Дышу тобой.

Рен вытер руки полотенцем и открыл дверь, в которую уже с минуту барабанили кулаком. Он сразу отступил, пропуская друга, но не только потому, что у китайца в кои-то веки было прекрасное настроение, но и потому, что Асакура был в халате и с намотанным на голову полотенцем – а это могло значить только одно.
- Сегодня вторник? – уточнил Тао.
- Вообще-то, да, - улыбаясь, подтвердил Йо. – Помогай.
Он немного размотал полотенце, а Ренни снял с головы небольшую кастрюльку – это был единственный способ проносить еду по коридору, чтобы не привлечь внимание других голодных студентов. Йо снял халат, оставшись в шортах и майке, стянул с сухих волос полотенце и поправил наушники. Готовить и проносить еду с кухни в комнату по вторникам была святая обязанность Асакуры: к нему не возникало вопросов, зачем ему полотенце на голове, ведь волосы его уже легко касаются плеч. А то есть тут такие, с дедуктивным мышлением и прекрасной интуицией.
- Где Хоро?
- В прачечной, вещи забирает из машинки.
- Понятно. Давай завтракать, иначе опоздаем в универ, - кивнул Йо, усаживаясь за стол.
Так же по вторникам пары начинались только во второй половине дня, зато шли до самого вечера. В этом дне были как плюсы, так и минусы. Обычно Асакура видел только лишнюю возможность поспать и мысленно плакал, торча в консерватории допоздна, но сейчас был крайне бодр и тороплив, и думаю, что причина этому в тот самый момент завтракала в доме на холмах в компании своих родителей.
Ренни достал из холодильника пакетик молока и посмотрел на срок годности, написанный под фразой «Открывать здесь». Такими упаковками был забит весь выдвижной ящик, а будущий композитор знал, что молоко в этой комнате найти проще, чем бинты и зубную пасту.
- Чего нахмурился? - поинтересовался Йо, соскребая гречку со стенок кастрюли.
- Как мне смеет указывать этот ничтожный пакет молока? – пробормотал Рен, отрывая уголок.
Йо засмеялся, а в двери повернулся ключ. Ввалившийся Хорокей поставил на стол таз, закрыл комнату и крикнул:
- Опа, что у нас сегодня?
- Гречка с мясом, - проглотив, крикнул в ответ Йо, и отправил еще одну ложку в рот.
Хоро прошел на кухню, широко улыбнулся другу и вмиг напрягся, заметив китайца. Рен как-то опасливо на него посмотрел, пытаясь за ногой спрятать напиток.
- Это что такое? – прищурился Юсуи.
- Молоко, - медленно пожал плечами Тао.
- Ты опять принялся пить, не дав ему немного согреться?
- Ну…
- Йо, он сразу пить начал?
Асакура пробулькал что-то, но, кажется, ответа от него и не ждали. Хорокей подошел к Ренни, забрал упаковку и сделал крохотный глоток.
- Ты с ума сошел? Оно же ледяное! Ты можешь голос себе испортить.
- Да ладно тебе, - нахмурился Рен.
Хоро, который отлично знал, что с Тао спорить бесполезно, пару раз ткнул пальцем ему в грудь, намереваясь что-то сказать, и, склонившись, коснулся прохладных от холодной жидкости губ. Рен ответил, слабо улыбнувшись, но оба немного отпрянули друг от друга и перевели затуманенный взгляд, когда где-то сбоку раздался звук упавшей на линолеум ложки.
Вокалисты с каким-то сомнением уставились на своего одногруппника, у которого рот упал почти на столешницу. Йо удивленно похлопал ресницами, покраснел и резко закрыл глаза руками.
- Я сплю или что-то пропустил? – спросил он в ладони.
Хоро посмотрел на любимого, ища помощи в ответе, но Рен только фыркнул.
- Открой глазки, ты не Тамао. Лучше этими ладошками шею прикрой, а то Анна тебе ее откусит, - посоветовал китаец, садясь за стол.
Асакура отнял пальцы от лица и еще раз с удивлением посмотрел на Рена, принявшегося накладывать себе в тарелку гречку, и на переливающего в стакан молоко Хоро. Юсуи поставил кружку на стол и еще раз погрозил пальцем любимому.
- Только попробуй пить холодным.
- Я все равно буду петь лучше всех, - наморщил носик Тао.
- Я не спорю, но заболеть летом и сорвать голос ты же не хочешь?
- Ты вечно будешь меня воспитывать? – недовольно поинтересовался Ренни, но глаза его весело блестели.
- Пока не перееду от тебя.
- Я тебе перееду, - опасно прошипел китаец, подаваясь к северянину.
Хоро хитро улыбнулся, но почти получившийся поцелуй прервал жалобный голос Асакуры:
- Я все еще здесь!
- Ну так ешь и вали, - посоветовал Рен, переводя прищуренный взгляд на друга.
- Он хотел сказать, что я потом тебе все объясню. Давайте уже завтракать, а то опоздаем на композицию, - пояснил Хорокей, и принялся за еду.

- Привет, - Хао сел рядом с однофамильцем, но тот даже не перевел на своего парня взгляд.
Флейтист удивленно дернул бровью и помахал растопыренными пальцами перед глазами Йо. Тот снова никак не отреагировал, поэтому Хао приблизился вплотную и попытался проследить за взглядом Йо. Сначала ему на глаза попались братья Дзен, пытающиеся рассовать шпаргалки в карманы, а затем Хоро и Рен: первый слабо перебирал волосы Тао, пока тот разговаривал с кем-то по телефону.
- Я в шоке, шок во мне, мы оба ничего не понимаем, - отстраненно проговорил Асакура.
Его однофамилец хмыкнул и полез в сумку за карандашом.
- Ничего удивительного. Все-таки, Хоро приссанул Рена.
- Чего? – Йо, наконец, повернул голову.
- Когда мы с Хоро разговаривали на нашем дне рождения, я посоветовал ему прижать Ренни к стене. Знал, что это сработает.
- А я так ревновал тебя. Мы все думали, что вы вместе с Ренни, - отстраненно проговорил будущий композитор.
- Что? – засмеялся юноша. – Да перестань, не могло такого быть. Он просто внимание Хоро привлекал. Вообще все из-за него делал. Думаю, он даже на мальчиков переключился, чтобы смелости набраться. Вроде если с другими сможет, то и с Хоро честь не потеряет. А потом ему просто крышу снесло.
Взгляд Йо стал более осмысленным, но тут же немного опьянел, словно он, в конце концов, увидел Хао.
- Ты в курсе, какой у тебя красивый смех? - тихо спросил он.
- Нет, - немного улыбнулся Хао, подпирая рукой подбородок.
Йо слабо улыбнулся в ответ и сжал под партой руку флейтиста, не говоря больше ни слова – начался урок, а вместе с ним и тест, но думать о композиции не получалось. Парень старался что-то делать, но в голову лезли только воспоминания вчерашнего вечера, когда они с Хао сбежали после уроков в старую часть города. Флейтисту там очень понравилось – почти все дома заброшены, лужайки давно поросли травой, и совершенного никого нет: обычно тут дети гоняют по асфальту консервные банки палками, или катаются велосипедисты, оттачивая трюки, но в ливень все сидят по домам. Ребята весь вечер просидели на одном из чердаков дома, где кроме набросанного на пол сена, деревянных пустых коробок и голубей больше ничего не было. Они мало разговаривали, больше целовались, перебирая пальцами волосы и изредка кидая взгляды на прорехи в крыше, через которые капал дождь. Хао грелся в объятьях Йо, наблюдая, как на балках распушились голуби и собираются небольшие лужицы на полу, иногда доставал дневник и принимался писать, а будущий композитор тихо дремал, слабо очерчивая пальцами искусанные губы юноши.
- Йо, тест, - шепотом напомнил Хао.
Асакура вздрогнул и пару раз моргнул, пытаясь сосредоточиться, но у него решительно ничего не получалось, поэтому Хао, справившись со своей работой, забрал листок у однофамильца и принялся ставить галочки и там, немного улыбаясь и поглаживая руку парня под партой.
Шло время.

«Помните, я говорил, что давно уже чувствую себя стариком? Мне казалось, что я ничему не могу удивиться, не могу чувствовать себя радостным и счастливым, даже несчастным, по-настоящему. Я разучился радоваться мелочам. Иногда я даже переживал на эту тему, думал: да как же так? Почему я совершенно ничего не чувствую, даже если вижу то, что, казалось, хотел увидеть давно? В детстве мечтал. А потом разучился.
Негативные эмоции я считал преобладающими в человеческой душе. Вообще-то, я до сих пор так считаю, но теперь уверен, что единственное, что может изгнать это – любовь. Так странно произносить это слово.
Особенно, когда давно ничего не чувствовал.
И тем более не испытывал.
И тем более зная, что это относится к парню.
Любовь не дает нам думать. Состояние эйфории, ты словно пьян, жизнь качает тебя из стороны в сторону, заставляя фокусировать взгляд только на Нем (у кого-то Ней), чтобы не потерять точку опоры и не свалиться в душистую траву. Уже почти июль, а я только что начал соображать нормально, замечать какие-то вещи, даже возвращаться в реальность, я бы сказал. И все равно с улыбкой замечаю, что вокруг ходят гордые розовые единороги и вообще все кажется волшебным.
Мог ли я три месяца назад подумать о том, как сложится моя жизнь? Ни в коем случае. Даже с моей фантазией такое было нереально. А теперь это единственное, что кажется мне таким же точным, как то, что пингвины не летают. Я люблю его, и совершенно этого не боюсь.
Вру, иногда становится страшно. Когда он стоит возле кого-то другого, улыбается и что-то говорит, а я не могу оторвать от него взгляд. Я дико ревнивый, ревную его ко всем и всему, что только можно. Один раз даже умудрился к его матери приревновать, но, разумеется, не показал этого. Я боюсь не того, что он парень, а того, что он однажды проснется и не вспомнит обо мне. Гоню от себя эти мысли, ведь это кажется нереальным, потому что каждое утро я бужу его и слышу счастливый, заспанный голос в трубке телефона, каждый день чувствую его тепло, слышу голос, вижу эти глаза. Один раз у меня не получилось пойти в консерваторию из-за приезда важных для отца гостей, и он все равно пришел вечером, просто чтобы дать мне поцелуй. Мне тогда даже было не страшно, что нас увидят, но я боялся, что он не придет.
Ах да, тут же месяц назад событие произошло, которое Хорокей окрестил третьей мировой войной. Каждый день мы с Йо встречаемся недалеко от моего дома за полчаса до занятий, чтобы побыть немного вдвоем. Если мой отец узнает о том, какие отношения связывают его сына с таким же парнем, боюсь, не обойдется обычной поркой или отказом от наследника. Мы залезаем на огромный платан и сидим там до начала занятий, разговаривая, прикасаясь друг к другу, часто я играю ему на флейте. Люблю смотреть на него, когда он слушает музыку – ангел мой, что видит многие миры вокруг, создаваемые мелодией. И вот в один из таких дней мы пришли в консерваторию, сели на свои места, а к нам подлетела Анна. Ударила его по щеке, затем попыталась ударить меня, но я вовремя схватил ее за запястье и сжал его с такой силой, что она просто не могла кричать на всю аудиторию. Впрочем, из-за концерта, который она устроила, все уже знают, что мы с Йо вместе. Она, оказывается, видела, как мы целуемся, и вдруг поняла, почему он ее избегает. Кричала ему, когда я держал ее, мол, ты мой парень, заступись за меня, а я даже удивился, когда он тихо, но твердо ответил ей, что парень он мой, а она может выйти отсюда как можно скорее. С тех пор я ловлю на себе ее полные ненависти взгляды и никак не могу понять такой реакции – их точно не связывали чувства, я в этом уверен, но ведет она себя так, словно я увел у нее любовь всей ее жизни. Пыталась угрожать мне, что все расскажет моей семье, но на этот счет я никогда не переживал – кто она такая, чтобы ее послушали мои родители? Думаю, она это понимает. Вроде она даже говорила с госпожой Кейко, но Йо сказал, что все в порядке и попросил меня не думать об этом. Преподавателям до нас нет никакого дела, да и слухи здесь долго не задерживаются, и мы вида не показываем, поэтому я думаю, что даже не все поверили, а вот вокруг Хоро с Реном был настоящий ажиотаж.
О, это парочка делает каждый мой день. Йо понадобилась неделя, чтобы не открывать от удивления рот, как только они попадались нам на глаза. Я никогда не сомневался, что они будут идеально друг друга дополнять, но, признаться, я был удивлен, насколько Ренни быстро свыкся со случившимся. Нет, разумеется, до самого лета Ренни не мог избавиться от привычки грызться с Юсуи по любому поводу, но теперь все заканчивалось «В комнате поговорим!» или примирительным поцелуем. Наверное, Хорокей единственный, рядом с кем Тао не побоится показывать свои чувства. Рад за них, действительно.
Но. Куда же без него.
Один раз ночевал у них в общежитии, со вторника на среду. Родителей дома не было, я договорился с Люциусом и остался. Мортимер уехал на какую-то олимпиаду в соседний город, а Джоко с братьями Дзен слился около десяти вечера в поисках Рио. Они, кстати, и Лайсерга захватили, который, кажется, уже все пережил, и даже здоровается с Реном. Я же говорил, он сильный. Просто ему надо определиться в своих желаниях.
Мы с Йо до полуночи разговаривали, он даже честно попытался заниматься под моим началом, но в итоге я его пожалел и перенес урок на более лучшее время. Лентяй, но все умудряется всегда сдавать, никак не могу понять, как у него это получается. В общем, в тот вечер я лег на постель Морти, а он на свою. Мы еще долго переговаривались, но вдруг услышали знакомые голоса, слишком откровенные, настолько, что даже я смутился и сел, пытаясь убедиться, что еще не сплю – только у Рена может быть такой волшебный голос. Представляю, что там с Пирикой было. А мы с Йо начали смеяться, закрывать уши подушкой и краснели, как благородные девицы. Стихло все, только когда в коридоре начался какой-то шум, затем раздался голос Анны и топот чьих-то ног. Уверен, на самом деле они просто начали закрывать друг другу рот.
Я впервые задумался, что у нас такого нет. Ничего, кроме поцелуев, объятий, разговоров и прогулок. Наверное, это странно, но мы никогда не оставались наедине настолько, что точно знали, что нас никто не потревожит – ну разве что когда еще не знали о чувствах друг друга. Иногда мне казалось, что я хочу чего-то большего, особенно когда губами чувствовал его пульс на шее, но обязательно в этот момент что-нибудь случалось: придут какие-то люди, позвонит телефон, рухнет ветка – в общем, словно кто-то свыше не хочет нашей близости. Но в тот вечер я вдруг почувствовал его рядом. Это было очень неожиданно, он так жадно меня целовал, что у меня перехватывало дыхание. Он такой худой, жилистый, вечно с этими шнурками и бусами, в которых я путаюсь пальцами, самый желанный для меня. И мне стало страшно. Страшно, потому что когда он прижал меня своим телом к постели, спускаясь мне на шею поцелуями, я вдруг отчетливо понял, что дико хочу его. Страшно, потому что раньше я даже не думал о том, что к этому может прийти, потому что я никогда до этого не чувствовал такого дикого возбуждения. Мне хотелось быть с ним этой ночью, но я испугался собственных чувств и сказал, что не хочу. Он все понял, просто лег рядом, и я уснул в его объятьях, а мне снились сны, которые я даже постыжусь описывать.
Мне до сих пор страшно. Я начал смотреть на него иначе – теперь меня не просто завораживает, когда он снимает футболку на пляже, я начинаю яростно хотеть его, как можно ближе, чтобы мне было жарко и тяжело от его веса, я хочу услышать его стон. Интересно, он такой же звонкий, как у Рена? Иногда, мы целуемся, и я почти слышу его, но Йо давит это в себе, давит ради меня, я знаю это. И я вроде сам пытаюсь дать знать, что я хочу этого, но потом неизменно пугаюсь, как только чувствую его руки на своем поясе.
Сейчас вообще все это пишу лишь бы отвлечься. Начались каникулы, и родители оставили меня в городе, а сами уехали куда-то на море или в Испанию, я не слушал особо, потому что пытался незаметно ответить Йо на смску. Каждый день в этом маленьком городе вечерами что-то происходит: то цирк приедет, то ночь кино, то какая-нибудь вечеринка или концерт, а днем мы валяемся на пляже, тщетно пытаясь загореть. Как и сейчас. Йо с Хоро и другими ребятами играют в волейбол, а Рен читает какую-то книгу в паре метров от меня. Мне кажется, что он просто, как и я, старается не смотреть на своего парня – зубы сводит от этого вида, я все чаще забываю, как двигаться и дышать. Когда мы залезли в воду, Джоко подкинул Рена, который случайно улетел в меня, а затем побежал давать по голове Макдениалу. Но мне не было до этого дела. Потому что меня толкнули прямо на Йо, а он сразу нашел мои губы своими. И прижал меня к себе, одной рукой за пояс, другой за бедра. Я еле сдержал настоящий крик, оттолкнул его, перевел все в шутку, когда началась целая водная битва, и поспешил отплыть подальше. Боже, мне пришлось еще полчаса плавать, чтобы успокоиться и выйти из воды. И вот теперь этот чертенок играет с мячом, а я взгляд боюсь поднять. Дышать сложно. И очень страшно. Люблю его безумно, и боюсь своих чувств. А еще того, что он этого не испытывает»
- Хао.
- А? – флейтист оторвался от записи и перевел взгляд на друга.
Рен снял очки с переносицы и потер глаза.
- Вы вечером пойдете на концерт?
- Йо может быть, а я не могу – сегодня Люциус уходит в отпуск на неделю, надо с ним немного побыть и все такое.
- Тебя родители дома оставили совершенно одного? – удивился китаец.
- Ну, я же лапочка, и вообще в последнее время веду себя как счастливый карапуз. Цитата мамы.
- Понятно. Зови в гости, что ли.
- Завтра, может быть. Правда, не все общежитие на этот раз, - усмехнулся Асакура.
- Зачем все общежитие? Нашу компанию, отдохнем, выпьем, - пожал плечами Рен, переводя взгляд на волейбольную площадку.
- Завтра встретимся и обсудим такую возможность. Спасибо, что напомнил, мне уже идти пора.
Рен кинул взгляд на друга, который поднялся и начал одеваться. Когда Хао завязал волосы в высокий хвост на затылке, к расстеленным на песке коврикам подлетел Хорокей. Он поднял кучу песка, сразу заставил Тао возмущаться и отряхиваться, но так же быстро заткнуться, потому что в поцелуе сложно говорить. Следом за Юсуи подошел смеющийся Йо, убирая со лба волосы.
- Ты уже уходишь? – грустно спросил он, посмотрев на однофамильца.
- Да, я же говорил. Я вечером тебе напишу, хорошо?
- Хорошо, - слабо улыбнулся Йо и сжал в ответ протянутую руку.
Хао хотел приблизиться и поцеловать любимого в знак прощания, но только улыбнулся, отпустил его пальцы и, помахав остальным, пошел в сторону дома. Спустя десять минут, когда он уже почти был на холмах, на телефон пришла смс.
Уже скучаю по тебе
Асакура улыбнулся, потер глаза пальцами и быстро напечатал «Я тебя люблю», но стер и просто отправил «Скоро встретимся снова».

POV Хао

Когда я жил в Токио, у меня была своя квартира. Точнее, я настоящий аферист. На восемнадцатилетние родители подарили мне пентхаус в высотке. Я съехал туда в тот же день и первую неделю был просто счастлив, а потом понял, что живу только в одной комнате, иногда бываю на кухне, а на второй этаж вообще не поднимаюсь. И в мою светлую головушку пришла гениальная мысль.
Я снял однокомнатную квартиру в центре Токио, перебрался туда, быстро сдал свою и открыл счет в банке, куда складывал полученные деньги. Кстати, они идут туда до сих пор. И перестраховался, и живу, как мне хочется. Большие пустые дома меня пугают своим одиночеством, хотя это чувство мне не присуще. Об этой афере знает только Люциус, который часто приходил меня навещать и приносил презенты от мамы и конверты от папы. Жилось мне прекрасно, что сказать.
Я проводил Люциуса с минуту назад, и теперь жду, когда остальная прислуга свалит из этого особняка. Огромный дом в моем распоряжении на неделю – прекрасная возможность побыть в тишине и отдохнуть с друзьями. Я попросил остаться только Пейота, которого и так никогда не видно, но он моментально появляется, если громко произнести имя моего отца – как тренированный, честное слово. Если все свалят сейчас же, я даже успею присоединиться к друзьям на концерте. Но у меня такое чувство, что никто не торопится. В отпуск не хотят, что ли? Подгоняю, даже выражаю недовольство, и все равно все ползут словно улитки.
Когда все, наконец, ушли, время было позднее, так что я расслабился и остался дома. Я еще не настолько хорошо знаю город, боюсь не найти нужный мне клуб, где сегодня проходит концерт какой-то приезжей группы, Йо не берет трубку, наверное, не слышит звонка из-за громкой музыки, да и темно уже почти. Кроме того, пока я приду, концерт почти закончится.
После душа день кажется не таким жарким и душным, но я все равно распахиваю в комнате все окна и выхожу на балкон. Сразу вспоминается, как мы сидели с Йо в этом розовом кусте, и начинаю тихо смеяться. Кому расскажешь потом – не поверят, только пальцем у виска покрутят или подумают, что это неплохая шутка. Даже мурашки по спине пошли от воспоминаний.
Замечаю какое-то движение во дворе, но я отключил всю подсветку, чтоб она не мешала мне спать и лучше были видны звезды. Приглядываюсь, но уже ничего не видно. Показалось, наверное. Я уже расслабился, когда мой слух, вытренированный годами игры на музыкальных инструментах, улавливает скрип двери. С моего балкона видна входная дверь, перевешиваюсь через балку, но никого нет и снова все тихо. Мне становится немного не по себе, так как охрану я тоже отпустил, и узнай об этом мой отец – всем крышка.
Выхожу из комнаты, стараясь максимально тихо перемещаться. В коридоре никого нет, на лестнице я тоже никого не увидел, да и стихло все. Одергиваю себя, ругаю за паранойю, решаю включить какую-нибудь музыку и сесть почитать, чтоб расслабиться, но вдруг меня резко хватают и прижимают за плечи к стене. Я испугался только на миг, а потом почувствовал запах клюквы и любимые губы. Нервно рассмеялся сквозь поцелуй, пытаясь оттолкнуть его, сердце стучит в ушах.
- Ты напугал меня, - говорю я, когда он крепко меня обнимает, разорвав поцелуй.
- Я хотел сказать, что это ограбление и украсть тебя, но из меня плохой вор и тем более оратор, я бы точно рассмеялся, - тихо смеется Йо, прижимая меня к себе все крепче.
Кладу голову на его плечо, закрываю глаза, греясь в его руках.
- Как ты попал в дом? – тихо спрашиваю я.
- Каждый день делал подкоп ложкой под твой забор, а дверь я умею вскрывать булавкой, - улыбнулся он. – Шучу, через забор перемахнул, дверь была не закрыта. Я решил, что тебе тут, наверное, одиноко.
- Нет, но с тобой определенно лучше.
Смеется, снова целует меня так, что подкашиваются ноги. Идем на кухню, расспрашиваю его о концерте, с которого он, оказывается, сбежал ко мне, кормлю его всем, что нахожу в холодильнике, завариваю индийский чай. Знаю, что он сегодня останется у меня, потому что даже если соберется, я не отпущу его – так редко нам удается побыть совершенно одним. Вспоминаю про телескоп, как малые дети бежим в комнату отдыха, и последующий час я слушаю только эмоциональные речи и его вздохи-ахи. Иногда он кажется мне совсем ребенком, но чувствую радость, словно с ним переживаю все заново. Снова радуюсь и вторю его смеху. Смотрим какой-то фильм, устраиваем собственный концерт, так как шума можно не бояться, постоянно бегаем за чаем, и показываю ему фотографии стран, где я был.
- Удивительно, - вдруг говорит он, сжимая мои плечи сильнее и перелистывая страницу в альбоме. – Я ведь мог жить так же.
- В каком смысле? – не понимаю я.
- Когда мне было лет шесть, моему отцу предложили хороший контракт. Если бы он согласился, мы жили бы сейчас где-нибудь в Токио, как и ты, - отвечает он.
- А почему отказался?
- Надо было играть музыку, которая не выражает его чувства. Играть то, что писал не он.
- Ты жалеешь?
- Только о том, что не встретил тебя раньше, - улыбается Йо, и я вместе с ним. Чудесный.
Ставим альбомы на полки, зеваем уже, поднимаемся в комнату, падаем на кровать. Он сжимает мою руку, а я придвигаюсь ближе, обнимаю его, прижимаюсь щекой к его груди и закрываю глаза. Мелькает мысль, что хочу жить с ним вот так всегда, засыпать каждую ночь рядом, и улыбаюсь, думая, что рассуждаю как влюбленная девчонка. Впрочем, мне все равно.
- Хао, - тихо зовет он, и я вздрагиваю, прогоняя сон.
- М?
- Представляешь, что было бы, если бы мы не встретились?
Замираю. Даже думать об этом не хочу. Не представляю своей жизни без него.
- Это было бы ужасно.
- Говорят, что две половинки всегда соединяются, что судьба все равно сведет их, - улыбается он.
- Думаешь, это про нас? – тихо спрашиваю я, и так боюсь услышать ответ.
Он молчит, а я не смею говорить или тревожить его еще как-то. Смотрю на стену, прижимаясь к нему всем телом, и просто жду.
- Наверное, да.
Перевожу дыхание.
- Я люблю тебя, Хао.
И тут же его теряю. Мне словно ударили в грудь, в самое сердце, останавливая и запуская его. Пытаюсь зачерпнуть порцию кислорода, цепляюсь за Йо, когда он пытается отстраниться, чтобы заглянуть в мое лицо. Мне хочется кричать от радости и страха одновременно, я только мечтал, что услышу от него когда-нибудь эти слова. Их легко слышать, когда не хочется произнести те же самые в ответ. Принимаешь чужие чувства со снисходительной улыбкой и все. Но сейчас я почему-то отрицаю их, не верю, отвожу взгляд. Кажется, он воспринял мое поведение по-своему.
- Прости, - тихо шепчет он, касаясь пальцами моей щеки. – Я так давно молчу об этом, просто больше не могу.
- За что ты просишь прощение? – выдавливаю из себя вместо тех же слов. Как же трудно их произнести.
- За то, что влюбился в тебя, как дурак, - улыбается он, заглядывая, наконец, мне в глаза. – Люблю тебя. Дышу тобой.
Ощущение, что я сейчас расплачусь от эмоций. Тону в его глазах, дышу его дыханием, открывая рот, как выброшенная на берег рыба. Он слабо целует меня в щеку, стараясь успокоить, и его карие глаза темнеют, покрываются мутной пленкой внутренней боли, потому что я все еще молчу и смотрю на него, как на сумасшедшего. Хватаю его, когда он начинает отстраняться.
- Не вздумай! – почти кричу я. – Я люблю тебя, не вздумай уйти!
Дальше несколько минут не помню ничего, кроме его счастливых глаз и невероятно долгого поцелуя. Покорно раскрываю губы навстречу его языку, прижимаюсь к нему, путаюсь пальцами в его волосах, убирая наушники подальше. Он кусает меня, терзает мой язык, медленно, заставляя почти кричать. Безумно хочу избавиться от его одежды, согреться, услышать снова эти слова, почувствовать его всего. Он словно читает мои мысли, но целует слишком медленно, выпивает, как хорошее вино, наслаждается, а у меня мир дробится и скачет, как в погоне за счастьем, которое вдруг накрыло нас окончательно.
Заставляет меня сесть, не разрывая поцелуй, скользит руками по моей спине, хватается за край майки. Мной снова овладевает страх, делаю поцелуй еще глубже, но он все равно настойчиво тянет ткань вверх, и мое тело уже не может сопротивляться. Приходится оторваться друг от друга, он отбрасывает майку в сторону, быстро снимает футболку с себя, отправляет ее куда-то на пол. Заваливает меня на постель, чувствую его тепло грудью, стараюсь сопротивляться, и сам не понимаю, зачем. Скользит пальцами от моей шеи вниз, целует губы, я не могу сдержать вскрик, когда чувствую его руки на своем ремне.
- Я не хочу, - шепчу я стандартную фразу, и двигаю бедрами к его рукам, противореча самому себе.
Он улыбается, не пытается убрать мои руки, которыми я уперся ему в грудь, отстраняя. Горю от его тепла заживо.
- Ты врешь мне, - произносит он, накрывая мой пах своей ладонью. Улыбается шире, видя, как мои губы медленно приоткрываются для стона, чувствуя, как сильно я напряжен. – Я же чувствую.
Не знаю, что он видит в моих глазах, когда начинает расстегивать мой ремень, но взгляда ни он, ни я упорно не отводим. Скользит рукой под ткань моего нижнего белья, не касается еще, а я уже схожу с ума и закрываю глаза, откидываясь на постель.
- Я так хочу тебя, - слышу его шепот и чувствую горячие пальцы на своей плоти. – Скажи еще раз, что ты меня нет, и я прекращу.
Собственный протяжный стон бьет мне в уши, как тысяча колоколов. Йо обхватил мой напряженный член пальцами, пытается двигать рукой, но ему мешают джинсы. Стягивает их с меня, касается языком моих ключиц, продолжает совершать ритмичные движения. Я упираюсь ему в плечи руками, все еще пытаясь отстранить, но он настойчив, а у меня в голове бьется паническая мысль, что после этой ночи я с потрохами будут принадлежать ему. Буду дышать им и для него.
У меня чувство, что его горячий язык оставляет на мне ожоги. Он словно рисует им по моему телу, спускаясь все ниже, а моего самообладания хватает только на то, чтобы закусить собственное запястье, скрывая крики, адресованные ему. Невольно вспоминаю девушек, с которыми был раньше, и ни одна из них не могла выбить из меня ничего, кроме сбитого дыхания, но под ним кричу как безумный. Меня просто накрывает, когда он проводит языком по головке моего члена и приподнимается, чтобы проследить за моей реакцией. Закрываю глаза руками – странно все же оказаться в такой ситуации с парнем, но у меня нет ни сил, ни желания более ему сопротивляться.
Успевает скользнуть шальная мысль, когда снова чувствую его язык и горячие губы, что если он не возьмет меня сегодня сам, я заставлю сделать его это насильно. Отнимаю руки от лица, вцепляюсь пальцами в его волосы, когда он направляет плоть к щеке, а затем горлу. Ощущение, что небеса разлеглись, я не чувствую никакой опоры в этом мире, кроме его рук. Кажется, что закон гравитации покинул эту планету, и если бы не Йо…
Понятия не имею, что он чувствует, но его действия меня пугают своим умением. Уверен, что я у него один, что он только мой, но продолжаю ревновать его даже к воздуху. Почти отключаюсь, когда он слабо прикусывает мою плоть, а я больше не могу терпеть. Пытался его отстранить, но он уперся, кончаю, откидываясь на сбитое одеяло. Дышать получается с трудом.
Склоняется надо мной, облизываясь. Я еще не успел прийти в себя, а уже снова чувствую напряжение пониже живота. Приподнимаюсь, впиваюсь в его губы, чувствую собственный соленый привкус на его сладком языке и сдаюсь окончательно. Помогаю ему избавиться от одежды, путаясь в фенечках, бусах, цепочках, срываю с него все, швыряю в сторону, царапаю его спину, не отрываясь от любимых губ. Чувствую, что он улыбается, прижимается ко мне, а я с ума схожу от ощущения его горячей плоти на своем животе. Хочу слиться с ним, стать одним целым, уверен, что то, что происходит с нами сродни настоящему венчанию. Нас словно связывает что-то, склеивает, возносит и возвращает в тела, и я знаю, что навсегда потеряю чувства, если он перестанет меня любить.
Хочу видеть его, когда мы начнем гореть.
- Очень люблю тебя, - шепчет он, касаясь моих губ пальцами.
Улыбаюсь слабо, обнимаю его за шею, снова заставляю приблизиться для поцелуя. Знаю, что будет больно, готов к этому, сам обнимаю его за пояс ногами. Наверное, надо было как-то подготовиться к этому. Замираю, когда чувствую его плоть в себе, ожидаю боли, но он на удивление плавно и мягко входит в меня до самого основания. Сбито дышит, дает нам время привыкнуть к новым ощущениям. Мне не больно, но как-то странно и некомфортно, однако отступать я не намерен. Медленно касаюсь его губ своими, держа за подбородок. Я должен услышать его стон, поэтому не дам отстраниться, даже если он будет рвать меня изнутри.
Он начинает двигаться, ему, кажется, проникать в меня тяжелее, чем мне его принимать, я чувствую это давление внутри. Йо разрывает поцелуй, что бы приподняться и упереться в постель руками, видимо, меняет положение наших тел, и следующий толчок заставляет меня вскрикнуть. По всему телу прошла короткая жаркая волна, а он замер. Наверное, подумал, что мне больно.
Сжимаю его пояс ногами сильнее, заставляю снова войти по основание и теперь не сдерживаю протяжных, тихих стонов. Не могу оторвать взгляда от его лица, от белого шрамика на искусанных губах и карих глаз, невольно начинаю двигаться ему на встречу. И теряю всякий контроль, когда слышу его глухой, срывающийся от наслаждения крик. Видимо, он испытал то же, что и я, потому что его движения становятся резкими. Шипит, стонет, опустив голову, выгибается, когда я добавляю царапины на лопатки, чувствую, как начинает терять рассудок от нашей близости. В сознании бьется только одна мысль, когда он набирает темп, когда мне становится жарко от каждого его движения – я люблю тебя. Чувство дискомфорта прошло, даже больше: я не понимаю, как мог жить без этих ощущений.
Вдруг перестаю чувствовать его в себе, но он не дает мне времени прийти в себя, даже крик с губ еще не сошел окончательно. Его руки переворачивают меня на живот, сжимают пояс, и я выгибаюсь, не жалея позвоночника, ему навстречу, а наши крики мешаются. Тесню ткань одеяла, от его плоти внутри жарко, а от пальцев в волосах по всему телу дико приятный озноб – эти чувства мешаются, превращаются в какой-то невероятный микс. Кусаю губы, кричу, не боясь уже ничего, не понимаю, как он не теряет самоконтроль, продолжая вгонять в меня свою плоть и двигать рукой по моей. Я обожаю его голос, но он становится просто невероятным, когда срывается от наслаждения. Чувствую его суть в себе, падаю на постель, изливаясь следом.
Понимаю, что я окончательно свихнулся, когда мы уже лежим на простыни, а я чувствую спиной тепло его груди и его губы на шее. Он укрывает нас одеялом, тяжело дышит, следит языком за моим колотящимся пульсом. Я резко разворачиваюсь, чувствуя слабую боль где-то внутри, целую – нет, терзаю, рву его губы, выбивая новые стоны. Кажется, что если я перестану слышать их или его дыхание, я умру. Он жадно отвечает, стонет в мои губы, и от каждого стона все мое тело пронзают электрические разряды. Отрываюсь от него только когда чувствую металлический привкус на языке. Смотрю в его пьяные глаза, стираю кровь пальцами, и тут же вижу улыбку.
Шепчу что-то о том, как много он для меня значит, как сильно я его люблю, коротко и нежно касаясь его губ после каждого слова. Он обнимает меня, прижимает к разгоряченному телу, тихо и счастливо смеется.
Мне хочется еще, но сил уже нет. Он перебирает слабыми пальцами мои волосы, я практически засыпаю рядом, водя рукой по его гладкой груди. Счастлив, что все барьеры спали. Теперь я буду говорить ему, что люблю каждый раз, когда вновь перехватит дыхание, и буду отдаваться ему, не боясь. Начну утром, как только проснусь, потому что сегодня сил уже нет, и остаётся только с улыбкой уснуть.

«Впервые за это время добрался до дневника. Живу с Йо уже неделю в одном доме. С той ночи мы не расставались ни на миг, я даже сам ездил с ним за его вещами домой. Быть с ним настолько близким – это безумие, о котором я мечтал всю жизнь. Засыпать и просыпаться с ним это все, что мне нужно.
Он сейчас разговаривает со своей мамой по телефону (госпожа Кейко уехала с мужем путешествовать на время школьных каникул) и пытается приготовить что-нибудь поесть. На моей кухне уже чувствует себя как дома, но, боюсь, мне все равно скоро придется звонить в пиццерию и заказывать ужин на дом. А пока я просто на него посмотрю.
Забавный, придерживает трубку у уха плечом, стараясь перевернуть что-то на сковороде, смеется, слушая мать. Сейчас мне кажется, что так будет всегда. Я хочу в это верить. Раньше мне думалось, что я женюсь на какой-нибудь девочке из богатой семьи, брак с которой поможет каким-либо образом подняться бизнесу отца, состарюсь, получив этот бизнес в наследство, умру от выстрела в горло из револьвера. Иногда мне становилось смешно, когда я представлял, как старым лежу на кровати и слабым голосом зову:
- Старший сын, подойди ко мне.
- Да, отец.
- Сын, мне надо сказать тебе важную вещь.
- Да, отец, я слушаю.
- Это очень важно.
- Да, это очень важно.
- Сын. Я умираю…
- Да, отец, ты умираешь.
- Я умираю…
- Да, умираешь…
- Средний сын, подойди ко мне.
- Да, отец…
И так далее. Проходит десять лет, а я звоню им с теми же словами и в ответ получаю «Достал уже!». Бросают трубку, и я такой: «Ладно, напишу смс…». В общем, я задумывался над тем, что уйдет, когда моя жизнь подойдет к концу, но либо переводил все в шутку, либо думал, что в один прекрасный день покончу с собой, не желая умирать во сне или от болезни в постели.
А сейчас я кажусь себе бесконечно молодым. Я никогда не состарюсь. Почему мне думается о смерти? Да сам не знаю. Наверное, это юношеский максимализм, и страх, что сказка кончится. Но каждый день Йо дает мне знать, что это не так.
О, повесил трубку, носится теперь – что-то подгорело. Пора идти за телефоном. Готовить, явно не его конек, но очень мне нравится смотреть, как он старается…»
Хао вздрогнул, когда теплые руки скользнули по груди под халат и сжались на мышцах пресса, а ухо обдало горячим дыханием. Флейтист закрыл глаза, откидывая голову назад, коснулся шоколадных волос пальцами, прижимая любимые губы к своей шее.
- Давай закажем что-нибудь, - медленно сказал он, наслаждаясь лаской.
- Ты помнишь номер? – в перерывах между короткими поцелуями, спрашивает Йо.
- Помню, телефон принеси, пожалуйста.
Йо слабо укусил любимого за мочку уха, отошел, но не отпустил прядь длинных волос, чтобы не разорвать с возлюбленным связь. Дотянувшись до телефона, будущий композитор протянул его однофамильцу и обнял его со спины за плечи.
Хао быстро набрал номер, выпутываясь из объятий. Встав, он повернулся к Йо, слабо коснулся поцелуем тонких податливых губ и улыбнулся, вслушиваясь в гудки. Асакура схватился за край стола пальцами, прижал к нему флейтиста и хитро улыбнулся. Хао шикнул, уперевшись поясом в столешницу и подавил стон, когда в трубке раздался приветливый голос, а Йо просто в наглую жадно приник губами к его шее.
- Вечер добрый, заказ можно сделать? – ровно произнес Хао и сжал губы. Йо закусил тонкую кожу и потянул ее на себя. Флейтист попытался вспомнить номер клиентской карточки, по которой в базе пиццерии можно было найти адрес. – Три, восемь, один, семь, Йо… Простите! Не вам. Три, восемь, один, семь, девять, три, два.
Йо потянул пояс халата, открывая себе тренированное тело. Горячие руки скользнули по торсу вниз. Хао попытался схватиться за ту руку, которая упорно пыталась попасть в хлопковые штаны к твердеющей плоти, и крепко сжал губы, стараясь понять, что ему говорят по телефону.
- Алло, вы меня слышите? – уточнил женский голос. – Что заказываете?
Хао глухо вскрикнул, когда Йо рывком усадил его на стол и забрался следом, заставляя отодвинуться дальше.
- Тащите все, что есть, - успел произнести флейтист, прежде чем любимый стянул с себя футболку.
Юноша быстро повесил трубку, убрал ее в сторону, и сразу за этим обнял однофамильца за шею, яростно отвечая на поцелуй и откидываясь на деревянный стол. Йо нежно, но настойчиво скользнул рукой по ткани на паху любимого, прикусив кончик его языка.
- Что ж ты творишь? – тихо засмеялся Хао, когда будущий композитор стал спускаться поцелуями к острым ключицам.
- Я голодный, - быстро шепнул Йо и продолжил терзать тонкую шею губами.
- Не здесь же, - вскрикнул флейтист, очень вяло сопротивляясь. Почему, собственно, и нет?
- До спальни слишком далеко.
Хао толкнул Йо в грудь, заставляя отстраниться и быстро перевернулся. Широкий стол жалобно скрипнул, но остался стоять на всех четырех. Сев на пояс однофамильца, юноша сжал его бока коленями и, улыбаясь, нарочито медленно стянул с себя халат. Мысленно он представил, что тут, как и раньше, при свечах и белой скатерти сидят его родители и чинно поедают ужин серебряными вилочками, а отец говорит свою стандартную фразу: «Ты еще слишком мал, чтобы так делать/думать/поступать/варианты на выбор». Стало смешно.
В голове Йо в который раз промелькнула мысль, что его возлюбленный даже не подозревает, насколько соблазнительными у него может быть взгляд и глубокий смех. А если и подозревает, то очень умело и часто этим пользуется. Он протянул руку, коснулся ладонью нежной щеки и одними губами произнес «Я люблю тебя» прежде, чем склонился и коснулся обжигающим языком часто вздымающейся груди любимого.
Йо с готовностью застонал, когда зубы ласково прикусили темную бусинку соска. Хао спускался вниз, попутно покрывая худое тело жадными поцелуями и расстегивая пуговицы на чужих джинсах. Будущий композитор сжал край стола, задыхаясь глубокими стонами. Порой ему казалось, что для разрядки хватит только таких поцелуев. Всем бы такого парня, от одного взгляда которого хочется раздеться.
Хао уже спустился к самому интересному, провел языком по напряженной плоти, когда в дверь позвонили.
- Ох, да неужели? – иронично воскликнул Йо.
- Я открою, - усмехнулся Асакура, быстро поцеловав любимого в губы и слезая со стола.
Он поднял халат, быстро надел его и пошел к двери, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. Он даже кошелек с полки схватил, но удивленно отступил, открыв дверь и увидев на пороге Хоро с сидящим у него на спине Реном.
- Привет, - поздоровался флейтист.
- Почему так темно во дворе, Асакура? – недовольно спросил китаец. – Темнота друг молодежи? Меня чуть не уронили.
- Ты зачем его вообще тащишь? – улыбнулся юноша.
- А он мне заявил, что всю жизнь будет меня на руках носить, так вот пусть таскает, - ответил Рен.
- Самое сложное в гору, а так нормально, - улыбнулся Хорокей.
Тао слез, встал на свои ноги, а Юсуи потянулся, разминая спину. Хао только усмехнулся: Ренни на самом деле очень сильно смущается, поэтому и переводит все в шутку или делает из происходящего спектакли, хотя желтые глаза уже давно не перестают радостно блестеть.
Появившийся в коридоре Йо широко улыбнулся и прямо сквозь эту улыбку проговорил с легкой иронией:
- Так рады вас видеть, не представляете прям.
- Да уж поверь, прекрасно представляем, - усмехнулся айну. – Пропали на два дня: у тебя, Йо, телефон отключен, у тебя, Хао, недоступен. Вы вообще в этом мире или нам попозже зайти?
- Э, нет, мы уже пришли, так что ставьте чайник. У нас своя заварка, - покачал головой китаец.
Хао только вежливо повел рукой, приглашая войти, и последовал за гостями, по пути игриво ущипнув любимого за бедро и получив в ответ короткий вскрик. Йо провел по лицу ладонями, стараясь унять уже охватившее молодое тело возбуждение, и прошествовал следом.
Спустя еще минут пятнадцать принесли заказ из пиццерии, который восприняли буквально и положили все, что было в меню. Благо, вдвоем Йо и Хоро могли все это умять за ночь. Рен сидел на стуле, закинув ноги на колени своего парня, и опасливо перебирал овощи в салате из кафе.
- Мы что пришли-то, - вспомнил Хорокей. – Ну, помимо того, что соскучились и все такое. Встретили Анну на площади. Картина маслом и колбасой просто.
- В каком смысле? – поинтересовался Хао, убирая с кусочка пиццы лук, который он терпеть не может.
- За ручку с Лайсергом шла.
Йо удивленно распахнул глаза и залился смехом, чуть не подавившись.
- Ничего удивительного, - пожал плечами флейтист. – Я этого ожидал.
- Чудеса твоего дедуктивного мышления и интуиции мы уже все на себе прочувствовали, - отмахнулся Ренни. – Самое смешное не это.
- А то, что Лайс, заметив нас, успел шепнуть «Помогите!», - рассмеялся Юсуи.
И тут уже начали смеяться все.

Дата добавления: 2015-10-13