Дни черного Солнца 14 страница

— Моя жена полагает, — сказал он наконец, — что тебя еще можно выправить, заставить узреть истину. — Он посмотрел на остатки рисунка. — Что до меня, я начинаю подозревать, не слишком ли ты опасна, чтобы возиться с тобой.

Я закусила нижнюю губу:

— Я больше не буду делать подобных попыток.

— Мы с тобой оба итемпаны, госпожа Орри. И я знаю, что ты непременно попробуешь еще раз, если будет надежда на успех. И если противодействующие средства окажутся недостаточными. — Он задумчиво сложил руки на груди. — Хм. А я-то гадаю, что с ним делать…

— Что?..

— С твоим дружком-маронейцем.

— Моим… — Я вздрогнула. — А-а, ты про Солнышко…

Проклятье. Стало быть, он не спасся от них.

— Не имеет значения, как его звать. — В голосе Датэ послышалось раздражение. — Сперва я решил, что он тоже из младших богов: меня ввела в заблуждение его занятная способность восставать из мертвых. Но к настоящему времени я держу его в Пустоте уже несколько дней, и он не проявляет никаких признаков сопротивления, в том числе и магического. Просто умирает раз за разом — и все.

У меня поднялись дыбом все крохотные волоски на коже. Я уже открыла рот сказать: «Ты же там своего бога пытаешь, придурок!..» Но спохватилась и промолчала. Откуда мне знать, что предпримет Датэ, выяснив, что держит в плену бога своего бывшего ордена? Поверит ли вообще? Или потащит Солнышко на допрос — и, подобно мне, переживет потрясение, узнав, что Солнышко любит Ночного хозяина, то есть вряд ли одобрит какие-то замыслы, направленные против него? Кто их разберет, что там в головах у этих помешанных!

— Может, он… как мы, — выговорила я вслух. — Ну, д-демон.

Это слово далось мне с трудом.

— Нет, я уже проверил его. Помимо прочего, изучил основные свойства его крови. Он не бог и не демон. Если не считать его удивительной способности к воскрешению, он с головы до пят самый обычный смертный.

Он вздохнул, отвернулся и не заметил моего непроизвольного движения: я поняла наконец, зачем они взяли у меня кровь.

— За столетия орден вычленил множество второстепенных магических разновидностей; остается предположить, что он из их числа.

Датэ помедлил, выждав достаточно, чтобы я разволновалась как следует.

— Я слышал, этот человек жил с тобой в городе. Я не могу убить его, но, думаю, ты догадываешься, что я способен сделать краткие периоды его воскрешений… весьма неприятными. Ты представляешь для меня ценность, он — нет. Мы друг друга поняли?

Я сглотнула:

— Да, лорд Датэ. Я очень хорошо тебя понимаю.

— Ну и прекрасно. Попозже сегодня я велю поселить его вместе с тобой. Только должен предупредить: после столь долгого пребывания в Пустоте ему может потребоваться… помощь.

Я в который раз стиснула кулаки, а он стукнул в дверь, чтобы его выпустили.

Как раз когда он выходил, что-то переменилось…

Это мелькнуло лишь на мгновение, так быстро, что сперва я решила, будто у меня разыгралось воображение. В тот короткий миг тело Датэ совершенно изменило свой вид… Хотя нет, лучше выразиться иначе. Его ближняя ко мне рука, опиравшаяся на косяк, странным образом раздвоилась. Я увидела сразу две ладони, упиравшиеся в гладкое дерево. Два локтя. И два плеча.

Стоило мне удивленно моргнуть, и наваждение минуло. Дверь отворилась, и Датэ вышел.

Я рухнула на кровать и уснула. Вообще-то, я не собиралась спать, но изнеможение, навалившееся после магических усилий с рисунком, взяло свое. Когда я открыла еще подергивавшиеся от боли глаза, лица коснулся гаснущий отблеск заката. Я сразу поняла: пока я спала, кто-то побывал в комнате. Это значило, что спала я очень крепко: обычно я просыпалась от малейшего шороха. Еще я обнаружила, что мои посетители успели как следует потрудиться. Отодвинутая мебель была расставлена по местам, на столе стоял поднос с едой. Свечки в комнате отсутствовали (я проверила), вместо них мне предоставили единственный светильник весьма необычного образца: я вертела его так и этак, пока не нашла всего лишь медленно тлевший фитилек. В светильничке не было даже резервуара для масла, которое я могла бы использовать для рисования.

Они унесли или заменили очень многое — по сути, все, что худо-бедно годилось в качестве заменителя краски. А на ужин мне выдали чашку какой-то каши — невнятной размазни, которую я так и не смогла сопоставить ни с одним цветом. Она едва полезла мне в рот.

В воздухе пахло средством для мытья пола. На миг меня одолела острая грусть по окончательно исчезнувшему рисунку. У меня с ним не получилось, но все же…

После еды я подошла к окну, гадая, удастся ли мне когда-нибудь сбежать из этого Дома. Сколько я уже просидела в четырех стенах? Дней пять, может быть, шесть. Скоро наступит Гебри — праздник весеннего равноденствия. Белые залы по всему миру будут убраны яркими лентами, а светильники заправят особым маслом, чтобы горели не красным или золотым пламенем, а чисто-белым. Залы широко и гостеприимно распахнут двери, отмечая наступление долгих дней лета, — и даже в нынешние времена ересей и сомнений храмы будут полны прихожан. А еще в каждом городе будут одновременно проходить церемонии в честь Ночного хозяина и Сумеречной госпожи. Это было новшество, и я к нему еще не привыкла.

Прошло около часа, и дверь моего узилища опять отворилась. Вошли трое мужчин. Они тащили какой-то тяжелый груз… Даже два груза, сообразила я, слушая, как они пыхтят и отталкивают мешающую мебель. Первый предмет, когда его опустили на пол, негромко скрипнул, и я поняла, что в комнате поставили еще одну кровать.

Второй груз они мешком бросили на эту кровать. Солнышко застонал и умолк.

— Подарок от найпри, — сказал один мужчина. Второй рассмеялся.

Едва дождавшись, чтобы они вышли, я бросилась к Солнышку.

Он был холодным, как покойник. Я его таким и не помнила. Он всегда воскресал прежде, чем тело успевало остыть… Тем не менее, когда я нащупала пульс, оказалось, что его сердце бешено колотилось. Дыхание Солнышка было надсадным и хриплым… Новозоры вымыли его и облачили в штаны и белый балахон без рукавов — одежду новообращенного. Спрашивается, как они его мыли? В ледяной купели?..

— Солнышко…

Все мысли о его истинном имени разлетелись прочь, пока я, надрываясь, переворачивала огромное тело на спину и кутала в одеяло. Когда я притронулась к его лицу, он дернулся, глухо вскрикнув, точно раненое животное.

— Солнышко, это Орри! Орри!..

— Орри… — отозвался он наконец.

Голос был точно таким же сиплым, как у меня, причем, возможно, по той же причине. Спасибо и на том, что после этого он заметно успокоился, по крайней мере, дергаться от моих прикосновений перестал.

Датэ назвал его смертным, но я-то знала! Под личиной обычного (ну, почти) человека таился бог света… и этого-то бога вынудили провести пять суток в лишенном света аду! Бросившись на другой конец комнаты, я торопливо принесла светильник, который, по счастью, не успела задуть. Поможет ли ему такой крохотный светоч?.. Я поднесла его как можно ближе, поставив на полочку прямо над ложем Солнышка.

Его глаза были плотно зажмурены, все мышцы судорожно напряглись, точно готовые лопнуть канаты. Я отметила, что он стал чуть-чуть согреваться.

Не придумав лучшего средства, я влезла к нему под одеяло, чтобы поделиться телесным теплом. Мне пришлось нелегко — кровать была узкая, Солнышко едва помещался на ней и один. Делать нечего, я улеглась прямо поверх его тела, устроив голову у него на груди. Такое двусмысленное положение не особенно мне нравилось, но что еще я могла для него сделать?

Можешь представить мое изумление, когда Солнышко вдруг обнял меня руками и ногами и перевернулся, так что я оказалась внизу. Я и пикнуть, что называется, не успела. Его рука, просунутая под мою поясницу, крепко схватила меня, вторая поддерживала затылок, прижимая мою голову к его плечу, и одну ногу он закинул на обе мои. Я была не то чтобы пригвождена и раздавлена, но и особо пошевелиться не могла. Я, собственно, и не пыталась. Я была слишком ошеломлена и слишком занята гаданием, что могло вызвать такой жест приязни… если только я правильно толковала его.

То, что я не стала отбиваться, ни дать ни взять придало ему уверенности. Судорожное напряжение постепенно ушло из его тела, дыхание, обдававшее мое ухо, замедлилось почти до нормального. Прошло еще время, и наконец нам обоим стало тепло. И, несмотря на то что сегодня я и так проспала добрых полдня, меня опять разморило. Я пыталась не поддаваться дремоте, но ничего поделать не смогла — снова уснула.

Когда я открыла глаза, час определенно был поздний. Быть может, за полночь. Не то чтобы я выспалась, мне просто понадобилось в туалет. Некоторое время я раздумывала, как с этим быть: Солнышко по-прежнему обнимал меня, тесно прижимаясь всем телом: поди выпутайся. Ритм его дыхания говорил о том, что он спал, и очень крепко. Лучшее лекарство после тяжких истязаний, которые он перенес.

Очень осторожно и медленно я высвободилась из его рук и села, потом кое-как перелезла через него и спустила ноги на пол. К этому моменту меня уже по-настоящему подпирало. Я торопливо встала…

Железная рука сомкнулась на моем запястье. Я даже вскрикнула от неожиданности.

— Ты куда?.. — прохрипел Солнышко.

Переведя дух, чтобы успокоить испуганно зашедшееся сердце, я ответила:

— В уборную!

И стала ждать, чтобы он меня отпустил. Он, однако, не пошевелился. Я стала беспокойно переминаться с ноги на ногу и наконец сказала:

— Пусти, а то лужу на полу сделаю!

— Я пытаюсь, — ответил он очень тихо.

Я сперва не поняла, что он имел в виду. Потом заметила, что ладонь на моей руке то сжималась крепче, то немного ослабевала, будто у него недоставало воли приказать ей разжаться.

Совсем сбитая с толку, я потянулась к его лицу. Он напряженно морщил лоб… Потом он втянул воздух сквозь стиснутые зубы — и как-то рывками, словно борясь, расцепил пальцы.

Я было задумалась над этой новой загадкой, но зов природы сделался нестерпимым. Торопливо пересекая комнату, я все время чувствовала на себе взгляд Солнышка. Он не сводил с меня глаз.

Вернулась я с большим облегчением, и не только в смысле телесной нужды. Ушло какое-то напряжение, в комнате определенно стало легче дышать. Подойдя к Солнышку, я ощупью поискала его лицо, но моя рука нашарила ссутуленные плечи и низко опущенную голову. Он дышал так, как если бы недавно бежал, выбиваясь из сил.

Я села с ним рядом:

— Не хочешь рассказать, что это было?

— Нет.

Я вздохнула:

— По-моему, я все-таки заслужила объяснение. Хотя бы затем, чтобы загодя отпрашиваться по нужде!

Он промолчал. Как того и следовало ожидать.

У меня постепенно испарялись последние остатки уважения к его некогда имевшей место божественности. Как же он меня утомил! Я месяцами терпела его прихоти и капризы, его оскорбительные выходки и молчание. Из-за него рассыпалась вся моя жизнь в Тени. Я готова была приписать ему и свое нынешнее заточение. Датэ меня разыскал благодаря тому, что я убила орденских Блюстителей. А этого бы не произошло, не разозли их Солнышко.

— Ну как хочешь, — сказала я, вставая с намерением вернуться на свою кровать.

Я не успела шагнуть прочь — его ладонь снова стиснула мою руку, еще крепче прежнего.

— Ты останешься здесь.

Я принялась вырываться:

— Пусти!

— Ты останешься, — отрезал он. — Я повелеваю тебе!

Я все же умудрилась вывернуть руку из его хватки и быстро отскочила назад. Нащупала стол и живо оказалась по ту сторону.

— Не будешь ты мне повелевать! — выговорила я, дрожа от ярости. — Ты больше не бог, забыл? Ты — жалкий смертный, ничем не лучше любого из нас!

— Ты смеешь… — Солнышко поднялся на ноги.

— Еще как смею! — рявкнула я, так вцепившись в край стола, что свело пальцы. — Ты что себе думаешь? Скажешь «повелеваю» — и я вприпрыжку исполнять побегу? А если нет, то что будет? Убьешь меня? И будешь считать, что прав?.. Если так оно и есть, — боги, как же я понимаю Ночного хозяина, который возненавидел тебя!..

Стало тихо. Выплеснув свою ярость, я ждала от него новых действий и слов, я готова была спорить и драться… но он молчал. Миновало долгое, очень напряженное мгновение… И я услышала, как он сел на кровать.

— Пожалуйста, — выговорил он наконец. — Останься.

— Что-что?.. — вырвалось у меня, хотя на самом деле я его отлично расслышала.

Я хотела все равно уйти от него, решив: хватит с меня! Но он ничего больше не сказал, молчание длилось, мой гнев постепенно рассеивался, и я задумалась о том, чего ему, должно быть, стоила эта тихая просьба. Когда это Блистательному Итемпасу приходилось просить о желаемом?..

В общем, я вернулась. Но когда он коснулся моей руки, я ее отдернула.

— Нет уж, — сказала я. — Даром ничего больше не будет. Ты от меня предостаточно получил. Я хочу что-то взамен!

Он протяжно вздохнул и снова коснулся моей руки. Я с удивлением заметила, что его пальцы дрожали.

— Попозже, Орри, — почти прошептал он.

Ничего не понимая, я свободной рукой потянулась к его таким немаронейским волосам. Голова Солнышка оставалась низко склоненной.

— Попозже я… расскажу тебе… все. Но… не теперь. Пожалуйста… просто останься…

Не то чтобы я приняла какое-то сознательное решение. Я все еще была не на шутку сердита. Но когда он потянул мою руку к себе, я уступила. Я подсела к нему, а когда он лег — позволила уложить себя на бок, и он прижался ко мне сзади. Он держал меня, но не удерживал — я могла встать, если снова понадобится. Он зарылся лицом в мои волосы, и я не отстранилась.

Больше в ту ночь я не спала. И не могу точно сказать, спал ли Солнышко.

* * *

— Возможно, есть способ выйти отсюда, — сказал он на другой день.

Был уже полдень. Комнату только что оставил послушник-новозор: он принес нам обед и не уходил, пока мы ели. Потом забрал все остатки да еще проверил, не припрятала ли я чего под тюфяком или под ковром на полу. Никакой болтовни, никаких попыток обратить нас в свою веру. И никто не пришел за мной, чтобы отвести на занятия или на работы. Некоторым образом я чувствовала себя брошенной.

— Какой? — спросила я. — И высказала догадку: — Твоя магия! Она появляется, когда ты защищаешь меня!

— Да.

Я облизнула губы:

— Так мне прямо сейчас опасность грозит. И грозила с тех самых пор, как меня забрали новозоры…

Мимо. Ни отблеска магии.

— Наверное, дело в степени опасности. А может, должна быть физическая угроза.

Я вздохнула, пытаясь на что-то надеяться:

— Мне бы поменьше всяких «наверное» и «может». Похоже, тебе особо не объясняли, как и что у тебя теперь… срабатывает?

— Нет.

— Ладно, тогда что ты предлагаешь? Мне подраться с Серимн, а когда она примется меня лупить, ты разнесешь Дом и всех нас поубиваешь?

Солнышко некоторое время молчал. Должно быть, мой легкомысленный тон ему не понравился.

— По сути — да, — сказал он затем. — Правда, тебя убивать мне особого смысла нет, так что я несколько умерю силу, которую пущу в ход.

— Спасибо за заботу, Солнышко. Большое-пребольшое спасибо…

Остаток дня тянулся мучительно медленно. Я ждала, стараясь не надеяться понапрасну. Солнышко не торопился с обещанными объяснениями своего вчерашнего странного поведения — пока я от него так ничего и не услышала. Должно быть, он еще не полностью оправился от пытки Пустотой: он даже проспал рассвет, чего никогда раньше с ним не бывало; правда, сиять начал все равно. Это, как и мое общество, пошло ему на пользу. Проснувшись наутро, он стал самим собой, каким я его знала: замкнутым, немногословным.

Тем не менее в тот день я куда чаще прежнего чувствовала на себе его взгляд, а один раз он дотронулся до меня. Это произошло, когда я поднялась и начала расхаживать туда-сюда по комнате, думая если не утомиться немного, то хоть избавиться от беспокойства. Я ходила как раз мимо него, и он, дотянувшись, коснулся моей руки. Я бы не обратила внимания, сочтя, что мне померещилось… если бы не воспоминания о вчерашнем вечере. Похоже, ему время от времени требовались такие прикосновения, хотя я не понимала причины. Да можно ли было, если речь шла о Солнышке, вообще что-то постичь с помощью здравого смысла?..

Сама я его расспрашивать не стала. У меня хватало своих забот, взять хоть откровение Датэ о том, что я — демоница. Как-то я не чувствовала себя чудовищем… Верно, Солнышко мог немало мне рассказать, но заговаривать с ним об этом мне не хотелось. Он ведь некогда истреблял моих предков. А потом запретил своим детям порождать существа вроде меня.

Ну и ладно, пусть хранит свои секреты — пока.

Ближе к вечеру я почти с облегчением услышала короткий стук в дверь. Появилась послушница. Я встала, чтобы последовать за девушкой, и Солнышко молча присоединился ко мне. Она что-то залепетала, пытаясь отделаться от него, но потом вздохнула, смирилась и взяла с собой нас обоих.

Так, вдвоем, мы и прибыли в малый обеденный зал, где нас уже ждали Серимн и Датэ. Больше в этот раз здесь никого не было, если не считать слуг, накрывавших на стол, и нескольких охранников.

Если Серимн и не понравилось присутствие Солнышка, она оставила свои чувства при себе.

— Добро пожаловать, госпожа Орри, — сказала она, пока мы усаживались.

Пытаясь изобразить вежливость, я повернулась в ту сторону, где неярко сияла ее сигила, знак кровной принадлежности к Арамери. Другое дело, меня теперь чуть не передергивало от этого непрошеного почета — «госпожа Орри». Я понимала, что они имели в виду. Демоны прежних времен тоже были отпрысками Троих и, вероятно, заслуживали уважения не менее богорожденных… в отличие от людей. А к мысли о том, чтобы выделять себя из рода людского, я как-то была не готова.

— Добрый вечер, госпожа Серимн, — ответила я. — И лорд Датэ.

Его я не видела, но его присутствие было ощутимо, точно свет холодной луны.

— Госпожа Орри, — отозвался Датэ.

Потом его тон неуловимо изменился, я даже не вдруг поняла, что к чему, — он обратился к Солнышку:

— И спутнику твоему доброго вечера. Не пожелаешь ли сегодня представиться?

Солнышко ничего не ответил, и Датэ вздохнул с едва скрываемым раздражением. Я с трудом подавила позыв расхохотаться. Мало того что Солнышко для разнообразия взялся доводить до бешенства кого-то другого, — я с удивлением отметила, насколько легко выходил из себя Датэ. И еще: не знаю уж почему, Солнышко он тотчас невзлюбил.

— Он и со мной не очень-то разговаривает, — светским тоном заметила я. — Такой уж он у меня молчун.

— Мм… — отозвался Датэ.

Я ждала, что он начнет расспрашивать меня о Солнышке, но он продолжал молчать, излучая враждебность.

— Интересно, — проговорила Серимн, и раздражение почувствовала уже я, ибо именно это я как раз и думала. — В любом случае, госпожа Орри, надеюсь, ты хорошо провела день?

— Если честно — помирала со скуки, — ответила я. — Лучше бы меня опять в рабочую ватагу включили. Хоть из комнаты лишний раз выбралась бы.

— Вполне себе представляю! — сказала Серимн. — Ты, похоже, из тех женщин, которые живут каждым днем и предпочитают деятельный подход к жизни.

— Ну… да, вообще-то.

Она кивнула — ее сигила опустилась и поднялась в темноте.

— Возможно, госпожа Орри, тебе будет нелегко это принять, но все твои испытания были необходимым шагом в постижении правоты нашего дела. Сегодня ты поняла, что отсутствие выбора делает притягательным даже низкий ручной труд, подобающий слугам. Если разорвать какую-либо привязанность, прочие делаются жизнеспособнее. Это жестокий способ, но и орден, и Арамери много веков применяли его, и с немалым успехом.

Я благоразумно оставила при себе свое мнение об этом «успехе» и, пряча гнев, отпила из бокала.

— А я думала, вы тут не приемлете методов ордена…

— Не все, лишь последние изменения, внесенные ими в учение. А так, орден разработал много приемов, и они проверены веками, так что мы с охотой их переняли. В конце концов, мы все так же привержены заветам Блистательного…

Ох, надо было мне предвидеть, что тут начнется…

Солнышко заговорил так неожиданно, что я чуть не подавилась куском.

— Эти заветы, — проговорил он. — Подразумевают ли они, что нападение на детей Итемпаса есть служение ему?

За столом стало тихо. Мы с Серимн молчали просто от изумления. Датэ… Тут я ни в чем не могла быть уверена. Я лишь услышала, как он положил вилку.

— Нам представляется, — проговорил он самую чуточку резковато, — что им не место в мире смертных и что, являясь сюда, они нарушают волю Отца. Мы ведь знаем, что после Войны богов, когда Итемпас воцарился на небесах, они ушли с этого плана вселенной. Теперь же его власть… э-э-э… утратила абсолютный характер, и богорожденные, словно непослушные дети, тотчас этим воспользовались. Так что, получив возможность исправить положение дел…

Я услышала шорох его одежд: он передернул плечами.

— …Мы решили поступать так, как он ожидал бы от своих верных.

— То есть брать его детей в заложники, — проговорил Солнышко, и только полный болван не расслышал бы закипающей ярости в его голосе. — Убивать их…

Серимн рассмеялась, хотя смех казался наигранным.

— Ты полагаешь, что мы…

— А почему бы и нет? — тоном ледяного гнева перебил Датэ. Я услышала, как поодаль испуганно переминались слуги. — Во дни Войны богов им было угодно превратить этот мир в поле сражения. От рук богорожденных гибли целые города. Им не было никакого дела до утраченных человеческих жизней!

Тут уже обозлилась и я.

— Значит, вот вы чем заняты? — поинтересовалась я. — Местью? Поэтому-то вы держите Сумасброда и остальных…

— Они — ничто! — отрезал Датэ. — Они всего лишь приманка. Мы их убиваем, чтобы привлечь добычу покрупнее!

— Ах да, — я все же не выдержала и рассмеялась, — я и забыла! Вы вообразили, что способны убить Ночного хозяина!

Я услышала, как Солнышко резко вобрал в себя воздух, но не задумалась об этом.

— Не воображаю, а в самом деле способен, — холодно проговорил Датэ и щелкнул пальцами, подзывая слугу. Вполголоса сказал несколько слов, и слуга ушел. — И я это тебе докажу, госпожа Орри.

— Датэ… — сказала Серимн.

Мне показалось, она была… озабочена? Раздосадована? Кто ее разберет. Она же Арамери; быть может, несдержанность Датэ грозила нарушить какие-то тщательно продуманные планы.

Он пропустил ее слова мимо ушей.

— Госпожа Орри, ты забываешь, что наша нынешняя деятельность имеет более чем достаточный прецедент. Или, может быть, ты не знаешь, как на самом деле началась Война богов? Я полагал, что уж ты-то, бывшая возлюбленная божества…

Я как-то особенно остро ощутила присутствие рядом с собой Солнышка. Он сидел совершенно неподвижно: я даже его дыхания почти не могла различить. Удивительное дело, но в те мгновения мне было его жаль. Он убил сестру, поработил брата… и две тысячи лет жестоко притеснял своих детей. Он настолько не дорожил ничьей жизнью — в том числе моей и своей собственной, — что его никакие будущие убийства не должны были волновать.

И все же…

Я же тронула его руку в тот день, когда скорбели по Роул. Я слышала, как готов был сорваться его всегда ровный голос, когда он говорил о Ночном хозяине. Он большей частью вел себя как бездушный мерзавец — и все-таки Солнышко был еще способен любить. На этот счет Сумасброд ошибался.

А как должен чувствовать себя любой отец, узнав, что его дочь убили в подражание его давнишним грехам?!

— Я… кое-что слышала, — настороженно выговорила я.

Солнышко хранил молчание.

— Тогда ты понимаешь, — сказал Датэ. — Блистательный Итемпас возжелал — и убил, чтобы получить желаемое. Так почему бы и нам не сделать того же?

— Блистательный Итемпас олицетворяет порядок, — сказала я, надеясь поменять тему. — Если бы все в мире шли на убийство ради получения желаемого, о каком порядке могла бы идти речь?

— Неверно, — сказал Датэ. — Произошло бы то, что на самом деле уже происходит. Власть предержащая — Арамери, в чуть меньшей степени знать, жрецы, орден — убивает вовсю, причем безнаказанно. Никто другой не смеет убить без их разрешения. Право убивать стало самой желанной привилегией и в этом мире, и на небесах. Мы поклоняемся ему не оттого, что он — лучший из богов, но потому, что он есть, или был, величайший среди них убийца…

В это время дверь отворилась и вновь послышалось неразборчивое бормотание вполголоса. Это возвратился слуга. Что-то блеснуло — и моим глазам предстало пятнышко серебристого света. Я удивленно всматривалась в него, силясь понять, что же это такое. Нечто маленькое, не больше дюйма в длину. Странной формы. Остренькое, точно кончик ножа, но слишком короткое, чтобы быть им.

— Ага, ты его видишь, — сказал Датэ. Он был чем-то очень доволен. — Это, госпожа Орри, наконечник стрелы, но весьма непростой. Ты его, случаем, не узнаешь?

Я нахмурилась:

— Стрельба из лука — не совсем моя область, лорд Датэ.

Он рассмеялся, настроение у него улучшилось.

— Я имел в виду — узнаешь ли магическую силу, которой он напитан? Нет? А следовало бы. Эта субстанция получена из твоей крови!

Я смотрела на наконечник: он сиял, точно божественная кровь. Правда, не так ярко и ровно: магическая энергия в нем клубилась, двигалась, перетекала.

Странное дело. Моя кровь должна быть самой обычной, ведь я — простая смертная.

— Зачем тебе понадобилось что-то делать из моей крови?

— Наша кровь за минувшие века оказалась сильно разбавлена, — сказал Датэ и положил наконечник на стол рядом с собой. — Говорят, Итемпасу для убийства Энефы понадобилось лишь несколько капель. В наши дни потребное количество… скажем так — непрактично. Поэтому мы перегоняем кровь, концентрируя ее магическую силу, а получившейся субстанции придаем необходимую форму.

Я не успела ответить — об пол грохнуло что-то деревянное, и стол покачнулся.

— Демон, — проговорил Солнышко. Он стоял, упираясь ладонями в столешницу, и такова была его ярость, что дрожал стол. — Ты смеешь грозить…

— Стража! — сердито и встревоженно крикнула Серимн. — Лучше сядь, иначе…

Того, что она собиралась сказать дальше, мы так и не услышали. Раздался грохот: мебель полетела в разные стороны, посуда со стола посыпалась на пол — Солнышко рванулся вперед. Он с такой силой толкнул стол, что его край пребольно врезался мне в ребра. Впрочем, я была не столько ушиблена, сколько напугана; я вскочила и шарахнулась назад, судорожно ища рукой посох. Но посоха не было и, как следовало ожидать, я запнулась о край толстого ковра и растянулась на полу во весь рост, угодив едва не прямо в очаг. Слышались крики, визг Серимн, мужской рык, треск рвущейся ткани и шлепки ударов. В сторону потасовки отовсюду спешили люди, но меня никто покамест не трогал.

Приподнявшись, я поспешно убралась на безопасное расстояние от огня. Мне пришлось опереться на гладкий резной камень очага, и руки заскользили на чем-то зернистом, пачкающемся и теплом… Зола!

Судя по звукам у меня за спиной, там происходила новая Война богов. Вот вскрикнул Солнышко: кто-то ударил его. В следующий момент тот человек взлетел в воздух. Кого-то душили, кто-то пыхтел от усилия. Продолжала биться посуда. Но… никто не пускал в ход магию. Я с тревогой поняла, что совсем не вижу дерущихся — лишь бледное мерцание свалившегося на пол наконечника да быстрое перемещение сигилы Серимн: та бежала к двери, призывая на помощь. Что до Солнышка, он дрался, движимый лишь собственной яростью, а не необходимостью встать на мою защиту, и поэтому оставался всего лишь человеком. А это значило, что его неизбежно одолеют числом. И притом скоро.

Зола… Я пошарила рукой в направлении огня, готовая тотчас отдернуть ее, если пальцы попадут в жар. Но вместо жара рука наткнулась на что-то твердое, неправильной формы и горячее, но не обжигающее. От него отваливались маленькие кусочки. Кусок прогоревшего полена, возможно, даже вчерашнего. Древесный уголь.

Черный цвет.

У меня за спиной Датэ кое-как вырвался из рук Солнышка. Он задыхался и хрипел. Серимн поспешила к нему, она что-то встревоженно говорила, торопясь убедиться, что он не пострадал. Рядом с ними продолжали раздаваться удары и крики — к месту сражения подоспели еще люди.

Вдохновение было внезапным, словно крепкий тычок под дых. Я переползла на четвереньках, откинула угол ковра и принялась водить углем по полу. Я втирала его в половицы, водя рукой по кругу, еще и еще…

Кто-то требовал принести веревку. Серимн громко кричала, мол, не надо веревку, просто убейте его, проклятье…

По кругу, снова и снова…

— Госпожа Орри? — прозвучал хриплый и полный недоумения голос Датэ.

По кругу, по кругу, с лихорадочной быстротой, пот капал со лба, смешиваясь с чернотой, кровь с ободранных костяшек впитывалась в угольный мрак, рисуя глубокую и темную дыру в никуда, в молчаливую, холодную и жуткую Пустоту. И где-то среди вселенского мрака — яркий-яркий, сине-зеленый, теплый, ласковый, непочтительный и насмешливый…

— Во имя богов, остановите ее! Остановите ее!

Я знала, как нарисовать его душу. Я слышала ее голос, похожий на перезвон колокольчиков. Я знала, что Датэ и новозоры задолжали ему — болью и кровью. И я всем сердцем желала, чтобы этот долг был оплачен.

Дыра распахнулась — под моими пальцами и перед моими глазами. У нее были неровные, иззубренные края, потому что я слишком сильно налегала на уголек и он раскрошился.

— Сумасброд!.. — заорала я в эту дыру.

Дата добавления: 2015-09-03