Неизбежность войны

В конце 1392 года население Сирии и Египта сно­ва было напугано известиями о том самом Тимуре. Он наносит удар по Западу, желая сначала уничтожить Музаффарида Шах-Мансура в Ширазе. Но снова волнения, на этот раз в Самарканде, вынудили агрес­сора отступать¹⁰. Источники, близко стоящие к Ти­муру, называют заболевание полководца под Бухарой ответственным за временное прекращение военного по­хода; кроме этого, наступление Тимура затягивалось из-за борьбы с еретиками Сайдами под Амолом¹¹. Шах-Мансур воспользовался непредвиденной отсроч­кой¹², чтобы получше подготовиться к борьбе, и лишь с большим трудом Тимур избежал поражения и даже смерти в решающей битве¹³. В тяжелых боях воины Мавераниахра в ответ на это победили летом 1393 года своих врагов в Западном Иране и вошли осенью в Иран. Все это происходит в то время, когда в Сирии бедуин Нуайр отворачивается от своих соратников, мятежников Минтаса, и предает султана Баркука. Даже в Каире людей охватил ужас, когда они услы­шали, что Синджар и Тебриз, находившиеся с некоторого времени под властью мамлюков¹⁴, были опус­тошены Тимуром, и что Багдад взят¹⁵. Как можно было вооружиться к отражению такого агрессора после только что окончившейся гражданской войны? Уже с середины 1393 года Тимур постарался про­зондировать почву для нападения на мамлюков и по­сеять замешательство целенаправленной ложной ин­формацией. В Каире как раз с ликованием встретили сообщение о смерти Минтаса, когда в мае или июне прибыла миссия, которая принесла послание Тохта-мыша с выражением дружбы — фиктивное послание, как потом выяснилось, составленное по приказу Ти­мура¹⁶. Вероятно, представитель рода Чагатая надеял­ся, что сможет ввести Баркука в заблуждение ложной надеждой на поддержку кипчаков. На южной окраине Анатолии, куда мамлюки как раз распространили в пос­ледние годы свое влияние, Тимур, очевидно, хотел оживить для своей пользы старые связи с ильханами, наследником которых он себя считал. Мадж-ад-дин Иса, князь Мардина, сообщил летом Баркуку не толь­ко о военных успехах мавераннахрцев в Азербайджа­не, но и предупредил его о том, что Тимур потребо­вал от него подчинения, и он не нашел другого вы­хода, кроме как извиниться за контакты с Каиром. Тимур не хотел ни с чем считаться ради того, чтобы султан Египта даже не мог ничего сказать в Марди-не. Другие известия подтверждали также, что Тимур стремился подорвать положение мамлюков в прежнем пограничном с империей ильханов районе. Так, он велел передать наместнику Ар-Рахба подарки в знак выражения дружбы и — как дерзкое требование пред­ательства по отношению к Баркуку! Ибн Сасра, вни­мательно наблюдавший за политическим развитием того времени, пишет в своем дневнике, что этот план Тимура провалился, посланников разрубили пополам — злодеяние, искупления которого Тимур будет пос­тоянно жаждать в последующие годы.

В Каире скоро услышали также о смерти Шах-Мансура — мало радующая весть, так как Чагатаиды теперь не должны были ожидать какой-либо серьезной опасности с юго-востока. Отрубленную голову Музаф-фарида Тимур приказал отправить в Багдад Ахмаду Увайсу вместе с настоятельным советом сдаться до­бровольно. Ахмад тоже начал чеканить монеты с именем Тимура, но это не могло спасти его от напа­дения — Багдад пал!¹⁷. В сентябре 1393 года прибыл еще один посланник из Мардина в Каир; между тем Тимур завладел и страной курдов: двадцать шесть городов Востока — вероятно, имеется в виду северо­восточный пограничный район мамлюкской империи — присвоил он себе и прилагал большие усилия, чтобы покорить и Басру. Итак, внушающие опасение перспективы! Миссия османского султана Баязида (прав. 1389-1402) укрепила опасения еще больше: она описала действия Тимура и предупредила Баркука, чтобы он был начеку. Но был еще один проблеск надежды. Бои за Басру развивались не так, как, ве­роятно, ожидал Тимур. Князь бедуинов Салих Джа-улан¹⁹ успешно отразил атаки и взял в плен сына Тимура Мираншаха — неприятный случай, о кото­ром умалчивают летописцы из окружения Тимуридов. По-видимому, Мираншах освободился только в ре­зультате обмена на одного из сыновей Ахмада Увайса, удерживаемого Тимуром²⁰. Того, что поражение под Басрой помешало бы мавераннахрцам напасть на Сирию, конечно, вряд ли можно было ожидать.

Баркук не мог уйти от вооружения войск, которые были бы в состоянии защитить империю. Относящий­ся к этому указ послали в Дамаск, где он, как пишет Ибн Сасра, восемнадцатого октября 1393 года был объявлен: наместник должен со своим войском про­двинуться к Евфрату. Восторга у мамлюков этот при­каз не вызвал, пишет Ибн Сасра и сообщает о ме­роприятиях населения Дамаска для защиты города, а также об усилиях судей поощрить желание защи­тить город. Войско султана уже подошло для поддер­жки. Неделей позже жители Дамаска смогли ощутить последствия подготовки к войне: зерно было конфис­ковано, и лишения людей стали еще больше, чем в дни правления Минтаса. Одновременно в городе распространились страшные слухи о неистовствах маве-раннахрцев в Багдаде; самые различные народности были в войске Тимура, всего около пятисот тысяч бо­еспособных мужчин²¹.

Вскоре появился повод к новым тревогам. В Алеп­по с конца лета Ахмад Увайс ожидал, что Баркук предоставит ему убежище в мамлюкской империи. После того как султан посовещался со своими эми­рами, он приказал сопроводить в Каир низвергну­того с престола правителя²² со всеми подобающими ему почестями — решение, которое могло только укрепить враждебное отношение Тимура к мамлюкам. В середине декабря Джелаирид со своей свитой при­был проездом в Дамаск. Как и полагалось правите­лю, он был принят наместником. Но город наводни­ли чужие, «злодеи, которые не считали прием гаши­ша позором; совершенно открыто совершали они мерзости... Из-за отсутствия у них манер их нена­видели жители Дамаска, и Бог решил только Тиму­ра поставить над Ахмадом и его кликой, потому что они своими злодеяниями заслуживали этого». Тако­во было мнение Ибн Сасры, который поддерживает мнение тимуридских источников о Джелаиридах и сразу же добавляет еще сообщение наместника Иеру­салима, который возмущен тем, что те странные гости, когда находились в его городе, отказались выразить почтение святыне, а предпочли отправить­ся за покупкой наркотиков²³.

В конце года Ахмад Увайс со своей свитой отпра­вился в Каир, где Баркук приготовил ему роскошный прием и завалил его ценными подарками. Он назна­чил ему также удел²⁴. Проявляя такую широту нату­ры, султан, видимо, лелеял надежду на то, что он сможет расширить свое господство до Ирака, как когда-то уже пытался сделать это Бейбарс, если толь­ко тот самый Тимур снова отступит за Оке. Что Бар­кук вынашивал такие задние мысли, выдает нам то обстоятельство, что он породнился с Джелаиридами — средство для обоснования претензий на власть, которым также часто пользовался Тимур.

Между тем Баркук форсировал в Каире подготов­ку к военному походу против Тимура; распростра­нившаяся в Дамаске весть, что султан сам пойдет со своим войском, соответствовала действительности. Но сейчас, как это уже было не раз, султан должен был решить неприятный вопрос, как ему финансировать вооружение своих войск. Через несколько дней пос­ле приезда Ахмада как раз пришло известие о напа­дении Тимура на Эдессу. Баркук произвел смотр войск, причем они начали бунтовать из-за недостаточ­ных выплат, и это в присутствии гостя²⁶! Как можно было побороть усталость мамлюков от войн? Имущес­твом сирот, которым заведовали судьи! Один шафи-ит среди них, который не хотел и в беде идти на такие махинации, был снят со своей должности, на кото­рую уже давно положил глаз соперник; он одобрил предосудительный способ и заплатил сверху значи­тельную сумму за назначение на такой желанный пост. Кроме того, три состоятельных торговца должны были подписаться принудительно на заем в размере мил­лиона серебряных дирхамов всего²⁷; и другим спосо­бом попытался Баркук поднять моральный дух сво­их войск. Когда султан, готовый выступить, распо­ложился со своим лагерем за пределами Каира, кто-то подошел к нему и рассказал, что ему приснился Пророк; Баркуку предсказана победа, поскольку он прилежно читал наизусть первую суру. Баркук воз­наградил за радостную весть деньгами. Хронист, ко­торый описывает этот случай, считает это все зара­нее обусловленным²⁸.

Тимур, со сноси стороны, послал известие врагам и пригрозил их уничтожением, если они только не сдадутся и в знак этого не признают чагатайского ма­рионеточного хана своим новым правителем. Ибн Сасра цитирует слово в слово писбмо с угрозами в адрес Баркука; воины Тимура являются войском Бога, созданным им в гневе на заблуждения мусульман; не­победима эта армия, нельзя остановить ее воинов, ко­торых обзывают неверными, но которые в действи­тельности являются инструментом Бога, посланным, чтобы наказать не разобравшихся с религией! Без со­мнения, Тимур знал настроение людей в странах, которым он грозил войной и разрушениями, так как Ибн Сасра признает в своем дневнике, что тяжелое время, которое пришлось переживать, было наказа­нием за несоблюдение правил шариата. О чем умал­чивает дамасский летописец, это чрезвычайно мучи­тельный для Баркука намек на расхищение денег сирот и на пышно процветающую коррупцию, кото­рый Тимур велел вставить в послание. Он, вероятно, бьщ информирован об этом самым лучшим образом, впрочем, немного позже в Каире было арестовано несколько шпионов²⁹. Но Баркук не дал себя запу­гать; он ответил на послание Тимура тоже грубыми словами, подчеркнул отличное состояние мамлюкского оружия и похвастал, как хорошо натренированы его бойцы³⁰ — преимущество, которое отсутствовало у подавляющего большинства наскоро собранных войск Тимура.

Посольство к Баркуку, в которое входили захва­ченные Тимуром багдадцы, имело также и политичес­кое поручение. Оно должно было выразить султану недовольство Тимура по поводу того, что Ахмад Увайс нашел убежище в Каире, и пригрозить ужасными последствиями в том случае, если беглец не будет вы­дан³¹. Об этом, конечно, нечего было и думать; та­ким шагом Баркук был бы у всех на виду обесчещен. Оставалась только война.

В конце марта султан с египетским войском подо­шел к Дамаску. Там встретились с ним посланники Тохтамыша и Османа Баязида I. Оба правителя хо­датайствовали о союзе против Тимура³². Третий тоже предложил мамлюкскому султану заключить пакт: кади Бурхан-ад-дин, правитель Кайсери, Сиваса и Токата. Намерения его не были ясны! Когда Тимур в 1387 году в первый раз готовился к нападению на Сирию, Бурхан-ад-дин хитро держался между всеми фронтами. К Тимуру он явился не для того, чтобы подчиниться, по и сердить непредсказуемого предста­вителя династии Чагатаев тоже не хотел. Поэтому, а также из-за его неоднозначного отношения к мятеж­нику Минтасу, у Баркука он не был в большом по­чете; Бурхан-ад-дин, правда, довольно рано смог от­далиться от предательских планов алепшшского на­местника Йелбоджи ан-Насири. Тогда, когда мятеж против Баркука превратился в поединок между ан-Насири и Минтасом на сирийской земле³³, независи­мость Бурхан-ад-дина была спасена. Кроме того, Ти­мур снова отступил в Мавераннахр и в последующие годы вел войну против Тохтамыша в степях севернее Каспийского моря. Это значительно расширило поле деятельности Бурхан-ад-дина в Анатолии. Он исполь­зовал его в боях против Баязида, который после по­беды на Косовом поле уделял больше, чем предшес­твенник, внимания Анатолии. Там, возле Сиваса, было оно, княжество Караман, которое сопротивлялось формирующемуся господству Османов.

Дата добавления: 2015-08-21