Полдень 4 страница

б) присоединиться к державам «оси» и тем самым спасти большую часть своей европейской территории, а также компенсировать неизбежные территориальные уступки Германии, Италии и Испании продвижением в глубь Центральной Африки.

Если Франция выберет второй вариант, у нее появится шанс принять активное участие в войне против Англии и США и тем самым не только добыть новые земли в Африке, но и обеспечить себе благожелательное отношение со стороны держав «оси». Ибо после вступления Франции в войну будет легче легкого доставлять войска и грузы в Северную Африку; это подтолкнет Испанию также вступить в войну, а французский флот вдруг превратится в один из существенных военных факторов.

Разумеется, приняв такое решение, Франция поставит все на карту. Но если она с пониманием отнесется к нашим политическим интересам, то ей не придется уговаривать нас вернуть находящиеся в наших руках позиции на ЛаМанше и надо будет примириться с тем, что придется удовлетворить территориальные претензии Германии, Испании и Италии в отношении своих европейских границ, а также в Тунисе, и компенсировать эти потери лишь за счет новых земель в Центральной Африке.

Но если Франция выберет первый вариант или будет по-прежнему колебаться, то ей нужно осознать, что после войны придется платить по всем счетам. Ибо американцы так или иначе аннексируют Мартинику; Англия вовсе не намерена возвращать Мадагаскар^[6] и носится с мыслью компенсировать потерю территорий в Восточной Азии за счет тех земель в Южной и Западной Африке, которые не входят в состав их доминионов. Испания, равно как и Италия, никогда не откажется от своих требований, и Япония тоже не собирается возвращать Индокитай, которым пока формально правит марионеточная французская администрация^[7].

Народу, чье будущее зависит от столь решающего политического выбора, нужен человек с трезвым умом, который сделает надлежащие выводы из создавшейся политической ситуации.

Маршал Петен на эту роль не годится. Он, правда, пользуется необычайно высоким авторитетом у всего французского народа, но исключительно лишь в силу своего преклонного возраста. Но в условиях, когда надлежит принимать решения, от которых зависит все, буквально все, таким почтенным старцам, как маршал Петен, их огромный жизненный опыт только мешает.

Даже в отношении себя он, шеф, должен сделать вывод, что теперь он во многих случаях два-три раза обдумывает проблему, хотя еще десять лет тому назад готов был в таких ситуациях идти на риск и не раздумывая принимал решение.

Поэтому ему кажется совершенно бессмысленным вести полемику с маршалом Петеном при всем его уважении к этому прямодушному и честному человеку, который, будучи французским послом в Испании во время войны между Германией и Францией^[8], всегда уважительно приветствовал нашего посла и в своих донесениях правительству^[9] все время советовал добиваться соглашения с Германией.

Точно так же можно было бы – ради сравнения – дать какому-нибудь престарелому оперному певцу спеть на сцене арию и, когда он худо-бедно прохрипит ее, утешить себя тем, что еще тридцать лет назад у него было «золотое горло».

Жаль только, что и среди окружающих Петена людей ни у кого нет возможности принимать необходимые четкие решения. У Лаваля, например, за спиной только его парламентское прошлое. Правительство Виши поэтому представляет собой правительство, лишенное реальной власти, а такое правительство всего лишь фантом, и это всегда очень опасно. Ибо если Франция до сих пор не ввергнута в хаос и ее граждане не становятся жертвами убийц, то этим она обязана нашим оккупационным войскам, которые в настоящее время представляют собой единственно реальную власть во Франции.

14.05.1942, четверг, полдень

«Волчье логово»

За обедом шефу доложили о снятом участниками организованной службами СС экспедиции Шефера фильме о Тибете.

Шеф заявил в связи с этим, что стоит лишь в чем-либо упрекнуть тибетского монаха, как вся католическая церковь, не говоря уже о протестантской, поднимет страшный крик.

Ведь духовенство – это мировой концерн, отдельные структуры которого по отношению к внешнему миру держатся друг за друга железной хваткой, хотя между собой ругаются чуть ли не из-за каждого пфеннига.

Тем больше его раздражает, когда, например, как доложил ему рейхсмаршал, фон Пален и его жена вели себя по отношению к этому духовенству недостойно немцев и удалились после приема в Ватикане, пятясь задом и не переставая кланяться. Но недостойнее всех вел себя посланник в Дублине, который, будучи протестантом, не постыдился поцеловать руку католическому епископу. Какие только гнусные типы не собрались под крышей нашего министерства иностранных дел!

На основании замечаний, высказанных Гитлером перед тем, как сесть за стол. Борман составил и продиктовал следующую заметку:

14.05.1942

Ставка фюрера

Дело Зоммера (отказ командования военно-морского флота дать разрешение на брак, поскольку невеста ожидала ребенка, и определение наказания в виде увольнения с действительной военной службы и отправки с понижением в чине на фронт) побудило фюрера в различных беседах подчеркнуть следующее:

1. Национал-социализм является ярым противником тех неписаных законов, о которых майор медицинской службы доктор Бауэр писал Зоммеру, поскольку они основываются на абсолютно лживой морали; это представления того мира, который уже давно отошел в прошлое.

2. Согласно этим представлениям, офицер с самого начала имел право жениться только на девушке, принадлежащей к определенному сословию; жениться на честной девушке – дочери почтенного ремесленника считалось предосудительным, и в таком случае разрешение на брак не давалось. Тот, кто все-таки по-прежнему хотел жениться на такой девушке, должен был уволиться с действительной военной службы.

3. Правда, от офицера требуют, чтобы он до заключения брака не вступал со своей будущей супругой в половую связь или же чтобы это не становилось достоянием гласности. В противном случае офицер должен был сделать так называемые надлежащие выводы и уйти в отставку. Отсюда следовало:

а) если невеста офицера была особой, сведущей в такого рода вещах, то никаких так называемых глупостей с ней не случалось; в этих случаях дело всегда заканчивалось женитьбой на таких особах;

б) если же, напротив, невеста оказывалась, что называется, глупой и совершенно неопытной в такого рода делах девицей, то с ней непременно случались эти самые «глупости», другими словами: жениться надлежало не на гораздо более порядочной и честной девушке, а на опытной женщине.

4. Ранее от офицера ни в коем случае не требовали воздержания перед браком; от него требовали, чтобы он не женился на той девушке, с которой вступил в половую связь. Но вовсе не считалось, что те девушки, с которыми офицеры поддерживали связь, вообще недостойны того, чтобы на них женились; они считались лишь недостойными быть женами офицеров. Представители других сословий могли без всяких возражений с чьей-либо стороны жениться на них, особенно если речь шла о представителях так называемых низших слоев.

5. Основная проблема, по сути, заключается в том, станет ли связь двух людей, не состоящих друг с другом в законном браке, достоянием гласности или нет. Далее: офицеры с самого начала могли вступать в половые отношения с теми девушками, чья принадлежность к определенным слоям населения в соответствии с пресловутыми неписаными законами сражу же исключала всякую возможность женитьбы на них. (Во избежание недоразумений: в данных заметках не идет речь о девушках, которые в силу привычки постоянно находятся в любовной связи то с одним, то с другим.)

6. Поборникам насквозь лживой морали нужно постоянно задавать вопрос, известно ли им, сколько наших дворянских родов обязано своим титулом любовным связям княжеских особ с дочерьми бюргеров. Достаточно лишь перечесть историю прусского двора при Гогенцоллернах.

7. Поборникам этой лживой морали следует порекомендовать приглядеться повнимательнее к родовому древу наших знаменитостей, например наших полководцев: они сами, или кто-либо из их предков были зачаты вне брака.

8. Nota bene: как известно, не только многие дворянские роды обязаны своим титулом тесному общению княжеских особ с дочерьми бюргеров, но и в жилах очень многих князей течет кровь крепких парней – кучеров, лакеев, караульных и т. д., людей из «неблагородных» сословий. Но такие вещи поборники лживой морали стараются скрыть под покровом христианской любви к ближнему.

9. В остальном же не следует забывать: если в деревне пресловутая мораль, вытекающая из так называемых неписаных законов, не играет никакой роли, то лишь потому, что крестьянин не хочет жениться, если не уверен в том, что будущая жена родит ему детей. Но если выясняется, что она ждет ребенка, он тут же берет ее в жены! Эта мораль здесь превыше тех неписаных законов!

10. Кроме того, есть еще одна причина внебрачных половых связей, о которой не следует забывать: jus primae noctis^[1]. Не правда ли, вполне естественно, когда молодой батрак желает, чтобы его невеста зачала от него и к свадьбе уже носила под сердцем их ребенка? Однако знатные господа, чьи жены обязаны были быть им во всем покорны, настаивали на jus primae noctis, но предпочтительно в то время, когда никаких последствий быть не могло.

11. Если вполне честная девушка ждет ребенка от офицера, а он отказывается жениться и оставляет ее, такой поступок в прежнем понимании вполне соответствует кодексу чести. Если же офицер, напротив, хочет жениться на этой девушке, то он должен выйти в отставку.

Если же девушка сделает аборт и это не получит огласки, тогда ее честь не поругана и против женитьбы нет никаких возражений!

15.04.1942, пятница, вечер

«Волчье логово»

После ужина шеф поведал, в чем секрет превращения «Фёлькишер беобахтер» из маленькой газеты с числом подписчиков в несколько тысяч человек в издание с миллионными тиражами.

Заслуга в проведении реконструкции и расширения в первую очередь принадлежит рейхсляйтеру Аману, который, действуя по-армейски сурово, сумел заставить всех сотрудников работать с максимальной отдачей и с самого начала пресек все попытки смешивать административно-хозяйственную деятельность с журналистикой. Как часто Аман, передавая ему сведения о значительном улучшении финансового положения «Фёлькишер беобахтер», настоятельно просил его не сообщать их главному редактору Розенбергу и остальным сотрудникам редакции, ибо тогда они начнут вымогать у него более высокие гонорары.

А какими по-солдатски аккуратными и исполнительными сделал всех сотрудников «Фёлькишер беобахтер» Аман с присущей ему суровостью! И хотя он все время делал вид, что рассматривает редакцию и тех, кто в ней трудится, лишь как неизбежное зло, но все же он тем самым проделал огромную воспитательную работу и воспитал такой тип журналиста, который нужен нам в национал-социалистском государстве. Именно здесь надо сделать так, чтобы журналистикой занимались не субъекты, при каждом высказывании собственного мнения думающие лишь о том, принесет ли это материальный успех ему, его газете, ее подлинным хозяевам, стоящим за кулисами, и т. д., но люди, которые, влияя на общественное мнение, сознают, что они являются слугами государства.

Одна из первых задач, к выполнению которой он приступил после взятия власти, – это унификация всей немецкой прессы (подобно тому как это сделал Сталин в СССР).

Он не остановился перед самыми решительными мерами. Ибо он в полной мере сознавал, что государство, которое в централизованном порядке управляет прессой с помощью множества редакторов и таким образом крепко держит ее в руках, обладает такой мощной властью, какую только себе можно представить.

Понятие «свобода печати» таит в себе смертельную опасность для любого государства. Ибо под ним понимается свобода отнюдь не для печати, а для отдельных субъектов, чтобы они могли делать все, что хотят и что соответствует их интересам. И делать даже в том случае, если это нарушает интересы государства.

Объяснить это журналистам и убедить их в том, что они лишь часть, которая служит целому, было вначале далеко не просто.

Ему поэтому постоянно напоминали о том, что пресса в конце концов сама себя опровергает и от этого один ущерб. Ибо если, например, в городе выходит 12 газет и каждая из них опишет одно и то же событие по-разному, то читатель в итоге придет к выводу, что все они лгут. Общественное мнение выйдет из-под контроля прессы, и их оценки в результате не будут совпадать.

Наглядным примером для нас является Англия. Нужно поэтому поостеречься делать выводы о мнении английского народа на основании сообщений английской прессы. Дело может дойти до того, что пресса вообще перестанет отражать общественное мнение; доказательство этому – позиция венской прессы в отношении обер-бургомистра Люгера^[1] накануне первой мировой войны. Хотя в этой прессе было засилье евреев и она выражала либеральные взгляды, на выборах в городской совет обер-бургомистр Люгер и его социально-христианская партия всегда получали преобладающее большинство голосов и мнение народа, таким образом, ни в коей мере не совпадало с позицией прессы.

Если военно-воздушные силы являются самым оперативным родом войск в высшем смысле этого слова, то то же самое применительно к духовной сфере можно сказать и о прессе. Иногда нам приходилось в течение трех дней менять позицию наших газет в освещении политических событий и поворачиваться на 180°. Такое возможно лишь в том случае, если этот мощный инструмент целиком в твоих руках. Тому пример 22 июня 1941 года.

Более чем за год до этого^[2] мы были вынуждены круто изменить свою позицию и из ярых противников России превратиться в сторонников заключения соглашения между Германией и Россией, которое ветераны национал-социализма восприняли как пощечину. К счастью, все члены партии оказались настолько единодушно дисциплинированными, что безоговорочно смирились с такой переменой курса, произведенной политическим руководством^[3].

22 июня 1941 года вновь совершенно неожиданно произошел полный поворот, и случилось это молниеносно, ранним утром, без всякой предварительной подготовки. Так можно действовать, лишь когда такое орудие духовного воспитания и управления народом, как пресса, в твоих руках.

Из такого понимания сущности и задач прессы вытекает, что и сама профессия журналиста представляет собой совершенно иную деятельность, чем раньше. Прежде профессия журналиста вовсе не требовала твердого характера, поскольку журналисту крайне редко предоставлялась возможность проявить свой истинный характер. Ныне он знает, что он не какой-нибудь там борзописец, а действует в интересах государства. Из-за того, что журналист в ходе развития событий после взятия власти действительно стал выразителем государственной идеологии, профессия журналиста обрела совершенно иной характер.

Вот несколько принципов, которые в этой связи должны быть неукоснительно доведены до сознания нации.

Проблемы, над которыми ломают головы выдающиеся представители народа и которые им еще не до конца ясны, не следует выносить на суд народа путем различного толкования их в прессе; напротив, пресса должна ждать до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. Ведь перед военной операцией войскам не раздают приказы с целью сделать их предметом дискуссии перед их исполнением и затем, если возможно, подладиться под мнение солдат об этой операции. Это означало бы полный отказ от какой-либо ответственности, от любых методов управления войсками и, наконец, от здравого смысла. Точно так же в том случае, когда приходится выбирать из двух моделей танка, не солдатам доверяют решать, какую из них следует запустить в производство.

И если лучшие ученые не могут в чем-то договориться между собой, то окончательное решение принимает высшее руководство. Ведь народ хочет, чтоб им правили твердой рукой. И если народ вдруг почувствует, что руководство не знает, что ему делать, то он вообще не захочет никому подчиняться. Тот факт, что руководство одновременно берет на себя всю ответственность за принятие решений, делает ему честь. Народ скорее простит руководству ошибку, которой он в большинстве случаев даже не заметит, чем хоть какую-то неуверенность в его рядах. Ибо если верхи вообще не могут принять решение, низы начинают волноваться.

Следовательно, и речи быть не может о том, чтобы верховное руководство разрешило критику снизу предпринимаемых им шагов. И такого права требует не весь народ, а лишь отдельные его представители, склочники и критиканы по натуре.

Тот факт, что масса охотно подчиняется руководству, объясняется тем, что она женственна по природе своей. Подобно тому как женщина то и дело пробует, сможет ли она вопреки мужу настоять на своем, но на самом деле в глубине души далее и не помышляет о том, чтобы верховодить в браке, народ или – если уж и далее приводить примеры из жизни армии – рота отнюдь не желает, чтобы вождь или соответственно командир по каждому поводу спрашивали мнение толпы или соответственно своих солдат. Только этим можно объяснить тот факт, что народные массы отрубили голову такому ничтожеству, как Людовик XVI, хотя его политика далеко не так сильно ударила по ним, как политика Наполеона, которого они глубоко почитали, ибо он имел все данные для вождя.

Нужно сознавать: народ ждет, что государственное руководство будет не только властвовать над ним, но еще и заботиться о нем. Ведь величайшая сила офицера в том, что он, заботясь о благополучии своих солдат, завоевывает тем самым их доверие. И если он заботится об их пропитании, о том, чтобы у них была возможность выспаться, интересуется их семейными делами, то, каким бы он ни был жестоким и властным, его люди по первому зову пойдут за ним в огонь и в воду. Именно этот пример наглядно показывает, что частный случай – это точное отображение жизни в целом.

В ответ на реплику рейхсляйтера Дитриха о том, что в фильме о Тибете он с интересом смотрел, как на тибетском высокогорье дикие лошади резво бегут вслед за вожаком, фюрер заявил: точно так же обстоят дела в любом обществе, объединяющем живые существа. Когда нет вожака, сообщество распадается, даже просто атомизируется и наступает конец всему. Поэтому обезьяны затаптывают до смерти любого чужака, считая его чуждым своему сообществу. Те же правила поведения, что у обезьян, только в гораздо большей степени, действуют и у людей. Бисмарк был абсолютно прав, когда заявил, что человеческое общество само себя погубит, если из страха перед возможными судебными ошибками откажется от смертной казни как высшей формы борьбы с чуждыми сообществу элементами.

Всю жизнь человека постоянно подстерегают ошибки; куда придут индивидуум и сообщество в целом, если они из страха перед ошибками опустят руки и не будут предпринимать каких-либо решительных шагов?

15.05.1942, пятница, полдень

«Волчье логово»

За обедом шеф завел разговор о присвоении орденов, исходя из того, что по опыту любой германский орден, врученный иностранцу, может считаться врученным впустую.

Он поэтому совершенно не торопится награждать иностранцев Железным крестом. Ибо Железный крест – этот красивейший из германских орденов, эскиз которого был нарисован Шинкелем, – награда, пользующаяся огромным авторитетом в глазах военных во всем мире, и поэтому, если его присвоение не будет оправдано выдающимися военными заслугами, он может только обесцениться.

Разумеется, он не отрицает того, что награждение орденами иностранцев могло бы приносить пользу. Ибо люди – и прежде всего это относится к дипломатам – везде, и за границей, тоже тщеславны и большую часть из них можно, украсив предварительно впечатляющими германскими орденами, побудить занять более или менее прогерманскую позицию. Он поэтому, не желая, чтобы германские ордена, многие из которых можно заслужить, лишь идя на смерть, вручались иностранцам, а значит, обесценивались, создал специальный орден для них^[1].

Он пошел на этот шаг с легкой душой хотя бы уже потому, что такой орден обойдется дешевле, чем изготовление золотого или серебряного портсигара, который ранее от имени рейха дарили иностранцам. Можно также не бояться, что польза от присвоения этого ордена, самый роскошный экземпляр которого можно приобрести за каких-нибудь двадцать-сорок рейхсмарок, будет меньше, чем затраты на него, пусть даже его вручат лишь за то, что человек один или два раза принял участие в официальном завтраке.

Труднее всего было для него найти способ выражения признательности человеку за поистине выдающиеся, прямо-таки уникальные заслуги перед Германским рейхом.

Он много размышлял на эту тему и не пришел ни к какому другому решению, кроме как и в этом случае вручением ордена выразить благодарность нации. Но он с самого начала установил, что этот орден ни при каких обстоятельствах не должен быть доступен иностранцам.

Эта проблема стала особенно актуальной в связи со смертью министра Тодта, ибо Тодт не только снискал уникальные заслуги перед вооруженными силами – достаточно вспомнить бесчисленное множество человеческих жизней, которые его «Западный вал» спас для немецкого народа, – но и несравненно отличился в сфере гражданского строительства, построив автострады и тому подобные вещи.

Государственный орден, который он учредил в связи со смертью доктора Тодта и которым он первым наградил именно его, создан исключительно для награждения за самые выдающиеся заслуги, какие только вообще может снискать человек перед Германским рейхом.

С целью максимально ограничить число тех, кто может быть награжден этим орденом, он заранее предусмотрел, что его кавалеры, как и средневековые цари-монахи, будут объединены в капитул ордена, в котором помимо сената, решающего, кого следует наградить орденом, а кого, наоборот, лишить его, будет также апелляционная комиссия, уже одним своим существованием ограничивающая число орденоносцев.

За обедом шеф заметил, что в наши дни германский народ совершенно по-другому относится к бойцам на фронте, чем во время первой мировой войны.

Ныне рабочие выполняют срочные заказы в области вооружений, работая по 14 часов в смену и отказавшись от воскресного отдыха. Во время первой мировой войны такое даже представить себе было невозможно, иначе уже в 1917...1918 годах было бы произведено необходимое количество новых танков. В первую мировую войну все погубили не только тем, что на фронте проявляли чрезмерную снисходительность к дезертирам, но и с прямо-таки возмутительным спокойствием взирали на спекулянтов, проворачивающих свои темные дела, и тем самым способствовали разложению тыла.

Такие кампании, как добровольное пожертвование металлических изделий, сбор зимних вещей и сапог, которые в наши дни были организованы партией, в годы первой мировой войны было поручено проводить всевозможным обществам, единственное достижение которых заключалось в составлении описей накопившихся на их складах вещей. Но это отнюдь не помешало им колокола, которые они скупали по 1,60-2,00 марки за килограмм, продавать рейху уже по 20...24 марки за килограмм. Кроме того, эти общества, как, например, общество по утилизации металлических изделий, общество по утилизации кожаных изделий, до такой степени стали прибежищем для тех, кто желал уклониться от фронта, что генерал Людендорф был вынужден в 1917 году начать перепись всех имеющих бронь. К сожалению, ему при проведении этой меры очень сильно мешала «Франкфуртер цайтунг», а он вследствие уже достаточно далеко зашедшего к тому времени процесса разложения не имел возможности соответствующим образом разделаться с ней. «Франкфуртер цайтунг» или, иными словами, ее подлинные хозяева-евреи угрожали, что в случае, если эта перепись будет проведена, они не только не смогут рекомендовать промышленникам и банкирам выделить средства на следующий военный заем, но даже порекомендуют им вообще воздержаться от этого^[2].

И о судьбе тех же самых евреев, которые нанесли тогда удар кинжалом в спину, ныне, когда их выдворяют на Восток, стенает и льет слезы наше так называемое бюргерство^[3]. Но самое удивительное, что этих бюргеров в свое время совершенно не волновало то, что от 250 000 до 300 000 немцев ежегодно эмигрировали в Австралию и примерно 75 процентов немецких эмигрантов умирали в дороге^[4].

Среди всего населения нет второй такой прослойки, которая бы так ничего не понимала в политических проблемах, как так называемое бюргерство. Если государство принимает решение обезвредить или, например, уничтожить какой-нибудь явно уж антинародный элемент, то все бюргерство принимается вопить во весь голос, что это – государство насилия и террора. Но если еврей с помощью всевозможных юридических уловок лишает немца работы и средств к существованию, забирает у него двор и дом, разрушает его семью, вынуждает его в конце концов эмигрировать и немец затем по дороге расстается с жизнью, бюргерство называет государство, в котором такое возможно, правовым, поскольку вся эта трагедия разыгралась в рамках закона.

А о том, что еврей, будучи паразитом, лучше всех на этой земле переносит любой климат и в отличие от немца способен акклиматизироваться как в Лапландии, так и в тропиках, не вспоминает ни один из тех, кто проливает крокодиловы слезы по каждому отправляемому на Восток еврею. При этом эти обыватели, как правило, люди, которые воображают, что хорошо разбираются в Библии, и тем не менее они не знают, что, судя по Ветхому Завету, еврею не может повредить ни долгое пребывание в пустыне, ни переход через Красное море.

Как уже часто бывало в истории, когда евреи начинали совсем уж наглеть и народы, давшие им приют, чувствовали, что они их уже вконец разорили, так и теперь один народ за другим постепенно осознает, какой вред причинили ему евреи. И каждый пытается разделаться с ними на свой манер. Просто интересно, с каким стремительным темпом в Турции, согласно сообщениям телеграфных агентств, теперь принимают одну меру за другой против евреев.

16.05.1942, суббота, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф в беседе вновь подчеркнул, что обучение нации военному делу равнозначно воспитанию в ней мужества. Если бы римляне не брали германцев в свою армию, то германский крестьянин вряд ли стал бы прекрасно обученным солдатом, который нанес им – римлянам – сокрушительное поражение. Нагляднее всего об этом свидетельствует пример такой личности, как Арминий, который командовал 3-м римским легионом и в молодые годы прошел обучение солдатскому ремеслу и приобрел опыт, позволивший ему разгромить римлян, у них самих. Его наиболее стойкими и мужественными соратниками, вместе с ним возглавившими восстание против римлян, были германцы, которые когда-то служили легионерами в римской армии.

Поэтому все попытки чехов добиться от нас разрешения иметь армию – пусть даже численность ее будет ограничена – должны пресекаться категорическим «нет».

Ибо чех одинаково опасен и когда, будучи безоружен, безропотно подчиняется, и когда, получив вновь в руки оружие, становится одержим манией величия. Спектакль, который Чехословакия устраивала на протяжении всех двадцати лет своей политической независимости, наилучшее доказательство этому. Вместо того чтобы через свой дипломатический аппарат стремиться установить единственно возможные отношения с Германией, чешское государство возжелало сделать из Праги – безусловно, большого и важного города Европы – «пуп земли». Это тщеславие породило стремление найти себе место на слишком многих политических стульях не только Европы, но и всего мира. Ни одному из чешских государственных деятелей не пришла в голову мысль, что чешский дипломат, скажем в Копенгагене, уже в силу обстоятельств неизбежно превратится в бездельника, который каждые две недели будет выуживать из подобранных его пресс-атташе статей сообщения для отчета и время от времени связываться по телефону со своим министерством в Праге, чтобы узнать, что там вообще творится в чешской политике.

Но для маленького государства, очевидно, нет ничего более прекрасного, чем навести дипломатический глянец на свою столицу и ее более или менее декадентское общество. Поэтому невозможно доставить маленькому государству большую радость, чем придать своему дипломатическому представительству в Берлине статус посольства.

Насколько напыщенно и надменно имеют обыкновение вести себя во внешней политике малые государства – на этот счет дала нам достаточно примеров деятельность Лиги Наций. Вместо того чтобы платить взносы, они решили, что их главная задача в этой организации – отвергать большинством голосов любые предложения, вносимые Германией, и были крайне огорчены, когда выяснилось, что мы не забыли им их тогдашнее поведение.

А дипломатические представители в Женеве – это уже особая группа бездельников, которые видели смысл своей жизни в регулярном получении жалованья, в хорошей еде, регулярных прогулках и – last not least^[1] – в свободной любви. Подобно тому как во время Констанцского собора полторы тысячи гулящих девок устремились туда для увеселения высших церковных иерархов, так и во время заседаний в Женеве там тоже объявлялись целые толпы куртизанок.

---

Дата добавления: 2015-08-21