Полдень 11 страница

За ужином шеф заявил, что любая культура начинается со строительства дорог. И если римляне при Цезаре и в первые два века нашей эры, строя дороги и прокладывая гати через болота, топи и леса, освоили германские земли, то и мы теперь в России должны первым делом приступить к строительству дорог.

Тот, кто хочет начать осваивать Россию по-другому, скажем проложив через нее сеть железных дорог, ставит телегу впереди лошади. Уже из чисто военных соображений он обязан построить в России дороги общей протяженностью как минимум от 750 до 1000 километров. Ибо без хороших дорог невозможно ни с помощью войск очистить огромное русское пространство от враждебных элементов, ни обеспечивать там порядок в течение длительного срока. А ту рабочую силу в русских деревнях и городах, которая не будет использована в сельском хозяйстве или военной промышленности, следует в первую очередь привлекать для строительства дорог.

Переходя к проблеме основания новых деревень, шеф заявил, что на русском пространстве нужно основывать новые деревни не только по военным соображениям, но еще и потому, что они оживят пейзаж вокруг бесконечно тянущихся дорог.

28.06.1942, воскресенье, вечер

«Волчье логово»

(На обеде у Гитлера присутствовал рейхсмаршал.)

Шеф после ужина вновь обсуждал возможности, появившиеся у нашего Африканского корпуса после вторжения в Египет^[1]. Роммеля необходимо снабжать всем, что ему необходимо. Кроме того, нужно побудить египетского короля бежать, чтобы англичане позднее не увезли его с целью использования для своей пропаганды. В том случае, если король решится на этот шаг, он лично готов сразу же после оккупации Египта немецкими войсками вновь возвести его на трон. В таких случаях он ничего не имеет против монархии^[2].

К тому же египетский король женился на первой красавице страны – хотя и дочери юриста – и тем самым в достаточной степени подтвердил, что у него здоровые взгляды на жизнь.

И невольно вспоминаешь наше дворянство. Там если имеешь намерение вступить в брак, то должен доказать, что у тебя в роду столько-то и столько-то знатных предков. У фон Пфеффера в семье ведут родословную от Карла Великого. При этом во многих поколениях феодалов-аристократов было столько вырожденцев, что ему больше подошла бы фамилия фон Кюммель^[3].

Далее шеф согласился с мнением маршала Кейтеля о том, что взятие немецкими войсками Александрии^[4] еще больше, чем капитуляция Сингапура – в нем непосредственно были заинтересованы одни банкиры, – приведет в ярость весь английский народ и настроит его против Черчилля. Остается лишь пожелать, чтобы посланник США в Каире по-прежнему плохо шифровал свои каблограммы и тем самым подробно информировал нас об английских военных планах^[5].

29.06.1942, понедельник, полдень

«Волчье логово»

За обедом шеф упомянул, что его земляки-венцы то и дело спрашивают, неужели мы и на этот раз отдадим Белград. «После того как нам пришлось в третий раз завоевывать его^[1], мы должны оставить его за собой».

Венцы в этом вопросе правы уже потому, что нужно тщательнейшим образом продумать, как должна проходить граница в этом уголке рейха. Нет никакого сомнения в том, что мы ни при каких обстоятельствах не откажемся от так называемых Железных Ворот на Дунае^[2].

Дунай – это водный путь, который проходит через сердце континента, и поэтому в объединенной нами Европе должен рассматриваться как немецкая река и над ней должен быть установлен полный контроль. Налаживание водного сообщения между Востоком и Западом в этом обширном пространстве целиком зависит от ответа на вопрос, является ли Дунай немецкой рекой или нет. Рыть какой бы то ни было канал совершенно ни к чему, это будет просто глупо, если не удастся полностью сохранить под нашим влиянием эту главную водную артерию.

При рассмотрении проблемы Дуная наше поколение должно позаботиться о том, чтобы не все связанные с ней правовые вопросы были разрешены с помощью мирных договоров. Глава государства, обладающий чувством ответственности, должен оставить своему преемнику целый ворох правовых притязаний более или менее ясного свойства, чтобы тот в нужный момент смог использовать их в качестве «священных» притязаний для обоснования своего вмешательства в конфликты, в которых может возникнуть необходимость^[3].

В ответ на реплику рейхсфюрера СС о том, что Старый Фриц также начал свои Силезские войны без достаточно четко обоснованных наследственных притязаний и что Людовик XIV опирался при проведении своей политики на «доставшиеся от предшественников» правовые обоснования, шеф подчеркнул, что это свидетельствует о мудрости главы государства, если тот оставил своему преемнику такого рода обоснования, затрагивающие все те сферы, в которых, как подсказывает здравый смысл, могут когда-нибудь возникнуть национальные конфликты.

Но если монахи с горы Афон вдруг объявят его преемником византийских императоров, то это надлежит немедленно пресечь.

Он желает, чтобы письменные материалы, касающиеся такого рода проблем, хранились не в министерстве иностранных дел, где они бы были преданы забвению, а рассматривались как дела, находящиеся непосредственно в ведении фюрера, и поэтому направлялись в рейхсканцелярию и там хранились так, чтобы его преемники в любой момент могли ознакомиться с ними.

Эти соображения основываются на его собственном опыте, ибо ему в результате неимоверных усилий удалось внести свой вклад в историю. Разумеется, нам на смену придут поколения, которые могут равнодушно отнестись к происходящему сейчас созданию единой Европы, подобно тому как в свое время большинство населения восприняло созданную Бисмарком империю как непреложную данность.

Каких усилий стоило сплотить воедино запад, север, центр и восток Европы во имя образования великого содружества и как об этом быстро забудут! Поэтому оценить средства, которые он описал, сможет лишь тот, кто вновь будет вынужден воспользоваться ими.

Он хотел бы, воспользовавшись случаем, подчеркнуть тот факт – и подчеркивать его можно бесчисленное множество раз, – что сплочение Европы воедино произойдет отнюдь не в результате стремления множества государственных деятелей к единству, нет, оно будет осуществлено исключительно силой оружия.

Сплочение Баварии, Вюртемберга, Бадена и т. д. совместно с Пруссией в единый Германский рейх Бисмарка тоже объясняется отнюдь не чистосердечными помыслами и здравым смыслом князей, но тем значением, которое приобрело тогда прусское игольчатое ружье. Достаточно вспомнить, какое потребовалось содействие со стороны графа Хольштейна, чтобы король Баварии Людвиг II написал свое знаменитое письмо Бисмарку^[4], в котором изъявил согласие на принятие королем Пруссии титула императора и которое тем самым стало последним звеном в цепи дипломатических акций. К каким только дурацким уловкам не прибегал король Людвиг, не желавший ставить свою подпись под этим письмом и даже под предлогом якобы зубной боли скрывшийся в спальне, чтобы только не встречаться с Хольштейном. Воистину, это просто счастье, что Хольштейн не относился к числу тех придворных лизоблюдов, которые с благоговением замирают перед дверью, ведущей в королевские покои, и в решающих ситуациях не рискуют ее открыть.

За ужином присутствовал Шпеер в сопровождении множества людей из своего окружения – среди них были государственный советник Блом с гамбурской верфи «Блом и Фосс», государственный советник Шибер и т. д.

30.06.1942, вторник, полдень

«Волчье логово»

За обедом присутствовал великолепно показавший себя в оборонительных боях на северном участке Восточного фронта и получивший звание генерал-фельдмаршала фон Кюхлер^[1].

Шефа привела в восторг та манера, с которой маршал с простодушной миной на лице рассказывал о тяжелых, кровопролитных боях на Волхове. Говоря о пленных, он сказал, что было захвачено еще 10 000 раненых. Однако в сводках эта цифра не фигурировала, поскольку на болотистой местности было совершенно невозможно оказать им помощь и они все погибли. Что же касается боевого духа русских, то он сообщил, что солдаты в окопах не проявляют ни малейшей заинтересованности в продолжении войны и мечтают только об одном: вернуться домой. И все же они сражаются как звери до последнего дыхания, и их приходится убивать одного за другим.

Явлений, подобных тем, которые происходили во время первой мировой войны, в 1916-1917 годах, когда русские в окопах втыкали штыки в землю и уходили с позиций, нигде не наблюдается.

30.06.1942, вторник, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф в беседе руководствовался тезисом о том, что эта война в гораздо большей степени способствует пробуждению эстетических чувств, чем прошлая. И творения тех художников, которых он, после того как они отслужили в действующей армии один или два года, вернул домой и которые запечатлели в них то, что им самим довелось пережить, следует вообще отнести к наиболее ценным произведениям современного искусства, которые в настоящее время демонстрируются на наших выставках.

Именно картины, изображающие эпизоды войны, являются бесспорным подтверждением того, что практика, то, что довелось пережить самому, делают зрелым истинный талант, а вовсе не учеба в академии.

Профессорам академий в основном недостает проницательности и ясного ума, чтобы помочь пробиться истинному таланту. Представить себе только, Прусская академия отвергла великолепные морские пейзажи Бока, хотя, кроме него, тогда никто на широком полотне не воссоздавал с полной достоверностью вид Северного моря. Но та же самая Прусская академия, которая отвергла эти картины, не постыдилась во время выставок своих собственных работ вешать на стены полное дерьмо. И когда он устраивал выставки в Доме немецкого искусства, они постоянно пытались протащить всякую пачкотню, которой стремились оказать протекцию. Но тут он был непоколебим и каждый раз вышвыривал эту халтуру за дверь.

Его мнение относительно значения академий известно. И вряд ли его изменит то обстоятельство, что эти учебные заведения сохранят свою нынешнюю форму, но в них придут новые силы, не похожие на тех, кто не в состоянии создать картину, опираясь на собственные впечатления от реальной жизни. Альтернатива поспешному подбору преподавательских кадров для академий искусств в их нынешней форме очень проста: или поручать вести в них курсы одаренным людям, но тогда они уже не смогут создавать картины, основанные на жизненных наблюдениях, или пусть в академиях преподают полнейшие бездари, но тогда у молодого поколения художников не будет воспитателей, которым они могли бы подражать.

И если хорошенько обдумать эту проблему, то придется поставить перед самим собой вопрос и дать на него ответ, а может быть, в конце концов лишь на пользу художественному творчеству эпохи то, что в нынешних академиях преподают сплошные бездари. Если, к примеру, в Академии киноискусства^[1] преподавал бы не только господин Вейдеман, но и все наши крупнейшие кинорежиссеры, то художественный уровень нашего кино ужасающе понизился бы.

Наиболее характерной чертой академий в наши дни является стремление погубить любого гения. И как только гений попадает в поле зрения заурядных «светил» этих академий, то у них все перья дыбом встают.

Если поставить перед собой цель проложить гению путь в академию и одновременно, несмотря на его деятельность в ней, не дать ему оторваться от реальной жизни и сохранить в нем творческие силы, то нужно полностью реорганизовать академию. Нужно создать на ее основе целый ряд мастерских, аналогичных государственным мастерским. Затем нужно обратиться к выдающимся художникам, и пусть те сами для себя решат, хотят ли они взять под свою опеку объединенные в академию мастерские. И если они выразят свое согласие, то тогда им нужно предоставить возможность подобрать себе учеников, которые благодаря прилежанию и всей своей предшествующей творческой деятельностью показали себя достойными учиться у великих мастеров.

И если академии будут организованы таким образом, то больше никому и в голову не придет такая чушь, как обучение художников болтовне на иностранных языках, жонглированию математическими терминами и т. д. Чушь, которая могла родиться только в куриных мозгах посредственности. И главным в деятельности академий художеств вновь будет обучение студентов живописи, живописи и еще раз живописи.

Его всегда ужасно раздражало, что в педагогических училищах будущим учителям народных школ пытаются вбить в голову уйму всяческой премудрости, хотя в их обязанности входит всего лишь научить детей основам арифметики и элементарным навыкам чтения и чистописания. И какие такие требуются обширные познания, чтобы научить шестилетних детей правильно произносить: а, а, а, б, б, б…

Воистину, это просто чушь – заставлять детей в школе зубрить все на свете. Ведь стоит через год-два после того, как они расстались со школой, спросить их обо всех этих вещах, и они ничего толком ответить не смогут. Поэтому администрация школы обязана так составить план занятий, чтобы детям давали только те знания, которые им действительно могут пригодиться, для того чтобы с честью выдержать все жизненные испытания. В остальном же гораздо разумнее сделать так, чтобы они как можно больше времени проводили на свежем воздухе. Ибо только таким образом мы получим здоровое подрастающее поколение, которое не уложат в постель никакие физические нагрузки.

01.07.1942, среда, полдень

«Волчье логово»

Генерал Боденшатц, представитель Геринга в ставке фюрера, за обедом доложил шефу о том, что один из братьев князя Штаремберга^[1] служит офицером германских военно-воздушных сил. Только недавно выяснилось, что другой его брат, служивший в сухопутных войсках, уволен оттуда по распоряжению шефа. Поскольку тот Штаремберг, который служит в военно-воздушных силах, отлично показал себя и получил особенно хорошую аттестацию, то сочли нужным воздержаться от его увольнения до тех пор, пока об этом не будет повторно доложено шефу.

Шеф заявил в ответ, что на те семьи, которые играют особенно значительную роль в политической жизни, распространяется принцип коллективной ответственности. И если выходец из такой семьи использует свое политическое влияние во вред, то вполне естественно, что кара должна также пасть и на головы всех остальных членов этой семьи. В конце концов, что мешало им заблаговременно отмежеваться от этого подрывного элемента?

Японцы настолько строго придерживаются принципа ответственности всей семьи, что для них является чем-то само собой разумеющимся стремление любой семьи, члены которой занимают важные государственные или военные посты, удержать всех, кто связан с ней родственными узами, от каких бы то ни было поступков или действий, могущих причинить ущерб Японии. Если же это не удается и «непутевый отпрыск» дискредитирует в глазах нации эту семью, то все взрослые мужчины в роду совершают харакири, чтобы спасти честь семьи.

Принципом ответственности всей семьи следует руководствоваться и в отношении братьев предателя Штаремберга. Ибо семья князя Штаремберга принадлежала к числу наиболее влиятельных семей Австрии и поэтому была обязана сознавать ответственность перед своими германскими корнями также и в период Системы. Но зачем нам портить себе настроение из-за Штаремберга, давайте лучше порадуемся такому событию, как падение Севастополя^[2].

Когда наш маленький «народный приемник» в столовой принял экстренное сообщение о падении Севастополя, то Гитлер, а вместе с ним и все, кто сидел за столом, поднялись с мест, чтобы стоя и вытянув руки в германском приветствии выслушать прозвучавший в конце Государственный гимн.

За обедом (чтение телеграмм) шеф обратил внимание на то, что наиболее верным признаком краха английского владычества над Египтом является инструкция, данная английским министерством информации английской прессе и предписывающая ей принизить значение Александрии для Британской империи. Ибо управление английской прессой всегда осуществляется на основе первоклассной информации и настолько умело, что лишь в тот момент, когда какой-нибудь доминион или другую часть территории Британской империи, по мнению правительства, уже невозможно удержать, она начинает ловчить, пытаясь смягчить остроту ситуации и переключить внимание народа на другие проблемы империи.

И в случае с Египтом инструкция, разумеется, должна быть очень подробной. Ведь если потеря Гонконга и Сингапура затронула только богатых англичан, то Египет и для простого англичанина с улицы также является одним из столпов его благополучия. И если Египет будет потерян, то Черчиллю и его окружению придется всерьез опасаться усиления оппозиционных настроений в народе.

Не следует также упускать из виду тот факт, что уже сейчас двадцать один депутат парламента не боится больше открыто выступать в палате общин против Черчилля^[3]. И хотя, обязав депутатов от обеих основных партий обязательно голосовать в поддержку решения их фракции, им попытались заткнуть рот, Черчилль с помощью только таких вот мер все равно не сумеет удержать свои позиции. Лишь в том случае, если ему удастся путем умелой обработки общественного мнения отвлечь внимание англичан от Египта и сделать так, чтобы они сосредоточили его, к примеру, на Индии, он сможет воспрепятствовать колоссальному усилению оппозиции.

После обеда шеф рассказал о некоем бароне фон Либиге. Этот барон считался ярым патриотом и поэтому попал в его поле зрения. Но его оттолкнула ярко выраженная еврейская внешность барона. Его, правда, заверили в том, что в очень древнем роде барона, согласно его генеалогии, нет никаких примесей неарийской крови. И тут случайно выяснилось, что среди далеких предков барона была дочь чистокровных евреев, появившаяся на свет во Франкфурте-на-Майне в 1616 году.

Свыше 300 лет отделяют эту еврейку от нынешнего барона фон Либига. И хотя кроме нее у него в роду были исключительно одни арийцы, во внешности его отчетливо просматриваются явные черты еврейской расы. Это подтверждает вывод, сделанный уже в отношении англичанина Криппса, о том, что при смешанных браках – даже если доля еврейской крови незначительна – под влиянием открытых Менделем наследственных факторов на свет появится чистокровный еврей. Еврейская нация – самая жизнестойкая.

Наилучшим доказательством правильности этой точки зрения служит личность Рузвельта. Рузвельт, который не только своим подходом к решению политических проблем, но и своей болтовней весьма напоминает еврея, недавно похвалялся, что в нем есть примесь «благородной» еврейской крови. А ярко выраженные негроидные черты лица его жены объясняются не чем иным, как тем, что она по своему происхождению полукровка и в ней есть кровь цветных – жителей Восточных штатов^[4].

Приведенные выше примеры должны открыть глаза любому разумному человеку на то, какую страшную опасность таят в себе существа, родившиеся от смешанных браков. Ведь само провидение сделало так, чтобы расы отличались друг от друга. И кровь одной расы никогда не сольется полностью с кровью другой расы, это совершенно исключено. Черты чужой расы всегда проявятся.

Наш народ только вредит самому себе, когда позволяет лицам со смешанной кровью поступать на военную службу и тем самым дает им возможность приравнять себя к чистокровным немцам. Дальнейшее осквернение нашей крови расово чуждыми элементами недопустимо. Исключения следует разрешать только в самых крайних случаях.

01.07.1942, среда, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф подчеркнул, что вермахт ни при каких обстоятельствах не должен вмешиваться во внутриполитические дела. Его задача – быть мечом нации в борьбе с внешним врагом. А его деятельность в мирное время должна быть посвящена исключительно подготовке к этой борьбе.

Когда разговор зашел о падении Севастополя, генерал Йодль заявил, что экстренное сообщение об этом являло собой резкий контраст с переданным английским радио экстренным сообщением о смещении со своего поста английского генерала Ритчи, по вине которого был сдан Тобрук.

И самое главное, заявил шеф, экстренное сообщение о падении Севастополя было чудеснейшим образом передано нами в тот момент, когда проходило заседание палаты общин, на котором собирались обсуждать последние результаты политики Черчилля.

В ответ на замечание рейхсляйтера Бормана о том, что еще сегодня можно проследить за реакцией депутатов на наше экстренное сообщение, шеф заявил, что может представить себе, как возликуют англичане, к тому же они все равно утверждали, что Черчилль «никуда не годится», но у них, к сожалению, нет другого лидера.

Насколько Черчилль «никуда не годится» и насколько он путает свои частнособственнические интересы с политикой, свидетельствует тот факт, что он во время высадки десанта в Нарвике^[1] послал туда военным корреспондентом своего племянника, чтобы подкинуть ему выгодную работу и дать возможность нажиться на описании вступления английских войск в Нарвик. С такими людьми, как Черчилль, – и это вполне понятно – нужно говорить не словами, а твердым языком неопровержимых фактов.

Отмены приказа, запрещающего давать немецким военнопленным в Северной Африке воду, оказалось возможно добиться только тем, что был издан приказ, предписывающий точно так же обращаться со всеми английскими пленными. Этот приказ в течение 12 часов дал желанный эффект.

И в первую мировую войну англичане использовали немецких военнопленных на различных работах прямо за линией фронта и отказались от этого лишь тогда, когда мы в качестве контрмеры заставили английских военнопленных рыть под огнем окопы и сделали так, чтобы среди них на видном месте находился сын лорда Грея.

Можно только сожалеть, что среди взятых нами в плен англичан нет стольких высокопоставленных деятелей, как среди русских пленных.

Когда маршал Кейтель упомянул, что к нам в руки попали также сын Сталина и племянник Молотова и у племянника Молотова были обморожены ноги, его пришлось лечить, то шеф сказал: мы всегда удивлялись тому, что у русских не бывает случаев обморожений. Теперь выяснилось, что Советы просто-напросто расстреливали по обвинению в «умышленном членовредительстве» солдат с отмороженными конечностями, чтобы не вызвать беспорядка в тылу.

02.07.1942, четверг, полдень

«Волчье логово»

За ужином шеф завел разговор о военных операциях. Помимо всего прочего он заявил, что если во время Ганнибала наибольший эффект при наступлении давало использование слонов, то ныне совершеннейшим и важнейшим видом вооружений, применяемым в наступательных операциях сухопутных войск, являются танки. И их ждет та же судьба, что и слонов Ганнибала, то есть после войны значение их уменьшится, их вытеснят и в конце концов полностью заменят новые виды вооружений.

За обедом шеф, прочтя телеграмму о назначении турецкого посла в Берлине Гереде министром иностранных дел Турции^[1], завел разговор о том ликовании, которое вызвало в Анкаре падение Севастополя.

Падение Севастополя разожгло в Анкаре ненависть турок к русским. И если Гереде назначен министром иностранных дел Турции, мы это можем только приветствовать,

Гереде, правда, как дипломату далеко до настоящего солдата, каким является Осима, но он глубоко убежден в необходимости тесного сотрудничества между Турцией и Германией.

Осима и Гереде в настоящее время, пожалуй, наиболее способные иностранные дипломаты в Берлине. И если Осима так непоколебим, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что за его спиной такая сильная организация, как японская армия, которая всегда умеет урегулировать политические проблемы в соответствии с национальными интересами Японии. Гереде же не может в своей деятельности опереться на столь же мощный фактор силы. Армия в его стране не вмешивается в политику, и поэтому он пытается отстоять интересы Турции, изгибаясь как гибкий клинок.

Если Гереде стал министром иностранных дел Турции, то проблема Ближнего Востока приобретает для нас совершенно новые черты.

Ибо другой наш союзник в этом регионе – Великий муфтий^[2] – при всем том, что он ярый защитник своей нации, в политике всегда исходит из реальных интересов арабов, а не руководствуется какими-то нелепыми фантазиями. С его светлыми волосами и голубыми глазами он, несмотря на узкое лицо, производит впечатление человека, среди предков которого был, наверное, даже не один ариец и который, возможно, ведет свое происхождение от знатного римского рода.

В переговорах Великий муфтий показал себя очень хитрой лисой, он – с целью выиграть время на раздумье – просил перевести ему кое-что не только на французский, но также и на арабский языки и был настолько осторожен, что определенные пассажи просил сразу же запротоколировать. А когда он говорил, то буквально взвешивал каждое слово. И по своему благоразумию и умению обдумывать каждый свой шаг он почти ничем не отличается от японцев.

Можно привести небольшой пример, свидетельствующий о том, какие японцы превосходные дипломаты, и в данном случае он вынужден признаться, что и сам попался к ним на удочку. Кто-то когда-то выдвинул теорию о том, что у японцев в полете происходит нарушение координации движений и поэтому они совершенно не могут водить самолеты. Когда японские государственные деятели, занимающие ответственные посты, заметили, что благодаря легковерию офицеров генеральных штабов одна страна за другой начали некритически воспринимать эту болтовню, они сделали все для того, чтобы вера в эту чушь еще более усилилась. И, укрывшись от посторонних глаз этой стеной, они создали военно-воздушные силы, которые поразили весь мир своим успешным налетом на Пёрл-Харбор.

Извечный политический постулат, согласно которому не следует разубеждать представителей иностранных держав, которые упорствуют в своей неверной оценке ситуации и тем самым играют нам только на руку, он успешно применил на практике.

Когда после прихода к власти он приступил к перевооружению Германии, ему постоянно приходилось считаться с тем, что западные державы могут принять контрмеры. И сплетни относительно разногласий между СА и рейхсвером очень помогли ему в этой трудной ситуации. И французский посол Франсуа-Понсе, которому обычно ничем нельзя было заморочить голову и который всегда умел проникнуть в суть явления, поступил на этот раз как истинный француз и, развесив уши, поверил этим слухам, и, чем больше ему передавали этих сплетен, тем настойчивее он докладывал в Париж, что военное вмешательство со стороны Франции совершенно излишне, поскольку противоречия между СА и рейхсвером обострились до предела и между ними вот-вот начнется борьба не на жизнь, а на смерть.

Когда же Рем предпринял попытку путча, то правительству в Париже ситуация была представлена так, будто немцы, как в средние века, просто начали проламывать друг другу головы и Франция вновь может за счет Германии выступить в роли «смеющегося третьего». Таким образом, попытка путча принесла большую пользу и оттянула проведение Францией, а также Англией каких-либо военных операций против нас до того момента, когда в вооружении Германии был достигнут такой прогресс, что для вмешательства со стороны этих стран было уже слишком поздно.

Гитлер добавил: в остальном же он был бы только рад, если бы среди наших послов нашелся человек уровня Франсуа-Понсе; ибо этот француз с его необычайно широким кругозором был не только ярким представителем европейской культуры, но и благодаря своим обходительным манерам и той щедрости, с которой он угощал шоколадом, был настолько блистательным артистом на дипломатической сцене, что его ни в коем случае нельзя было недооценивать. О том, какие у него были широкие связи, говорит тот факт, что он однажды распорядился доставить из Парижа целый вагон шоколада.

02.07.1942, четверг, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф заговорил с рейхсляйтером Борманом о книгах, которые тот дал ему на просмотр. В частности, его особенно заинтересовали многие места в «Письмах о религии» и «Теологических памфлетах» Фридриха Великого. Поистине большое дело будет сделано, если эти произведения станут доступны всем немцам – но в частности, тем, кто занимает ответственные должности, и прежде всего адмиралам, генералам и т. д. Ибо из них явствует, что он – шеф – со своими «еретическими» мыслями вовсе не одинок, что с ним заодно один из самых великих немцев.

---

Дата добавления: 2015-08-21