Партнер отца.

«Разве мог я месяц назад подумать, что сегодня буду сидеть в своей комнате в новом особняке в нескольких сотнях километров от Токио, в каком-то старом, очень красивом, но Богом забытом городе, судорожно писать в дневник, словно это моя последняя запись? Вообще-то, с моей фантазией такое возможно, если бы не обстоятельства, вынуждающие меня сделать эту запись, иначе мой мозг просто не выдержит. Я себе напоминаю свою двоюродную сестру, у которой что ни день – открытие, что ни час – новая жизнь, что ни секунда – новое потрясение. Но ей два года, ей то можно.
Раньше я казался себе дряхлым стариком, не смотря на свои восемнадцать лет. Впервые это ощущение пришло ко мне в пятнадцать лет, когда я вдруг подумал, что меня совершенно не устраивает моя жизнь, да и я сам себе не нравлюсь. Вспоминая себя сейчас, мне хочется стереть то время каким-нибудь огромным ластиком, нарисовать кривых, улыбающихся человечков и остановиться на этом. И пририсовать себе красный шарик на веревочке в руке, или ромашку, или что-нибудь еще несуразное, что хоть как-то разбавит серость этого детского рисунка. Не смотря на то, что художественное образование у меня тоже есть, хочется именно так – точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. Несерьезно, мило, по-детски.
Если вдруг когда-нибудь, лет через …цать, этот дневник найдут археологи и историки и зададутся вопросом, почему мог так думать юноша, я заранее поясню, чтобы не вводить в заблуждение их, а возможно себя, если вдруг позже эта запись мне будет казаться такой же бредовой, как теория о том, что кот Шредингера был на самом деле вовсе не котом, а козой или канарейкой. Будда говорил: «Взгляни на сей изукрашенный образ, на тело, полное изъянов, составленное из частей, болезненное, исполненное многих мыслей, в которых нет ни определённости, ни постоянства» и «Если вы хотите знать, что делали в прошлой жизни, - посмотрите на свое нынешнее состояние. Если вы хотите узнать свое будущее, посмотрите на свои сегодняшние действия». В пятнадцать лет я, избалованный роскошью отца, любовью матери, лестью учителей и собственным «Я», впервые услышал эти слова. И тогда мою голову впервые посетили раздумья, которым раньше там место не было; только уроки, наставления отца, сплетни друзей и постоянные глупости, вдалбливаемые в мозг телевидением.
Правильно ли я живу?
Так бы я хотел жить в будущем?
Постоянно ли то, что есть у меня сейчас?
И на каждый из этих вопросов я вдруг с удивлением ответил четкое «Нет». Нет, нет и еще раз нет. У меня есть все, что я пожелаю – любой мой каприз с самого детства исполняли слуги, ибо родился я в такой семье, и сразу меня положили в колыбель из золота; все, что я хотел, тут же оказывалось в моих руках, и мне не надо было прикладывать для этого никаких усилий, кроме как учиться на отлично и радовать папу игрой, а это мне никогда не составляло труда; я не стремился ни к каким знаниям кроме тех, что были прописаны в учебниках и меню дорогих ресторанов. И тогда я судорожно начал их искать, глотать залпом, впитывать все, что вдруг мои открывшиеся глаза начали замечать, и тогда ко мне пришло еще одно понимание – люди думают, что ты изменился, когда ты начинаешь вести себя не так, как они того хотят. Мне вдруг стало не интересно с теми людьми, которых я называл друзьями. Да-да, именно тех, родители которых каким-либо образом сотрудничали с моими: богатеньких ребят, не знающих, чем развлечь себя на выходных, потому что уже все попробовали, что только можно купить за деньги. Мне наскучили утренние газеты, которые утром мы читали с отцом, вроде как узнавая мировые новости. Однообразные завтраки, такие полезные для организма. И прочая чушь, наполняющая мою жизнь.
И я стал наблюдать.
Сперва за собой. Что я умею? Очень многое, ведь знаний мне давали в избытке, и за это я благодарен: если бы у меня было столько же свободного времени, как у моих знакомых, я, возможно, никогда бы и не задумался о том, что меня что-то не устраивает. Трясина благосостояния затянула бы меня по самую шею, и уже рук не достать, чтобы выбраться, остается только ждать какой-нибудь божественной руки, которая вытащит тебя из этого болота за волосы. Но у меня руки еще были, и поэтому я начал цепляться за берег, чтобы не пропасть в этой золотой воронке.
Сколько, оказалось, я еще не знаю. Сколько всего можно попробовать, изучить, запомнить. Я стал уговаривать маму хоть на выходные съездить со мной в другую страну или город, часто ездил куда-то с Люциусом, начал заниматься уличными танцами и граффити в подземельях города (если после этой записи тут ничего не появится, считайте, что дневник нашел отец и убил меня, узнав об этом), даже пробовал жить без денег. Уехал как-то без разрешения родителей в Киото, имея в кармане сущие копейки, чтобы просто воды купить и поесть что-нибудь. Киото привлек меня своими пейзажами и храмами, я целые дни гулял по историческим местам, улицам, и просто не мог поверить, что раньше я не замечал этого из окна дорогих машин или в силу своей глупости. Не смаковал еду, которую я ем, хотя в той поездке я питался в основном пресными лепешками с картофелем и молоком, не всматривался в лица людей, не искал скрытый смысл в песнях, не пробовал сам писать музыку и так далее. Вернувшись домой, я понял, что больше никогда не стану таким, каким был прежде.
Первой это заметила, разумеется, мама, и тогда взглянула на меня иначе. Ничего мне не говорила, не спрашивала, но всегда улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. Ее молчаливая поддержка и защита от отца, когда я попадался на своих экспериментах, значат для меня куда больше задушевных разговоров. Затем Люциус, но он все же лез, правда, я не вижу в этом ничего плохого – мне необходимо было делиться с кем-то впечатлениями. И, наконец, все остальные.
О, как же тогда круто изменилась моя жизнь. Я не переставал удивляться. Друзья стали сторониться, потому что я отказывался от встреч или сидел на них, пристально разглядывая уже, казалось, знакомые лица; девушка бросила, потому что я, видите ли, странным стал, вопросы чудные задаю и вообще с чего вдруг сказал, что «Мы встречаемся уже полгода, а я даже не знаю, какой у тебя любимый цвет». Расстроился ли я? Ничуть. Даже легче стало. Безусловно, я продолжил общаться с ними, но уже как натуралист с бабочками – глупые создания, порхают себе, ни о чем не думают. Любая проблема решается звонком родителям или парой купюр. Не жизнь, а сказка. Тошнило от этого.
С другой стороны, у меня не было мыслей стать аскетом или дауншифтером. Слишком уж это было бы глупо, отказываться от знаний, которые этот современный мир тебе может дать только за деньги. Возможно, когда я решу, что теперь действительно все попробовал и ловить тут больше нечего, я уеду куда-нибудь в Индию, буду жить на пляже в пещере, медитировать целыми днями и писать автобиографию. В чем я, собственно, сильно сомневаюсь.
И тут на тебе: собирай вещи, сынок, мы едем в чертову дыру, потому что нам нужна эта земля, чтобы потом построить там второй Токио, забивай на все, забывай все и зубную щетку прихвати – не на пару часов едем. Я был в шоке. Я до сих пор в шоке. А что не так, спросите вы? Все очень просто! Вот у тебя есть все возможности, знакомые, связи, любые улицы и закоулки, привычки, а тебя хватают крюком за живот и швыряют в другую от твоего компаса сторону. Год назад ты радовался, что тебе восемнадцать, что ты больше не зависишь от родителей, по крайней мере, свои счета в банке и квартира, пусть и оплачиваемая родителями (да кто ж против?), есть, а тут на тебе – живи черт знает где, где интернет на улицах не ловит. Я уже не говорю о том, что тут доставки книг нет на дом. Город-то маленький, сходи пешочком в магазин. Да я и не против сейчас, но по началу мне казалось это дикостью.
И вот всего спустя месяц, из которого я две недели просидел дома, я вдруг понимаю, что ни в какую не хочу отсюда уезжать. И дело не только в узких улицах, красивых до невероятности, где стены домов выложены из битого стекла, не в маленьких кафе, где каждый раз встречаешь знакомых, не в этих книжных, всего двух на целый город, где может не оказаться нужной тебе книги, но продавцы пообещают тебе, что закажут одну для тебя специально, не в том, что благодаря лесу дышать легче. Раз уж я разогнался, все перечислю. Озеро, голубое и прозрачное, с белым песком и мелким камнем, соленый воздух, пахнущий не таким далеким морем, черные тени от деревьев по вечерам, щебет птиц, такой прекрасный по утрам, запах нагретой земли и кофе по дороге в университет, небольшие храмы, из которых всегда доносится музыка, далекие самолеты, которые я люблю провожать глазами и думать, куда летят люди, безупречно звездное небо, слабо освещенные вечерами улицы, доски объявлений, на которых часто можно найти детские рисунки или записки вроде «Улыбнись, сегодня твой день», ведь каждый здесь пытается порадовать других. Все это, и не только, полюбилось мне так быстро, что если сейчас отец мне скажет «Та сделка, ради которой мы приехали, гроша не стоит, уезжаем обратно», я плюну ему в глаз и гордо удалюсь. Честно. Пусть он мне в след хоть триста раз скажет, что теперь я ему не сын, и он не собирается больше давать мне денег – я даже, наверное, буду рад.
И есть еще кое-что, но писать об этом очень сложно, потому что я даже не могу найти слова. Тут все простые, легкие, быстрые, я, по сравнению с ними, просто камень на муравейнике. В первый же день я нашел себе пару друзей и около десятка знакомых: я вечером сейчас не могу не пройти по улицам, чтобы с кем-нибудь не поздороваться. И делаю это с радостью. Все же приятно ощущать себя частью чего-то большого. Я, по сравнению с этим городом, маленький, а этот город маленький по сравнению с Токио, а Токио маленький по сравнению со всем миром, я вот так постепенно, путем логических размышлений и алгоритмов, я пришел к выводу, что я в принципе часть чего-то огромного. Я смотрю в это звездное небо и думаю, что я частичка. Частичка чего-то просто колоссального.
Кстати, одно из моих умений – мастерски переводить тему. Что я сейчас и сделал. Но вернемся к тому, о чем я хотел говорить изначально, не упуская из внимания то, что я уже сказал. Итак. Я частица этого потока. Можно сказать, маленький капилляр города. И вокруг меня сотни таких же других. Детей, подростков, взрослых, стариков. Сколько тут население? Тысяча? Две тысячи? Не думаю, что больше. Разумеется, я не могу быть такой один, кто-то должен быть рядом, питать меня, это так же естественно для человека, как дышать.
Перейдем же на личности, впервые за этот месяц, потому что я, наконец, могу сделать какие-то выводы.
Первый, кто вспоминается, Рен. Наверное, потому, что мы общаемся с ним больше всего. Каждый день переписываемся, созваниваемся, вот уже месяц, иногда встречаемся. Он честно признался, что просто украл у меня мой номер из моего же телефона, но я разве против? Ренни вообще очень интересный человек. Самоуверенный, даже эгоистичный, вспыльчивый, но очень умный и интересный. Его приятно слушать, он умеет подать себя и свои знания, даже научить чему-то, но общаться с ним все равно, что с машиной смерти – главное, не завести. С другой стороны, он такой же, как я: когда-то он понял, что живет не так, как хочет, именно поэтому он здесь, а не в огромном городе. Именно поэтому он не скрывает сильные стороны своего характера, чтобы не открыть себя настоящего для кого-то чужого. Я предпочитаю просто молчать и переводить тему, а он ставит перед собой ежей – не подходи слишком близко, нарвешься. Уверен, что если когда-нибудь он позволит кому-то приблизиться к себе, он сделает этого человека очень счастливым.
Мне очень нравится Хорокей. Своей непосредственностью, чувством юмора, вечным шилом в заднице и этой синеволосой головой, в которой всегда куча идей, и такой же бескрайней ленью, которая, по слухам, толкает на прогресс, Юсуи является настоящим взрывом. Уверен, в этом городе было куда спокойней без него. Манеры этого человека поражают. Он словно говорит всем вокруг «Я не червонец, чтобы нравиться всем», и этим только выигрывает. По-моему, отличная пассия для Тао, возможно, именно поэтому они не разлей вода, хоть и делают вид, что ненавидят друг друга. Хоро прекрасно разбавит горечь Рена своей радостью к жизни, не сомневаюсь, что они будут лучшими друзьями до конца жизни. Просто еще играет подростковый максимализм, свойственным нам всем сейчас.
Поразили братья Дзен – Рио и Зен. Вообще бескоплексные ребята. Вот им реально никто в мире не нужен, кроме них самих. Вообще, они, наверное, сиамские близнецы. То грызутся, то обнимаются и плачут от любви к друг другу, интересно играют. Кажутся последними неудачниками, но без них было бы пусто.
Лайсерг меня вообще поражает. Такая сильная личность, но потерянная, неопределившаяся в своих желаниях и взглядах. У него все впереди, однако, кто знает, как повернется жизнь? Вообще, с его мышлением я бы забрал документы из консерватории, и пошел в государственный вуз. Из него выйдет отличный адвокат или детектив, он вообще в любой ситуации выход найти может.
Мортимер меня очень радует. Никогда в жизни ему этого не скажу, а то обидится, но он такой маленьких комочек радости. Внутренней, гармоничной, правильной. Насколько я знаю, именно его отец тут в городе главный, или что-то рядом с этим, но Морти настолько увлеченный человек, что ему нет никакого до этого дела. Он предан своим интересам и друзьям. И пусть он немного стеснителен, но точно не труслив, это в жизни ему очень поможет.
Имел честь общаться с Анной. Всего один раз по-хорошему, боюсь делать выводы, она вообще меня пугает. Вроде тоже в ней что-то есть, скрывается за этими толщами льда и самовлюбленности, но никак не могу разглядеть, что именно. Когда она тогда подошла к нам на площади в день города, мы разговорились, но я был больше чем уверен, что все ответы на свои вопросы она уже знает. Словно просто не палится, мол, я же интересовалась у тебя. Вообще, она потребитель, это я могу сказать точно. Из тебя нельзя извлечь выгоду? Пошел прочь, убогий, ты кто такой?
Тамао просто прелесть. Обожаю ее смущать. Она так отчаянно краснеет, так прекрасно прячет глаза и что-то бормочет, что может поднять настроение, даже если утром у тебя умерла любимая черепашка твоей двоюродной бабушки. Ей бы немного смелости, и она горы свернет. Думаю дать ей книгу «Волшебник страны Оз», вдруг ей как пособие будет.
Джоко, первый человек, с которым я здесь познакомился, восхищает, честно. Луковица, других слов нет. Это ходячий образец того, какими вообще люди могут быть. Веселыми, яростными, верными, любящими, ненавидящими, интересными и интересующимися, простыми и сложными. Возможно, его я никогда не смогу до конца понять. Но именно с ним я буду стараться держать связь.
Бейзил Аширу – кадр. Других слов нет. Его бы да в какое-нибудь дело стоящее…
Девочки маэстро убивают наповал. Стоят троих братьев Дзен. Не смотря на то, что по отдельности каждая из них почти сформированная личность, вместе они – полк. И этим полком кто-то управляет. Пока не могу понять кто, но как выясню, чувствую, посмеюсь. Вообще мне нравится Мари. Она что-то между Морти и Анной. Сложно? Сам в шоке.
Йо. Я только написал это имя, и сердце забилось, а слова найти не могу. Где только рождаются такие люди? Правильно, вот в таких маленьких городах. Его беспечность, безрассудность, умение радоваться всему и вся, переживать за других так глубоко, словно переживает за самого себя, улыбка, манеры, голос, стеснение элементарным вещам, напор, смелость в чем-то грандиозном, не могут не привлечь и не свести с ума. «Тысячи свечей можно зажечь от единственной свечи, и жизнь ее не станет короче. Счастья не становится меньше, когда им делишься». Вот это прям про него. Я многих людей в жизни видел, горжусь тем, что имел честь общаться с учениками Будды в Индии, многими людьми, далекими от нашей культуры, и так далее, но такого человека вижу впервые. Я не удивлюсь ни чему: если он станет знаменитым музыкантом, скажу, что так и должно быть. Уйдет в отшельничество и будет путешествовать по миру – тоже ничего удивительного. Он алмаз, многогранный, яркий, чистый.
И я. Грязный человек делает все рядом с собой грязным. Если капнуть чернилами в чистую воду, она тут же испортится, даже если это будет всего капля. Все они, кроме Йо, яркие, цветные, и моя капля только поменяет их цвет, изменит оттенок, может, ход мыслей, но моя капля ему – и он меняется полностью. Порой мне кажется, что если мы встречаемся глазами, мир вокруг темнеет. Иногда я почти физически чувствую, как он может приблизиться, сам стою на месте, а про себя думаю «Да подойди ты уже!». А он стоит, смотрит, улыбается, и отводит взгляд на кого-то другого – я получаю возможность дышать и кучу вопросов. За то короткое время, что мы знакомы, мы столько вместе испытали. Нет, не огонь, воду и медные трубы, конечно, но мне хватило с лихвой, чтобы чувствовать потребность в этом человеке. Словно он не волшебник, но его небольших чудес хватает мне с добавкой. Но рядом с грязным человеком пачкается все, и мои чистые чувства интереса и дружбы тоже испачкались рядом с ним.
Держусь подальше. Не хочу этого испытывать. И радуюсь каждый раз, когда он оказывается рядом. Сам не подхожу, боюсь, и готов на месте прыгать, когда подходит он. Иногда он пишет мне, зовет гулять, два раза даже созванивались и болтали ни о чем три часа, пока у меня не заканчивались деньги на телефоне. Ловлю каждое его слово, даже если он рассказывает, как у него макароны на плите в общаге варятся. Я уже достаточно пришел в себя, чтобы писать это здесь в уверенности, что это не бред умалишенного. Не знаю, что делать с этим, и нужно ли что-то делать. Может, стоит дальше наблюдать? Просто держаться в стороне и смотреть на него, запоминать, ведь когда-нибудь мы расстанемся, потому что мы совершенно разные. У нас разные интересы, вкусы, умения. Он даже не подозревает, какой у него волшебный голос, потому что когда поет, одевает наушники и не слышит себя. Дурак. Мое желание близости с ним может все испортить, но я все равно иду себе наперекор.
Надеюсь на свое воспитание и силу воли, которая определенно дает порой сбой. Сколько раз я позволял ему себя касаться и даже сам протягивал ему руку, а только потом понимал, что сделал? Достаточно, чтобы…»
- Господин, к вам гости, - заглянул в комнату Люциус.
Хао захлопнул дневник и перевел взгляд на дворецкого. Гости, значит. Что ж, он к этому с утра морально готовился.
- Спасибо, я сейчас спущусь, предложи пока что-нибудь.
- Я бы с радостью, но ваша матушка уже…
Хао вскочил, даже забыв убрать дневник, и побежал вниз. Если мама успела его перехватить, дело плохо. А она успела. Черт возьми. Асакура остановился за одной из колонн, просто не чувствуя возможности пошевелиться. Йо, впервые без своих огромных наушников, сидит за столом и искренне улыбается матери Хао. Юноша автоматически начал сравнивать Кейко и свою маму. Мать Йо такая же простая, естественная, как ее сын. Длинные распущенные волосы, простая, не пестрая одежда, множество интересных украшений на руках и шее, чистые глаза и улыбка. И мать Хао, высокая, стройная, потрясающая женщина, в ушах которой сверкают сапфиры, а прически всегда поражают своим исполнением, платье, как обычно, безупречно. Флейтист всегда восхищался своей мамой, но сейчас все было куда сложнее.
- Ты не любишь зеленый чай? – мягко, с удивлением, спрашивает мать Хао.
- Нет, - качает головой Йо. – Сам себе поражаюсь.
- Пу эр?
- А можно просто сок?
- Конечно. Люциус!
Дворецкий, появившийся из ниоткуда, тут же разлил сок в стакан, подал его парню, а женщине изящную фарфоровую кружку с терпким чаем. Она села напротив мальчишки.
- А ты умеешь играть по фортепиано?
- Немного, - смутился Йо. – Я больше по струнным, но мама меня учила.
- Это прекрасно, - улыбнулась женщина. – Знаешь, Хао сейчас не очень легко, но я рада, что у него появился друг, который учится с ним вместе и поможет.
Люциус закашлялся, прикрывая рот ладонью, Хао сам прыснул в кулак. О да, всегда поможет. В любой ситуации, матушка. Знала бы ты.
- Обязательно помогу, - протянул будущий композитор. Он явно не знал, как вести себя.
- И какие у вас планы? Я скоро ухожу на собрание. Чем займетесь?
- Не знаю, - икнул Асакура. – Думаю, Хао мне поможет решить этот вопрос…
- О, у нас много интересного. Хотите, в бассейне купайтесь, можете включить домашний кинотеатр, позаниматься, Люциус даже вас куда-нибудь отвезти может, но только на час, чтобы не разозлить отца. А вообще, лучше дома будьте, чтобы я не волновалась.
Хао хлопнул себя по лбу ладонью и покачал головой. Мама!
- С-спасибо, - вежливо улыбнулся Йо.
- Люциус, где Хао? – сделала строгий голос женщина. – К нему гости.
- Я здесь, мам, - быстро вышел юноша, опасаясь, что дворецкий ляпнет что-то про прятки за колонной. – Привет.
- Привет, - заметно расслабился Йо.
- Что ж, - улыбнулась мать флейтиста. – Я пойду собираться на собрание, а вы отдыхайте. Йо, если хочешь, можешь остаться сегодня на ночь, скажите Люциусу, он постелет тебе в комнате для гостей. Не делайте глупостей.
Женщина провела по длинными волосам сына рукой, улыбнулась гостю и удалилась. Йо и Хао одновременно облегченно выдохнули, а Люциус поспешил за госпожой.
- У тебя потрясающая мама, - прошептал будущий композитор. – Невероятно красивая женщина.
- Вся в меня, - усмехнулся Хао, вспоминая фразу друга.
Йо отстраненно кивнул и выпил сок залпом.
- Фух, я что-то перенервничал, - выдал он.
- Пойдем, - Хао поманил одногруппника рукой. – Хочу тебе кое-что показать.
Йо встал, на всякий случай задвинул за собой стул и прошел за приятелем. Хао не мог прогнать улыбку с лица, хотя шел впереди и не смотрел на своего однофамильца. Ребята поднялись на второй этаж, и Хао открыл одну из дверей, но сразу прикрыл ее
- Закрой глаза, - сказал он.
- А вдруг ты меня в какое-то опасное место заведешь? – улыбнулся Йо, но глаза закрыл.
- Делать мне нечего, - фыркнул Хао, открывая дверь и беря приятеля за руку. Будущий композитор немного сжал горячие пальцы.
Всего десять шагов, и Хао остановился. Подумав с секунду, выпустил руку одногруппника и отступил в сторону.
- Открывай. Не знаю, понравится ли тебе, но на сегодняшний вечер она твоя.
Асакура послушно открыл глаза и замер. Видимо, комната специально была оборудована для занятий Хао – множество музыкальных инструментов, от фортепиано до различных скрипок, но конкретно перед будущим композитором на подставке стояла акустическая белая гитара с черным грифом. Йо выдохнул. Он неплохо разбирался в музыкальных инструментах, поэтому четко знал, что перед ним.
- Я бы тебя сейчас расцеловал, честно, - прошептал он, проводя по струнам пальцами.
- Достаточно объятий, - усмехнулся флейтист, довольно складывая руки на груди.
Сказал он это просто так, не рассчитывая на исполнение, поэтому, когда Йо обернулся к нему и обнял, Хао удивленно расширил глаза и, с трудом набрав в легкие воздух, медленно поднял руки и обнял в ответ. Ладони легли на острые лопатки. Асакура закрыл глаза, немного повернул голову и вдохнул клюквенный запах.
- У меня слов нет, - медленно проговорил Йо, когда Хао все же отстранился.
- Сыграй, - почти приказал он. – Что смотришь то на нее? В руки бери.
Yurima – River Flows in You (Аккустика)
Йо взял гитару, осмотрелся в поисках куда сесть и, не найдя ничего лучше, сел на край стула у фортепиано. Хао встал напротив, обнял себя за плечи. Йо начал играть не очень уверенно, смотря только на гриф гитары, но вскоре он поднял взгляд на флейтиста, и оказалось, что наблюдать за игрой ему вовсе не обязательно. Музыкальные пальцы умело перебирали струны, очень мягко зажимали лады, скользили по грифу, немного дрожа. Очнувшись от созерцания, Хао сел на стул позади Йо и открыл крышку фортепиано. Он заиграл ту же мелодию, попадая в игру, и Йо волей не волей пришлось играть громче. Он сбился, но как настоящий музыкант не показал этого, а просто продолжил играть уже без ошибок.
Хао закрыл глаза. Эту мелодию он знал наизусть, так же как и будущий композитор, поэтому можно было не смотреть, а чувствовать и слушать. Странное тепло от Йо передалось и ему, кажется, такое родное сейчас. Асакура даже успел подумать, что их души сошлись так же, как музыка струн и музыка клавиш в этой мелодии, и жутко не хотелось терять эту целостность. Йо открыл глаза и, повернув голову, попытался увидеть Хао. И чуть не сбился снова. Длинные волосы флейтиста, не собранные дома в хвост, закрывали половину лица, но будущий композитор смог увидеть слабую улыбку на губах и черные длинные ресницы. Чтобы не забыть об игре, он отвел взгляд.
Когда Йо в последний раз провел по струнам, Хао отнял руки от клавиш. Оба молчали, пока Йо не ударил по струнам уверенно.
Panic! At The Disco (acoustic) – Lying Is A Most Fun A Girl
Хао, прекрасно знающий английский, удивленно смотрел на затылок одногруппника и не мог не усмехнуться, подумав, что да, именно так все и есть, как бы смешно это не было, а Йо-то просто хотел разрядить обстановку.
- Прекрасно, - засмеялся флейтист, когда Йо закончил.
Асакура обернулся и встретился взглядом с черными омутами.
- Ты опять понял слова, да?
- Ага.
- Черт, на каком языке надо петь, чтобы ты не понял? – улыбнулся будущий композитор.
Хао деланно задумался и постучал по подбородку пальцем.
- На норвежском. Норвежский я пока не знаю.
Йо хмыкнул, просто перебирая струны.
- Какое несчастье, я его тоже не знаю и никогда не узнаю, - иронично сказал он.
- Хорошо, а что еще знаешь?
Йо выдохнул и продолжил играть. Так они и провели вечер. Хао даже сам сел за гитару, часто подыгрывал на фортепиано, если знал мелодию, а потом пустил за барабанную установку. Йо, не умеющий играть на ударных, выглядел счастливым, и его песня «Ура! Меня посадили за барабаны!» была даже пригодна, однако Люциус, поднявшись, поинтересовался, не убивают ли ребята кого-нибудь и позвал к ужину.
- Мечтаю научиться играть на басах, - по дороге на кухню, восхищался Йо. – Слепом. Вообще мечта. Но говорят, у меня пальцы слишком тонкие.
- Глупости, - отмахнулся Хао. – Главное желание. Мне говорили, что я не смогу играть на фортепиано.
- Да ладно? – удивился однофамилец. – Люциус, он шутит?
- Нет, господин.
- Йо.
- Нет, Йо, он не шутит, но у господина достаточно воли и таланта.
Хао поднял бровь и усмехнулся.
- Мы справимся сами, ты можешь быть свободен.
- Не сомневаюсь, - поклонился дворецкий. – Я решил, что вам лучше будет, если я закажу что-нибудь вроде пиццы и гамбургеров, поэтому пакеты вскроете, я не накрывал.
- Люциус, ты просто провидец, - похвалил Хао. – Свободен.
Мужчина ровно вышел и отправился по своим делам, а Йо, подлетев к столу, принялся вскрывать упаковки и пакеты из ресторана быстрого питания.
- Главное, это все потом сжечь, - прожевав первый кусок пиццы, проговорил Хао.
- Почему? – с набитым ртом поинтересовался его однофамилец.
- Если мама узнает, что мы ели – убьет. Ты останешься?
- Нет, не могу, - грустно ответил Йо. – Мне завтра с папой ехать к бабушке.
- На все выходные? – небрежно поинтересовался флейтист, рассматривая кружочки маслин на куске пиццы.
- Да. Может, со мной поедешь?
- Не могу, я еще под домашним арестом, - напомнил Асакура. – Через две недели еще раз спроси.
- Договорились, - улыбнулся Йо.
После ужина ребята еще немного поговорили, обсуждая любимых исполнителей и манеру их игры, да разошлись. Йо еще раз поблагодарил за разрешение подержать такую гитару в руках, а Хао за то, что навестил и спел. Не прошло и двух минут, как Асакура ушел, во двор заехала черная машина родителей. Хао вернулся во двор.
Помимо отца с матерью из машины вышел высокий и грузный мужчина в строгом зеленом костюме. Он кивнул в знак приветствия мальчишке на скромное «Здравствуйте».
- Это Хао, - отец юноши похлопал сына по плечу, подойдя. – А это господин Ен, знакомься.
- Мы встретились на собрании, можешь представить? – радостно улыбнулась мать мальчика, подходя с другой стороны. – Это наш партнер из Китая, и, оказывается, отец еще одного твоего одногруппника, Рена.
- Привет, Хао, - тут же раздался насмешливый, знакомый голос.
Ренни вышел из-за спины отца, и, по сравнению с ним, он казался очень маленьким, но не менее величественным и самоуверенным. Хао даже сглотнул и поздоровался в ответ.
- Вот такую компанию я одобряю, - кивнул отец флейтиста. – Мы немного поговорим о делах и пропустим пару стаканчиков, а вы можете пообщаться. Если вы не против, господин Тао, Рен может остаться у нас погостить на выходные. Пусть с пользой проведут время.
- Только за, - ответил Ен, проходя вслед за Асакурой. – Правильная компания – залог успеха.
- Вот и я так говорю!
Хао отвел взгляд от Рена и быстро облизал губы. Не то, чтобы он был не рад, что обстоятельство его, почему-то, не обрадовало. Совсем не обрадовало.

Дата добавления: 2015-10-13