XIII век как вершина средневековья. Величина и пределы папской теократии. Культура высокого средневековья 3 страница

Византия, предоставленная самой себе, не могла успешно противостоять напору Османской империи, стремительно овладевавшей Малой Азией, и теряла провинцию за провинцией. С этих пор Восточная Римская империя могла противопоставить угрожавшему ей крушению только героическую отвагу, которая, однако, могла замедлить агонию, но не отвратить ее. 1453 г. — трагический результат произошедшего ранее расхождения между Востоком и Западом.

§ 55. Каноническое право. Полновластие пап

1. Развитие изучения права в Болонье (§ 51е) пошло на пользу и церковному, каноническому праву. Папы начиная с давних пор утверждали решения соборов; иногда они (например, Лев I, § 24) в посланиях или «декреталиях» решали важные догматические или дисциплинарные вопросы, как велели им право и долг поставленных Христом руководителей Церкви и хранителей достояния веры. Как выросло представление пап о масштабах этого права, и как это право признавалось или оспаривалось христианским миром, не в последнюю очередь королями и императорами, мы уже видели на примере многих событий в истории.

а) Теперь был подготовлен большой материал, и масса разнообраз ных юридических мнений ждала систематизации и анализа. Когда церковные определения объединялись в сборники, было естествен ным включать туда и постановления пап. Это сделал уже Лже-Исидор (§ 42). Так же поступил подлинный основоположник церковно-юридической науки монах Грациан в XII в. в декрете, впоследствии названном Декретом Грациана³⁰³. В XIII в. его собрание пополнилось новыми материалами, в которых особое место занимали судебные определения Александра III, Иннокентия III, а позже Григория IX и Бонифация VIII. Вместе они составили, наконец, официальный свод церковных законов, Corpus iuris canonici, отдельные составные части которого сформировались в органическом взаимодействии друг с другом между 1140 и 1503 гг., и который как выражение власти римских пап над миром выступал наравне с древним и юстиниановским римским правом, и даже значительно опередил их по значению. Главным в этом праве (в его существенных частях и до появления формально-юридических злоупотреблений XIV в.) были не формулировки; в нем господствовала идея внутренней справедливости.

б) После Григория VII отдельные Церкви в различных странах были гораздо менее зависимы от своих суверенов, чем раньше. Правда, не было недостатка, как мы видели, в постоянно возобновлявшихся (и многочисленных) попытках со стороны христианских князей распоряжаться церковными владениями в своих интересах (в особенности посредством раздачи епископских кафедр и аббатств). Однако в целом влияние папы на замещение вакансий во всей Церкви постоянно росло. Со времени Александра III епископов должен был утверждать папа. С другой стороны, в течение всего XIII в. право утверждения епископов в значительной мере принадлежало еще митрополитам ³⁰⁴. Иннокентий III добился, чтобы епископы и архиепископы приносили ему присягу верности. В отдельные Церкви были направлены папские легаты ³⁰⁵, через которых непосредственно осуществлялось папское верховенство. Чтобы осознать поразительно последовательную — несмотря на все контрудары — непрерывность этого развития, достаточно вспомнить св. Бонифация, при котором во Франкской Церкви все эти структуры уже появились в зачаточном виде; только после григорианской реформы они были организованы гораздо более систематически и завоевали более действенный авторитет.

2. а) Высокое духовное положение преемника Петра, как и вытекающая из него церковно-религиозная власть, еще ранее побуждали монастыри и даже целые земли отдавать себя под прямое покровительство папы (т. е. св. Петра) (на территории будущей Германии первым было аббатство Фульда, в Бургундии — Клюни). Через это они оказывались в реальной «политической» зависимости от римского епископа, которому впоследствии они стали выплачивать налог за покровительство (начиная с Х в., сначала в качестве так называемой рекогниции); так они одновременно освобождались от другой зависимости (как светской, так и церковной) и защищали себя от различных посягательств: они использовали право экземпции.

Экземпция может иметь разное содержание (ср. § 34 о «частной церкви»). Ее установление и соответственно юридическая фиксация в духе общей власти пап высокого и позднего средневековья над отдельными церквями и монастырями ойкумены начинаются при Александре III.

б) Сильно растущая с XII, а особенно с XIII в., непосредственная церковно- политическая власть пап ускорила этот процесс и расширила его границы: многие церкви, монастыри, епископы обращались к Риму за получением льгот, диспенсаций и т. д., или приносили неприемлемые для них судебные решения на суд Рима (апелляции). Папская курия в Латеране стала судебной палатой для всего мира. Иннокентий III ясно это высказал: «Господь дал в управление святому Петру не только всю Церковь, но и весь мир». Но это порождало огромную работу и делало необходимым создание постоянно растущего чиновничьего аппарата. Было вполне справедливо, что вытекающие отсюда денежные расходы покрывались за счет просителей и жалобщиков. Ведь доходов Церковного государства было для этого далеко недостаточно. Так возникают церковные налоги, как постоянные, так и чрезвычайные,которыми облагались все христианские народы в пользу пап, а для некоторых нужд папского двора устанавливались специальные пошлины ³⁰⁶.

3. Объединение Церкви и всех отдельных Церквей вокруг папства (§ 35) было блестяще осуществлено. Но это несло в себе серьезные опасности для религиозной жизни, которым предстояло обнаружить ся слишком скоро: Григорий VII уничтожил симонию, Бернард предостерегал от политики и от денег, так же как и Герох Райхерсберг ский, Вальтер Маппес († 1209 г.), Томас Бекет († 1170 г.)³⁰⁷. Теперь возникла более грозная, чем когда-либо прежде, опасность того, что иерархия (не только вследствие ослабления нравов в народе, но и по внутренней логике вещей ³⁰⁸) слишком погрязнет в таких светских делах, как политика, право и деньги. Уклон, внутренне присущий идее власти, сказался в непосредственном обременении Церкви политической властью и экономическим могуществом, что было задано самим историческим развитием и чего невозможно было избежать. Здесь мы стоим перед опасностями, неизбежно следующими из предначертанного Основателем пребывания Церкви в мире (Ин 17, 15), опасностями, преодоление которых требует от нее постоянного испытания и покаянной самопроверки (metanoia).

Сколь велика была имманентная угроза Церкви, мы уже не раз могли убедиться. Она возросла после григорианской реформы, а затем — с победой папства над Штауфенами. Начиная с позднего средневековья, после Авиньона и последовав шей за ним реализации папских фискальных прав над отдельными Церквями (§64) она стала жизненно опасной.

Принести спасение могли только святые. Бог уже не раз посылал их Своей Церкви, а в их лице сокровище, которое сейчас, перед лицом еще большего упадка, омолодило Церковь и возродило ее после периода помрачения.

§ 56. Катары и вальденсы

I. Новые манихейские движения

1. Почему ереси появились вновь только с наступлением XII и XIIIвв., мы уже знаем (§ 34, II). Две наиболее крупные из них — ереси катаров и вальденсов — изначально имеют совершенно разную природу и разное значение для жизни Церкви; тем не менее, в чем-то они родственны между собой.

Происхождение катаров, долгое время остававшееся неясным, теперь установлено, — это Балканы (Болгария — Босния), куда византийскими императорами были переселены остатки древних манихеев. Проповедники их религиозных воззрений, именовавшие себя по имени некоего Богомила, прошли, очевидно, вверх по Дунаю по путям, открытым крестоносцами. Эта ересь чужда всей структуре средневекового общества и поэтому несет в себе опасную революционность преимущественно деструктивного характера.

Движение вальденсов, напротив, вырастает из недр самой Церкви как реакция на определенные тенденции в ее развитии. Оно строится на евангельско-христианской основе.

2. Катары (от греч. katharos=чистый) около 1150 г. широко распространились в Южной Франции в Альби (отсюда «альбигойцы») и его окрестностях. Их учение было основано на дуализме, т. е. катары отвергали, считая злом, все, что связано с материей (брак, мясную пищу, частную собственность). Ценным для них был только дух и все духовное. Подобно многим гностикам, они на основании этих языческих представлений подправляют Священную историю и учение о спасении: отрицают Воплощение и Воскресение (Христос якобы обладал только видимостью тела= докетизм) и противопоставляют Новый Завет Ветхому.

Поскольку они отвергали материю, а значит, и тела, как зло, то они были резкими противниками церковных таинств, и в особенности Евхаристии³⁰⁹. Главным средством получения благодати, долженствую щим дать полное прощение грехов, у них был consolamentum [утешение] — возложение рук, совершавшееся членом секты, который со своей стороны строго придерживался требуемого умерщвления плоти. Таким образом (как во многих древних дуалистических системах: §16), в зависимости от того, насколько совершенным было в них действие этого орудия благодати и, соответственно, «просветление» или «спасение», члены секты делились на «совершенных» и простых «верующих». Именно такое различение позволяло катарам охватывать все новые слои общества. Благодаря хорошей внутренней организации и даже наличию собственной иерархии секта обладала необычайной сопротивляемостью и причинила Церкви много вреда. Ее главная притягательная сила состояла в справедливой критике богатства ивласти Церкви, обмирщения многих епископов и священников и в той искусительной силе, которая всегда присуща спиритуализму, а отчасти в ее собственной непритязательности.

3. Основные принципы катаров несли в себе угрозу распада для всего общества. Опасность их для государства явствует прежде всего из отказа от присяги и военной службы. Радикальная критика Церкви, отрицание институционального элемента в ней сделали их ее врагами и даже настоящей «антицерковью».

Для борьбы с этой ересью Церковь использовала многие способы: проповедь св. Бернарда (в том числе и в самом Альби), письменные опровержения, например, Петра Достопочтенного и др.; миссия по обращению еретиков, порученная одному из кардиналов-легатов в 1177г. Уже после «крестового похода», посланного Александром III против катаров (1181 г.), Иннокентий III сделал новую попытку, отправив для обращения еретиков двух цистерцианцев. Они ничего не достигли и одного из них даже убили. Казалось, что не остается никакого иного пути, кроме меча. Начались альбигойские войны с их порой абсолютно нехристианской жестокостью³¹⁰. То, что еще осталось от секты, попало под власть инквизиции; впрочем следы ее встречались вплоть до XIV в.

Чтобы понять ситуацию, так же как и малый успех попыток обращения, нужно принять во внимание несколько факторов: торжественные посольства приходили не столько ради возвещения Евангелия нищим духом, сколько как представители единственной спасающей Церкви; в них еще слишком силен был дух крестовых походов, которые не столько взывали к обращению, сколько требовали его и на деле часто насаждали насильно.

II. Движения за бедность

1. Св. Бернард не поступил в монастырь Клюни, потому что тот больше не соответствовал аскетическим идеалам бенедиктинского устава. В своей книге о созерцании он предостерегал от власти и богатства Церкви. Св. Хильдегарда Бингенская точно так же видела опасности, здесь таившиеся. Такие же жалобы (особенно на курию и прелатов вообще) раздавались уже тогда в самых разных странах христианского мира.

Все это, как мы уже видели³¹¹, далеко выходит за пределы морализирующей критики, здесь речь идет о самой природе Церкви. Иерархически-монашеская Церковь полагала мир столь глубоко и окончательно обращенным, что сама себе казалась осуществлением Царства Божия (civitas Dei) и Небесным Иерусалимом на земле. Теперь, в XIIв., движение за обновление вывело на поверхность такие слои христианского общества, для которых не только были неубедительны формы как имперской, так и реформированной церковности, но которые находили столь же неудовлетворительным и все монашеское «совершенное сословие».

2. Такие соображения побудили богатого лионского купца Петра Вальдеса раздать имущество нищим (1173). Он взял себе за образец предписание Господа из Мф 10, 9 слл. и стал вести бедную апостольскую жизнь странствующего проповедника покаяния. Он собирал вокруг себя единомышленников — мужчин и женщин — и посылал их по двое для такой же проповеди покаяния³¹². «Назад к бедной апостольской Церкви!» — в устах вальденсов это было центральным требование веры. Священное Писание (описание бедной жизни Спасителя; но прежде всего призыв Христа к богатому юноше: Мф 6, 19.21) было для них всем. С вальденсов действительно начинается великое средневековое библейское движение мирян. Рвение «лионских бедняков» было добрым, даже образцово евангельским; они действительно чувствовали себя овцами, посланными среди волков. Здесь, правда, был и опасный вызов христианскому миру, не в последнюю очередь иерархии и аббатствам.

а) К сожалению, этим людям с пламенным сердцем слишком часто не хватало для проповеди необходимых знаний. Проповедь была им запрещена — сначала архиепископом Лионским, а затем и Латеранским собором в 1179 г.

Столкновение между приверженцами харизматической «апостольской жизни» и представителями апостольского служения тоже не было лишено трагизма. Непонимание и недоверие со стороны Церкви, радикализм и путаница со стороны «лионских бедняков» привели к тому, что возможность плодотворного общения была упущена. Произошло то, на что нам часто приходится жаловаться в церковной истории: неверно понятые, вальденсы утвердились в своих ошибочных тенденциях. (Это нисколько не оправдывает тех, кто не вышел навстречу зарождающемуся новому с достаточной любовью.)

б) Идеи вальденсов разнообразны и неоднородны; они различны для разных стадий развития их движения и в разных странах. Там, где их общины еще не были организованы, они еще долго принимают участие в жизни Церкви. Свое неприятие церковных воззрений они часто выражали не посредством точной (богословской) теории, но в конкретных поступках. Так, например, они практичес ки (как, впрочем, ранее идеологи григорианской реформы) ставили действитель ность таинств в зависимость от достоинства совершающего их священника.

В целом их представления основывались на спиритуализирующем (а иногда и спиритуалистском) понятии Церкви. Все имели, исходя из своих принципов, тенденцию к отрицанию апостольского преемства епископов, а также монашеской жизни. Для них сама апостольская жизнь и харизматическое призвание служили своего рода преемством, в котором они строили свою собственную иерархию, состоящую из епископов, священников и диаконов. Здесь даже присутствовало влияние монашеского идеала ³¹³. И все же их основная установка несомненно ориентирована на жизнь в миру.

Более радикальную картину представляют родственные направления в Верхней Италии, где сильнее распространилось влияние катаров: отрицание чистилища, а значит, и отказ от молитвы за умерших и заупокойных богослужений; отрицание почитания святых, отпущения грехов, отказ от присяги, военной службы, смертной казни (=отрицание связи Церкви со светскими властями). Ограничение числа таинств крещением, причастием и покаянием: предвестие многих будущих еретических церковных образований.

Впервые здесь появляется движение, которое — в различной степени — отрицает исторически сложившуюся Церковь как таковую и ссылается на некую тайную Церковь, в которой их связывает с апостолами прямая преемственная связь.

3. Поскольку вальденсы не подчинялись наложенным на них запретам, папа Люций III отлучил их в 1184 г. Это, конечно, не решило проблемы. Иннокентий III, признавая, что в этом движении есть значительные позитивные ценности, небезуспешно пытался хотя бы часть его вернуть в Церковь. Несмотря на все неудобства, доставляемые наступательной проповедью странствующих проповедников, он осознавал необходимость проповеди-благовестия, противоположной пагубному молчанию клириков, канонистов и монахов, «немых собак».

Однако главным победителем вальденсов стал Франциск из Ассизи (§ 57), осуществивший внутри Церкви идеал апостольской бедности и страннической проповеди.

В Вальдесе и его движении мы впервые в средневековье видим, как миряне широко и самостоятельно участвуют в решении религиозных проблем своего времени: еще один и (как показывает эта первая еретическая попытка) тревожный признак Нового времени, идущего на смену средневековому клерикализму³¹⁴.

III. Организация борьбы с ересью

1. Уже христианская древнеримская империя создала обширное законодательство о еретиках. Августин, принужденный к тому упорством и жестокостью донатистов, изменил свое первоначальное мнение (§ 30) и выступил за применение внешней власти против лжеучителей. На христианском Западе существовало законодательство о еретиках Юстиниана (§ 23) и соответствующие постановления Карла Великого, но не было собственно законодательством установленного порядка наказаний, без которого, однако, при том внутреннем слиянии государственного и светского начал, которое характерно для средневековья, к сожалению, обойтись было нельзя. Отлучение от Церкви уже было недостаточным средством в те времена, когда ересь фактически стала не только грехом совести, но и посягательством на устои и стабильность общества. Вновь история ставит нас перед одним из тех трагических сплетений, когда жизненно необходимая защита истины осуществляется такими способами, которые мы в их конкретной форме можем воспринимать только с ужасом, даже если добрые намерения ответственных за это лиц объяснимы с историко-полити ческой точки зрения.

Народные воззрения, проявления практического богословия и обычного права до некоторой степени опережали здесь закон. Известный материал, однако, ограничен. Епископ Вазо из Лютича (980_1048) осуждает жестокие меры против действительных или предполагае мых еретиков во Франции; св. Бернард осудил преследование иудеев и жестокие стихийные истязания и убийства еретиков в Кёльне в 1144 г., поскольку вера должна приходить путем убеждения, а не через принуждение; но он говорит и о том, что еретиков должен ждать костер. Народные волнения против иудеев участились³¹⁵. Узаконенные наказания еретиков впервые установил Фридрих Барбаросса. Определенно засвидетельствована смертная казнь за ересь в 1197 г. в Арагоне. Потом ее объявил Людовик VIII во Франции, Фридрих II в своих владениях и папа (1231) для Италии.

2. Решающую роль в борьбе с еретиками сыграл институт епископской инквизиции. Папская булла от 1184 г. предусматривает помощь светской власти — постановление, с которым соглашается Барбаросса. Смертная казнь не упоминается. Страшной была участь еретиков в альбигойских войнах 1209_1218 гг. Вскоре после этого (1229 г.) на одном из соборов в Тулузе епископская инквизиция получает свою окончательную форму: епископ должен был приказывать разыскивать еретиков и, если они изобличены и упорствуют, передавать их представителям светской власти³¹⁶.

а) Григорий IX преобразовал этот институт в папскую инквизицию, сделав ее постоянным учреждением и подчинил непосредствен но Св. Престолу. Инквизиторами назначались доминиканцы. Надо было случиться тому, что Григорий, а затем Иннокентий IV усвоили себе соответствующее распоряжение Фридриха II. Подобающим наказанием для упорствующих еретиков была решительно определена смертная казнь, которая должна была совершаться руками светской власти. Иннокентий IV в 1252 г. разрешил применение пыток при судопроизводстве.

Полная формально-юридическая трактовка следственного материала органами Церкви может только насторожить. Здесь явно видны первые шаги пагубного отступления церковного сознания от евангельской проповеди. Многозначительная деталь — назначение инквизиторами именно доминиканцев; ведь специальной задачей нового ордена было обращение еретиков (§ 57).

С другой стороны, нужно подчеркнуть, что эта задача воспринима лась с полной серьезностью, т. е. Церковь не ограничивалась негативной реакцией; напротив, она искала позитивного преодоления опасности путем возвращения заблуждающихся в лоно Церкви при помощи нищенствующих орденов.

б) Инквизиция была страшным учреждением. Много невинной крови было пролито ею, много жестокостей ею совершено. Она не годилась для того, чтобы осознать подлинное положение дел, так как применяла пытки, и не была специально ориентирована на изменение образа мыслей подследственных (это не в последнюю очередь подтверждают сами инквизиторы тем, сколь сильно они не доверяли вынужденным отречениям); не была инквизиция и выражением христианского духа, как бы мало права мы ни имели сомневаться в серьезности веры отдельных ее представителей. Неисторично также ставить одной только Церкви в вину связанные с инквизицией злоупотребления. Здесь равно «виновны» и представления той эпохи, во многом еще грубые, и, конечно, жизненно важная связь религиозного и государственного начал; однако нужно со всей настойчивостью подчеркнуть, что здесь выражено также высокое понятие об истинной вере: она— высшее благо на земле, несравнимое ни с чем, особенно с телесной жизнью. Инквизиция и обычай сожжения еретиков были поэтому уничтожены не реформато рами (которые, напротив, их одобряли), но Просвещением XVIII в.

3. От папской инквизиции следует отличать более позднюю испанскую (основанную в 1481 г.), которая по своему происхождению и структуре была прежде всего государственным учреждением, за которое Церковь, конечно, также несет свою долю ответственности.

Сначала удалось насильственно подавить все зарождающиеся еретические движения как явления общественной жизни. Но яд ереси отнюдь не был уничтожен. Ересь стала подпольным движением.

В Германии после убийства Конрада из Марбурга (1233 г.), посланного туда впервые для суда над еретиками, папская инквизиция отступила, и только в XIVв., когда умножаются процессы над ведьмами и колдунами, она начинает иметь здесь значение.

§ 57. Жизнь орденов. Нищенствующие ордена

Во время начавшегося уже распада подлинного средневековья, проявившегося в еретических движениях, личности Фридриха II и литературе, шел и противоположный процесс — процесс зарождения элементов нового, служащих дальнейшему углублению и обогащению собственно средневекового, а именно религиозно-церковного сознания.

С начала Средневековья, даже со времени клюнийского обновления и всего, что ему сопутствовало, разные ордена достигли невероятно многого. Однако, поскольку их сила и богатство возросли, произошло некоторое их обмирщение; или же они стали приносить меньше пользы из-за внутренней перестройки (отказ от физического труда, господство культового начала). Движение, возглавляемое Сито, оставаясь в своей строгой монастырской реформе полностью в рамках традиции, способствовало появлению множества новых начинаний; но и его творческий период закончился. У рыцарских орденов все чаще и чаще идеал праведной жизни оказывался отодвинут на второй план политическими и военными задачами. Внутренняя же сила Церкви полностью сохранилась: монашество не просто возродилось, но, более того, только теперь (когда люди ощутили мир уже стареющим— iam senescente) оно по-новому раскрыло все богатство своего аскетического идеала. Главные заслуги в процессе этого развития принадлежали св. Франциску Ассизскому и св. Доминику, причем уже очень скоро проявилось родство созданных ими общин. И хотя сам факт их появления вызван острым кризисом состояния и форм жизни Церкви того времени, этот процесс не имеет полемической нацеленности (которую мы отмечали у Бернарда), но развивается соответственно своей природе в высшей степени конструктивно. В особенности на примере жизни св. Франциска мы видим подлинный акт христианского творчества.

Как у Доминика, так и у Франциска нововведения настолько значительны, что во избежание неправильного истолкования придется рассматривать их путь отдельно от традиционного монашества. Будучи родственны в основе старому монашеству, новыми и «немонашес кими» ордена стали в силу того, что в предписанный им образ жизни и устав³¹⁷ была официально введена обязанность быть пастырем, проповедником и учителем.

I. Франциск Ассизский

1. а) Франциск — величайший святой средневековья. Все в нем просто, истинно и значимо; он всем понятен, он настолько преисполнен любви, что и по сей день весь мир, как католический, так и некатолический, в восхищении склоняется перед ним. Бедняк из Ассизи и как отдельная личность является блестящей и убедитель ной апологией католической Церкви, будучи, правда, и мощным ей предостережением.

Франциск Ассизский — один из самых самобытных образов, какие знает история: он был совершенно чужд среде, из которой вышел, и стал таким, каким мы его знаем, исключительно действием благодати и в силу своего особого душевного склада. И все же именно он способом, который следует назвать поистине провиденциальным, дал ответ на самые важные вопросы своего времени³¹⁸.

б) Франциск родился в 1182 г. в семье богатого торговца тканями, т. е. типичного представителя гордого, набирающего силу бюргерства итальянских городов³¹⁹. Подобно Вальдесу, он презрел деньги. Его ум следовал всему великому и вместе с тем истинному. Он хотел стать рыцарем, и он стал им. Но вместо служения земному господину он стал рыцарем Иисуса Христа; и как мирской рыцарь следует за своим господином, так шел он за своим божественным Хозяином: послушный Его слову, буквально, без мудрствования; рыцарская верность — главная черта его веры. Его правильно зовут «Poverello», потому что подобно тому, как другие рыцари избирают себе земную даму сердца, он сочетался браком с «дамой Нищетой»³²⁰.

2. а) Пленение, а прежде всего — тяжелая болезнь привели его к столь возвышенному пониманию жизни. Ему пришлось преодолеть тяжелый внутренний кризис. Но время Дамаска было целительно и плодотворно. Оно совершило переворот в его внутреннем мире, подготовило пашню, в вопрошании ждущую тайну благодати. Он начал без великих планов. Он услышал голос, исходивший от распятия в Сан-Дамиано и сказавший ему: «Франциск, иди и восстанови дом мой, который, как ты видишь, совершенно разрушился». Он понял эти слова буквально. (Позже столь буквальное понимание стало свойственно ему, как никому другому.) Итак, он восстановил часовню своими руками.

Он увидел прокаженных; он заставил себя остаться с ними и служить им. И тогда произошло следующее: «Горькое (отнюдь не теряя своей горечи) стало ему сладким».

б) Тогда в его жизни произошло великое событие: во время мессы при чтении Евангелия он услышал повеление Иисуса Своим ученикам: жить в нищете и проповедовать покаяние. Это определило дальнейшую программу Франциска. В буквальной верности, без всяких «если» и «но», этот наказ должен быть исполнен: (а) ничем не владеть и (б) проповедовать. Идеал св. Франциска — нищета — выразился, таким образом, не только в том, чтобы «ничего не иметь», но получил позитивный смысл, так как должен был быть поставлен на службу идее Царствия Божия, попечению о душах.

в) Его отец, богатый купец Бернадоне, не мог перенести того, что его сын раздарил все, чем он владел, и прогнал его. Ответ Франциска был: «Теперь я тем более могу молиться:

3. а) В 1209 г. Франциск с двенадцатью спутниками, объединивши мися вокруг него, явился в Рим к Иннокентию III. Возможно, папа почувствовал в этих простых людях, просивших разрешения проповедовать, что-то общее с вальденсами. Поэтому он счел новый идеал бедности (распространенное название «pauperes» — бедняки, нищие— воспринималось в то время как еретическое), который требовал от братства полного отказа от собственности, неосуществимым. Однако устно он утвердил программу Франциска. Одного слова папы было достаточном для святого, который всю свою жизнь не слишком заботился о декретах и привилегиях. Для него было очевидно, что он на правильном пути. Его программа, собственно, и не нуждалась в сложном «уставе», но требовала, как он просто формулировал, одного: жить по Евангелию.

Франциск искал мученичества. После того как генеральный капитул необыкновенно быстро выросшего братства в 1219 г. организовал миссионерскую деятельность, Франциск отправился на Восток (где к его словам прислушался султан, но в целом попытка миссионерства не была по-настоящему успешной). Это было началом необозримого миссионерского труда. Так произошел переход от духа «крестовых походов»: от агрессивного насильственного обращения к проповеди Благой вести в свойственном ей духе заботливой любви в подражание Христу³²¹.

Именно поэтому францисканцы стали великим миссионерским орденом высокого и позднего средневековья.

Во время путешествия Франциска в Палестину среди его братьев произошел разлад, принесший ему много страданий. Однако это не был, как долго думали, конфликт между умеренным и строгим направлениями (подобный более поздней борьбе между обсервантами и конвентуалами; ср., например, § 65). Строгая система постов, установленная тогда братьями, была принята скорее ради защиты в спорах с катарами в желании доказать свою способность с ними конкурировать.

Возвратившись, Франциск защитил христианскую свободу меньших братьев³²². Только в 1221 г. он дал им устав. Там было требование «оставить мир», жить по Евангелию. Более подробные ограничения заключались в необходимости послушания, бедности и целомудрия. Этот устав в 1223 г. был заменен окончательной редакцией, которая— novum! — была утверждена папой. В его подготовке принимал участие кардинал Уголино, в дальнейшем — папа Григорий IХ. Его заслугой было то, что образу жизни, свободно вытекающему из жизни самого Франциска, была придана твердая форма, что сохранило его для будущего.

Дата добавления: 2015-09-06