под удар весь их план. В каждом письме он клялся в любви и вечной верности и убеждал, что любое счастье надо выстрадать, и Билл просто расплачивается за безоблачное и радостное будущее.

Билл сам не знал, боится ли он отцовских мер или думает о Штефане, но ему хотелось посмотреть в глаза человеку, из-за которого его избили так жестоко, и послушать, что на этот раз скажет ему его правильный и безупречный жених. Неужели после этого он может думать, будто между ними может что-то быть? Неужели он верит, что Билл стерпит эти боль и унижение и позволит, чтобы с ним обращались так и дальше? Сам Билл даже с Ио так не обходился, хотя упрямое животное порой доводило его до белого каления.

Юноша не хотел для себя серой убогой жизни: его, в отличие от отца-Сурма, совсем не прельщала роль бледной вечно беременной тени. Он не хотел ждать прихода мужа, потом девять месяцев вынашивать маленькое неблагодарное создание, а потом опять ждать, когда же супругу придет в голову вновь обрюхатить его. Билл был уверен, что Штефан никогда не позволит ему опуститься до такого. Он рассчитывал на преклонение и понимание, мечтал, что его будут ценить и уважать – хотел, чтобы окружающие, наконец, признали за ним право жить, любить и быть любимым.

Том видел, что Билл все еще злится на него, и даже попытался извиниться, обещая загладить свою вину и постараться больше не повышать голос. Но в глазах своего жениха он увидел лишь презрение и равнодушие, которые больно ранили его. Том думал, что сможет объясниться с Биллом, и все разногласия между ними будут решены, если только тот согласиться его увидеть и выслушать, но ничего не получалось. Молодой мужчина был согласен даже на скандал и упреки вместо ледяного молчания, которым одаривал его Билл. Сам Том был отходчивым и не мог долго злиться, ему и сейчас казалось, что он вспылил тогда, и правда, зря, что не нужно было портить жениху настроение, ведь он выиграл и был таким забавным и открытым.

Билл на пикнике впервые разговаривал и шутил в его присутствии, возможно, стоило забыть о своей гордости и позволить мальчишке веселиться? Тому уже казалось, что он был слишком требователен и скучен. Ведь он должен бы развлекать жениха, а вместо этого только и делает, что читает ему нотации.

Молодой мужчина старался, как мог, устраивая этот праздник: кроме разнообразных увеселений и закусок, в специально отведенном шатре было устроено вручение подарков. Билла завалили сладостями, лентами и всевозможными украшениями для дома. Том же подарил Сурму прекрасное, выполненное из мягкой и тонкой кожи седло для мантикора, которое сделали на заказ, но и это не растопило лед в глазах его будущего супруга. Билл просто стоял в сторонке, принимая поздравления и подарки, мило улыбаясь и игнорируя попытки жениха помириться с ним.

Том был настолько расстроен пренебрежением со стороны Билла, что в какой-то момент, не в силах больше держать лицо перед гостями, скрылся в покоях хозяйского дома. Георг, наблюдающий все эти мытарства друга со стороны, вздохнул и решил попробовать пристыдить юного упрямца.

- Чудесный праздник, - подойдя к Биллу и подавая ему запотевший бокал с освежающим напитком, начал он.

- Благодарю вас, - любезно кивнул в ответ Сурм.

- Мне кажется, что тебе следовало бы быть полюбезнее со своим женихом, он так старался сделать тебе приятное: устроил праздник, пригласил много людей, - мягко продолжал Георг.

- Мне казалось, что сегодня я ничем не нарушил нормы приличий, которые так важны в этом доме? – таким же тоном ответил ему Билл.

- Не думаю, что соблюдение приличий – это все, чего ожидает от тебя жених, - улыбаясь, проговорил сероглазый мужчина.

- Чего же он хочет еще? – выгнув ровную черную бровь, спросил юноша.

- Возможно внимания и теплоты, которые может подарить близкий человек? – тепло улыбнулся Георг.

- Близкий? Мы никогда не были особенно близки, а прошлый опыт совместных увеселений оказался крайне неудачным. Неужели Том не рассказал тебе, как решил научить меня уму-разуму? – Билл сощурил лихорадочно блестящие глаза.

- Но ведь это нормально, что твой жених беспокоится за тебя и хочет обезопасить от опрометчивых шагов в будущем? – вкрадчиво проговорил Георг.

Это было уже слишком, Билл не хотел показывать свои эмоции, но все же разозлился. Гнев охватывал его все сильнее, и он уже не мог сдержаться, желая выплеснуть накопившуюся обиду на всю ту несправедливость, с которой он сталкивался каждый день, начиная со своего рождения:

- Беспокоится? И как я еще не умер от его заботы?! Когда я неделю не мог встать с кровати, что-то он не сильно волновался! Так что, извините, боюсь, я не могу позволять себе неприличных выходок! Не хочу давать лишний повод своему отцу распускать руки! – поджав губы, зло проговорил Сурм, разворачивая, чтобы уйти и где-нибудь в тишине прийти в себя.

- Ты хочешь сказать, что тебя били? – схватив Билла за руку и разворачивая к себе лицом, странно, с нотками недоверия спросил Георг.

- А что, твой верный друг не рассказал тебе, как жаловался на меня папочке, чтобы тот меня лучше воспитывал? – прошипел Билл, изливая на собеседника боль бессилия и безнадежности, преследующие его уже целый месяц.

- Подожди, Билл, ты сейчас сказал, что тебя ударил отец? – переспросил Георг, не в состоянии поверить, что сановник Хэч позволяет себе такое обращение.

- Ударил? – ехидно и очень неприятно ухмыльнувшись, переспросил Билл. – Я не мог подняться с кровати!

Георг, не сказав больше ни слова, развернулся и направился в дом, откуда спустя четверть часа появился вместе с Томом, прямиком направившимся к Биллу.

- Мне нужно поговорить с тобой, - твердо, даже как-то жестко произнес мужчина и, сжав его запястье, поволок Сурма в дом, попутно улыбаясь гостям и намереваясь как следует отчитать взбалмошного мальчишку, не брезгующего очернить имя собственного отца и распускающего позорные слухи про собственную семью. В малой гостиной дома Том грубо швырнул жениха на диван.

Он уже набрал в грудь побольше воздуха для гневной отповеди, когда увидел, что Билл сжался в комок, а в его широко распахнутых глазах не было ничего, кроме ужаса – так смотрят животные, которым прививали послушание многочисленными побоями и тычками, которые огрызаются только от отчаяния, но на самом деле знают, что ничто не спасет их от очередного удара.

- Ты не соврал, - выдохнув и сам себе не веря, проговорил Том. Весь его запал испарился, едва он осознал, что его жених совсем не лжет, и что, возможно, рассказал далеко не все, что приключилось с ним за этот месяц. Сурм только поглубже забился в угол дивана, обнимая колени, но все же независимо вскидывая подбородок.

- Билл, когда это случилось? – присаживаясь рядом на обитый бархатной тканью диван, мягко спросил Том.

- В последний раз? Ты знаешь, ты же сам попросил его заняться моим воспитанием! – горько проговорил Сурм.

- Ты хочешь сказать, что тебя бьют постоянно?

- Когда я не слушаюсь, - тихо, одними губами проговорил юноша.

- Билл, посмотри на меня, - сжав своими ладонями тонкие белые пальчики, Том ждал, пока Сурм поднимет на него взгляд. – Я совсем не одобряю таких методов и уж точно не просил твоего отца бить тебя! С тобой этого больше не случится, я не позволю, чтобы это произошло еще раз! Ты веришь мне? – разделяя слова, четко говорил Том.

Билл не был уверен, может ли доверять своему жениху, но внутри было такое желание положиться на кого-то, а Том говорил так уверено, что внутри вдруг появилась надежда, а ожесточенность, вызванная несправедливостью и унижением, стала покидать его сердце. Он вцепился в мужчину и разрыдался, некрасиво морща нос и портя стрелки под глазами, а Том просто прижимал его к себе и ждал, пока пройдет истерика. Это был первый раз, когда его жених был настолько близко, позволяя обнимать себя и гладить по худенькой спине. У Тома сжималось сердце при мысли, что кто-то поднял на него руку, а его мальчик терпел и не мог сопротивляться.

Его переполняла любовь, нежность и боль за Билла, но он твердо знал, что он никому не позволит обижать хрупкое и необыкновенное создание, подаренное ему судьбой.

Том привез Сурма в дом клана Хэч глубокой ночью, поэтому отец Билла очень удивился желанию Софита переговорить с ним в столь поздний час.

Но Том был настроен решительно и настоятельно просил разговора с глазу на глаз.

- Билл рассказал мне, почему не мог принимать гостей весь этот месяц, – глядя прямо в глаза главе клана, заявил Том. – Я должен сказать, что не намерен терпеть подобное!

- А вам не кажется, что воспитание моего сына – это мое лично дело, и ваше вмешательство в данный вопрос неуместно? – насмешливо, ничего не отрицая и не воспринимая слов молодого Софита всерьез, спросил Хэч.

- Нет, мне так не кажется, – покачал головой Том. – Если благодаря вашему «воспитанию» он утратит способность рожать детей, мой брак окажется бесплодным. Я думаю, что ни вы, ни я не хотим скандала, который неизбежно разразится, если мне придется аннулировать бездетный брак.

Когда через полчаса вполне удовлетворенный разговором Том покидал дом семейства Хэч, глава этого семейства крушил собственный кабинет в приступе бессильной ярости на отчитавшего его мальчишку Софита.

Но с этого дня Билла не трогали: отец не разговаривал с ним, обозвав предателем, а братья хихикали ему в след исключительно из мужской солидарности. Все родственники ждали дня свадьбы, чтобы поскорее сбыть непослушного ребенка с рук.

Дата добавления: 2015-09-06