П. Фиески

Существенной особенностью экономизма является нормативное пре­увеличение логики рынка, возведение ее в главный принцип координации

общества. Это означает ограничение логики сосуществования людей (по сути не укладывающейся ни в какую логику), экономической логикой взаимо­выгодного обмена благами. Представление о «правильной» (рациональной) организационной политике уже не осознает ограниченности такого пони­мания жизнеустройства, не понимает необходимости духовно-мировоззрен­ческой интеграции нормативной логики рынка, превращаясь тем самым в «принцип» исключительно экономического обустройства социального мира. На практике это означает постижение экономической науки, менедж­мента, аудита. «И смотри на мир по-экономически, т. е. трезво, рационально, расчетливо. Вокруг цифры и цифры, вот и считай себе, а взамен... деньги, а за ними... товары, а за ними... удовольствие. Мир как удовольствие — разве плохо?»⁰³. Следовательно, вместо того, чтобы адаптировать рынок к социальным отношениям, к разнообразию духовных запросов человека, сами эти отношения и запросы радикальным образом подгоняются под требования рынка. Игнорирование «софийности хозяйства» (С. Булгаков) превращает хозяйствующего человека в «человека экономического», сводит отношения между людьми к отношениям обмена. Был «Божий, природ­ный мир, да исчез, теперь это денежный мир, в котором деньги прямо из мира текут — как вода, как воздух. Да что вода, что воздух — ведь они тоже оказывается стоят и тоже есть стоимость, хоть и труда никакого не тре­буют»⁵⁴. В итоге это ведет к перерастанию идеи эффективности рыночной экономики в идеологию «тотального рыночного общества» (П. Улърих).

Различные формы проявления экономизма, в сущности, характеризуются двумя типичными и принципиально не схожими способами аргументации, к которым часто прибегают руководители и менеджеры экономики для оправдания тех или иных непопулярных мер: «Рынок вынуждает нас к...» (т,езис о вынужденности), но это в конечном итоге служит благу всех» (тезис об общем благе)³⁰. Оба эти основных экономических тезиса ставят проблему необходимости перехода от экономического к хозяйственному сознанию в условиях экономической цивилизации.

Хозяйственное сознание не следует понимать как отражение общест­венного бытия, поскольку это лишает его самостоятельного онтологического статуса. Исходя из общей гуманистической направленности сознания, следует учитывать ценностный характер хозяйственного сознания. В основе хозяйст­венного сознания лежит творческий подход, оно предполагает диалог равно­правных субъектов, что делает его активно-деятельностным. Ставя задачу гармонизации бытия, оно в то же время реалистично и трансформируется в направлении осознания высших ценностей человечества, дистанцируясь от утопических проектов. На формирование хозяйственного сознания оказы­вают влияние самые различные факторы: господствующие мировоззрен­ческие установки, определяющие смысл и задачи хозяйства, формирующие целостный образ хозяйственной жизни; существующие нормы и системы моральных, эстетических, религиозных ценностей, определяющие приори­теты поведения субъектов хозяйства; сложившаяся социально-экономи-

ческая, политическая структура общества; уровень развития научного, в том числе и экономического знания; скрытые смыслы, символы, обуслов­ленные имеющимися архетипами хозяйственной жизни⁵⁶. Все эти поло­жения и характеристики обусловлены природой сознания вообще, если исходить из сознания не некоего «физиологического механизма», а состояния, благодаря которому «человек становится человеком» (М. Мамардашвили).

Исследования сущности хозяйственного сознания включает в себя методо­логические подходы классической (рациональной) и неклассической (ирра­циональной) философии. Но для выявления глубины хозяйственного созна­ния более приемлем феноменологический подход, в котором «чистое созна­ние» в своей сущности непредметно и свободно от навязанных ему схем, догм, всего того, что не является сознанием. С точки зрения Э. Гуссерля, любой предмет должен быть схвачен только как коррелят сознания. М.К. Мамардашвили описывает трудности при определении сознания иссле­дователем, который «имеет дело прежде всего со своим индивидуальным сознанием и, ориентируясь на это сознание, обязан выразить правду своего состояния. А это очень сложно, поскольку такая правда может быть полу­чена, открыта и сообщена другим лишь по законам самой мысли, без при­внесения туда чего-то постороннего. Ни предубеждений, ни своих комп­лексов, ни, с другой стороны, внешне продиктованных желаний кому-то уго­дить или что-то опровергнуть и т. д.»°⁷. Феноменологическая традиция различения предметного и непредметного была продолжена в экзистенциа­лизме. УМ. Хайдеггера — это различение бытия (лежит в основе сущего, но за его пределами) и сущего (люди, вещи, явления); у Ж.-П. Сартра — бытие-в-себе (все вещи кроме человека) и для-себя-бытие (человеческое существо­вание). Экзистенциализм рассматривает сознание не как познающее, но как чувствующее, переживающее, страдающее, смертное, озабоченное.

Для философии хозяйства, которая наследует традиции многих фило­софских направлений (феноменологии, экзистенциализма, персонализма, философии жизни), сознание предметно и связано с практическим пере­устройством мира. Философия хозяйства осознает недостаточность, непол­ноту «абстракции чистого сознания» как логической конструкции. Непри­менима детерминация сознания общественным бытием. Для понимания хозяйственного сознания недостаточно обращения к сфере экономики, мате­риальной жизни. Хозяйственное сознание является областью идеального, которое раскрывается в отношениях человека к самому себе как человеку хозяйствующему, другим людям, природе, культуре и ее ценностям. Оно ре­флексивно, переполнено смыслами и значениями, имеющими конкретно-исторический характер, зависящих от существующих традиций, предпочте­ний, типа морали, менталитета, национальной специфики, форм и типов хо­зяйствования⁵⁸. Сущность хозяйственного сознания — это способ, которым существует знание о хозяйстве как всей творческой деятельности человека.

Содержание хозяйственного сознания определяется существующей в обществе моралью (как и ее отсутствием или аморальностью). Это может

быть как мораль потребления и наживы («дух капитализма»), так и мораль искупительная, альтруистическая. «Когда говорят, что экономика вне морали, qq а лишь с одной эффективностью и полезностью, то откровенно лгут. Человек нигде не может быть без морали, в том числе и в экономике. Мало того, сама экономика не может обойтись без морали, без каких-то этических прин­ципов, эталонного образа поведения и т. п. Иное дело, что у экономики своя мораль — экономическая, хотя, разумеется, не только экономическая мораль, как мы видим, дуальная — в основе дуальная, ибо она призвана совмещать несовместимое»⁵⁹. Не случайно сегодня получило развитие (особен­но на Западе) особое научное направление — этическая экономика, пред­ставленная работами П. Козловски.

Моральные интенции придают соответствующую «окрашенность» хозяйст­венному сознанию. Например, М. Вебер считал, что склонность к экономи­ческому рационализму была предопределена рациональным характером жизненного поведения протестантов, «целью которого было преодоление status natural, освобождение человека от иррациональных инстинктов, от влияния природы и мира вещей и подчинение его жизни некоему планомерному стремлению, а его действий — постоянному самоконтролю и проверке их этической значимости»⁶⁰. В отличие от католиков, предпочи­тающих гуманитарную подстановку и духовно-христианские ориентации.

Неотъемлемой стороной хозяйственного сознания является самосознание. Основной способ формирования самосознания связан с обращением умст­венного взора субъекта хозяйства внутрь себя, то есть осуществление реф­лексии. Также исследование себя через продукты культуры — результат собственной деятельности, в которых опредмечивается собственная сущ­ность человека. Однако непосредственное созерцание своей сущности оказы­вается беспредметным и тем самым непередаваемым другим людям. Процесс передачи результатов непосредственного знания нуждается в объективных посредниках. Ими становятся предметы и вещи материального («непри­родного») мира. Вместе с тем, привлечение предметов (продуктов культуры) в качестве посредника, помогающего проникнуть к своему неизменному «Я», приводит к возникновению вещной формы самосознания, в которой путь субъекта хозяйства к себе выступает как процесс распредмечивания. Оно есть «овладение субъектом объективированных в вещах субъектив­ного опыта, знаний»⁶¹. Для «вещного» самосознания человеческая личность неотделима от мира вещей; потеря вещей означает потерю части себя, своей души, появляется чувство потерянности и заброшенности в сложном мире хозяйственной реальности.

Точка опоры приобретается, когда человек начинает ориентировать себя на эталонное самосознание. Хотя в нем проявляется деятельностная сторона самосознания, оно «не несет знания субъекту о самом себе. Эталонное само­сознание лишь призывает творить себя по заданному образцу, который к тому же может творить себя по заданному образцу, только в ограниченных рамках»⁶². Собственно, это и есть экономизмом, или экономическая рацио-

нальность. Возникает кризис самосознания, когда духовно-культурные цен­ности понимаются абстрактно и мало что дают для целенаправленной деятель­ности, уже не ориентированной на высшие смыслы. Естественный мир заме­няется на искусственный. Вокруг одни вещи, предметы, услуги, товары, нуж­ные, хотя и придуманные. Выдуманный, да еще и «виртуальный мир, импровизированный, мелькающий, совершенно знакомый и совершенно непознаваемый»⁶³. Здесь уже не хозяйственное, а экономическое самосознание рационально ориентированного Homo economicus. Очевидно, что развитие самосознания возможно в процессе созидания, что предполагает хозяйствен­ную деятельность. Являющуюся «феноменом духовной жизни» (С. Булгаков).

Способность хозяйственного самосознания выйти за пределы сугубо вещ­ного мира позволяет выделить такой важный аспект, как монетарное созна­ние, обусловленное теми громадными изменениями, происшедшими в самой экономике, изменившейся на столько, что возникает необходимость и возмож­ность говорить о ней как о новой экономике (неоэкономике). В ней стоимость предстает другой стоимостью: она не производит стоимость как капитал вообще, а уходит «в н.ад-производство, а раз капитал уже надпроизвостве, но еще в сопряжении с производством, то почему бы стоимости не двинуться еще дальше от производства, уже в рамках капитала, и уйти при этом и в над- капитальную сферу, тем более что банковский капитал нечто подобное уже давно демонстрирует?... Для этого нужен особый капитал в капитале, спо­собный подчинить себе капитал вообще, т. е. некоторый суперструктурный капитал, который, будучи при этом и банковским, возвышается над всем ка­питалом, в том числе и банковским, да не просто возвышается, а как бы и созда­ет весь капитал, а за ним и всю экономику»⁶'¹. Не контролирует, а создает. В силу данного обстоятельства и можно говорить уже не просто о хозяйствен­ном сознании, а его новом качестве — финансово-денежном сознании.

Специфика хозяйственного сознания в том, что оно способно осмыслить неоэкономику, которую понять не просто. Главное в том, что в ней изменяется роль стоимости, которая, превратившись в суперстоимость, главенствует надо всем. Реализация стоимостной власти рождает «финансизм» (ЮМ. Осипов). Данная ситуация и создает новый тип сознания, обусловленного «денеж­ным строем» — монетарного. Этот аспект, или качество сознания обуслов­лено «проникновением экономического фактора на все уровни человечес­кого бытия, начиная от обыденного мышления и заканчивая официальной идеологией. Меняется общественная психология человека; интенциональ-ность сознания приобретает сугубо «денежный» характер. Иными словами, сегодня мы становимся свидетелями рождения новой, монетаристской мен­тальное™»⁶⁵. Именно в этом смысле использовано понятие монетаризма: имеется в виду не теоретико-экономический (иолитэкономический) термин, а культурно-философский, означающий мировоззренческую ориентацию человека на сугубо рационально-экономические ценности.

Проблему монетарного сознания имеет смысл рассмотреть с экзистен­циальных позиций, как возникающего по мере все возрастающей само-

рефлексии. Если внутренние духовные ресурсы оказываются исчерпан­ными (или переживаются), возникает скрытый комплекс неполноценности. Все надежды обращены на общественный авторитет; именно он должен оправдать экзистенцию человека, доказать ему его же полноценность и духов­ную целостность. Именно на этом этапе духовного кризиса, обусловленного экономизмом, и возникает идея о чисто механистической самореализации. Наиболее эффективный средством ее реализации являются деньги, как наибо­лее важный и существенный показатель авторитета человека в «общественном мнении». Незыблемая вера в «общественное мнение» как высшее мерило ценностей провоцирует неудовлетворенное самосознание на псевдорешения. Личностная не реализованность, не сбывшиеся надежды и мечты могут быть компенсированы иной возможностью — возможностью признания исключи­тельности через экономическую, собственно денежную исключительность.

Да, именно через деньги, ибо они — ближайший путь к сознанию совре­менного человека. Деньги давно уже — не один из реальных товаров, хотя и товары они по своей природе, которые уже не выходят из товарообмена и его обслуживают, а давно уже входят в товарообмен и его определяют. Они давно не являются уже лишь элементами «помимо-них-реальности», а оказываются моментами создаваемой ими же реальности, которые давно уже не столько оцениваются неденежными товарами и их субъектами, сколько сами оценивают эти товары и этих субъектов, которые давно уже «не собираются снизу и потом льются сверху», а сначала выливаются с верха и потом уже подбираются с низа. Деньги сегодня — не классические вовсе деньги. Это не «возникающие объективно, а создающиеся субъек­тивно деньги, что не говорит о каком-то безграничном субъективном произволе в денежном вопросе, но что произвола субъективного вовсе и не исключает»⁶⁶. Это и есть основой монетаристского сознания, в котором наличествует субъективный выбор, зачастую игнорирующий объективно-сущностные основания бытия человека.

Согласно ценностям либерального общества, по которым сегодня живет добрая половина человечества, способность к наращиванию денежного капи­тала расценивается не только в качестве весьма полезного общественного шага, обеспечивающего развитие экономики, процветание государства и самого человека. Концентрация вокруг человека денег ассоциируется в общественной психологии с продуктивной энергией, силой воли и неор­динарностью личности. Именно таким образом современный человек, преодо­левая собственную пассивность и слабость, в корне изменяет свое бытие, перестраивает вокруг себя мир, подчиняет его своей цели и заставляет жить по своим правилам. В этом — сила монетаристского (монетарного) созна­ния, главным достоянием которого есть понимание того, что владение день­гами, их образованием и их потоками является самым важным в современ­ной экономике. «Не землей сегодня надо непосредственно владеть, не средст­вами производства, не трудом, даже не знаниями, а... деньгами, владение которыми обеспечивает и владение всем остальным в экономизированном

(т. е. купле-продажном) смысле»⁶⁷. Все это составляет сущность сознания современного человека, оказавшегося (не заметно для себя) в новой, по сути, экономике — в неоэкономике.

Деньги создают образ сверхчеловека, его благополучия, некоей идеаль­ной модели экстравертивиости. Финансовое возвышение индивида все чаще и чаще рассматривается в качестве общественного признания его значимости и исключительности, в качестве высшей и наиболее полной реализации его интеллектуальных способностей. Именно как сила возможностей человека воспринимаются деньги. Подобно тому, как любой человек в состоянии создать свое тело и фигуру, и, тем самым, возвысится над толпой, каждый имеет реальный шанс создать себя через накопление денег (капитала). В этом случае деньги выступают в качестве эквивалента «Я», личностных способ­ностей и собственной ценности. Чем выше исчисляется этот эквивалент в цифровом отношении, тем больше «Я», тем больше сознание становится монетаристским, интенционально-денежным. Здесь важно то, что само хозяйство является сознательной реализацией жизни. Сознательное хозяйст­вование — это свободное хозяйствование. Есть «выбор, есть возможность делать то, причем еще не знаю что. Есть выбор, есть возможность перехода от одного к другому, но есть также и возможность движения к еще неиз­вестному другому»⁶⁸. Разделить хозяйство и сознание невозможно. Так же, как сознание и деньги. Нет денег без сознания (осознания), а сознания (осознания) нет без хозяйства, следовательно, без денег. В этом плане — сущность и смысл «монетарного» сознания. Идея смысла, заключенная в сознании, не обходиться без осознания смысла денег.

Это обстоятельство — актуальная реальность духовного состояния общества. Восприятие денег как модуса экзистенции и модуса бытия наполняет чело­веческое существование новыми основаниями, созвучными духу совре­менной экономической цивилизации — ориентацией на обладание, на ры­ночные отношения. Основу жизни в этом плане составляет экономизм как имманентно-эмпирическая, рационально обоснованная интенция. Опреде­ляющим свойством является «монетаристское мировоззрение» (В.В. Кор-тунов), определяющий соответствующий подход к жизни. Таков итог раз­вития и утверждения экономической цивилизации, последовательно адаптирующей человека к условиям «финансономики» (Ю.М. Осипов), диктующей свои условия жизни.

Свободный рынок и «стоимостная» экономика

Экономическая цивилизация создает общество, будущее которого «не закупорено пробками истинных, заранее заданных целей: оно беско­нечно открыто, содержит в себе возможностей больше, чем может вопло-

тить в действительность»⁶⁹. Рынок дает информацию о том, что может быть воспринято как ожидание и в какой степени эти ожидания поддаются трансформации. Будущее и современные предпочтения отличающегося сложностью общества нельзя предвосхитить во всех их частностях. Такое предвосхищение оправдывается, лишь если охватывает краткий промежуток времени и ограниченных круг связей. Общественное развитие в целом нельзя установить заранее, его можно вывести, только прогнозируя индивидуальные проекты индивидов и их осуществление. Чем сложнее система, тем меньше возможность предвидеть ее развитие. Структура современного общества достигла именно такой степени сложности, поскольку оно развивается как бесконечная вариативность индивидуальных прогнозов и проектов, как приспособление к необходимым, случайным и желаемым ситуациям, как реакция на них, а не на основе управления и планирования. Поэтому требование сознательного планирования экономических процессов, исходя из сложности современного общества, заведомо невыполнимо. Ценой его осуществления станет социальный регресс, то есть устранение достигнутой сложности и разнообразия возможностей для действий. Скорее следует стре­миться к созданию такого экономического порядка, который будет спо­собствовать развитию адаптивных свойств индивида к постоянно меняю­щимся условиям окружающего социального мира⁷⁰. Таким порядком и яв­ляется рынок, представленный в современной экономической мысли главным условием свободного общества.

В экономической цивилизации понятие рынка претерпевает существен­ные изменения. В классических представлениях рынок является институтом своЬодвото обмена в условиях всео&а^их \\ ъсес^о-рсувддах. дс,т<уйе>^«\\«<а<ьт:олк и уступок. Рынок в строгом смысле слова является не только экономическим принципом взаимодействия, но его универсальной парадигмой. Рыночные общества, конститутивными элементами которых являются обмен, дого­ворная свобода и автономность частного права, в меньшей мере детерминиро­ваны экономическими реалиями общественного производства, чем общества, развивающиеся как производные от интенсификации производства и цент­рализации планирования. Как опосредование и связь между свободно конку­рирующими индивидами, рынок допускает правомерность любых мотивов и целей, при условии их соотносимое™ с мотивациями и целями всех остальных участников обмена. Нет приоритетных целей и мотивов, только из сходства желаний и стремлений других людей после формирования рынка вырастает некая иерархия циркулирующих на рынке благ, в соответствии со спросом на эти блага, но без учета их эстетических, моральных, интел­лектуальных измерений⁷¹. Вместе с тем все подчиняется рациональной обусловленности и необходимости. Рыночная свобода нормативна, ибо ее условием является возможность договора и сотрудничества между участни­ками обмена.

Способность и готовность к сотрудничеству в условиях рынка возрастает и приобретает абстрактный характер, так как на рынке личностные и ста-

тусные отношения заменяются денежными отношениями. Они — приоритет нашего времени, сущность экономической цивилизации, явленной миру посредством социально-культурных трансформаций — религиозных, анти­религиозных, политических, правовых, нравственных, идеологических. Их результат — экономический человек — носитель экономического начала (но и его следствие). Не рыночный, а экономический человек.

Экономическая революция — это преодоление экономики хозяйства. Хотя должно быть наоборот. «Данный человеку мир, он же и природный мир — никакая не экономика, но в то же время это хозяйство: природы, вселенной, Бога. Разве мало тут вполне положительной тайны: откуда этот данный человеку мир, эта природа, эта вселенная? И как тут обойтись без Бога? Хозяйство Бога — вполне возможно, а вот экономика Бога — нет! Стало быть экономика не от данного человеку мира, не от природы, не от все­ленной, не от Бога. Экономика — хозяйство, созданное и ведущееся чело­веком... в ходе его — человека — хозяйствования, т. е. произведенное челове­ком хозяйство, его особый тип, — и что важно, не божеское, а именно человеческое, хозяйство»⁷². Рынок — это производное, как и экономика, от хозяйства, но он рационален, и поэтому экономичен, а не хозяйственен. В рыночном обществе индивиды могут организовывать свое сотрудничество и взаимодействие без учета статуса, склонности и т. п., исходя лишь из фор­мальных ожиданий выгоды и рациональных критериев эффективности. Этим обусловлена «рациональность рыночного хозяйства, в рамках которой «работают» не социальные критерии соответствия, справедливости, про­порциональности, но критерии эффективности, взаимного согласования и участия⁷³. Рынок способствует достижению консенсуса, поскольку ниве­лирует социальные различия.

Деньги являются предпосылкой выхода на рынок и средст­вом обмена, критерием оценки и стабилизации экономики, деньги есть ее вездесущий Бог. Деньги определяют все взаимо­действия в хозяйственных процессах».

Дата добавления: 2015-08-21