В. Астафьев силится сочинить правду

В. Астафьев писал: «Правда войны — это правда и А. Платонова, и В. Некрасова, и К. Воробьёва, и В. Кондратьева, и В. Курочкина, и Е. Носова, и В. Быкова, и, смею верить, моя тоже». Он не назвал здесь Шолохова, Симонова и Бондарева, видимо, из-за идеологических пристрастий. Он не раз возвращался к мысли о том, что нужна полная правда о войне, справедливо не верил, например, тому, что солдат-пехотинец мог пройти невредимым от Москвы до Берлина. Однако, читая его высказывания о литературе, приходишь к выводу, что вопрос о художественной правде и правдоподобии представлялся ему слишком простым: «Есть вещи бесспорные: правда — это правда, неправда — это неправда». Но где границы между правдой и неправдой?

Астафьев писал о том, как 92-я бригада с честью выдержала «пять часов немыслимо трудного боя. Из 48 орудий осталось полтора (одно без колеса). Противник потерял более восьмидесяти танков, тучу пехоты». Для писателя это было правдой, но позже выяснилось, что «92-я бригада тремя дивизионами уничтожила 20 танков». В одном из интервью он сказал: «В 1942 году, когда враг был в Кунцево, под Москвой…» Не были немцы в Кунцеве. Как видим, даже при полной устремлённости к сущей правде можно и ошибиться. Когда Астафьев уверял, что «сгубили боеспособные армии под Сталинградом», то можно сказать: да, там погибло много наших людей, но враг понёс ещё более страшные потери. Никто не будет отрицать, что 6-я армия Паулюса и 4-я танковая армия Гота, уничтоженные в районе Сталинграда, принадлежали к лучшим военным соединениям Германии.

Б. Никитин утверждал, что бесспорное достоинство «Проклятых и убитых» — полное «читательское доверие к каждому слову писателя». Затем, противореча себе, он заявил, что Астафьев пошёл «труднейшим, во многом неблагодарным путём. Этого не поймут даже те, кто кормил вшей на нарах рядом с Астафьевым, гнил в медсанбатах, голодал в окопах. Просто забыли. Победа заслонила всё». Выходит, не все будут доверять Астафьеву. Но стоит ли считаться с теми, кто не мог даже понять, каким «необъяснимым вихрем» они были захвачены в военное время? Астафьев предупредил: «Автор хорошо и давно знает, в какой стране он живёт и с каким читателем встретится, какой отклик его ждёт, в первую голову от военных людей, поэтому посчитал нужным назвать точное место действия первой книги романа «Прокляты и убиты», номера частей и военного округа». Он заверил читателей: «Я лично выдумывать и врать не хочу... ни одной лживой строки, ни одного неверного слова не напишу». Если он говорит о документальной точности своего произведения, то можно проверить его самой жизнью, чтобы выяснить, всё ли в нём истинно.

И тут нас подстерегают сюрпризы. Одна из героинь романа оказалась медалисткой в 1943 году, а медали за отличное окончание школы стали выдавать значительно позже. В книге сообщается, что 3 января 1943 года солдатам выдали погоны, через некоторое время младший лейтенант Щусь, участник боёв на Хасане в 1938 году, получивший там орден Красной Звезды, «просмотрел газеты, послушал радио: «Сталинград изнемогал, но держался; на других фронтах кое-где остановили и даже чуть попятили немца». После этого солдаты две недели пробыли на зимней уборке хлеба, формируется маршевая рота, и в это время, «к сожалению, там под Сталинградом, Воронежем, на Центральном направлении свежие части прямо с колёс гонят в бой, чтобы хоть день, хоть два продержаться в Сталинграде, провисеть на клочке волжского берега». Диву даёшься, как мог забыть Астафьев то, что 19 ноября 1942 года началось наше наступление в районе Сталинграда, немецкие войска были окружены, 2 февраля они сдались.

Да, не раз бросали в бой полки «прямо с колёс». Это изобразил М. Алексеев в романе «Мой Сталинград», в котором точно схвачена полынно-горькая правда о наших поражениях и чувствуются тягостные переживания автора за гибнущую матушку-пехоту, ненависть к тем, кто зверствовал на нашей земле. А в книге В. Астафьева столь много чёрных красок при изображении нашей армии, его так сильно захватила ненависть к советскому строю, что он потерял объективность в изображении противоречивой действительности того времени и не показал, в частности, с должной ясностью того, что же помогло нам победить. Ю. Бондарев сказал о романе «Прокляты и убиты»: «Мало сказать, что это слабо написанная вещь. Там же такая несправедливость, такая безмерная злоба и ненависть к парторганам, политработникам…»

Астафьев, оживив в своей памяти обиду на Советскую власть за высылку его деда-мельника в Игарку, вспомнив свои ухабы в жизни после демобилизации из армии, поддерживал тех, кто обездолил трудящихся и разваливает Россию. Поэт Б. Куликов, друживший с Астафьевым, перед своей смертью заявил в открытом письме к нему: «Признаться, я не верю, что вы напишете правдивый рассказ о Сталинграде, коли не перемените своих взглядов на русский народ (по-вашему,...он — «дегенерат»), на русскую армию, на русских военачальников». Это предсказание сбылось. А. Михайлов бросил: «Кто теперь скажет или доскажет всю правду о войне?! Ушло наше поколение. А обозники получили возможность плести о ней небылицы».

Объявив, что Астафьев — его друг, Михайлов подчеркнул, что не по дружбе, а по своему знанию и пониманию художественной правды в его романе «Прокляты и убиты» он защищает от односторонней критики это произведение: «Речь идёт о романе, акцент в котором сделан на теневой стороне войны, на том, что всё-таки недостаточно было показано — в силу цензурных возможностей! — нашей замечательной и богатой талантами прозой о войне. В ней преобладало героическое начало, но критики романа меня удивляют тем, что они не замечают, не хотят заметить это героическое в романе Астафьева. Да, там никто не кидается на амбразуру, не водружает флаг над высоткой — там не видные на миру подвиги совершают солдаты и офицеры, и эти страницы прекрасны! Но этого не хотят видеть, а видят только грязь, кровь, трупы, бездарное командование — что тоже было на войне в обилии! — но о чём не хотят вспоминать наши генералы и привыкшие к шаблонному восприятию войны критики».

Михайлов предложил отодвинуть в сторону политику, тут у него «с Виктором не всё и не всегда было в согласии». Но при анализе романа «Прокляты и убиты» невозможно обойтись без политики, ибо именно она обусловила его идейную концепцию. Неверно то, что Астафьев «политикой не занимался абсолютно». Он наверняка понимал, почему к нему благоволило окружение Ельцина, выделившее деньги для издания его Собрания сочинений в 15 томах. Он удостоился Пушкинской премии, учреждённой в Германии, получил премию «Триумф», основанную на подачках Березовского. Такие люди, как Березовский, без выгоды не дадут денег.

После расстрела «Белого дома» газета «Известия» напечатала обращение, которое Астафьев подписал вместе с Граниным, Баклановым, Окуджавой, Приставкиным и другими писателями. Они призывали правительство закрыть оппозиционные газеты и общественные партии. Он поддержал письмо Ельцину против объединения России с Белоруссией. Русский народ стал для него «маразматиком», а о бывших фронтовиках, шедших с красными знамёнами к могиле Неизвестного солдата, заявил: «Мало били. Надо было разогнать толпу этих бездельников».

Астафьев пишет о выступлении политработника перед солдатами: «Навострил бойцов на подвиги политический начальник, заработал ещё один орден, прибавку в чине и добавку в жратве». О начальнике политотдела дивизии полковнике Мусенко: «У человека-карлика были крупные, старые черты лица, лопушистые уши, нос в черноватых ямках свищей, широкий, налитой рот с глубокими складками бабы-сплетницы в углах, голос с жестяным звяком». Даже при остром желании очернить политруков надо знать меру. Среди них были и неважные работники, но были и отважные воины, и отличные воспитатели, их выступления несли ценную для солдат информацию. В изображённое Астафьевым время даже на фронте скуповато давали ордена, а в тылу... В его книге взяла верх тенденция, ведущая не столько к постижению сложной правды о войне, столько к неуёмному бичеванию всего, что связано с Советской властью.

Дата добавления: 2015-10-13