Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Какую правду афишируют антисоветчики

Читайте также:
  1. Smerch: только в какую часть тела? Хм, может, в... 1 страница
  2. Smerch: только в какую часть тела? Хм, может, в... 2 страница
  3. Smerch: только в какую часть тела? Хм, может, в... 3 страница
  4. Smerch: только в какую часть тела? Хм, может, в... 4 страница
  5. А в какую часть вы попали?
  6. А чтобы профессионально удерживать симпатию зала, нужно через каждые семь-десять минут вкраплять в свое выступление какую-нибудь цитату, притчу, анекдот.
  7. А.Д.: Радиотехника была такая, какую Вы изучали в училище?

Нелепости, однако, часто выдаются потому, что фальсификаторы сознательно ставят перед собой цель обгадить позиции своих идейных противников. Антисоветские фальшивомонетчики понимают, что их разоблачительные трактовки, повторяясь, уже не раз оголялись во всей своей постыдной неприглядности. И они слишком мало воздействуют на общественное сознание. Им было крайне необходимо найти человека, который бы сам воевал и который, используя свой личный опыт, вносил бы свою разрушительную лепту в установившееся мнение о характере Великой Отечественной войны. И они нашли его — искусствоведа Н.Н. Никулина, автора вышедшей в 2008 году книги «Воспоминания о войне».

Директор Государственного Эрмитажа М. Пиотровский, теперь депутат Государственной думы, писал в предисловии к книге Н. Никулина: «Её автор и герой — знаменитый ученый, историк искусств от Бога, яркий представитель научных традиций Эрмитажа и Петербургской Академии художеств... Он написал книгу о Войне. Книгу суровую и страшную. Читать её больно. Больно потому, что в ней очень неприятная правда». Конечно, «чтобы нести людям свою личную правду, надо иметь на это право», но Никулин «кровью и мужеством... заслужил право рассказать свою правду». Но какой же предстаёт эта очень неприятная его правда о войне?

Одну из её особенностей определил М. Пиотровский: «Хранитель прекрасного и знаток высоких ценностей, он (Никулин) особо остро и точно воспринимает ужасы и глупости войны. И рассказывает о них с точки зрения мировой культуры...» Но возникает вопрос: как воспринимает он не только эти ужасы, но и те великолепные качества, какие выказали наши люди в условиях войны? Не обслуживает ли обобщённая точка «зрения мировой культуры» — в нынешних условиях — пресловутые идеи глобализации, не может ли приводить это в какой-то мере к затушёвке и умалению точки зрения российской культуры? Не направлена ли она к усиленно ведущейся сейчас денационализации русского народа, к деформации его этнического сознания?

Прыткий доцент Санкт-Петербургского государственного университета К. Александров, комментируя книгу, заявил: «Николай Николаевич... сказал соотечественникам Правду. Написал небольшую книгу, после публикации которой её читатели стали другими людьми… Признать правоту Никулина означало признать лживыми и бессовестными все существующие, до сих пор упорно нам навязываемые представления о минувшей войне, ныне объявленной главным идеологическим символом». Вот куда метят ярые антисоветчики. Выходит, до этой книги мы не знали никакой правды о Великой Отечественной войне, а то, что знали, было ложью. Стоит попытаться разобраться в этом лабиринте враждующих между собой мнений о нашем прошлом.

Сам Никулин поведал: «Почти три десятилетия я никому не показывал эту рукопись, считая её своим личным делом. Недавно неосторожно дал прочесть её знакомому, и это была роковая ошибка: рукопись стала жить своей жизнью — пошла по рукам. Мне ничего не оставалось делать, как разрешить её публикацию... И всё же я считаю, что этого не следовало делать: слишком много грязи оказалось на её страницах».

Автор призывал: «Не судите меня слишком строго...» Будем учитывать его просьбу. Но как быть с тем, что в книге Никулина есть ряд ошибочных оценок и неверных сведений, что за ней стоит человек, впитавший в себя либеральные миазмы? Сделать вид, что этого не было? Уклониться от схватки с теми, кто развенчивает нашу Победу? Но это будет означать, что ты предашь своих товарищей, воевавших вместе с тобой и уже покинувших наш мир.

Никулин признал: «Эти записки глубоко личные, написанные для себя... крайне субъективные». И добавил: «Конечно, мои записки в какой-то мере являются исповедью очень сильно испугавшегося мальчишки». Он обоснованно считал, что не надо публиковать их, но… опубликовал. Почему? Не допустил ли он «роковой ошибки», потому что на него расчётливо давили антисоветчики, которым требовалась поддержка фронтовика: его свидетельства лучше могут помочь им обесценивать нашу Победу. А мощная финансовая закулиса обеспечит издание книги, организует её распространение и даже кое-что важное подправит при редактировании.

Никулин сообщил, что в его «Воспоминаниях о войне» есть мемуары и рассказы, написанные в 70-е годы, дневники боёв 311 стрелковой дивизии, послесловие к публикации 2008 года, «несколько незначительных подробностей, добавленных в разных местах». Не эти ли добавки, как дёготь в мёде, придали книге ярый антисоветский окрас? По словам Никулина, его воспоминания «не могут быть объективными потому, что война была пережита» им «почти в детском возрасте, при полном отсутствии жизненного опыта, знания людей, при полном отсутствии защитных реакций или иммунитета от ударов судьбы». Он видел события тех лет «не сверху, а снизу, с точки зрения солдата, ползущего на брюхе по фронтовой грязи, а иногда и уткнувшего нос в эту грязь». Он «видел немногое и видел специфически». Это и надо иметь в виду при рассуждении о правде его книги.

Никулин считает свои «Воспоминания о войне» «протестом против... сохранившегося теперь ура-патриотического изображения войны». Он уверяет: «Нет и не было войн справедливых, все они, как бы их ни оправдывали, — античеловечны. Солдаты же всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме». Опять дешёвый пинок в эпоху социализма. Выходит, нам надо было уклониться от участия в «античеловечной» войне с Германией, поднять вверх руки? И жить под началом фашистов? Неужели любая война — даже Великая Отечественная — поднимает, как пишет Никулин, только «всё низменное из глубины нашего подсознания» и «превращает человека в злобное животное»?

В 1967 году в Западном Берлине немец задал вопрос Юлии Друниной: «Я был полковым врачом на Восточном фронте и хорошо знаю, что такое война. Это прежде всего то, что убивает в человеке всё человеческое. И я не могу понять, как женщина, прошедшая фронт, не только смогла остаться женщиной, но и стать поэтом?» Она ответила: «На мой взгляд, всё опять-таки упирается в то, что вы были солдатами армии захватнической, а мы — освободительной. Вы ворвались в чужую страну, убивая, истязая, грабя. Конечно, делать это можно лишь тогда, когда в твоей душе уничтожено или по меньшей мере усыплено всё человеческое. Иначе просто сойдёшь с ума… Но почему должно умирать человеческое в душах людей, которые защищают своих детей, своих близких, свои дома, людей, которые если и убивают, то вынуждены — обороняясь? Нет, мы не переставали быть людьми. Конечно, мы научились ненавидеть. Но мы не разучились любить. Мне кажется, что после войны мы ещё острее почувствовали счастье жить, что, перестрадав, мы стали ближе принимать к сердцу страдания других».

И сам Никулин, как он уверяет, не превратился в «злобное животное». Для него ужасные бои в Погостье были «переломным пунктом жизни»: там произошло его «возрождение в новом качестве», он «обрёл инстинктивную способность держаться подальше от подлостей».

Почему же другие участники боёв не могли приобрести эту самую нравственную способность? Не потому ли, что, оценивая события войны с высоты сотрудника Эрмитажа, Никулин людей низшего круга ставит гораздо ниже себя. Это проглядывается и в таком отрывке: «И всё-таки Погостье взяли... Пришла дивизия вятских мужичков, низкорослых, кривоногих, жилистых, скуластых. «Эх мать твою! Была не была!» — полезли они на немецкие дзоты, выкурили фрицев, всё повзрывали и продвинулись метров на пятьсот».

Среди таких «низкорослых, кривоногих» в 1943—1944 годах воевал в пехоте и я, выросший в многодетной крестьянской семье. Конечно, мне, по сравнению с Никулиным, было легче привыкать к трудностям и злоключениям военной службы. Он здраво оценил себя: «Я был никудышный солдат. В пехоте меня либо сразу же расстреляли бы для примера, либо я сам умер бы от слабости, кувырнувшись головой в костёр». Не для пехоты он родился и воспитывался. Отец его окончил Санкт-Петербургский университет, а мать — Бестужевские курсы. Для Никулина армия была нечто сродни аду, он поначалу не мог даже «привыкнуть к армейской пище». Ему очень повезло, он стал радиосвязистом.

Никулин сосредоточил своё внимание на поисках плохого, допущенного нами в годы войны, всё другое как бы прошло мимо него. Он выступил против изображения войны «в романтическом ореоле», для него очень необходимо, чтобы не отошло на второй план то, «что война — ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость», что в то время были и «головотяпство, негодная организация». Мог бы и я добавить ряд фактов, подтверждающих такое заключение. Но, кроме «ужасного и подлого», было и другое — беспримерная стойкость, самопожертвование, выдающийся героизм. Иначе мы бы не победили. И вот это «другое» предательски скрылось у гуманного Никулина в туманной дымке десятого плана. Вызывает недоумение его фраза: «Дело было в феврале 1944 года в Восточной Пруссии, в городе Алленштайн». В это время наши войска находились более чем за сотню километров к востоку от Пруссии. Подобные ошибки заставляют критически относиться к ряду других — более существенных — утверждений в книге.

В моём сознании никак не может органично объединиться в одно целое то, что профессор, член-корреспондент Российской академии художеств, ведущий научный сотрудник и член учёного совета Государственного Эрмитажа Н. Никулин может выносить на божий свет такое, что вызывает сомнение в его, простите, интеллектуальном здравии: «Как же может уважать память своих погибших народ, у которого национальным героем сделан Павлик Морозов?!»; «На войне особенно отчётливо проявилась подлость большевистского строя»; «Война, которая велась методами концлагерей и коллективизации, не способствовала развитию человечности. Солдатские жизни ни во что не ставились». Или: «...в Сталинграде... поставили громадную бабу с ножом в руке на Мамаевом кургане — «символ Победы» (?!). А на местах, где гибли солдаты, возникли могилы каких-то политработников, не имеющих отношения к событиям войны».

Согласимся с тем, что во время войны действительно чаще всего «гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом люди». Живых свидетелей, по-настоящему воевавших, сейчас почти не осталось. Однако как же должен чувствовать себя тот, кто честно воевал, вполне испытал ужасы войны, но пока остался в живых и сталкивается с подозрениями в нечестности со стороны обличителей?

Только политическим недомыслием, непониманием и нежеланием считаться с движущими силами истории можно объяснить появление в книге Никулина таких несуразиц: «Конечно, Сталин — главное зло... Великий Сталин, не обременённый ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие». Никак не хочет признать этот автор очевидной истины: партия во время Великой Отечественной войны сыграла выдающуюся роль в мобилизации и направлении всех сил нашего народа на борьбу с врагом.

Н. Никулин в «Воспоминаниях о войне» спрашивает: «Кто же победил немцев? Сталин и его партия? Или Дьяконов и миллионы других, подобных ему?»; «Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина?» Однако зачем здесь «или» да «только»? Неужели так уж трудно понять, что «миллионы других» (то есть народ) победили фашизм под руководством Коммунистической партии, что победу одержала Красная Армия, возглавляемая Верховным Главнокомандующим Сталиным?

Никулин провозглашает: «Не было на передовой: «За Сталина!» Не буду опровергать эту мысль, сам я орал «Ура!», но не кричал и не слышал крика «За Сталина!» Вместе с тем хорошо помню, как комсомольцы, в том числе и я, то ли в 1943 году, то ли в первые месяцы 1944-го подписывали коллективное письмо И.В. Сталину. Значит, тогда повсеместно витало, вдохновляло нас имя Сталина.

Никулин в «Воспоминаниях о войне» карикатурно изобразил Г.К. Жукова. Вот маршал приехал в штаб одной из армий.

«Поднимается беготня, зовут командарма, сонное царство начинает бестолково копошиться, словно разбуженное неожиданным выстрелом.

— Собрать военный совет!!! Доложить о боеспособности армии! Быстрррррро! Вашшшу мать!!! — отдаёт маршал эти и другие необходимые распоряжения.

— Ррррразболтались, даррррмоеды!!! Ррразмагнитились!!! Ррррасстрелять вас надо!!! Никто не хочет ррработать!!! Арррмия должна быть в боевой готовности!!! Кто сказал, что война кончилась?! Наш долг — освобождать Европу!!! Вперрррёд, на Паррррриж!!!

...Маршал неистовствовал долго, но даже его железная воля, испытанная на полях сражений, не смогла ничего выковать из аморфной массы размагниченных войск. К вечеру он, наконец, сдался:

— Вашу мать!!! Поднять аррррмию по трррревоге!!! Шагом марш в Муррррманск!!! На Кольский полуострррров!!! В тундррррру!!! Ррррразболтались, сволочи, бездельники!!! Вашу мать!!!»

И эту низкопробную карикатуру на маршала Г.К. Жукова и Красную Армию Н. Никулин посчитал «правдивым эпизодом», который рассказал ему «бывший холуй командарма 2-й ударной генерала И.И. Федюнинского бывший старшина В.». К глубокому сожалению, именно такая либерально-холуйская концепция Великой Отечественной войны господствует в «Воспоминаниях о войне».

Либералы с помпой отнесли книгу Н. Никулина к «важному событию для формирования культурной памяти об Отечественной войне». Руководитель проектов международного Мемориала И. Щербакова утверждала, что Н. Никулин начал писать в 70-е годы потому, что «у него явно вызывало неприятие то, что происходило в брежневскую эпоху с памятью о войне. Именно в это время власть пытается поменять войну на победу. А Никулину важно сказать: сначала была война, и очень страшная война, такая страшная и тяжёлая, что эту победу невозможно превращать в формализованный помпезный праздник». Но либералы, нарочито протестуя против «формализованной помпезности», упорно меняют нашу славную победу на унизительное поражение, праздник Победы стремятся превратить лишь в щемящий наши души день скорби.

«Главное — воскресить у людей память и уважение к погибшим. Лучшая память «бессмысленным жертвам» — «правда о войне» — таково кредо радикальных либералов. Но если внушим молодёжи мысль о том, что всякая война только подлость и бесчеловечность, что мы воевали бездарно, а наши потери в Великой Отечественной войне были бессмысленными, то такая лживая память будет извращать общенародную правду о ней и оскорблять погибших в боях героев. А в конечном счёте это ведёт к разрушению основных идейно-нравственных скрепов государственности России. Не эту ли задачу выполняют антинародные десталинизаторы?


Дата добавления: 2015-10-13; просмотров: 104 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: Поражения — «благодаря», а победы — «вопреки»? | Изощрённость клеветников | Отпор воинствующей лжи | Точка зрения лично знавших Сталина | Писатели в борьбе с врагом | За то, что на ней умереть | У каких гремит дверей! | Кому нести печаль свою? | А твой — палач. | Перо приравняли к штыку |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
В сапогах.| Шолохов о художественной правде

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)