Надежды и разочарования 4 страница

Наутро мы вышли рано. Был туман, дул сильный ветер, но мы намеревались в этот день добраться до вершины купола, где, как я считал, находился лагерь японцев. Поэтому мы взяли с собой тяжело набитые рюкзаки: личные вещи, продукты, а вдобавок к этому уйму веревок, костылей и карабинов — все необходимое для работы и ночевки.

На траверсе я был ведущим. Я манипулировал длинными петлями так, чтобы не устроить маятника и не слететь вниз, Юзек... больше страховал. Мне показалось, что с установкой веревочных перил я управляюсь быстро и ловко, ну... что просто сегодня у меня это лучше получается. Потом мы уперлись в ледовую стену. Веревки я прокладывал зигзагом, используя систему трещин во льду. В общем все это сильно затянулось. Меня настолько поглотило само занятие, что я не осознал тогда: Юзек мерзнет. Ему подолгу приходилось выстаивать на месте, пока я вбивал крючья и вырубал ступени.

Наконец склон стал более пологим, и я увидел голубые куски полотна, выступающие из-под снега. Это были палат­ки. Одна, слева, в лучшем состоянии, другая, под толстым снежным слоем, пришла в полную негодность. Первую мы начали ремонтировать: я связал мачты, Юзек принялся выгребать изнутри снег. Чай вскипятили на японской горел­ке, воспользовавшись остатками их бутана. В палатке оказалось немного продуктов: намокшие пакетики суповых концентратов, макарон, стружки сушеной капусты, несколько банок консервов. Помню, мы неуверенно ели крабов, сомне­ваясь, съедобны ли они, пролежав почти год. Но мороз — превосходный консервант!

Спать мы отправились рано. А утром снова дул сильный ветер, трудно было принять решение: продолжать ли работу или спускаться? Наконец около полудня, когда ветер поутих, мы двинулись. Возле палаток обнаружили три связки но­венькой японской веревки. Часть ее мы прихватили с собой и полезли наверх. Сначала было легче, но выше ледовая стенка становилась все круче, приходилось навешивать веревочные перила.

Сначала Юзек шел за мной, но потом решил вернуться в палатку. К счастью, место было безопасное, свалиться просто некуда, и я спокойно мог оставаться один. А он сто­ял возле палатки и наблюдал, все ли у меня благополуч­но.

Установкой перил я занимался недолго. Я устал и все время испытывал голод, здесь ведь не было почти никакой еды. Когда вернулся в палатку, мы решили спускаться к «тройке» на перевале. Мы уже собирались двинуться в путь, когда прибыла четверка Петра. Они намеревались заноче­вать в японском лагере».

Мы медленно двинулись вверх. Очередной привал на ледяной круче — и далее склон уже выравнивался. К нашим веревочным перилам была подвязана японская страховка. Еще минута, и мы увидели троих коллег, «турню» и имевшую жалкий вид бесформенную японскую палатку с желтой надписью: «Rikkyo». Рядом с «турней» из-под снега выступал край полотнища второй японской палатки — печальные сле­ды последней стоянки прошлогодней экспедиции.

Палатки стояли на верхушке купола, но склон тянулся дальше чуть вверх, и выше я заметил несколько массивных сераков. Направляясь на террасу, следовало идти в этом направлении.

— Быстро вы добрались, — похвалил нас Вальдек. Он стоял рядом с Войтеком, разматывая большой клубок спу­тавшейся веревки. Кажется, этот человек не знает ни минуты отдыха!..

Мы сбросили рюкзаки. Юзек, молчаливый и мрачный, тяжело опустился на снег, а Весека и меня разбирало любопытство поглядеть, как оборудован этот японский ла­герь. Мы сунули головы в палатку. Ее наполовину засыпало снегом, свод провис до самого пола, но внутри палатки было уютно и светло. На полу валялись матрацы из пенопласта, разобранная бутановая плитка, пакеты с продуктами, лекар­ства в разноцветной упаковке, а в углу, у входа,— набор блестящих алюминиевых кастрюль.

—Шерпы уже здесь! — услышали мы голоса снаружи.

Шерпы приближались легким пружинистым шагом, словно не чувствуя высоты. Они тотчас принялись освобождать рюкзаки. Стало пасмурно, повалил снег, и шерпы спешили вернуться на перевал.

Белый, пушистый слой быстро покрывал доставленный ими груз.

—Надо убрать все это барахло в палатки!

Мы занялись переноской снаряжения в «турню», а продук­тов — в японскую палатку и не заметили, что Вальдек и Войтек уже приготовились отправляться вверх.

—Панове, погода такая неустойчивая, валит снег. Вы промокнете! — пытался я заставить их отказаться от своего намерения.

—Еще только час дня. Мы хотим разведать дорогу выше. Возможно, укрепим перила на небольшом отрезке. Жаль время терять! — Войтек хлопнул меня по плечу.

—Может, вам нужно помочь? — Втайне я надеялся, что он ответит отказом.

—Нет, — разгадал он мои тайные надежды. — Двоих доста­точно.

Подошел Вальдек.

—Кто еще идет с нами? — спросил он.

Юзек и Рубинек не выказали желания.

—Нет, нам надо разбить палатку, — оправдывались мы, хотя истинной причиной было нежелание карабкаться выше в такую погоду.

Сверху наплывали туман и холод. Видимость сделалась минимальной, очертания сераков рядом с лагерем исчезли. Растаяли во мгле и наши парни, доносились только отзвуки их голосов, мерное позвякивание карабинов и крючьев. Внизу еще видна была грань Белой Волны, перевал с желтыми пятнами палаток, а прямо под ногами — белая поверхность плато, взрыхленная кое-где гигантскими разры­вами трещин.

Вскоре и эту картину заволокло туманом. Стало ужасно холодно. Рубинек давно уже укрылся в японской палатке, Юзек забился в «турню». Нам тоже пришлось заняться установкой палатки.

Некоторое время мы с Весеком расхаживали, подыскивая подходящее место, и наконец выбрали точку на склоне, чуть повыше японской палатки.

—«Турню» с одной стороны заслонит «японец»!

Усталость и холод всегда вызывают нежелание работать.

Мы переступали с ноги на ногу, чтобы разогреться, неловко ковыряя склон ледорубами. Снег был глубокий, но твердый. Ветер навевал со склона вниз груды снега, мгновенно засыпая вырытые нами ямы. Только около пяти мы управи­лись с площадкой и установили «турню».

Надвигались сумерки. Солнце, которое до этого пробива­лось сквозь туман, должно было уже спрятаться за горами. Воцарился ощутимый мороз. Снегопад продолжался.

Весек влез в палатку, снял ботинки, я подал ему рюкзак и с нетерпением ждал своей очереди. Он укладывал матрасик, а я тем временем нагребал снег возле рукава палатки.

—Весек, снег для чая по левую сторону. Помни, не перепутай, если надумаешь ночью выходить! Можно заби­раться?

—Нет, погоди еще.

Снова воцарилась тишина, нарушаемая только звуками какой-то возни и сопением Весека.

—Черт возьми, я продрогну до костей! Поторопись!

—Минуточку!

—Можно? — Я нетерпеливо поколачивал ногой об ногу, согревая пальцы.

—Давай!.. Но у нас почти нечего есть. Пойди к Юзеку и Рубинеку, раздобудь какой-нибудь суп и чай.

Я направился к палатке Юзека.

—Юзек!

Никто не отзывался.

Я раздвинул незашнурованный вход. В полумраке, за грудой в беспорядке раскиданных, запорошенных снегом веревок я увидел фигуру в полулежачей позе.

—Ты спишь?

—Нет, не сплю. Просто мне холодно, — буркнул он.

—Одолжи чаю.

—У нас, кажется, нет ничего съестного...

У Рубинека гудела бутановая горелка. Голубая палатка подсвечивалась пламенем бутана.

—Чай? Прошу, — он протянул мне пачку.

Я возвратился в палатку. Медленно укладывался в спаль­ном мешке, растирая ноющие от переохлаждения подошвы ног, а Весек дежурил у плитки. В палатке, установленной выше остальных, царил жуткий холод. Ветер гулял по стенкам: палатка японцев и снежный откос оказались нена­дежной защитой. Пламя плитки, однако, постепенно прогре­вало воздух, и час спустя, хотя вода еще не вскипела, сделалось вполне сносно.

Мы по очереди занимались приготовлением еды, перебра­сываясь замечаниями о том, что нас ждет. Сегодня мы поднялись выше, чем в предыдущий раз. Дело пошло неплохо, несмотря на тяжелые рюкзаки. Завтра мы заложим лагерь IV, а оттуда начнется альпийский штурм. Для нас он начался именно сегодня: мы все время тащили палатку, а завтра нам предстоит свернуть ее и забросить еще выше. Но, несмотря На подобную нагрузку, мы оба чувствовали себя превосходно. Бородатая физиономия Весека светилась улыб­кой, и мы не испытывали никаких опасений, никакого страха перед решающими днями.

Со стороны соседних палаток донеслись голоса Войтека и Вальдека, потом возбужденные, возмущенные восклицания последнего.

—Что там, черт подери, происходит? — Мы замолчали, вслушиваясь.

Несколько минут продолжались эти непонятные для нас упреки, потом послышались шаги. Кто-то с силой ударил по оттяжкам палатки, и в раздвинутом рукаве показалась усталая, пылающая гневом физиономия Вальдека.

—Марек, дайте что-нибудь пожевать! Я чертовски голо­ден, — резко произнес он.

—У нас еще ничего не готово... Только суп вот-вот сварится... Хочешь сухарь? — Я не знал, как его успокоить.

—И вы ничего не приготовили? — Он был вне себя от возмущения. — Так что же, черт возьми, тут происходит? Целый день вкалываешь, а ни один из вас даже задницы не поднял, чтоб что-то сварить. Я просто лопну от ярости — Юзек лежит в палатке, у Рубинека ничего нет! Дайте по крайней мере банку консервов, я сам о себе позабочусь!

—Но у нас и консервов нет. Вся жратва, которую принесли снизу шерпы, у Рубинека.

—Ну, черт подери, меня сейчас хватит удар! Ведь и тот твердит, что у него нечего есть! — Он подался назад.

—Постой! Сейчас суп поспеет!

Но Вальдека уже и след простыл.

Вальдек:

«Для меня это был, пожалуй, самый мучительный, возмож­но, самый тягостный день! Я разбил защитные очки, ты сам знаешь, что это значит в горах, и это меня подкосило. Кроме того, мы с Войтеком долго работали, не имея ни крошки во рту. Возвращались в лагерь уже затемно, при густом снегопаде, окончательно вымотанные. В палатке — бардак, Юзек лежит, развалясь, посредине, мне даже лечь негде. Готовить он и не начинал. Так, может, Рубинек? Ну где там!.. Тогда вы? И у вас ничего! Я страшно возмутился. Почувство­вал себя просто обманутым. Мы надрывались целый день, а явились в лагерь — оказывается, все вы уже в спальных мешках и никто из вас не потрудился хоть что-то сготовить! Может, я был слишком вспыльчив? Но мне хотелось побу­дить вас к какой-то активности».

Юзек:

«Для меня это был крайне неприятный день. Я шел в связ­ке с тобой и Веселом, но еле передвигался. Я обессилел, дыхание перехватывало. Вдобавок начались боли в спине, приходилось часто садиться и отдыхать.

«Это проклятый станок рюкзака давит меня», — объяснял я себе причину перебоев в дыхании. Позже Войтек и Вальдек отправились выше, а я забрался в палатку: мне стало холодно. И... я действительно провалялся в спальном мешке эти несколько часов до того момента, когда они вернулись. Время летело быстро... возможно, я немного вздремнул. Когда явился Вальдек, наверняка утомленный и голодный, он взъелся на меня не только за то, что я ничего не приготовил, но и что не навел в палатке порядка. Он крыл меня, но я сказал ему, что, кажется, заболел и завтра, вероятно, спущусь ниже, и... тогда он замолчал. Вечером я слышал, как он говорил с базой по радиотелефону:

«Мы возвращаемся с Войтеком, проработав целый день наверху,—говорил он, обиженный и злой,—а здесь и поесть нечего! Все отлеживаются в спальных мешках, одни мы с Войтеком устанавливаем веревочные перила. Работать ник­то не хочет!» — жаловался он Петру.

«Вот и отправляйтесь с Войтеком вдвоем на штурм, раз только вы работаете, — посоветовал ему Петр, — остальные пусть займутся заброской продуктов снизу, а позже служат для вас поддержкой».

Рубинек:

«Я готовил куриный бульон, когда сверху спустились Вальдек и Войтек. Я услышал, как взбешенный Вальдек отчитывал Юзека, потом он ворвался ко мне, словно снаряд, злой от голода, и начал беспричинно придираться, почему я не пошел вместе с ними наверх, а теперь даже пожрать ничего не приготовил. Ну что ж, он просто-напросто страшно устал».

Мы долго готовили ужин. Чтобы на такой высоте получить котелок кипятка, надо затратить почти час. У нас уже слипались глаза, но нам хотелось еще раз выпить чаю. Из соседних палаток все время доносились разговоры. Вальдек по радиотелефону связывался с базовым лагерем, вполголо­са болтали друг с другом Войтек и Рубинек.

Я плотно закутался в пуховую куртку и ждал, пока закипит вода. Весек улегся в спальном мешке, натянув на голову шапку, и лежал молча, с закрытыми глазами. Воцарилась тишина, только ветер время от времени завывал на веревках оттяжек, а сухой шелест снега, сваливавшегося со стенок «турни», свидетельствовал, что метель продолжается.

Я молчал, терзаемый чувством вины: в самом деле, некрасиво получилось с Вальдеком.

«Что же произошло с этими продуктами? Ведь все мы что-то с собой принесли, а потом еще трое шерпов пополни­ли наши запасы... Может быть, тут какое-то недоразумение?»

Мы не могли ответить на этот вопрос. Чай наконец был готов. Выпили еще по кружке, я погасил бутановую горелку и свечу. Теперь можно и спать. Постепенно ступни ног, кото­рые я водрузил на ботинки, каждый раз укладываемые мной внутрь спальника (чтоб не затвердели), стали отогреваться.

Я засыпал, вслушиваясь в однообразный шум ветра.

22 мая

Проснулся я поздно.

Весек еще спал, прикрыв свитером лицо. В соседних палатках царила тишина. Вальдек, должно быть страшно умаялся — ведь до сих пор именно он так домогался, чтобы мы вставали рано.

Я разжег бутан, расшнуровал рукав, чтобы нагрести снегу. У выхода высился порядочный свеженаметенный сугроб.

Похлебав молочного супа, мы закусили его сухарем и вылезли из палатки. Снаружи возился только Рубинек.

—Вчера они не закончили установку перил. Наверное, оба страшно вымотались, может, поэтому Вальдек сегодня про­являет некоторую нерадивость, — иронически улыбнулся Рубинек.

Но уже через минуту из палатки донесся голос Вальдека:

—Марек? Вы позавтракали? Тогда отправляйтесь и про­должите установку перил. Еще надо вырубить во льду ступени на участке, где мы вчера навесили перила.

—Мы как раз привязываем кошки.

Вышли мы около одиннадцати. Сияло солнце, в воздухе висела легкая дымка. Перевалили через глубокую трещину, отсюда начиналась снежно-ледовая башня. Путь пролегал по ее скату, дальше вправо шел крутой траверс. Перила были укреплены великолепно, крючья вбиты глубоко в лед, требовалось только вырубить ступени на обледенелом скло­не. Через две веревки перила кончились.

Дальше Рубинек пошел ведущим, его страховал Весек, я, подстраховавшись узлом Пруссика, ледорубом высекал сту­пени. Двигались мы медленно: установка перил — дело тру­доемкое. Сверху доносилось позвякивание крючьев и метал­лический стук молотка.

—Веревка вся! — наконец крикнул Рубинек.

—Я сменю тебя, — предложил Весек.— Закреплю один-два пролета, а потом пойдет Марек.

Мы одолели еще несколько десятков метров, и Весек остановился.

—Веревка кончилась! Сразу начинается выход на снеж­ное поле... Можете приблизиться!

Еще несколько метров по обледенелому склону — и вот мы в глубоком, рыхлом снегу. Не так уж круто, хотя дальше откос становится отвесным.

—При таком снеге, пожалуй, не стоит устанавливать перила? — засомневался Весек.

—Не стоит,— согласились мы с ним.

Медленно, глубоко проваливаясь, добрались до снежной терраски под вздымавшимся кверху карнизом. Было уже очень высоко, перевал виднелся далеко внизу. Сердце колотилось, открытый рот жадно хватал воздух. Несмотря на усталость, мы с тревогой осматривались вокруг. Обрывистый снежный склон уходил куда-то в пространство, ограниченное в нескольких километрах отсюда темными ребрами, ниспада­ющими с вершинного купола Кангбахена. Это уже была верхняя терраса! Теперь нас ждал траверс, потом — грань и... вершина?

Дыхание постепенно выравнивалось.

—Пожалуй, недурное место для лагеря четыре? Вальдек едва ли станет возражать, — раздумывали мы с Весеком.

—Да, здесь можно безбоязненно расставлять палатки, — решил Рубинек.

Мы начали копать площадку для палаток. Следовало разровнять снежную складку, равномерно бегущую к са­мой кромке карниза. Почти час мы потратили на то, чтобы вскопать ледорубами снег, утоптать его и разбить нашу «турню». Потом стали помогать Рубинеку. В этот момент мы заметили подходившую тройку. Первым появился Юзек, за ним — Войтек, в самом конце — увешанный фотоаппаратами Вальдек. Выражение его лица не предвещало ничего хоро­шего.

—Вы даже поленились... дотянуть до конца... веревочные перила?! — выдавил он возмущенно.

—Что значит поленились? Ведь мы же поставили пери­ла! — Весек прямо весь затрясся.

—Старик, было сказано дотянуть перила вплоть до выхода на террасу! А последний отрезок?

—Последний пролет менее крутой, сильно заснежен. Перила здесь не нужны! — Весек еще больше ощетинился. Все разворачивалось молниеносно.

—Старик, не ты будешь решать, где нужно, а где нет. Ты, как видно, еще не дорос до этого! Вам дали задание, и вы обязаны его выполнить! — Он был вне себя от ярости.

—Это пустые придирки. Ты сам знаешь, что здесь и не трудно, и не опасно.

—Ты... — В минуты волнения Вальдек заикался. — Если тебе не нравятся распоряжения или нет желания их выпол­нять, можешь отправляться вниз.

—Пожалуйста! Желаешь избавиться от меня? Хоть сейчас уйду! — Весек, оскорбленный, вскипел, чуть ли не кричал.

—Вальдек,— попытался я оборвать ссору. — Ты, правда, считаешь, что веревочные перила на этом отрезке необходи­мы? Мы уже сняли кошки, а ты настаиваешь теперь, чтобы мы спустились и укрепили веревки.

—Марек, — резко набросился он на меня, — ты рассужда­ешь, словно никогда не был в горах! А если выпадет снег, опустится туман или, не дай бог, что-то случится на траверсе, тогда при спуске вы съедете здесь на заднице и затормозите километра на два ниже! Ты устал, тебе не хочется, так и скажи, но, черт подери, не доказывай мне, будто страховочная веревка здесь лишняя! Вы должны закончить установку перил, и точка!

Сделалось тихо. Все мы стояли молча, словно пораженные этой невероятной по своей резкости и вместе с тем почти гротесковой ссорой. Вальдек тормошил рюкзак, вытряхивал в снег вещи, что-то ища. Наконец выгреб: то были крючья и петли. Схватил веревку и начал копать снег, ища твердый грунт. Мы глядели, как завороженные, а он, как видно, добрался до льда и нервозно вколачивал один, потом второй крюк, собираясь крепить страховочные перила. Весек бормо­тал себе под нос проклятия:

—Мы полдня плясали вокруг этих проклятых перил, а он тащился сзади по веревке! Как он смеет теперь орать? Ведь мы же выполнили работу. Хорошо или плохо, но выполнили!

—Успокойся, Весек! Заткнись наконец! Неужто высота так на тебя подействовала? — пытался я его урезонить.

—Ну, Весек, давай, пошли, — Рубинек произнес это спо­койно и мягко, его тон являл полнейший контраст с возбуж­денными голосами, звучавшими еще минуту назад. — Надо или не надо, пойдем и поставим!

Мы стали молча прикреплять кошки. Весек управился первый и стал как шальной сбегать по склону, волоча за собой закрепленную Вальдеком веревку. За ним устремился Рубинек, потом я.

Минут через сорок мы снова были в лагере. Вальдек и Юзек заканчивали установку третьей «турни».

—Вероятно, теперь спустится, проверит да еще велит переделывать? — раздраженно пробормотал Весек.

Однако от ссоры не осталось и следа, мы разговаривали друг с другом спокойно, готовясь к завтрашнему походу

Было, кажется, уже часа три, когда неожиданно для всех нас из-за склона появились трое шерпов во главе с Мацеком. Он шел быстро, без рюкзака, лихо размахивая своим коротким ледорубом. Нас несколько уязвило, что он передвигался налегке, в то время как шерпы сгибались под тяжестью рюкзаков.

—Привет, boys! Я привел вам шерпов с грузом снаряже­ния и продуктов. — Он был в превосходном расположении духа. Стоял бодрый, демонстрируя в улыбке белоснежные, прямо для кино созданные зубы, явно любуясь своим поступком.

—Я все время прокладывал дорогу! — предупредил он наши комментарии. — Самочувствие отличное.

Мацек был весел и в самом деле мил. Его радость как бы передалась и нам. Шерпы быстро освободили рюкзаки и проявили нетерпение, намереваясь тотчас же спускаться.

—Ну, а какая здесь, собственно, высота? — поинтересовался Мацек. — Тысяч семь будет?

—Шесть тысяч восемьсот пятьдесят метров, — Войтек извлек свой альтиметр. — Но возможно, и больше.

—Так высоко я еще никогда не взбирался, — Мацек обрадовался. — И дошел я сюда действительно в хорошей форме. Если б я чувствовал себя так и раньше! Ну да что там, — махнул он рукой, — может, в другой раз... Теперь же нам пора возвращаться... Ну, итак. Поднимаю за вас оба
больших пальца! Оседлайте наконец этот чертов бугорок!

Солнце уже угасало за горами, наступал, как и всегда в эти часы, мороз. Они начали спускаться вниз. Пора было и нам укрыться в палатках Мы разожгли бутановую плитку, а снаружи продолжали трудиться не покладая рук Вальдек и Юзек, потом уже один только Юзек.

—Я нагреб вам снегу на завтра, — поясняюще хлопнул он по полотняной стенке.

—Спасибо, старик.

Из соседней палатки донесся до нас громко заданный вопрос

—Завтра утром мы отправляемся на штурм. Я хочу спросить каждого из вас: все ли хотят, все ли готовы идти?

—Ну конечно, — несколько удивились Войтек и Рубинек.

—Я тоже пойду, — заверил Юзек

—Да! — коротко бросили мы.

Я почувствовал облегчение. Был задан вопрос, и каждый из нас мог подтвердить свое желание и решимость идти до конца.

Я испытывал некоторую неловкость оттого, что мы мало работали в последние дни, не мог забыть вчерашнего разговора Вальдека с Петром и последовавшей сразу за этим нынешней ссоры

Возможно, он незаслуженно закатил нам такой скандал, но, увы, он был прав, думал я. Весек, кроме всего прочего, склочник, мне необходимо изолировать их друг от друга. А Вальдек... Он мне определенно импонировал: отчитал нас, но первым принялся за установку веревочных перил!

До этого меня охватывало беспокойство: возможно, после всего происшедшего Вальдек велит нам или только одному Весеку спуститься вниз. Тогда мы ушли бы вдвоем. Такое решение было принято нами в лагере, и пришлось бы его осуществить. Теперь же, когда каждый из нас сказал: «Да», все эти сожаления, ссоры уже не в счет, и это поистине великолепно! Нас ждет только желанная гора. Я не испыты­вал никакого страха перед нею, никаких опасений. Она наполняла меня верой в то, что все хорошо кончится.

Я опасался самое большее скверного самочувствия или, что еще более скверно, болезни. Ужасное чувство, если ты жаждешь этого восхождения больше всего на свете, но при всем желании не можешь сделать ни одного шага — у тебя нет сил. Но хуже и несправедливее то, что подобная ситуация всегда вынуждает отказаться от цели кого-то еще...

В последние дни я внимательно следил за собой: я был в хорошей форме. Так же чувствовал себя и мой партнер — Весек.

И, зная, что на другом конце веревки мои действительно превосходные коллеги и друзья, я был уверен: мы способны дойти до цели.

Так думал я. Но что думали другие? О чем размышляли они в этот вечер? Петр:

«Мы были на базе, когда вы заложили лагерь IV, готовясь начать траверс верхней террасы. После отдыха мы намере­вались двинуться выше... прямо до самой вершины.

Да, мы жаждали взойти на вершину. В качестве вспомога­тельной группы, которая сначала будет обеспечивать вашу, а потом не откажется и от своих собственных устремлений. Для поддержки и возможного штурма нам требовался отдых. Мне как руководителю следовало мыслить строго логически: после того как восемь дней мы провели выше базового лагеря, полагалось устроить перерыв... Люди изму­чились, я тоже чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы долго оставаться наверху.

Я все время думал о вершине. Казалось абсолютно реальным, что если вы проложите дорогу через террасу, то послезавтра нам будет значительно легче, и мы вслед за вами тоже взойдем на вершину. Если это вам не удастся, то вы хотя бы забросите палатки настолько высоко, чтобы у нас тоже была возможность взойти наверх. Я был твердо убежден в успехе операции, если только не придет муссон. Наличие второй штурмовой группы, которая тоже хочет подняться на вершину, — это чисто тактическое требование, гарантирующее надежную страховку.

В эти последние дни, которые мы провели на базе, а вы двигались к лагерю IV, от Вальдека по радиотелефону все время поступали тревожные сигналы. То он сообщал о нехватке продуктов или топлива, то говорил, что никто не хочет работать. Я не располагал исчерпывающей информа­цией: чего недостает на самом деле и что необходимо забросить снизу. Вообще же настораживающие факты все время повторялись: люди несли только личные вещи, «обще­ственные» предпочитали оставлять на складах, создава­емых по пути. Может, я несколько преувеличиваю, но то Мацек чего-нибудь не донес, то Рубинек где-то оставил продукты, то ты бросил кислородный баллон, а Весек — веревки. Словно в расчете на то, что добрый дух втащит все это!.. Я знаю: вам было тяжело, но у меня создавалось впечатление, что мы постоянно что-то носим за вас, впопы­хах тащим что-нибудь, в чем у вас нехватка. Когда мы находились на базе, некоторые из наших коллег даже поговаривали, что ваш штурм не подготовлен и его следует приостановить... Я предоставил решать это Вальдеку, он мой заместитель, а теперь руководил вашей группой.

Чтобы воспрепятствовать безрассудной, импровизирован­ной гонке на вершину, я уже заранее решил: если состоятся два восхождения, обе даты будут сообщены одновременно и фамилии всех восходителей даны в алфавитном порядке.

В тот день вы подтвердили, что отправляетесь на штурм, и я назначил в штурмовую группу Вальдемара Олеха и Вой цеха Бранского, остальных — во вспомогательную группу. Окончательно решать вопрос я уполномочивал моего заме­стителя — Вальдека. Потом мы говорили еще раз, и Войтек сообщил, что вы отправляетесь все вместе, хотите заложить лагерь V, и просил о поддержке снизу. Я по радиотелефюну связался с перевалом — Шимек был нездоров, а Мацек, кажется, пребывал в состоянии эйфории. Он похвалялся, что дошел до лагеря IV, что на высоте 7300 метров оставался в отличной форме, а теперь собирается спускать­ся в «двойку». Рассчитывать на них я не мог. Несмотря на эти тревоги, всех в базовом лагере захватило настроение близости вершины. Мы выпили за успех нашего штурма бутылку «Туборга», единственную, какую я донес из Биратнагара. Завтра нам предстояло двинуться вслед за вами. Я планировал, что ваша группа может достичь вершины 25 мая, у нас есть шансы — 27-го. В ближайшие дни мы будем обеспечивать вас. Эмоции, состояние возбуж­дения захватили даже Большого. Хотя он страдал желу­дочными недомоганиями, он жаждал отправиться в «четвер­ку» фотографировать победителей. Офицер и наики допыты­вались, когда мы заканчиваем горную акцию: они торопились домой».

Весек:

«Я молча лежал в спальном мешке и все еще переживал ссору с Вальдеком. Я чувствовал всю глупость и непригляд­ность положения. Это столкновение высоких идеалов альпи­низма с прозой жизни. Мы идем штурмовать вершину, цель наших стремлений, нашу хрустальную гору, и ведь известно, что если потерпим неудачу, то всем мечтам конец!

А тут придирки из-за всякой ерунды! Неужели Вальдек не способен отвлечься от пустяков, отделить крупное от мелко­го хотя бы в тот момент, когда начинается наш знаменатель­ный день?

Я немного побаивался, оттого что мы отправляемся в путь в таком скверном настроении. Меня охватывало отчаяние, злость на Вальдека и на самого себя, поскольку я осознавал это противоречие между могучим братством, товариществом и заурядной ссорой, которой мы сами были причиной. Я досадовал и на тебя за то, что ты не занял четкой позиции, предпочел остаться в стороне, свалив все на действие высоты. Ведь, черт возьми, я действительно чувствовал себя великолепно и высоту на этот раз, о чем ты и сам знаешь, сносил превосходно. А предстоящий путь? Да, я отдавал себе отчет в том, что это безумная затея: если нас настигнет муссон, то нам уже не вернуться»

Вальдек:

«Ссора с Весеком? Какая ссора? Возможно, я избрал слишком резкий тон, но сделал это сознательно... Вам дали задание установить веревочные перила вплоть до терра­сы — вы этого не сделали!

Если кто-то не понимает того, что насущно необходимо, то проявляет только свою неопытность, но он всегда должен отвечать за последствия. Это обычное мужское дело!

Я не собирался устраивать дискуссию о целесообразности установки перил. Безопасный доступ к исходному лагерю на краю террасы я рассматривал как крайне важный момент на нашем пути. Это облегчало транспортировку, не позволяло заблудиться в тумане. И когда вы позже укрепили перила — задача была решена, вопрос исчерпан. Имелись более существенные проблемы.

До этого вечера я еще не знал, отправимся ли мы на вершину или только заложим лагерь V около ребра Кангбахена. Однако из разговора с Петром мне стало известно (только теперь!), что 16 мая муссон дошел до Мадраса. Ничего другого не оставалось, как попытаться прибегнуть к альпийскому штурму вершины.

Каждого из вас я поименно спрашивал: хочешь ли идти? При следующей связи я подтвердил Петру: мы идем все! А потом все время думал: какой путь избрать? Продолжать подниматься или же сразу начать траверс? Важно было одно, чтобы траверс пролегал возможно выше. Чем выше, тем меньше опасность лавин, даже если по пути пришлось бы преодолевать скальные ребра.

Дата добавления: 2015-08-21