Б. Брехт

Первым таким смысловым ориентиром есть бытие-в-мире, или приоб­щенность (а не «заброшенность»). Человек может состояться только в мире людей, в кругу определенных, объективно ему данных обстоятельств. «Забота о семье, детях и друзьях — часть нашего мира, это похоже на некое духовное действие... Работа и добывание денег тоже могут иметь духовное измерение. Мы не можем четко отделить одно от другого. И деньги сами по себе не смогут дать вам ответ. Только жизненный опыт со множеством приключений и постоянной работой по накоплению большого количества денег может в конце концов избавить вас от необходимости говорить: «Вот то, чего нельзя купить за деньги»⁶². Человек живет, проживает и пере­живает все возможные ситуации существования, все хорошее и плохое, и только таким способом может реализовать свой индивидуальный проект бытия, знать повороты судьбы и одновременно — радость бытия, в которой и открывается его смысл. Величие человека — в способности разрешать экзистенциальные дихотомии, осознавать собственные границы и преодо­левать их. В этом смысле все люди похожи, ибо всем принадлежит одна человеческая ситуация — ситуация существования, однако способ ее решения есть уникальным и неповторимым, ибо каждый свою человеческую проб­лему решает сам и по-своему⁶³. Следовательно, снятие кризиса иден­тичности, нахождение новых способов самоидентификации, отвечающих реалиям сегодняшнего дня, зависит от внутренней перестройки личности в направлении активизации своих сил для преодоления самого себя, своих границ и дальнейшего движения по пути личностной реализации.

Если мы говорим о кризисе идентичности, то это не означает окончатель­ный «закат человека» и его смысла дальнейшего существования. «Кризис тождества, который переживается в наше время, в основном базируется на отчуждении, которое нарастает, и овеществлении человека»⁶⁴. Однако отчуждение непреодолимо: чем более человек «подымается» к экзистенциаль­ным смыслам, тем более ощутимым становится это отчуждение. Особенно сегодня, в эпоху глобальной технологизации. Уповающие на преодоление экономизма («овеществления») через технологизацию непременно прихо­дят к выводу о замене таких социальных отношений чем-то другим, не до­думывая, что это будет означать для человека, такого рода систему отношений предвидел еще Ф. Достоевский. Давая оценку В. Белинскому, он писал: «Выше всего ценя разум, науку, реализм, он в то же время понимал глубже всех, что один разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную гармонию, в которой можно было бы ужиться человеку»^6,0. А поскольку сегодня наблюдается повсеместное господство разума, то от­чуждение — это закономерность жизни, в которой актуализируется с еще большей силой проблема смысла.

Бытие для человека — это в первую очередь человеческое бытие: это не просто разнообразный набор вещей, процессов и явлений, а значимость их разнообразия. Оно никогда не бывает статичным. «По большому счету дальнейшее существование культуры, духовности и человека в качестве личности мыслимо только при переходе к иному, не рыночно-индивидуалис-тическому типу общественного развития. При условии преодоления эконо­мизма как принципа жизни»⁶⁶. В противоречиях бытия и определения смысла постоянно приходится преодолевать те или иные принципы и установки, создавая новые. «Бытие открывает себя нам в какой-то разнообразной проти­воположности, которая со своей стороны, опять же не может быть случайной, ибо уже простой учет этих противоположностей указывает на их внутреннюю связь: бытие одновременно наиболее пустое и наиболее богатое, одновременно наиболее понятное и такое, которое противится всякому понятию»⁶⁷. В этом контексте человек должен постоянно преодолевать статичность, которая явля­ется только моментом постоянного процесса развития.

На глобальном уровне осознания ситуации перманентности бытия существуют постоянные «несогласия», что создает условия для появления новых смыслов. «Глобальное постиндустриальное общество, заглушая мотивы индивидуализма и эгоизма своих членов, приостанавливая их акти­визацию, делает это не через культуру и духовность, а социотехнически. Экономическая рациональность сменяется технологической. Человек-актер дрейфует не в сторону личности, а в сторону превращения в "чело­веческий фактор". Его индивидуальность смягчается не сближением и сотруд­ничеством с другими людьми, а повышением зависимости от законов социо-технической деятельности, отчуждение преодолевается не стремлением к общению, а ростом количества формальных коммуникационных контак­тов, то есть в сущности не преодолевается»⁶⁸. В данной ситуации актуали-

зируется и по-новому утверждается проблема человеческого «Я», от иден­тичности которого зависит смысл жизнедеятельности. И здесь деньги имеют второстепенное значение. Никакие деньги и никакие богатства не могут сравниться с достоинством и значимостью личностного «Я». Самотождествен­ность (тождество «Я») утверждается в первую очередь через категорию «быть», а не «иметь».

Не стоит резко противопоставлять обладание и бытие как две экзистенциальные позиции, между которыми необходимо выбирать. Невозможно существовать, ничем не обладая; даже если существование, располагая безграничной способностью к обладанию, не может ее осуществить, оно прибегает к тому, что заменяет вещи символами. Лишаясь обладания, оно лишается и всяких привязанностей, растворяется в объекте. Обладать — значит входить в контакт, отвергать одиночество и пассивное существование; показная бедность на деле

Дата добавления: 2015-08-21