Надежды и разочарования 3 страница

Збышек Рубиновский убеждал нас, что только двухдневное пребывание в базовом лагере позволит хорошо отдохнуть, а нам потребуется еще много сил. Однодневный отдых, по его убеждению, ничего не даст, и в результате весь спуск оказался бы пустой тратой времени. У Весека был насморк, у меня после вчерашнего перехода все еще ныли мышцы, Войтек жаловался на кашель. Словом, все мы свыклись с мыслью, что покинем базу послезавтра утром.

За ужином Мацек по радиотелефону связался с Вальдеком и Юзеком. Они установили веревочные перила на сорокамет­ровом участке трассы к вершине купола, но еще не добра­лись ни до места предполагаемого лагеря IV, ни до прошло­годней японской стоянки. По словам Пасанг Давы, где-то на куполе должен находиться последний японский лагерь с полным оснащением и якобы не выйти на него невозможно. Вальдек коротко и деловито изложил нам, как прошел день, заявил, что завтра они намерены подниматься выше, а потом спросил: когда мы выходим? Несмотря на плохое качество приема, в его голосе мне послышалось явное разочарование, когда Войтек объяснил ему причины отсрочки нашего выхода.

Потом на связь вышел Рогаль. Вся их четверка ночевала сегодня в лагере у перевала, который мы стали называть лагерем IIIa, чтобы отличить его от лагеря III на самом перевале. Они доставили на перевал «рондо» и запас продуктов, а на ночь вновь вернулись на «тройку-а». У Петра болели нервные корешки, другие тоже чувствовали уста­лость, но спускаться они не собирались.

Самое важное для них было: когда мы выходим? Петр через посредничество Марека, а потом уже и сам настойчиво спрашивал о причине нашего опоздания. Войтек кашлял и неуверенно объяснял, что дело даже не в нашем отдыхе, а в том, чтобы довести до конца торги с Дорджи. Кажется, он вовсе не убедил Петра, который отнесся к его объяснениям с нескрываемой иронией.

После этих двух бесед мы почувствовали явную нелов­кость. Мы здесь на базе рассиживаемся, болтаем, едим, а они — там, наверху, да еще не в лучшей форме, в скверном настроении и нуждаются в нашей помощи. Может быть, как раз в этот момент им не хватает психологической поддержки и такой поддержкой была бы весть, что завтра наверх отправится одна из групп?

Войтек уже с утра добился у Дорджи согласия на длитель­ный, восьмидневный выход шерпов, но теперь, когда нашим парням требовалась поддержка, он предложил завтра напра­вить в «двойку» шерпов с грузом продуктов и кислородом. Они успели бы к вечеру вернуться на базу, а послезавтра выйти вместе с нами.

—Я отправлюсь с шерпами и один день буду ждать вас в «двойке», покатаюсь на лыжах, а потом все последуем дальше, — предложил Мацек.

—Отлично, — обрадовались мы этому неожиданному пред­ложению вчерашнего кандидата на уход из экспедиции.

Мы разбрелись по палаткам. В опустевшем «рондо» было холодно и неуютно, снизу тянуло сыростью. Я и Весек, лежа рядом, еще долго слушали радио и переговаривались.

—Вальдека хватил бы удар, знай он, что ты постоянно возишься с радио, — смеялся Весёк, когда я настойчиво искал хорошую музыку. Мы замолчали. Волна уходила и пропадала, но с советской радиостанции до нас донеслись слабо различимые, затихающие аккорды фортепьянного кон­церта Чайковского...

НАКОНЕЦ-ТО ВПЕРЕД!

18 мая

Спал я неспокойно, меня донимали сны, в которых повторялись внешне ни­как не связанные образы: нескончаемый снегопад, Варшава, какая-то лавина, Эва, далекий Кангбахен и лица моих коллег, искаженные гримасой злобы и обиды. Я проснулся среди ночи, но прошло еще много времени, прежде чем я понял, какой смысл таится в этих бес­покойных и странных видениях: поздно уже завоевывать вершину! Это муссон!

Остался только обратный путь на ро­дину, а там нас ждут бесконечные упре­ки коллег, что своим спуском и двух­дневным пребыванием в базовом лагере мы предрешили судьбу экспедиции — упустили единственный шанс в своей жизни. Исполненный тревоги, я выбрал­ся из «рондо» наружу. Стояла еще глу­бокая морозная ночь, на темном небе сиял лунный серп и мерцали яркие звезды. Ничего еще не случилось. Я облегченно вздохнул. Воздух был холод­ный, отрезвляющий, и я проникался этим невероятным спокойствием и тишиной спящей долины, над которой темной громадой вздымалась наша незавоеванная вершина.

Я включил транзистор.

—Сегодня в Карл-Маркс-Штадте, так же как и вчера в Лейпциге, победу одержал поляк Станислав Шозда, — тихо прошелестело радио.

«Велогонки Мира!» — сообразил я. На­ши выигрывают! Сенсация! Утром сообщу ребятам. Мы тоже выжмем из себя все.

Это просто удивительно: здесь, в сердце Азии, где, по словам Вальдека, нам следует концентрировать свои мыс­ли только на вершине, отрешившись от всех будничных переживаний и волне­ний, я так радовался тому, что сегодня воодушевляет половину Польши! Но и в самом деле, это краткое сообщение все­лило в меня надежду.

Все поднялись рано. Погода была неважная, дул ветер, небо заволокло тучами. Звездное небо — предвестник хорошей погоды, пожалуй, лишь в Татрах. Но ведь победа Шозды остается в силе: она наверняка мне не приснилась!

Перед завтраком Мацек по радио вызвал Вальдека. Тот сразу же отозвался. Они уже позавтракали и как раз готовились к выходу.

—Мы начали готовить завтрак в пять часов. Страшный холод, поэтому все так затянулось, выходим поздно, но, может быть, скоро проглянет солнце? А пока условия тяжелые. Мы продолжим работу на куполе, — доносился до нас тихий, измученный голос Вальдека.

—Мацек, скажи о победе Шозды.

—Какой еще Шозда? — не понял он.

—Шозда победил вчера в велогонках Мира, я уже говорил вам об этом!

—Да выбрось ты из головы эти велогонки!

—Ну скажи же им, черт возьми! — Меня раздражало, что это не производит на него никакого впечатления. — Может, такая новость обрадует ребят!

—Марек, уймись ты со своим Шоздой! — проявил он полное непонимание.

После завтрака Мацек и трое шерпов, навьюченные, двинулись к «двойке», а мы занялись упаковкой имущества, предназначенного к распродаже. Большой, преисполненный гордости, расхаживал по складу, демонстрируя уже запол­ненные емкости и возле каждой называл обещанную за нее сумму.

—Итого 2200 рупий. Ну что, неплохо?

—Великолепно, Збышек, ты прирожденный делец!

Надо было отдать ему должное: как фактический хозяин базового лагеря он проявил себя прекрасно, а теперь, когда экспедиция заканчивалась, обнаружил удивительную предус­мотрительность и заботу о состоянии наших финансов. Всю эту массу лишних продуктов — килограммы картофельного пюре, на которое мы и глядеть не могли, десятки кусков мыла, несколько сот пачек сигарет «Спорт», предназначен­ных носильщикам, множество пар кед, пригодных в лучшем случае для ног исполина, — он здесь, посредине ледника, собирался превратить в шелестящие бумажки непальских рупий! Большой наверняка заслужил ящик кока-колы, о которой мечтал последние недели.

Склад опустел, и видно было, что жребий брошен: мы не собираемся торчать здесь до зимы, и этот выход должен быть последним.

Перед самым обедом мы закончили сборы, и все сошлись на кухне. Войтек, который до полудня разговаривал с сардаром, вернулся сияющий.

—Панове, я уверен, что мы одолеем Кангбахен! Возмож­но, уже сегодня Вальдек и Юзек заложат лагерь IV на краю террасы. Югославы одолевали расстояние от лагеря IV до лагеря V за несколько часов! От их лагеря V до кулуара, выводящего на ребро у вершинного купола, правда, еще далеко, но есть шансы через два-три дня выйти на это ребро. Если погода удержится и на террасе не будет свежего снега, то мы сможем преодолеть это расстояние еще быстрее.

—Постой, постой! Не надо из одной крайности впадать в другую. Еще недавно шерпы заявили, что нам потребуется почти три недели на покорение горы, а теперь ты утвержда­ешь, будто достаточно нескольких дней.

Оптимизм Войтека казался мне преувеличенным.

—Поглядим!

Мои сомнения не могли поколебать его веры.

Терраса имела свыше четырех километров в длину и находилась на высоте 7000-7500 метров. Чтобы преодолеть это крутонаклонное снежное поле, изрезанное в нескольких местах скальными шпорами, при неведомых нам трудностях технического порядка и степени заснеженности, мы поначалу предполагали заложить два-три промежуточных лагеря и один, последний, на перевале, возможно, прямо у самой седловины. Но теперь на это не было времени.

Единственная возможность — альпийский штурм Кангбахена. Это означает выход в маршрут с тяжелым грузом, с продуктами и снаряжением на все время операции, с тем чтобы после каждого дня подъема устанавливать палатку, а, переночевав, утром ликвидировать бивак и со всем багажом следовать дальше. К подобному методу мы прибегли два года назад при штурме пика Коммунизма на Памире, и все завершилось благополучно. Правда, там большая часть пути пролегала на высоте шести тысяч метров и кроме нас действовали советские экспедиции, здесь же должно быть значительно выше и приходится рассчитывать исключитель­но на свои силы, а дорога не изучена.

Мы долго обсуждали вопрос о снаряжении и провианте, которые необходимо захватить из базового лагеря. В послед­ние дни группа Петра доставляла продукты из нижних лагерей на перевал. Петр стремился по радио информиро­вать нас, что и куда доставлено, но так как слышимость в общем была никудышная, не было уверенности, есть ли там все необходимое, не обнаружится ли нехватка чего-нибудь важного? Поэтому кроме индивидуального снаряжения, кухни и палатки (вторую, предназначенную для штурма, имели при себе Вальдек и Юзек) мы решили прихватить строго опреде­ленный запас продовольствия, который в случае чего позво­лит нам продержаться все восемь дней операции. Лучше нести тяжелый рюкзак, чем потом проклинать себя за то, что отсутствует самое необходимое.

Во второй половине дня повалил влажный снег. Шерпы вернулись мокрые, усталые, в дурном настроении. Не удиви­тельно. Завтра их ждал следующий выход, вместе с нами, а просушиться до утра было почти невозможно.

Мы закончили сборы до ужина. К своему рюкзаку я прибавил «турню», Весек — часть моих продуктов. Вечером Войтек долго вызывал по радиотелефону Вальдека. Они с Юзеком добрались до японского лагеря. Им действительно удалось обнаружить две пришедшие в негодность палатки с полным снаряжением. Завтра они намерены вновь отправить­ся вверх и выйти на террасу. Войтек сообщил Вальдеку, а затем Петру, что мы выходим с базы с тяжелым грузом, намереваясь из последнего лагеря начать штурм альпий­ским методом. Муссон должен был приближаться, и Петр принял наше сообщение к сведению, как единственно разум­ное решение, возражать он не стал.

Вечером, когда Войтек, Рубинек и Большой укрылись в палатках и мы остались с Весеком вдвоем, на кухню явился офицер. Он подсел ко мне, просительно улыбнулся, а потом произнес как бы про себя:

— No cigarettes...

Я угостил его «Спортом», и мы стали беседовать. Он был из пригорода Катманду, а в настоящее время служил в столице в качестве младшего полицейского инспектора. Наша экспедиция была, пожалуй, первой гималайской экспе­дицией, в которой ему довелось участвовать. На базе он, кажется, чувствовал себя неважно: его донимали мороз, низкое давление, скука и одиночество.

—Участие в экспедиции, вероятно, интереснее, чем ваша служба в Катманду? — поинтересовался я.

—Я не получил второго спального мешка. По ночам я мерзну. Еда тоже неважная, со вчерашнего дня у меня ни одной сигареты...

—Завтра мы уходим надолго... Идем до самой вершины, — я предпочел сменить тему.

Он недоверчиво пожал плечами. С минуту раздумывал, потом неуверенно начал:

—Марек, ваша экспедиция не похожа на все другие... В японских экспедициях сначала идут sherpas, а потом mem­bers. Sherpas несут грузы, закладывают лагеря, a members приходят и живут в готовых лагерях. А у вас members первыми отправляются вверх, сами несут поклажу, a sherpas идут сзади... Вы какие-то странные, постоянно карабкаетесь вверх, не теряете присутствия духа при неудаче. У вас много силы.

Его удивление меня позабавило. Не многое же ему было известно об экспедициях! Почти в каждой из них все участники работают и носят грузы наравне с шерпами... А его восхищение нашим снаряжением? Что оно в сравнении с великолепным и сверхлегким оснащением других экспедиций!

Но я не стал рассеивать его заблуждения. Пусть продол­жает думать, что мы великолепно оснащены, что мы сильные и стойкие.

Керосиновая лампа уже угасала, когда мы кончили разго­варивать.

—Итак, завтра к вершине! Держи, брат, за нас большие пальцы поднятыми кверху! — И я показал ему, как принято у нас желать удачи.

—Марек, а мы делаем иначе. — Он сложил два пальца в виде буквы «V» (victoria). Возможно, он служил когда-то в отряде гуркхов1 под командованием англичан.

19 мая

Стоявшие возле кухонной стены громадные мешки дей­ствительно выглядели ужасающе.

—Сколько твой весит? — допытывался Войтек.

—Двадцать пять.

—Ну, это слабовато, братец, мой — двадцать семь!

Мы поглядели на часы. Время приближалось к половине восьмого. Мы помогли друг другу забросить за спину рюкза­ки, и начался наш, трудно подсчитать какой, марш через ледник. Шерпам предстояло выйти несколько позже.

—Не забывайте про связь! Утренние и вечерние нечетные часы! И... удачи вам! — напутствовал нас Сташишин.

Совсем рассвело, но над долиной все время проплывали тучи, солнца сегодня не будет. Мы шли не спеша, стараясь выдерживать ровный темп. Поотстал только Рубинек, кото­рый не мог управиться с привязанными к рюкзаку лыжами.

Час пути по леднику, потом налево вверх по каменному откосу на высокую морену под склонами Рамтанга. Здесь камни кончились и начался снег. Сегодня был мороз, и мы почти не проваливались. После одиннадцати вышли на край террасы. Стало тепло, но над террасой висел туман, и видимость оказалась никудышной. Следы — результат много­численных переходов через поля — пропадали, расплывались в желтоватой, подсвеченной молочной мгле. После медлен­ного, долгого вышагивания мы миновали последнюю возвы­шенность, за ней уже были палатки «двойки». Мы сбросили рюкзаки. Теперь можно и передохнуть. Даже туман рассеялся, и солнце приятно пригревало. Я протер заиндевевшие очки и огляделся вокруг.

Мацек стоял возле «турни», затягивая на своих коротких лыжах крепления. Через минуту он двинулся вверх по склону.

—Проклятие... Представляете, что за пытка! Вроде бы едешь под горку, прямо вниз, без всяких телодвижений, а через сотню метров ноги как ватные, — добравшись до палаток, он тяжело дышал.

Близилось три. Туман осел, на безоблачном небе сияло солнце, далеко на плато простирались тени от ребер Белой Волны.

—Сфотографируй меня, — попросил Мацек. — Хочу иметь вещественное доказательство моего рекорда. Кто из поля­ков ходил на лыжах так высоко? Тот склон — это верные шесть тысяч метров!

Отдохнув, Рубинек тоже попытался пойти на лыжах, но тотчас же бросил.

—Солнце растопило снег, — пояснил он, — наст не держит.

Мы направились в палатку. В «рондо» оказались горы продуктов.

—Весек, ты наш шеф-повар. Может, приготовил бы что-нибудь изысканное? — подзадоривал Войтек.

—Ладно, приготовлю.

Весека не надо было упрашивать.

Продолжалось это бесконечно долго, но наконец со сково­родки стали поступать великолепно поджаренные гренки. Мы были зверски голодны, и нас раздражало, что они жарятся так медленно и что никак нельзя наесться досыта.

Мы готовили, жарили до самого вечера, вплоть до выхода на связь. Большой уведомил нас, что часть лишних вещей уже отправлена вниз. Вальдек и Юзек усообщали, что спустились на перевал для отдыха, а в японском лагере сегодня ночует группа Петра.

20 мая

Утром мы только к восьми часам были готовы к выходу. В «рондо» оказалось столько всякой всячины — самые лучшие супы, курица, шоколад, жаль было оставлять все это. Продукты, которые мы несли с базы, выглядели значительно скромнее. Поневоле нам с Весеком пришлось добавить к ним по банке консервов, несколько пакетов супа, шоколад. Нагрузившись таким порядком, мы двинулись в путь. Сегодня ведущим был Мацек. Он шел с легким рюкзаком, чтобы прокладывать дорогу. На террасе несколько дней назад выпал снег, но сейчас снежный слой оказался плотным — он несколько подтаял на солнце, и мы почти не проваливались.

Наша группа растянулась на несколько сот метров. Мацек несся вперед, Весек и я замыкали колонну. Мы проклинали теперь свою предусмотрительность, заставившую нас прихва­тить из «двойки» дополнительные продукты. Дорогу прегра­дил огромный лавинный конус. Вероятно, это остатки мощной лавины, которую мы наблюдали еще с перевала. Голова ее задержалась ниже, и нам пришлось преодолевать широко разлившуюся белую реку, обходя громадные, потрескавшие­ся сераки и глыбы смерзшегося снега. Типичная тяжелая грунтовая лавина.

К середине дня, измотанные, изнывая от жары, мы добрались до лагеря у перевала.

—Надо хоть с минутку передохнуть. — Я тяжело дышал, отирая пот со лба.

—Панове, я сделаю компот, это займет две минуты, — принял решение Весек, спеша пресечь мои упреки.

Мы уже заканчивали пить компот, когда снизу подоспели шерпы. Они шли быстро и ловко, связанные веревкой. Шерпы сбросили мешки наземь, и я заметил, что вид у них тоже крайне усталый. Они сидели на рюкзаках, а Пасанг Дава, как всегда, достал пачку «Спорта» и закурил.

— Sherpas, come on! Есть еще горячий чай! — пригласили мы.

— Thanks, sahb!

Они тотчас подошли, без характерной для них робости. Видимо, им очень хотелось пить.

Пора было отправляться. Измученные подъемом, мы реши­ли немного облегчить рюкзаки, оставив в «рондо» часть продуктов.

В три часа мы впятером двумя группами двинулись вверх. Шерпы остались и принялись готовить еду, прежде чем отправиться дальше. Когда мы вышли на траверс, сверху до нас донеслись людские голоса, а через минуту перед нами появились Доктор, Рогаль и Петр. Не было только Шимека. Мы стояли друг против друга, удивленные встречей, не зная, как разминуться на узкой ледовой кромке. Они выглядели смертельно усталыми, замкнутыми. У Петра была смешно взлохмачена борода.

—Мы спускаемся на базу. На перевале, в «тройке», — Вальдек, Юзек и Шимек, — сообщил Рогаль. Его физиономия за эти дни покрылась густой щетиной.

—Сегодня мы ночевали в японском лагере. Уже неделю мы выше базы, пора и передохнуть! Постоянная переноска грузов, восхождения и спуски порядком нас вымотали!

—А почему Шимек остался? Хочет участвовать в штурме?

—Не знаю. Говорил, будто остается, чтобы заснять ваш выход на штурм, а потом возвращение. Мы уговаривали его спуститься вместе с нами, но он уперся. Ты же знаешь Шимека, ему лучше других известно, что делать... Нам кажется, ему следует спуститься ниже, пребывание на перевале — это не отдых. Ну, нам время идти. Поднимаю за вас большие пальцы!

Мы осторожно разминулись, держась руками за веревоч­ные перила и обходя друг друга. Узкая полоска траверса обледенела, а под ней... обрыв в несколько сот метров.

Рюкзаки, хотя мы у перевала и облегчили их, крепко нам досаждали. Теперь мы флегматично брели по глубокому снегу, вслушиваясь в гулкие удары собственных сердец. Склон стал выравниваться, и мы увидели желтые крыши палаток. Вальдек и Шимек заметили нас, поспешили нав­стречу.

—Привет!

Мы освободились от груза и сели на рюкзаки, греясь на солнце, которое как раз вынырнуло из-за туч. Из палатки выполз Юзек. Тени под глазами, ввалившиеся щеки и грустное выражение лица свидетельствовали, что дела у него не ахти как.

—У тебя есть сигареты? — спросил он.

Я протянул ему измятую пачку «Спорта».

—Как самочувствие, старик?

—Э-э-э... я какой-то слабый, — уныло выговорил он.

—Не огорчайся, братец, завтра наверняка выздоровеешь.

Из-за снежной вершины показалась тройка: Войтек, Рубинек и Мацек. Мы передохнули еще с четверть часа, а потом сообща стали устанавливать «рондо»; палатку доставила сюда группа Петра. ШиМек кружил возле нас, фотографируя, пока мы управлялись с громадным полотнищем.

—Сколько у вас продуктов? — забеспокоился Вальдек.

—Немного. Мы принесли с собой снаряжение, личные вещи, — пояснил Рубинек.

—Это скверно. Здесь почти ничего нет.

Только Шимек радовался.

—Как хорошо, что Мацек здесь! Я уже думал, что останусь совсем один. Мне не хотелось спускаться в тот момент, когда вы готовитесь к штурму. Хочу быть рядом с вами, заснять вас сейчас и по возвращении. Я тем временем отправлюсь передохнуть, и, возможно, вместе с Мацеком мы
двинемся вам навстречу.

Подтягивались шерпы. Стало шумно. Они распаковали доставленные продукты, кислородные баллоны, техническое снаряжение и, не мешкая, начали спускаться в лагерь у перевала.

Принесли они, однако, немного. Вальдек был раздражен:

—С чем, собственно, вы собираетесь штурмовать вершину?

Нам же казалось, что все в порядке. Мы пришли сюда навьюченные как ослы, не жалея себя, а он еще в претензии, что мало принесли. Ведь все, «черт подери, такое тяжелое! И палатка, и бутан, и снаряжение, и собственные наши вещи!

—Наверное, высота ударила ему в голову, — ворчал Весек себе под нос.

Стемнело. Ветер снова неистовствовал, пронизывая до мозга костей. Мы влезли в «рондо». Из соседней палатки доносился голос Вальдека, который, кажется, по радиотеле­фону связывался с базой.

А вот как это впоследствии излагал Вальдек:

«Да, я действительно взбеленился из-за этой еды. Вы явились без всяких «общественных» продуктов. Так у меня и помечено в блокноте. Я попросил Петра направить к нам шерпов с дополнительной партией продовольствия. Они еще могли подбросить его из «двойки». Признаюсь тебе откро­венно, я не мог взять себя в руки и говорил без обиняков: для личных целей вы охотно спустились вниз, а как для дела нужно, так вас нет! Петр обещал послать шерпов. Только когда мы кончили разговаривать, я почувствовал неприятный осадок: мне не хватило сдержанности».

И как это восприняли в базовом лагере:

«Мы только добрались до базы, — вспоминал Марек Рогальский. — В абсолютной темноте, полуживые от устало­сти.... Петр уже после «двойки» стал слабеть, дальнейший спуск был сущим адом. На леднике он передвигался зигзага­ми, поминутно спотыкаясь. Мы уже понимали, что до базы доберемся поздно и план однодневного отдыха рушится. А ледник казался бесконечным... Путь нам указывал только фонарь, поставленный Сташишиным на стене кухни.

Едва прибыли на место, как по радио состоялся разговор с Вальдеком. Мы толком, пожалуй, даже не поняли, о чем он сообщал, а что уж говорить о спокойной и трезвой реакции с нашей стороны! Все мы подвержены эмоциям и сразу поддались общему настроению, осудив вашу четверку. Эго­центристы, черт подери! Это Вальдек-то вынужден голодать, тот, кто надрывался из последних сил, пока вы прохлажда­лись на базе!

Мы сами еще ощущали усталость минувшего дня, усилия прошедшей недели и легко отождествляли себя с Вальде­ком. Хочешь услышать об этих днях?

День спустя после вашего спуска мы вчетвером отправи­лись на перевал. Забросили туда «рондо» и, кажется, какие-то продукты. Дул слабый ветер, тучи разошлись, и мы увидели великолепную иглу Жанну. Это нечто невероятное! Юзек и Вальдек сидели возле палатки, закипал чай. Они сегодня же собирались отправиться к куполу. А мы раздумывали, не заночевать ли здесь, однако Валь дек заставил нас спуститься.

—Спуститесь ниже перевала. Там лучше отдыхать, и ветер слабее.

И мы спустились, они же, как оказалось, тогда не покинули перевал. Вечером состоялся разговор с вами, и Войтек объяснил нам, почему вы выходите только 19-го. Нас это несколько разозлило. Объяснения Войтека, что вы якобы необходимы для коммерческих дел, трудно было принять всерьез. Нам показалось, что это только отговорки, на самом же деле вы заняты своими интересами, не считаясь с чужим положением. Ведь Вальдек и Юзек ждут вас!

Назавтра мы забросили на перевал личные вещи и заночевали там. А Вальдек и Юзек уже находились в японском лагере.

Наша четверка тоже отправилась туда днем позже, когда вы вышли из базового лагеря. Мы шли медленно, неся одну «турню». Дул очень сильный ветер. При таком ветре траверс над долиной Джалунга оказался тяжелым делом: снег, выдуваемый из-под ног, под ним камни, а дальше — сплошной лед... Мы добрались до лагеря, когда Вальдек и Юзек готовились к спуску. Вальдек в этот день навешивал веревочные перила и был совершенно вымотан, Юзек уже несколько суток неважно себя чувствовал. Они спускались на перевал передохнуть.

Утром мы решили вернуться на базу и на траверсе встретили вас. Потом долгое, мучительное топанье через террасу, затем ледник... И наконец разговор по радио с Вальдеком, и это чувство недовольства и горечи по отноше­нию к вам, охватившее, пожалуй, всех, кто находился на базе...»

21 мая

Еще в темноте мы начали готовить завтрак. Выйдем до восхода солнца, хотя следовало бы его дождаться. Тогда становится теплее, и человек совершенно иначе себя чув­ствует. А сейчас такой дьявольский холод.

Я съежился и натянул на голову капюшон пуховой куртки. Весек с неодобрением поглядывал на меня.

—Зачерпни снегу! — протянул он мне холодный котелок.

Я взял себя в руки, расшнуровал палатку. Ударило морозом. Я нагреб снегу, поглядывая на ярко освещенную «турню».

В восемь мы были почти готовы, Войтек и Рубинек выволакивали рюкзаки наружу; я никак не мог управиться с завязками гетр. Весек поторапливал меня:

—Быстрее, черт побери, мы опять самые последние!

—Марек, Весек! — донесся до нас голос Войтека. — Мы с Рубинеком и Войтеком пойдем первыми. Вы с Юзеком можете отправляться за нами через полчаса. Надо укрепить веревочные перила по дороге на купол, для этого троих достаточно. Вам спешить нечего. Юзек еще в палатке.

Одетые, мы выбрались наружу и разговаривали с Шимеком и Мацеком (они сегодня оставались на перевале), когда на склоне появились шерпы. Они доставили снаряжение и продукты из лагеря 6200. Помня про вчерашнюю усталость, мы отдали шерпам часть упакованных съестных припасов, Шимек присовокупил свою камеру — завтра он собирался направиться выше. Но наши рюкзаки полегчали не слишком заметно.

Я взглянул на часы: пора идти. Три крошечных пятныш­ка — наши коллеги — виднелись уже возле скальной верши­ны, откуда начинался траверс над долиной Джалунга. Я следовал первым, в середине связки находился Юзек, на конце — Весек. Отрезок вдоль веревочных перил, установ­ленных нами в предыдущий раз, мы преодолели в бодром темпе. Но на траверсе нас снова настиг ветер, пришлось идти медленнее. По крутому снежному полю тянулись вере­вочные перила, укрепленные Вальдеком и Юзеком. Они навесили их на длинных петлях, притороченных к крючьям, вбитым в толстый слой обледеневшего снега. У нас под ногами снег сдуло, выступавшие из-под него камни были покрыты льдом, кошки скрежетали на скалах. В какой-то момент веревка, связывавшая меня с партнерами, натяну­лась, я оглянулся назад. Две сильно ссутулившиеся фигуры в желтых пуховках, над головами которых чудовищно возвы­шались рюкзаки, шаг за шагом передвигались вдоль ве­ревочных перил. Со дна долины наползали рваные полосы облаков, расползались по склону, обволакивая коллег, кото­рые время от времени пропадали из виду. Я остановился на том месте, куда успел добраться несколько дней назад. Сверху доносился разговор Вальдека с Войтеком. Они находились неподалеку: неужто мы догоняем их? Значит, можно передохнуть.

Мы сбросили рюкзаки, присели. Юзек уронил голову, молчал.

—Старик, что с тобой?

—Давит станок рюкзака, трудно идти,— ответил он тихо.

—Выше голову! Это такой день...

Нет, это не тот Юзек, какого я помнил по Памиру. Там мы прозвали его спринтером, он передвигался очень быстро и каждый день при переходе постоянно опережал нас. Теперь он был измучен, неразговорчив, в плохом настроении.

Но это не вызывало у меня тревоги. Каждому из нас выпадает на долю (и еще выпадет) самый тяжелый день. Может, сегодня как раз очередь Юзека?

—Не расстраивайся, завтра нас обскачешь, — успокоил я его. — Взять у тебя что-нибудь из поклажи?

—Нет, — отрицательно повел он головой. — Я уже могу идти.

Мы двинулись дальше. Веревочные перила продолжались вдоль траверса, огибая Снежный купол справа.

Началась полоса льда. Веревки уходили вверх зигзагом. При этом были использованы широкие трещины во льду. Дорога была проложена удивительно логично, а вбитые на расстоянии нескольких метров друг от друга крючья делали ее исключительно надежной и безопасной. Солнце вышло из-за туч, озарив ледяные волны на склоне. В глазах заплясали тысячи искр. Ах, как угрожающе выглядит эта покрытая складками обледенелая круча!

Мне снова пришлось ждать. Юзек присел на снег, позади него, опершись на ледоруб, стоял Весек.

—Ну, старик, великолепную дорогу вы проложили. Выс­ший класс! — искренне восхищался я их работой.

—Э-э-э, все это, собственно, дело рук Вальдека. Здесь он прокладывал. — Похвала не вызвала у Юзека никакой радости.

—Чепуху ты мелешь! — рассердился я. — Вальдека и твоя! Вы оба ее сделали, одному Вальдеку такая работа была бы не под силу!

Вальдек так вспоминал о времени, проведенном с Юзеком:

«Марек, ты помнишь день, когда после полудня вы с перевала спускались в базовый лагерь? Мы тогда остались с Юзеком вдвоем. Назавтра погода выдалась хорошая, но мы установили только одни перила на траверсе, все сорок метров, и уперлись в стенку ледовой глыбы. Много времени отняло у нас укрепление ваших опорных веревок, непонятно почему проложенных по небольшим скалам, а... ведь день короток!

Дата добавления: 2015-08-21