Эпоха возрождения 2 страница

Распространившись на север, в Германию, Голландию и Англию, движение Возрождения обрело более серьезный облик. Там не было поэтов и художников высшего ранга, однако Рейхлин и Эразм были учеными, эрудиция которых не только привлекала внимание в то время, но и стала благом для последующих поколений и внесла непосредственный вклад в Реформацию. А к югу от Альп культуре покровительствовал особый класс, и она приобрела вид развлечения избранных, хотя на самом деле с восхищением любоваться получающимися про­изведениями искусства должны были все классы общества.

Таким образом, эпоха Возрождения устремлялась к духу свободного исследо­вания, утверждала достоинство разума, расширяла горизонты способностей человека как гражданина мира, освобождала от пыли веков литературные сокровища и памятники древней Греции и Рима, устанавливала новый стиль научного описания, основанный на наблюдении и подрывавший диалектичес­кую отвлеченность схоластической философии, отводила более важную роль мирянам и акцентировала внимание на ценности естественной морали и естест­венных отношений человека с человеком. Для монаха красота была ловушкой, женщина — искушением, удовольствие — грехом, а мир — суетой сует, тогда как гуманист дышал духом космополитизма и воспитывал в себе универсальные симпатии. Данте, в духе римских авторов позднего периода, восклицал: «Мой дом — это мир»¹⁰⁰⁴.

§63. Данте, Петрарка, Боккаччо

Данте, Петрарка и Боккаччо символизируют рождение и славу итальянской литературы и открывают новый литературный и художественный век. Петрарка и Боккаччо относятся в основном к сфере литературы, а Данте — к области литературы, религиозной мысли и публицистики. Период, в который они жили, продолжался более ста лет, от рождения Данте в 1265 г. до смерти Боккаччо в 1375 г.

Данте Алигьери (1265 — 1321), первый из итальянских и величайший из средневековых поэтов, представил нам в своей «Божественной комедии» (Divina Commedia), задуманной в 1300 г., поэтический взгляд на моральную вселенную, рассматриваемую с точки зрения вечности (sub specie aeternitatis). Он родился во Флоренции и под руководством своего учителя Брунетто Латини (которого позже хвалил) читал Вергилия, Горация, Овидия и других латинских авторов. В жар­ком конфликте между партиями, развернувшемся в его родном городе, он снача­ла принял сторону гвельфов против гибеллинов, выступавших за императорский режим в Италии. В 1300 г. он был избран одним из priori, или глав городского совета, одобрил строгие меры, применявшиеся к политическим оппонентам, и, проведя немного времени на этой должности, был сослан. Его угрожали сжечь живьем, если он осмелится вернуться в город. Он странствовал, был в Париже, а возможно, и еще западнее, потом обосновался в Равенне, где и умер. Его кости покоятся там до сих пор. После его смерти Флоренция воздала ему высшие поче­сти, хотя Равенна отказалась отдать его тело. Флоренция создала кафедру для разъяснения его «Божественной комедии» (первым эту кафедру возглавил Бок­каччо), а также воздвигла своему выдающемуся сыну впечатляющий памятник в церкви Санта-Кроче и статую на площади перед ней. В 1865 году вся Италия присоединилась к Флоренции в праздновании шестисотой годовщины рождения Данте. Никогда еще его великую поэму не изучали как произведение искусства более широкие круги населения · η с более глубоким энтузиазмом, чем сегодня. Она останется пророческим голосом Божьего суда и милости до тех пор, пока люди не перестанут выражать свои религиозные чувства.

Данте был мирянином, был женат и имел семерых детей. Эпохальным собы­тием его жизни стала встреча с Беатриче. Ему было девять лет. Она была на несколько месяцев младше его. Они встретились на празднике в доме ее отца, где ее, по словам Боккаччо, нежно звали Биче. Видение Беатриче — ибо у нас нет сведений о беседах между ними — наполнило душу Данте ощущением чистоты и блага, которое вытеснило все дурные мысли¹⁰⁰⁵. Девять лет спустя он снова увидел ее, а в следующий раз, уже в своих поэтических мечтах, он увидел ее в раю. Беатриче вышла замуж и умерла в возрасте 24 лет в 1290 г.

После этого видения началась новая жизнь Данте, vita nuova, которую он описывает в одноименной книге. Образ Беатриче осветил ему путь. Ее чистый дух был его проводником. Во время первой встречи, пишет поэт, «она явилась ко

¹⁰⁰⁴Burckhardt, I. 145.

^imVita Nuova, 10, 11. См. Scartazzini, Handbuch, p. 193.

мне облаченной в благороднейший скромный и идущий ей малиновый цвет, в венке, одетая, как подобало ее юному возрасту». Рожденная таким образом лю­бовь, говорит Чарльз Элиот Нортон, «продолжалась с детских лет Данте до самой его смерти и постоянно служила утешением его сердцу, несмотря на горькие разочарования»¹⁰⁰⁶. В последний раз поэт говорит о ней как о стоящей рядом с Рахилью в высших небесных сферах.

Прекрасная у ног ее жена.

Под ней Рахиль-

Рай, xxxii. 6.

Если бы Данте написал только свой трактат против светской власти папства, Be monorchia, его имя заняло бы место лишь в списке памфлетистов XIV века. А «Божественная комедия» превращает его в главного поэта всего средневекового мира. Эта бессмертная поэма — зеркало средневекового христианства и цивили­заций и в то же время — труд универсального значения и непреходящего инте­реса; В нем подводятся итоги средневековых религиозных представлений и в то же время представлен свободный критический дух современного мира¹⁰⁰⁷. Это автобиография Данте, отражающая его личный опыт¹⁰⁰⁸.

■ В поэме рассказывается о средневековой Италии и ее разнообразных героях, многие из которых представляют лишь местный и временный интерес. Но в то же время «Комедия» — это духовная биография человека в трех его состояниях: греха, раскаяния и спасения. В ней описано паломничество в мир духов, за пределы этой жизни, из темного леса искушения через бездну адского отчаяния по ступеням очищения чистилища к царству блаженства. Хотя в первых двух областях в роли проводника поэта выступает Вергилий, представитель земного разума, в небесных областях его ведет Беатриче, символ божественной мудрости и любви. Inferno повествует о грехе и несчастье; Purgatorio — о раскаянии и надежде; Paradise — о святости и счастье. Ад пугает ужасами и скорбями. Чис­тилище трогает покаянными слезами и молитвами. Рай восхищает чистотой и миром. Чистилище — это промежуточное состояние. Оно пройдет, а небеса и ад пребудут вовеки. Ад — это безнадежная тьма и отчаяние. Кульминация небес­ных переживаний — блаженное видение Святой Троицы, которое возвышеннее всего, что может вообразить себе человек или ангел. Здесь представлены крайние противоположности: ужас и восхищение, тьма и свет, Божий суд и Божья лю­бовь. В раю святые образуют безупречную белую розу, чашечка которой — озеро света, окруженное невинными детьми, восхваляющими Бога. Вероятно, это воз­вышенное представление было навеяно розетчатыми окнами готических соборов

^lmVita Nuova, Norton's trsl., p. 2.

^imDie Komodie ist der Schwanengesang des Mittelalters, zugleich aber auch das begeisterte Lied, welches die Herankunft einer neuen Zeit einleitet (Scartazzini, Dante Alighieri, etc., p. 530). См. Geiger, U. 30 sq. Church (p. 2) называет ее «первой христианской поэмой, с которой начинается европейская литература, как с "Илиады" началась литература Греции и Рима». Данте знал не больше дюжины греческих слов и, на языке родного народа, назвал свою великую эпиче­скую и дидактическую поэму комедией, или «деревенской поэмой» (от κώμ·η, «вилла», веро­ятно, не думая о более естественной этимологии данного слова, от κώμος, «веселье»).

"""«Все мучения, мною описанные, всё горе и страдания, не вызывающие сочувствия, я вынес здесь, на земле — в городе Флоренции» (Allen Schmerz, den ich gesungen, all die Qualen, Greu'l und Wunden Hab' ich schon auf dieser Erden, hab' ich in Florenz gefunden. — Geibel: Dante in Verona). Одна из лучших поэм о Данте написана Уландом. См. также произведения Теннисона, Лонгфелло и др.

или же тем фактом, что святой Бернар и другие средневековые богословы и поэты называли Деву Марию розой.

Следуя геоцентрической космологии птолемеевской системы, поэт поместил ад внутри земли, чистилище — в южном полушарии, а небеса — на небесной тверди. Ад — это зияющая бездна, расширяющаяся кверху и состоящая из деся­ти кругов. Чистилище уподоблено горе, на которую восходят души. Небеса состо­ят из девяти кругов, вершина которых — эмпирей, где пребывает чистая боже­ственная сущность.

Среди обитателей этих областей духовного и грядущего мира Данте помещает известных лиц своего собственного поколения и предыдущих веков. Он не щадит ни гвельфов, ни гибеллинов, ни пап, ни императоров и всем воздает по заслугам. Наказания, по его мнению, зависят от природы греха, а награда — от степени добродетели. С поразительной искренностью и богатством воображения он устанав­ливает соответствие между внешностью и моральным характером. Трусов и равно­душных, не знавших ни славы, ни позора, в преддверии ада гоняет крутящийся стяг и жалят осы и слепни. Развратников носит ураганный ветер в полной темноте. Они испытывают жгучую плотскую похоть, но не могут удовлетворить ее.

То адский ветер, отдыха не зная, Мчит сонмы душ среди окрестной мглы И мучит их, крутя и истязая Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем.

Ад, V. 31-43

Обжоры лежат на земле, осыпаемые градом и заливаемые потоками нечистот. Богохульники страдают на равнине горящего песка, в то время как огненные искры медленно опускаются на их тела, подобно хлопьям альпийского снега. Гневливые вечно терзают друг друга.

И я увидел, долгий взгляд вперяя, Людей, погрязших в омуте реки; Была свирепа их толпа нагая. Они дрались, не только в две руки, Но головой, и грудью, и ногами. Друг друга норовя изгрызть в клочки.

Ад, VII. 109 sqq.

Симонисты, которые продавали веру за деньги и превратили храм Божий в вертеп разбойников, брошены в ямы вниз головой. Ноги их торчат наружу, и их мучают огнем. Архиеретиков держат в раскаленных докрасна могилах, а тира­нов — в потоке кипящей крови, и кентавры стреляют в них, когда они пытаются подняться. Предатели погружены в ледяное озеро вместе с сатаной, архипредате­лем и воплощением эгоизма, коварства и низости. Сами их слезы превращаются в лед, символ предельного ожесточения, а сатана вечно жует своими тремя пас­тями трех архипредателей, Иуду, Брута и Кассия. Мильтон представляет сатану как архангела, который даже в аду гордится и в гордости восклицает: «Лучше царить в аду, чем служить на небесах». Поэт внушает читателю чувство восхи­щения неукротимыми амбициями Люцифера и его сверхчеловеческой силой. У Данте же сатана вызывает отвращение и ужас, а надпись над вратами ада заста­вляет читателя содрогаться:

Я увожу к отверженным селеньям, Я увожу сквозь вековечный стон, Я увожу к погибшим поколеньям... Входящие, оставьте упованья}^ш

Из этой области мрака и скорби Вергилий ведет поэта в чистилище, где брез­жит рассвет. Это царство, утверждает поэт, ближе к нашей жизни, чем к аду или раю. Здесь есть надежда. Слышны песни, а не стоны. Появляется корабль, ведомый ангелом и полный духов, поющих гимн искупления. Приближается ΚΜόη. Он призывает Вергилия и Данте омыться на берегу от всех нечистот ада и поспешить дальше. В чистилище они проходят семь ступеней, которые соответ­ствуют семи смертным грехам. Две низшие — гордости и зависти, две высшие — тщеславию и любви к роскоши. У всех кающихся на лбу отпечатано семь букв «Р» (первая буква слова peccata, «грехи»). Они одна за другой исчезают по мере того, как кающиеся переходят со ступени на ступень, пока огонь искупления не очищает их от всякого порока. Здесь наблюдается такое же соответствие грехов и наказаний, как в «Аду», но с противоположным эффектом, так как здесь греш­ники каются в содеянном и получают прощение. Их страдания воспитывают их, пока «исцеляющая рана не будет излечена». Так, гордые, на первой и самой шокней ступени, изнемогают под тяжелым грузом, пока не научатся смирению. Слабые, на четвертой ступени, упражняются посредством постоянной быстрой ходьбы. Жадные и расточительные, со связанными вместе руками и ногами, лежат лицом в пыли, плача и стеная. Обжоры страдают от голода и жажды, чтобы научиться умеренности. Развратники бродят в огне, который должен осво­бодить их от чувственных страстей.

Когда Данте и его проводник-римлянин подходят к раю, проводник не может идти дальше, и вместо него Данте ведет Беатриче. Духи получают славу в зависимо­сти от степени своего совершенства. Перед глазами поэта проходят богословы, муче­ники, крестоносцы, справедливые князья и судьи, монахи и мистики-созерцатели. На девятом небе Беатриче занимает свое место рядом с Рахилью и оставляет поэта, передав его святому Бернару. Данте видит Марию, Еву, Сарру —

...Ту, чей Правнук, обращаясь к Богу, Пел «Miserere», скорбь греха,вкусив"¹¹,

Он видит Гавриила, Адама, Моисея, Иоанна Крестителя, Петра, святого Ав­густина и других святых. Потом праведный мистик подводит его к Марии, кото­рая, в ответ на его молитву, показывает ему Бога в эмпирее, но то, что он видит, невозможно описать словами. Все святые наслаждаются наградой блаженного видения.

Данте не противоречил ортодоксальной вере своего века и точно следовал учениям великой богословской книги Фомы Аквината. Он принимал все хара­ктерные догматы средневекового католицизма — о чистилище, о поклонении Марии, о заступничестве святых, об эффективности папских индульгенций и о божественности института папства. Он чтил монашеский образ жизни и в возвы­шенных выражениях славил Бенедикта, святого Франциска и Доминика. Но он отвергал все традиции, вольно отзываясь о преемниках Петра на апостольском престоле. В этом его также наставляла возлюбленная Беатриче. Проблемы церк­ви он объяснял ее стремлением к светской власти. Анастасий II обречен у него на вечные муки за ересь, Николай III, Бонифаций VIII и Климент V — за симонию, Целестин V — за трусость, которая проявилась в отречении от поста понтифика, ряд других пап — за жадность.

Следуя богословию Августина и Фомы Аквината, Данте поместил в ад всех язычников, кроме двух — Катона Утического, который пожертвовал жизнью ради свободы и несет стражу у входа в чистилище, и справедливого императора Траяна, которого, как считалось, через 500 лет после смерти вызволил из ада своими молитвами папа Григорий I. В адских областях, у внешней их границы, есть место для младенцев, которые умирают, не получив крещения, будь то от­прыски христианских или языческих родителей. Они не страдают от боли, но навеки остаются лишенными блаженного видения. Рядом с ними содержались достойные представители ветхозаветных времен, пока Христос после распятия не сошел в ад и не освободил их. Там Иоанн Креститель пробыл два года после того, как понес мученичество (Рай, XXXIII. 25). В верхних областях лишенного надежды ада сравнительно комфортное место выделено для благородных языче­ских поэтов, философов, государственных деятелей и воинов, в то время как нечестивых христиан мучают в нижних кругах — в зависимости от степени их вины. Язычники, просвещенные от природы, страдают только от скорби, но не терпят мучений. Вергилий говорит:

Тот Бога чтил не так, как мы должны. Таков и я. За эти упущенъя, Не за иное, мы осуждены, И здесь, по приговору высшей воли, Мы жаждем и надежды лишены¹⁰¹³.

Данте лишь начал свою поэму на латыни, и Джованни дель Вирджилио, пре­подаватель латинской литературы в Болонье, упрекал его за то, что он отказался от языка Древнего Рима ради вульгарного тосканского диалекта. Поджио также жаловался на это. Но поэт защищал такой выбор в своей неоконченной книге «Красноречие на разговорном языке» (De vulgari eloquio)¹⁰¹⁴. написав же Сотте- dia, Vita nuova, Convivio и свои сонеты на родном флорентийском диалекте, он стал родоначальником итальянской литературы и открыл путь культуры для мирян. Через три года после смерти поэта уже появились первые комментарии к «Божественной комедии» (например, Грациоло де' Бамбальоло, 1324), а сто лет спустя кафедры для ее изучения были учреждены во Флоренции, Венеции, Бо­лонье и Пизе.

Второй услугой, которую Данте оказал в своей поэме созиданию грядущей культуры, было новое обращение к античности при сочетании языческих и хри­стианских элементов. Конечно же, их ценность не объявлялась тождественной, однако мифологические басни переплетались у него с библейской историей, а классические реминисценции — с христианскими. Его терпимость показала, что он — человек нового века, хотя он и продолжал твердо придерживаться средне­векового богословия¹⁰¹⁵.

Но главная заслуга Данте — во вдохновляющем изображении святости и люб­ви Бога. Грех, извращающий волю, наказывается грехом, действующим в буду-

¹⁰¹³Ад, 4:38-42. — Прим. изд.

¹⁰¹⁴Англ. перев. A. G. F. Howell, London, 1890.

^Ш5См. Burckhardt-Geiger, I. 219.

щем мире, и болью. Спасение дается через «Агнца Божьего, Который взял на Себя наши грехи, пострадал и умер, чтобы мы жили». Поэма, как мощная про- р<?ведь, то угнетает, то восхищает душу. Выражаясь словами самого поэтичного из ее переводчиков, Лонгфелло, «эта священная песнь подобна гласу судных труб, и какие человеческие симпатии, какое нежное сострадание пробуждает она в вашем сердце!»

Франческо Петрарка (1304 — 1374) был самым образованным человеком сво­его времени. Его итальянские сонеты и песни — шедевры итальянской поэзии, но он относился к ним несерьезно и предпочитал, чтобы его запомнили по его латинским произведениям¹⁰¹⁶. Он с энтузиазмом относился к литературе антич­ности и во многом способствовал ее изучению. Его родители, изгнанные из Фло­ренции, перебрались в Авиньон, бывший тогда резиденцией папства, и Франче­ско жил там до 1333 г. Он был рукоположен в священники, но не чувствовал склонности к этому занятию. Он получил несколько церковных бенефициев — приора, каноника и архидиакона, позволявших ему жить, не обременяя себя обязанностями. Он был придворным и пользовался благосклонностью князей, пап и прелатов. Он называл папскую резиденцию на Роне Западным Вавилоном, призывал пап вернуться в Рим и приветствовал Колу ди Риенцо как апостола национальной свободы. В его произведениях есть всплески патриотизма, но, с другой стороны, автор противоречил себе, с легкостью пользуясь гостеприимст­вом итальянских деспотов Мантуи, Падуи, Римини и Феррары, а также викон­тов Миланских. В 1350 г. он подружился с Боккаччо и оставался его другом до самой смерти.

Несмотря на обеты священника, Петрарка сожительствовал с женщинами и имел по крайней мере двух внебрачных детей, Джованни и Франческу, пятно на происхождении которых было удалено с помощью папских булл. В более зрелые годы, особенно после паломничества в Рим в «святой год» (1350), он освободился от рабства греха. «Сейчас я ненавижу скверну, — писал он к Боккаччо, — неиз­меримо больше, чем я любил ее когда-то, так что теперь, когда мои мысли обра­щаются к ней, я испытываю стыд и ужас. Иисус Христос, мой Освободитель, знает, что я говорю правду. Ему я часто молился со слезами. Он подал мне руку сострадания и помог мне приблизиться к Себе». Петрарке очень нравилась «Ис­поведь» святого Августина, копию которой он всегда носил с собой.

В «Презрении к миру» (De contemptu mundi), написанном в 1343 г., Петрарка признается в своих величайших грехах — любви к славе и желании обессмер­тить свое имя. Гуманисты унаследовали этот основной грех древних греков и римлян. Такое стремление стало для них всепоглощающей страстью. Они встре­тились с нею у Цицерона, самого читаемого из всех латинских классиков. Данте желал получить лавры поэта и часто говорил о жажде славы как побудительной причине своих действий (lo grand disio della eccelenza). Петрарка также меч­тал об известности. И в конце концов Парижский университет и римский сенат предложили ему венец поэта. Он принял венец от римского сената и был увенчан на Капитолийском холме в Риме 8 апреля 1341 г. в присутствии Роберта, короля Сицилии. Петрарка считал этот момент величайшим в своей жизни, кульмина-

^10иИз его 317 сонетов и 29 канцон все, кроме 31, — эротического содержания. Ради благозвучия автор сменил свою фамилию с Petrarco на Petrarca,

цией карьеры. Позже, в порыве благочестия, он отнес свой венец в собор Св. Петра и возложил его на алтарь апостола.

Петрарку называют первым современным ученым и литератором, родона­чальником итальянского Возрождения. В отличие от Данте, он презрительно относился к схоластической и мистической учености и возвращался назад к ис­точнику языческой древности. Он изучал древность не как филолог или антик­вар, но как человек, обладающий вкусом. Он восхищался греческими и рим­скими авторами из-за их красноречия, изящества и отточенности стиля. Цице­рон и Вергилий были его кумирами, отцами красноречия, знатоками латинского языка. Он обратился к Платону. Он проводил разграничение между религией Нового Завета, истолкованной Августином, и учением схоластов. Петрарка поло­жил начало изучению и поискам античных книг и произведений искусства. Он усердно искал древние рукописи. В 1345 г. он обнаружил в Вероне несколько писем Цицерона, а также фрагмент из Квинтилиана, неизвестный вплоть до X века. Он бережно хранил копию Гомера, хотя не мог прочесть сам текст. Гре­ческий он знал очень слабо, а тому немногому, что знал, научился от неверующе­го калабрийца Варлаама. Он первым собрал частную библиотеку, в которую вхо­дило 200 томов. Он первым подумал о том, чтобы искать книги в древних мона­стырях. Он собирал древние монеты и медали и выступал за сохранение древних памятников. Похоже, он составил первую средневековую карту Италии.

Немногие авторы насладились плодами своих трудов в такой полноте, как Петрарка. Он ежедневно получал хвалебные послания из всех областей Италии, из Франции, Германии и Англии. Ему доставляло удовольствие, что император Византии знал его произведения. Карл IV трижды приглашал его в Германию, чтобы послушать речи и научиться у него мудрости. Папа Григорий XI, узнав о его смерти, приказал изготовить хорошие копии всех его книг. Пришедшее за ним поколение чтило его не как поэта, воспевшего чужую жену Лауру (красоту и мило­видность которой он славил в страстных стихах), но как ученого и мудреца.

Имя Джованни Боккаччо (1313 — 1375), третьего из триумвирата итальян­ских светочей XIV века, также занимает выдающееся место в переходный период от Средневековья к эпохе Возрождения. Боккаччо был тесно связан с двумя своими великими предшественниками, с Данте — как его биограф, а с Петрар­кой — как его близкий друг. Он стал родоначальником легкой и элегантной итальянской прозы. Мало кто из авторов может сравниться с ним в реалистично­сти повествования. Вот почему существует поговорка, что Данте восхищают­ся, Петрарку прославляют, а Боккаччо читают. Он писал и стихи, но не они сделали его знаменитым.

Вероятно, Боккаччо родился в Чертальдо, на расстоянии двадцати миль (32 км) от Флоренции. Он был незаконнорожденным сыном флорентийца и пари­жанки. Шесть лет он занимался торговлей и еще шесть — правом (позже он сам считал этот период потерянным впустую временем), а потом посвятил себя лите­ратуре. Несколько лет он провел при неаполитанском дворе, где влюбился в Марию, замужнюю дочь короля Роберта, и она уступила его мольбам. Позже он описал ее любовь к себе в L'Amorosa Fiametta. Таким образом, все три великих итальянских автора увековечили свою любовь к женщинам, состоявшим в браке с другими людьми, однако между вдохновенной любовью Данте к Беатриче и чувственной любовью Боккаччо лежит громадная пропасть¹⁰²². Боккаччо был неженатым мирянином и свободно предавался любовным связям. Трое его детей от неизвестных матерей умерли раньше него.

В пожилом возрасте он, как и Петрарка, пережил нечто вроде обращения и с рвением проповедника предостерегал других против тщеславия, роскоши и со­блазнов, связанных с женщинами. Он охотно вычеркнул бы все аморальные места из своих произведений, но было слишком поздно. Он был обращен мона- хом-картузианцем, который подошел к нему в Чертальдо. Этот монах, на основа­нии видения другого монаха, угрожал Боккаччо скорой смертью, если тот не отречется от своих безбожных произведений. Устрашенный такой перспективой, автор решил отказаться от писательского ремесла и посвятить себя покаянию. Петрарка, прослышав о таких настроениях, написал ему, что следует принять все хорошее из наставлений монаха, но не отказываться от занятий, которые он называл пищей здорового ума.

Боккаччо соперничал со своим современником в плане ревностного отноше­ния к античным классикам. Труды многих из них он скопировал собственнору­чно и завещал своему отцу-исповеднику, чтобы тот передал их авгуйинскому монастырю Святого Духа во Флоренции. Боккаччо знал начатки греческого и поручил калабрийскому греку по имени Леонтий Пилат сделать дословный пере­вод «Илиады» и «Одиссеи» для исследователей. Его интерес к книгам виден из рассказа о его визите в Монте Кассино. Он пожелал увидеть библиотеку, и монах отвел его в пыльную комнату, где не было дверей, а на окнах росла трава. Многие рукописи были испорчены. Монахи, как рассказал провожатый, имели обыкно­вение вырывать из книг листы и отдавать их детям для псалтирей либо прода­вать женщинам в качестве амулетов на руку.

В 1373 г. флорентийская синьория назначила Боккаччо читать лекции по «Божественной комедии» с зарплатой в 100 гульденов золотом. Он дошел только до 17-й песни «Ада», когда умер.

Труды Боккаччо на латыни в основном представляют собой компиляции из древней мифологии (De genealogia deorum) и биографии. Есть среди них и геогра­фические (De montium, silvarum, lacuum et marium nominibus). В своем De Claris mulieribus он приводит биографии 104 выдающихся женщин, в том числе Евы, мифической папессы Иоанны и королевы Иоанны Неаполитанской, которая бы­ла тогда еще жива. Его самый популярный труд — «Декамерон», «книга десяти дней», которую в более поздние годы он хотел бы уничтожить или очистить от аморальных и фривольных элементов. Это его поэзия в прозе. Ее можно было бы назвать «Человеческой комедией» (Commedia Humana) в противовес Дантовской «Божественной комедии» (Commedia Divina). Книга состоит из 100 историй, рас­сказанных во время чумы 1348 г. десятью молодыми людьми из Флоренции, среди которых было семь женщин и трое мужчин. После описания ужасов чумы читатель переносится в прекрасный сад, в нескольких милях от города, где эта

^11Ш Лучшее издание La Vita di Dante, с критическим исследованием текста и введением в 174 страницы, выпустил Francesco Marci-Leone, Florence, 1888.

компания, сквозь смех и слезы, рассказывает истории — от морализаторских басен до непристойностей о любовных похождениях. Одна из известных исто­рий — об иудее Аврааме, которого попытались обратить в христианство. Он от­правился в Рим, чтобы лично изучить дело. Увидев, что все священники разврат­ны, что кардиналы живут с наложницами и пируют в богатстве и роскоши, он пришел к выводу, что христианство непременно должно быть религией божест­венного происхождения, потому что иначе оно не выжило бы при такой развра­щенности христианской столицы, и решил принять крещение. «Декамерон» по­вествует о безнравственности священников и монахов, а также мирян, мужчин и женщин. В нем высмеиваются брак, исповедь, лицемерие монахов и поклонение реликвиям. Остроумная насмешка над церковными установлениями была новым элементом в литературе, к тому же Боккаччо писал на языке, который понимал народ. Неудивительно, что Тридентский собор осудил этот труд за безнравствен­ность, а еще больше — за насмешки над клиром и монахами. Но это не могло помешать его распространению. Любопытное исправленное издание, одобренное папой, вышло во Флоренции в 1573 г. Там были сохранены все недостойные эпизоды, все нечестивые персонажи, но священники и монахи были заменены мирянами, что спасало честь церкви.

Данте, Петрарка и Боккаччо проложили путь к признанию ценности природ­ных дарований человека, раскрывая его сердечные привязанности. Они пылко любили природу и изображали ее. Петрарка описывал горы и морскую бездну, а также Рим, Неаполь и другие места Италии, в которых он любил бывать. Предполагается, что его повествование о восторге, который он испытал при вос­хождении на гору близ Воклюза, — это первое описание такого рода во всей истории литературы. И в перечисленных отношениях, касающихся оценки чело­века и мира, эти авторы открыли новую эру.

§64. Развитие классических исследований в XV веке.

Меценаты и покровители

Энтузиазм по отношению к классическим исследованиям и памятникам ан­тичности достиг в Италии пика в середине и во второй половине XV века. Поя­вилось много выдающихся ученых, однако никто из них не достиг того уровня просвещенности, который отличал трех великих итальянских авторов предыду­щего века. Хотя рвение, с которым эти люди относились к изучению авторов Греции и Рима, достойно похвалы, им угрожала опасность превратиться в педан­тов и подражателей прошлому. Их интерес распространялся на весь спектр ан­тичной литературы — на поэзию и философию, на художественные произведе­ния, на труды по географии и истории. Италия, казалось, отвергла все прочие сферы учености ради древних классиков. Цицерон считался образцом стиля. Его век называли «бессмертным и чуть ли не небесным».

Дата добавления: 2015-09-06