Полдень 5 страница

И совсем уж особые люди те субъекты, которые просиживают штаны в министерствах иностранных дел различных государств. В нашем министерстве иностранных дел его поразило то, что он буквально вынужден был заставить их выполнить решение о выходе из Лиги Наций^[2], и все равно через полгода в Женеве продолжали сидеть чиновники, которых, очевидно, просто забыли отозвать, но зато оно в 1936 году по собственному почину предложило модель дипломатической формы для жарких стран с государственной эмблемой таких огромных размеров, каких он вообще никогда не видел на форменных мундирах.

Но он утешился, когда познакомился с абсолютно безмозглыми дипломатическими представителями Соединенных Штатов Америки и когда встретился с вечно пьяным послом Англии сэром Румбольдом^[3], который затем был заменен полным болваном сэром Фипсом^[4]. В этой галерее, с позволения сказать, толковых дипломатов последний английский посол, сэр Гендерсон^[5], был все-таки одним из лучших.

Насколько дипломаты далеки от жизни и как плохо они разбираются в политических проблемах, он был вынужден вновь констатировать, когда его попытались уговорить выступить с обращением к арабам. Господа, очевидно, совершенно забыли, что такого рода обращение – до тех пор пока мы не выйдем к Мосулу – совершеннейшая чушь и нелепость, ибо англичане просто перебьют всех тех арабов, которые выступят в поддержку наших операций^[6].

17.05.1942, воскресенье, полдень

«Волчье логово»

За обедом генерал-майор Шерер, награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, защитник Холма^[1] – города, который в течение трех месяцев был полностью окружен русскими танками, – очень интересно рассказывал шефу о подвигах своих солдат, о том, как храбрые летчики на своих «юнкерсах» сбрасывали им грузы, и подал идею учредить Щит за оборону Холма по типу Щита за оборону Нарвика как признание заслуг его людей^[2].

Он – Шерер – помимо всего прочего указал на то, что на его участке фронта русские были хорошо выбриты и аккуратно подстрижены и что в плену они вели себя довольно миролюбиво, выражали готовность работать и были очевидно рады тому, что избавились наконец от своих политруков. В бою они, впрочем, больше всего боялись наших штурмовых орудий, наших пулеметов и наших пикировщиков.

Шеф заявил в связи с этим, что если мы не оказались в должной степени подготовлены к борьбе с русскими танками, то это объясняется тем, что они (Советы) полностью превосходят нас в одном: в системе шпионажа, который они весьма искусно с помощью своих коммунистических организаций сумели выдать за идейную борьбу.

Шеф рассказал затем об очень забавной карикатуре в журнале «Кладдерадач», подпись под которой гласила: «Мы сплочены и верны друг другу» – и на которой были изображены Сталин, висящий над пропастью и цепляющийся за ветку, ухватившийся за него Рузвель и Черчилль, судорожно уцепившийся за них обоих. Затем он завел разговор о заявлении государственного секретаря США Хэлла, который намерен начать расследование с целью выяснить, сражаются ли румынские войска вместе с нашими солдатами.

Американские политики из окружения Рузвельта сплошь дураки набитые. Очевидно, это объясняется тем, что еврейская пресса в США просто затыкала рот любому мало-мальски разумному политику и уж тем более не позволяла ему взять бразды правления в свои руки, подобно тому как она у нас в свое время не признавала независимых от них армейских художников и артистов. Насколько нагло действовали евреи, свидетельствует тот факт, что английский газетный магнат лорд Ротермир вынужден был лично отказаться от позиции, изложенной в его обеих статьях в поддержку Мосли, заявив в одной из своих газет, что разочаровался в «Движении Мосли». В противном случае все его газеты перестали бы получать рекламные объявления и, значит, не получали бы никакой прибыли – средства экономического нажима, достаточно сильного для того, чтобы заставить его – хотя он предвидел судьбу Британской империи – писать то, что угодно евреям.

Стоит ли удивляться тому, что Норман Девис^[3], которого подавали как американского экономического гения, оказался на самом деле мелким спекулянтом.

17.05.1942, воскресенье, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф заявил: иностранные журналисты думают, что проявляют как бы лояльность к нам, ссылаясь на наш союз с Японией и одновременно упрекая нас в отходе от нашего расового законодательства и в том, что мы накликали «желтую опасность».

Этим идиотам можно лишь заявить в ответ, что именно Англия во время первой мировой войны прибегла к помощи Японии, чтобы расправиться с нами. Им можно даже швырнуть в лицо, что в этой борьбе за наше существование мы ради победы готовы заключить союз с самим дьяволом.

И если трезво посмотреть на вещи, то союз с Японией целиком оправдал себя и принес нам большую пользу уже выбором момента для вступления Японии в войну. Ибо Япония вступила в войну^[1], когда из-за русской зимы среди нашего населения распространились упадочнические настроения и к тому же всех в Германии угнетало предчувствие, что США рано или поздно также вступят в войну. Правильное понимание Японией своих союзнических обязательств, побудившее ее именно в этот момент вступить в войну, произвело сильнейшее впечатление на немецкий народ, и он сумеет отблагодарить ее за это^[2].

Шеф еще остановился на памятниках женщинам, которые так редко производят впечатление потому, что женская одежда не вечна и женщинам кажутся смешными и нелепыми те модные вещи, которыми они еще 10 лет назад так восторгались. И поскольку памятники женщинам нельзя в принципе одеть в греческую одежду, над которой время не властно, не остается другого выхода, кроме как изготавливать женские бюсты.

18.05.1942, понедельник, полдень

«Волчье логово»

За обедом шеф с похвалой отозвался о нашем временном поверенном в делах в Вашингтоне, советнике посольства Томсене^[1] и военном атташе генерале фон Беттихере^[2], в последнее время исполнявших там свои обязанности. Оба они оказались дипломатами, которых невозможно было ввести в заблуждение и которые умели составлять доклады так, что они давали наглядное представление о конкретной ситуации. Он намерен поэтому не только особо отметить их заслуги, но и найти им после войны достойное применение; например, Томсена он уже теперь рассматривает в качестве кандидата на какой-нибудь особенно ответственный дипломатический пост.

Совместно с тайным советником Рехлингом^[3] шеф обсуждал проблему транспорта в России. Господин Рехлинг – благодаря своей скромной манере держать себя и взвешенным суждениям этот промышленник производит особенно приятное впечатление – заметил в связи с этим, что железнодорожные магистрали на необъятных просторах США устроены таким образом, что товарный поезд перевозит 7000 тонн, в то время как мы в среднем перевозим от 1000 до 1500 тонн. По сравнению с нами США тратят на обслуживающий персонал в семь раз меньше, чем мы, а кроме того, еще экономят на горючем. Аналогичным образом обстоят дела и с грузовыми кораблями. Шеф заметил, что у нас уже разработан типовой проект корабля грузоподъемностью 9000 тонн.

В заключение разговор зашел о воздвигнутых русскими в зимние месяцы под Керчью долговременных огневых сооружениях, которые не смогли сдержать натиск наших солдат^[4]. Шеф заявил, что, несомненно, какому-нибудь русскому архитектору поручили, несмотря на страшные холода, довести строительство до конца, если ему дорога жизнь, и он – как умел – выполнил это задание. Тодт также мог работать лишь при пяти градусах ниже нуля, а когда наступали более сильные холода, был вынужден ставить над сооружениями обогреваемые деревянные коробы, чтобы иметь возможность продолжать работу. Шпеер сказал в связи с этим, что теперь найден метод, позволяющий так смешивать горячую воду с цементом, чтобы смесь могла схватываться даже при десятиградусном морозе.

На вопрос шефа, не начнет ли разрушаться железо в железобетонных укреплениях нашего «Западного вала», которые еще лет тридцать будут представлять собой нечто совершенно уникальное и полностью выполнять свое предназначение – жаль только, что они не воздвигнуты на пятьсот километров западнее, – тайный советник Рехлинг дал отрицательный ответ. Он сказал, что такого не произойдет, если железные опорные балки будут в достаточной степени воздухонепроницаемыми и содержащаяся в воздухе кислота не разъест их. Шеф подчеркнул, что для него это очень интересно; ведь в нью-йоркских небоскребах, при строительстве которых широко применялся железобетон и которые были сооружены в 1900 году, а в 1910 вновь снесены, железо полностью разрушилось.

18.05.1942, понедельник, вечер

«Волчье логово»

За ужином, в котором принял также участие министр Шпеер в сопровождении целого ряда лиц, в том числе государственного советника Шибера из Тюрингии, шеф заявил, что именно наша борьба с Россией наиболее четко доказала, что глава государства должен первым нанести удар в том случае, если он считает войну неизбежной.

В обнаруженном у сына Сталина^[1] и написанном одним из его друзей незадолго до нашего нападения письме говорилось буквально следующее: он «перед прогулкой в Берлин» хотел бы еще раз повидать свою Аннушку.

Если бы он, Гитлер, прислушался к словам своих плохо информированных генералов и русские в соответствии со своими планами опередили нас, на хороших европейских дорогах для их танков не было бы никаких преград.

Он рад, что удалось вплоть до самого начала войны водить Советы за нос и постоянно договариваться с ними о разделе сфер интересов. Ибо если бы не удалось во время вторжения русских в Румынию заставить их ограничиться одной лишь Бессарабией и они забрали тогда себе румынские нефтяные месторождения, то самое позднее этой весной они бы задушили нас, ибо мы бы остались без источников горючего^[2].

Когда министр Шпеер и его сотрудники удалились, шеф очень тепло отозвался о вот уже много лет верно служащем ему, прибывшем вместе со Шпеером экономическом советнике гау Тюрингия и кавалере почетного значка партайгеноссе Шибере.

19.05.1942, вторник, полдень

«Волчье логово»

За обедом шеф завел разговор о вооруженных силах бывших Австрии и Чехии и заявил, что чехи действительно обладали отличавшимися чистотой и содержавшимися в полном порядке складами оружия, пороха и боеприпасов, в то время как вооружение австрийской армии было довольно жалким. Он никогда не забудет, как Шушниг^[1] весь сжался от страха^[2], когда он потребовал от него снять заграждения на границе, угрожая в противном случае прислать пару саперных батальонов и убрать все это дерьмо.

Позднее шеф завел разговор о том, что одна из дивизий Советов особенно храбро сражалась на Керченском полуострове, дралась насмерть. Очевидно, это была так называемая дивизия идейных бойцов. Можно лишь порадоваться тому, что таких дивизий не слишком много, а это означает:

Сталину не удалось привить коммунистическое мировоззрение всей Красной Армии.

Маршал Кейтель заявил, что большинство русских и сейчас для этого слишком тупы. Но Сталин хочет – как показали допросы попавших в плен его сына и секретаря, – согласно его собственным заявлениям, чтобы русские люди стали умны, как немцы, это подняло бы их на небывалую высоту, а Европа и Азия стали бы тогда неприступными бастионами большевизма, плацдармом, необходимым для победы его мировой революции.

19.05.1942, вторник, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф беседовал с министром иностранных дел Риббентропом о внутриполитической ситуации в Англии.

Большинство англичан полагаются не столько на активное содействие со стороны США, сколько на мощь русских. Поэтому в Англии образовалось два лагеря: про– и антисоветский. И от того, нанесем ли мы и в этом году сильные удары по советским армиям, зависит, начнутся ли волнения среди английского населения.

То, что Англия окажется очень ослабленной в результате потери азиатских владений^[1], что она может обеднеть из-за возможной потери наиболее богатых районов Индии и отделения – читай: обретения самостоятельности Южной Африки, также способствует резкому ухудшению настроения населения, как и потери кораблей из-за активных действий наших подводных лодок и авиации.

В заключение разговор зашел о случаях людоедства среди партизан и в Ленинграде, где теперь в неделю умирает примерно 15 000 человек^[2].

Я с достаточным скепсисом слушал Риббентропа, ибо недавно Хевель дал мне прочесть резюме переговоров между ним (Риббентропом) и японским послом Осимой, в которых тот пообещал японцам решить проблему Индии путем отправки туда – через Иран и Афганистан – наших войск, которые появятся там ante portas^[3] с северо-запада и севера^[4]. Обманщик или фантазер? Я думаю, что сам Хевель всерьез усомнился в его умственных способностях.

20.05.1942, среда, полдень

«Волчье логово»

После обеда шеф резко высказался против всех попыток экспорта национал-социалистского мировоззрения.

Ибо, если другие государства будут по-прежнему придерживаться демократических принципов управления, а значит, неуклонно идти к распаду, нам это лишь на руку, а к тому же мы на основе национал-социализма медленно, но верно становимся самым сплоченным народным сообществом, какое только представить себе возможно.

Молодежь, которая в возрасте десяти-двадцати лет олицетворяет собой национал-социалистское государство, не знала другого мировоззрения, кроме национал-социалистского, и прошла через систему воспитания, которая сделала ее дисциплинированной, равно как и уверенной в себе. Насколько изменился сам характер профессионального обучения! Тот же ученик, который был «мальчиком для битья» и – если мастер или подмастерье чесался – невольно вздрагивал, ныне уже через полгода начального обучения оказывается на рабочем месте, которое полностью отвечает его способностям и внушает ему чувство уверенности.

Если вспомнить, что в темпе воспитания наших девочек в духе принципов национал-социализма был достигнут такой же прогресс и наши девушки в соответствии с национальными интересами оказывают ныне содействие на военных заводах, в учреждениях, в госпиталях, в проведении сельскохозяйственных работ и т. д., то остается лишь сделать вывод: сто лет такой воспитательной работы, и в результате немецкий народ станет таким сплоченным и мощным силовым фактором, как ни один народ в Европе.

При воспитании наших юношей никогда не следует забывать о том, что никакое другое обучение не расширит кругозор и не привьет такого идеального отношения к ручному труду, как непосредственно работа на доменном, сталелитейном или танковом заводе, то есть там, где идет производство металла, и совершенно неважно, связано ли это с производством вооружения или с машиностроением. Когда он осматривал заводы Круппа в Эссене, то постоянно по-новому осознавал это. Ибо тамошние рабочие и по своему внешнему виду, и по своим взглядам истинные господа. Аналогичный вывод он сделал, когда присутствовал при спуске со стапелей «Тирпица» на военной верфи в Вильгельмсхафене. Сколько красивых, статных мужчин, державшихся весьма достойно, как настоящие дворяне, с благородными и гордыми лицами видел он среди рабочих, которые на верфи внесли свою лепту в это великое дело и теперь выстроились в ожидании спуска корабля на воду. Когда он затем посмотрел, как идут работы у четвертого входа в гавань в Вильгельмсхафене и, воспользовавшись случаем, прошел мимо множества иностранных рабочих, то был просто поражен тем, насколько иностранцы проигрывают по сравнению с немецкими рабочими и какой это вообще сброд.

То, что сказано о рабочих металлургической промышленности, в такой же степени относится к горнякам. Горняк есть и будет элитой среди германских рабочих. Ибо и внешне и внутренне он сформирован профессией, которая и поныне связана с повышенным риском для жизни и заниматься которой могут лишь крепкие, решительные люди, способные выстоять в самых опасных ситуациях. Мы потому должны сделать все, чтобы нация с должным уважением относилась к горняку. Это значит, что – как только наступит мир – надлежит особенно позаботиться о поднятии жизненного уровня этого слоя нашего населения, который в особой степени способствует укреплению государства.

С целью уже во время войны выразить рабочим благодарность нации он распорядился назначить на сегодня на вторую половину дня официальный акт, во время которого рабочим будут вручены сто Крестов за военные заслуги I класса и, кроме того, военнослужащий сухопутных войск и кавалер Рыцарского креста вручит в мозаичном зале рейхсканцелярии Рыцарский крест ордена «За военные заслуги» мастеру с танкового завода. Кавалер Рыцарского креста, которому он поручил провести церемонию награждения, – ефрейтор, прибывший прямо с фронта, где в одиночку подбил из противотанкового орудия 13 русских танков.

Для него была большая радость – видеть вчера здесь этого ефрейтора, ибо он типичный представитель национал-социалистской молодежи и, хотя выглядит как семнадцатилетний юнец, держится так уверенно, что видно: его весь мир напугать не может.

Сделать так, чтобы вся наша молодежь стала такой же, как этот ефрейтор, то есть разумной, живой и решительной, – вот в чем будет заключаться – когда наконец перестанет быть его главным занятием война – его первейшая задача. Тем субъектам, которых воспитали другие народы и которые в большинстве своем или грубияны, или полнейшие ничтожества, или еще что-то в этом роде, он противопоставит парней, подобных защитникам Нарвика^[1] или Холма^[2].

Подобно тому как война 1870...1871 годов стала горнилом, в котором была выкована прежняя империя, точно так же на полях сражений этой войны племена, входящие в Великогерманский рейх, еще более сплотятся и сольются воедино. Благодаря этому ни одно из германских племен не будет чувствовать себя в рейхе побитой собакой; все они будут испытывать гордость по поводу того, что принимали участие в величайшей освободительной борьбе германского народа и пролили в ней свою кровь.

А поскольку от германского народа наивысших достижений можно добиться только в том случае, если все племена будут сплочены и выступят в едином строю, он отстаивал в отношении своей партийной канцелярии в Мюнхене тот принцип, что в ней должны быть представлены все германские племена. И когда проводятся широкомасштабные строительные работы, пролагаются дороги и каналы огромной протяженности, словом, во всех мероприятиях, требующих сплочения сил нации, должен участвовать весь народ.

И если разбрасываться и пытаться поспеть везде, то можно подорвать силы нации. Равно как величайших оперативных успехов можно добиться лишь в том случае, если сосредоточить всю авиацию на каком-нибудь одном участке и затем моментально задействовать ее, так и, преобразуя жизнь немецкого народа, нужно повсюду, где требуются величайшие достижения, использовать все силы нации. Центральный вокзал в Мюнхене, здание высочайшего класса, можно воздвигнуть лишь в том случае, если вся имперская власть будет использована для его сооружения. Разумные люди в государственном руководстве Германии должны при разработке своих планов каждый год последовательно браться за осуществление какой-нибудь великой задачи.

Участие в этом германского народа не может не оказать воздействия на каждого отдельного немца. У него снова появится чувство, что он все может и, подобно юным англичанам, обучающимся в Индии, – захочет провести свои молодые годы на окраинных восточных землях Германского рейха, или в Норвегии, или на каких-нибудь еще приграничных территориях рейха. Так можно будет немцу на основе его собственного опыта внушить понимание того, что он должен совершенно одинаково относиться ко всем немцам без различия титулов и званий. Каждый немец должен быть так воспитан и воспринимать как нечто само собой разумеющееся, что какой-нибудь совсем юный подмастерье и распоследний ломовой извозчик, если они принадлежат к его нации, ближе ему, чем самый знаменитый английский лорд.

Какой это означает переворот в сознании, можно представить себе, если вспомнить, что раньше германские князья отправлялись править Балканскими странами и предпочитали проводить жизнь там, чем в Германии занимать какую-нибудь мелкую должность – пусть даже подметальщика улиц – и тем самым зарабатывать себе на жизнь.

Если удастся прежде всего германскую молодежь воспитать так, чтобы она была фанатично предана друг другу и рейху, то тогда Германский рейх станет вновь сильнейшей державой в Европе, как это уже было один раз – на протяжении тысячи лет, прошедших после падения Римской империи.

Тем самым мы будем избавлены от того, что Германский рейх вновь распадется на мелкие государства, которые будут посылать друг к другу дипломатов и в которых также будут аккредитованы иностранные дипломаты с целью – подобно французскому послу в Мюнхене – плести интриги против германского единства.

Рейх, чьи племена фанатично преданы друг другу, найдет в себе силы решить также чешскую проблему. Это очень правильно понял Гаха^[3]. Он как юрист, служивший прежнему австрийскому государству, в душе воспринимал образование независимого чешского государства как отход от правого пути, ибо чехи на протяжении своей истории показали полную неспособность решать собственные политические задачи и даже, создавая свои культурные ценности, ориентировались в основном на германскую культуру Габсбургской империи. И если поэтому беспощадно ликвидировать в Чехии все, что может представлять опасность, а в остальном обращаться с чехами хорошо^[4], то это будет правильной и естественной для Великогерманского рейха тактикой по отношению к чехам. Ибо таким образом то, что Гаха испытывал в душе, будет присуще всему чешскому народу, который, отягощенный чувством вины и ввиду проводимых немцами широкомасштабных мероприятий по переселению, будет бояться, что его также принудительно переселят, если он не будет усердно помогать Германскому рейху. Только таким вот душевным настроем можно объяснить тот факт, что чехи ныне, к величайшему нашему удовлетворению, трудятся на военных заводах и других предприятиях и среди них все большее распространение получает лозунг «Все ради нашего фюрера Адольфа Гитлера!».

20.05.1942, среда, вечер

«Волчье логово»

За ужином шеф заявил, что о многом из того, что мы, национал-социалисты, осуществили после взятия власти, общественность так и не узнала. Так, мы даже слова не проронили о том, что десятки тысяч, влачивших жалкое существование в период Системы, благодаря нам вновь достигли приличного достатка.

Особое значение имели наши меры по улучшению имущественного положения работающих женщин, то есть секретарш, продавщиц, артисток и т. д. Позаботившись о том, чтобы они вместо карманных денег получали нормальное, соответствующее выполняемой ими работе жалованье, мы избавили их от такого положения, когда они ради того, чтобы прожить, вынуждены были идти к кому-нибудь на содержание.

Больше всего его раньше злило отношение к танцовщицам. В то время как так называемые юмористы, все сплошь евреи, в таких театрах, как «Метрополь» в Берлине, за то, что они ежевечерне пятнадцать минут говорили всякие гадости, получали в месяц от 3000 до 4000 марок, танцовщицам редко когда платили 70-80 марок. При этом, чтобы сохранить форму, им нужно было не 15 минут, а почти весь день проводить в классе, на репетициях и т. д.

Такое различное отношение было следствием гнусного и подлого расчета. Несчастных созданий вынуждали идти на панель, чтобы хоть как-то выжить, и театр превращался просто в бордель под красивым названием.

Стараясь не придавать этому огласки, он позаботился о том, чтобы наши танцовщицы стали получать в немецких театрах от 180 до 240 марок и тем самым оказались в состоянии с головой уйти в свою профессию. Тем самым одновременно для театров открылись следующие возможности:

1) ангажировать танцовщиц, обладающих действительно красивой внешностью;

2) сделать упор в творческой работе на дальнейшее обучение и совершенствование балетного мастерства;

3) во всем остальном также оказывать на них воспитательное воздействие, чтобы сохранить в них жизненные силы, ибо они уже в молодые годы выходят замуж и самое позднее в 34...35 лет покидают сцену.

Далее шеф завел разговор о венцах и заявил, что благодаря их любезной и обходительной манере определенные вещи у них получаются лучше, чем у всех остальных. Например, по части дипломатического искусства им особенно нет цены. Поэтому его вовсе не поражает тот факт, что Зейс-Инкварт уже сейчас убедил голландца Муссерта принести ему как «вождю всех германцев» присягу на верность.

Не менее любопытно свойство венцев мыслить историческими категориями. Так, Зейс-Инкварт без долгих раздумий прямо заявил ему относительно будущего Бельгии: «Она же еще 150 лет тому назад была нашей провинцией»^[1]. И все венцы убеждены в том, что он «обязан лишь вернуть под их крыло венгров, которых они взлелеяли», и совершенно не понимают, как он мог сделать Хорватию сферой влияния Италии^[2].

Учитывая огромные размеры рейха и обилие в нем талантов, очень важно поставить полезного человека туда, где он может принести наибольшую пользу: жестокого – туда, где только такой и нужен, а туда, где можно добиться толку, действуя мягко и обходительно, – человека с такими свойствами.

В Вену тогда с целью разделить Австрию на имперские земли (древнейшие из которых образованы 600-700 лет тому назад) и присоединить их к рейху нужно было назначить такого человека, как Бюркель^[3], который, не боясь даже вызвать к себе ненависть, действовал не с привычной венцам мягкостью, а сразу же принял самые решительные меры.

Проведенная в 1938-1939 годах подготовка к войне избавила венцев и всех остальных от мании величия и комплекса неполноценности (нечто подобное произошло в течение четырех лет, в 1866-1870 годах, с баварцами). А сама война оказалась наилучшим воспитателем чувства великогерманской общности и наилучшим тиглем, сплавившим воедино все германские племена.

Тот факт, что на одном из последних заседаний парламента еврей Хор-Белиша^[4] подверг нападкам английскую армию, побудил шефа подробно остановиться на отношении английского еврейства к английским военно-воздушным силам.

Английские военно-воздушные силы можно считать «несъедобными» для еврейской пропаганды. Более того, еврейская пропаганда всячески изводила храбрых парней из военно-воздушных сил, ибо, с одной стороны, она подстрекала их проводить в военном отношении совершенно бессмысленные операции, а затем, когда они приводили к большим потерям и заканчивались полным провалом, не стыдилась называть парней из королевских военно-воздушных сил трусами.

И понятно, что евреи своей пропагандистской кампанией против лучших кадров английских военно-воздушных сил медленно, но верно загоняли летчиков в стан антисемитов, побуждая их однажды задать себе вопрос, не безответственно ли вести войну только лишь ради этих поганых евреев. Подобно тому как еврейской пропаганде не удалось разложить военно-воздушные силы, поскольку там еврейской мрази противостоял офицерский корпус, ей также не удалось разложить английскую армию и английский военно-морской флот. Вполне естественно, что именно флот, который еврейская пресса втягивала постоянно в различные авантюры, а если они заканчивались провалом, осыпала градом упреков, однажды возьмет и от всей души поблагодарит за то, что в этой совершенно ненужной ему войне играл роль мальчика для битья.

Разумеется, он не думает, что рост антисемитских тенденций среди консервативных элементов рано или поздно скажется на ходе войны. Ибо этому препятствует такая личность, как Черчилль.

Англичане видят в Черчилле единственного человека, способного осуществлять в их стране политическое руководство. При этом они имеют полное представление о его отрицательных чертах, но, очевидно, он для них олицетворяет их собственный характер. Но если сравнить того, кто руководил англичанами в годы первой мировой войны, а именно фанатика Ллойд Джорджа, с Черчиллем, то нельзя не сделать вывода, что английское руководство ужасающе измельчало: ведь если объективно оценивать Черчилля, то он не кто иной, как «типичный горлопан», наглый, непоколебимый в своей самоуверенности, в частной жизни тоже отнюдь не джентльмен, он продажен и к тому же лжец и человек, который не стыдится в своих речах городить один и тот же типичный для пьяницы вздор.

---

Дата добавления: 2015-08-21