Полдень 7 страница

27.05.1942, среда, вечер

За ужином шеф завел разговор об отеле «Четыре времени года» в Мюнхене, огромные расходы на постройку которого не оправдали себя, ибо все испортил совершенно безвкусный фасад и сильный уличный шум. Для его владельцев, братьев Вальтершпиль, нужно построить в Мюнхене роскошный отель, который будет в первую очередь предназначен для иностранцев, то есть служить источником валюты. Его нужно построить в новом стиле, который, возникнув под влиянием строительства мощных военных судов и в первую очередь под воздействием работ профессора Трооста, уже нашел выражение в зданиях отелей «У слона» в Веймаре, «Кайзер» в Познани, «Немецкий двор» в Нюрнберге и «Берхтесгаденский двор» в Берхтесгадене.

Он особенно охотно размышляет о сооружении таких новых строений именно в Мюнхене, поскольку никто с такой человеческой теплотой не относится к нему, как мюнхенцы, которые позаботились о том, чтобы ему никто не мешал ни в кофейне, ни на террасе Дома немецкого искусства, и любого, кто приставал к нему, отгоняли со словами: «Оставьте его в покое, он должен отдохнуть!»

Но если в Мюнхене будет воздвигнут такой роскошный отель для иностранцев, то нужно позаботиться о том, чтобы американцы – большие любители сувениров – не утащили оттуда все, что только можно унести. У него самого американцы – гости Олимпиады, которых он как-то принимал у себя, – похитили 137 серебряных ложек и все щетки, гребни и прочие предметы туалета, на которых была его монограмма. Очевидно, они как женщины, которые страдают некоей манией. Нет, пожалуй, такой женщины, которая бы не попыталась купить из-под полы контрабандный товар или спрятать от глаз таможенников и тайком перевезти через границу носовые платки, ткани и тому подобные вещи. Уж больно для них заманчиво обмануть государство, в этом-то все и дело.

За ужином шеф завел разговор о том, что снискавшие столько славы герои из наших военно-воздушных сил немало отличились уже во время первой мировой войны. И мы обязаны позаботиться о том, чтобы сохранить для грядущих поколений – именно в военно-воздушных силах как наступательном роде войск – как можно больше наших ветеранов – кавалеров Рыцарского креста. Летчик, награжденный Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, пользуется у молодежи высочайшим авторитетом. И того, кто сбил сто вражеских самолетов, следует как одного из наиболее храбрых летчиков освободить от дальнейшего участия в боевых вылетах.

28.05.1942, четверг

Поскольку рейхсляйтер отсутствовал, мне пришлось вчера вечером впервые одному отправиться к шефу, чтобы продемонстрировать ему новую световую ловушку для насекомых, которую достал уехавший в Мюнхен рейхсляйтер Борман. Ибо комары нас здесь совершенно замучили.

Если те, кто служит в ставке фюрера, утомленные монастырской жизнью, позволяют себе подшутить над кем-нибудь, то Гитлер от души смеется вместе со всеми. В этот раз они, воспользовавшись отсутствием рейхсляйтера Бормана, рекомендовали ему меня как человека, прекрасно разбирающегося в технике. Их хитрый замысел заключался в том, что ловушка для комаров, которую Борман приказал изготовить, чтобы наконец очистить район Растенбурга от этих ужасных созданий, можно было, так сказать, торжественно освятить лишь в кабинете Гитлера. Все мои заверения в том, что я ничего не понимаю в технике, ни к чему не привели, ибо многих за столом – судя по движениям их рук – сегодня особенно мучили комары. И мне не оставалось ничего другого, как взять эту работающую по принципу пылесоса машинку, попросить секретаршу Бормана показать, как она включается и выключается, и затем установить этот прибор в кабинете Гитлера.

Когда Гитлер вошел и сразу начал заниматься своей овчаркой, которой этот прибор, очевидно, не понравился, машинка вдруг издала такой рев, что овчарка мгновенно отскочила назад. «И этой штукой вы хотите заманить в ловушку маленьких комариков?» – спросил меня Гитлер и надел очки, чтобы более тщательно рассмотреть сей шедевр. Когда же он обнаружил во входном канале комаров и задумался, очевидно силясь понять, как они туда попали, я, помолчав немного и преодолев чувство неловкости, собрался с духом и признался в том, что «я, с присущей юристу осторожностью, с учетом моих совершенно недостаточных познаний в технике и испытывая вполне естественное недоверие к машинке, по дороге сюда поймал несколько комаров и всеми правдами и неправдами засунул их сюда». Он от души рассмеялся, а вслед за ним все его застольное общество, которое, спрятавшись за занавесом у входа, наблюдало за этой сценой и теперь умыло руки, зная, что мне придется отдуваться перед Борманом и рассказывать ему о том, каким позором закончилась демонстрация его световой ловушки. Гитлер по достоинству оценил мои усилия, нарисовав более рационально сконструированную модель прибора для ловли комаров и подарив мне этот рисунок.

29.05.1942, пятница, перед обедом

Берлин, рейхсканцелярия

Перед обедом рейхсминистр доктор Геббельс рассказал о замысле снять фильм «Лола Монтес». Шеф приветствовал эту идею, но одновременно предостерег от того, чтобы представить судьбу этой женщины и личность короля Баварии Людвига I в неверном свете.

Лола Монтес – это вовсе не танцовщица типа наших нынешних красоток, танцующих в стиле «ну-ка, сбросим юбочку», но женщина выдающегося ума, интересовавшаяся всем на свете. Каким сильным характером она обладала, видно хотя бы уже из того, что, хотя католическая церковь, чинила ей неимоверные трудности, она так и не склонила перед ней голову.

Что же касается личности Людвига I, то ни в коем случае нельзя изображать его просто-напросто бабником. В первую очередь это был по-настоящему выдающийся человек и величайший строитель в Европе. Уже сама идея строительства «Валгаллы» и ее претворение в жизнь свидетельствуют, что этот монарх не замыкался в пределах своей маленькой державы и учитывал также интересы всех немцев. Помимо всего прочего его заслуга и в том, что он превратил Мюнхен в центр культуры, сделав тем самым неоценимый подарок всей германской нации.

И если тем не менее ни против одного из баварских королей так активно не выступали, как против него, то это объясняется тем, что церковь все время плела интриги против него. И если при этом подвергали нападкам танцовщицу Лолу Монтес, то это было лишь предлогом. На самом деле велась борьба против усиления либеральных тенденций в политике короля, которые объяснялись ее влиянием и которые говорили о том, что он далеко опередил свое время.

Людвига I поэтому нельзя представлять эдаким очаровательным венцем на троне в манере Пауля Хербигера^[1], нет, его нужно изобразить как короля, каждый жест которого проникнут величием и достоинством, и для этого лучше всего подходит Кайслер^[2].

29.05.1942, пятница, полдень

Берлин, рейхсканцелярия

За обедом шеф заявил, что этой зимой на нашу долю выпали особенно тяжкие испытания еще и потому, что одежда наших солдат, уровень их оснащения и моторизации ни в коей мере не соответствовали условиям той зимы, когда температура понизилась до минус 50°С. И если уж говорить о зимнем кризисе, то он был вызван нехваткой именно этих вещей.

К тому же на психику очень сильно давило то, что Наполеон был побежден русской зимой и что зимой 1941/42 года температура упала так низко, как еще никогда не опускалась в России за последние 150 лет, и это произошло совершенно внезапно^[1].

И если немецкий народ смог преодолеть такой кризис, то это объясняется тем, что фронт и тыл стремились вместе выстоять в эти трудные времена. И пока народ твердо стоит на этой позиции, государство не погибнет, если крепкие парни будут высоко держать его знамя.

Жаль только, что эта война произвела чудовищные опустошения среди элиты нашего народа, и, например, среди погибших на фронте берлинцев членов партии в шесть с половиной раз больше, чем беспартийных.

На просмотрах «Вохеншау» нам показывают иногда также иностранные фильмы.

Например, русскую хронику, посвященную победе Советов над нашими войсками под Москвой в декабре прошлого года. Вначале зазвенели колокола всех московских церквей, советские зенитки открыли огонь по нашим самолетам, мелькнули таинственные силуэты Кремля, где обосновался Сталин, которого Гитлер считает гением и открыто восхищается им, православные священники в полном облачении высоко подняв кресты, пошли от дома к дому, от избы к избе, поднимая мужчин и женщин, молодых и старых на последний, решительный бой за «священную русскую землю». Формирование красноармейских частей, в частности кавалерии, и последствия необычайных морозов – таких сильных не было вот уже свыше ста лет, – которые заставили всех носить одежду с ватной подкладкой и войлочные сапоги. Затем первые немецкие пленные, вот их уже толпы без шинелей, без перчаток, без зимней одежды, пританцовывающие от холода, с глубоко засунутыми в карманы руками, которые они время от времени вынимали оттуда, чтобы растереть уши и нос! И все же ни на одном лице нет выражения страха: неизвестные солдаты, неизвестные герои. И наконец, потянулись бесконечной чередой обледенелые немецкие танки, цистерны, грузовики, орудия; все брошено потому, что генеральный штаб сухопутных войск не заготовил в свое время запасы морозостойкого горючего и зимней одежды.

За ужином шеф упомянул, что одной из важнейших задач рейха является превращение Берлина в настоящую репрезентативную столицу. Уже вокзал и подъезды к имперским автострадам должны быть такими, чтобы даже венец был захвачен этим грандиозным зрелищем и подумал: это наша столица!

Поэтому не стоит обижаться на венца, приехавшего в Берлин и разочаровавшегося в нем, ибо в памяти у него великолепный облик его родного города. Ему как-то один из венцев даже заявил: Берлин не столица, ибо в культурном отношении Вена гораздо выше и внешне он тоже уступает Вене.

С этим замечанием можно согласиться хотя бы уже потому, что ни в одном другом городе в Германии нет стольких сокровищ культуры, как в Вене. В остальных бывших столицах земель при собирании художественных ценностей все определяла узколобая династическая политика и стремление изучать исключительно историю своей династии. Вена, напротив, – к тому же Габсбурги вплоть до 1805 года чувствовали себя германскими императорами – постоянно интересовалась историей всей империи, то есть историей императоров.

Значение собранных в Вене исторических источников, материалов и тому подобных вещей сегодня еще невозможно оценить, ибо они до сих пор так и не были изучены в полном объеме.

Но даже не будь в ней стольких коллекций художественных ценностей, Вена все равно осталась бы культурным центром, излучающим мощные флюиды. Тот, кто хочет посмотреть хороший спектакль, отправляется в Вену. Те, кто желает изучать изящные искусства, поступают в венские художественные институты. Жители альпийских и дунайских гау привыкли изучать в Вене технические науки, с особым уважением относиться к музеям как тем местам, где можно в полной мере насладиться искусством. Поэтому перед ним необычайно трудная задача – положить конец монопольному положению Вены в области культуры в альпийских и дунайских гау и, во-первых, сделать так, чтобы Линц мог конкурировать с Веной, а во-вторых, реконструировать Грац, чтобы уровень культуры его населения, которое издавна без особого восторга относится к Вене, был на должной высоте.

Одно, конечно, совершенно невозможно создать искусственно: это – необычайное очарование Вены, которое как в прошлые столетия, так и теперь производит совершенно потрясающее впечатление, и возникает чувство, будто стиль «бидермайер» вечен. И это очарование, которое ощущаешь всякий раз, когда идешь по Шенбрунну и другим местам, присуще только ей.

За обедом шеф упомянул, что, согласно поступившим к нему донесениям, так избивать своих единоверцев, как это делает еврейская полиция в гетто, наша полиция не позволяла себе по отношению к нашим партайгеноссен даже в тяжелейший период борьбы. Это выражает истинную сущность, жестокость еврейской души.

Интересно также, что стоит так называемым высоко образованным евреям – врачам, адвокатам и т. д., – много лет занимавшимся своим делом в западноевропейских городах, две недели прожить в гетто, как они тут же проникаются его духом и ходят в кафтанах и тому подобных одеждах. И есть ли лучшее доказательство того, что еврей в конце концов все-таки азиат, а отнюдь не европеец.

Поэтому вся Европа через какое-то время должна быть полностью очищена от евреев. Это необходимо уже потому, что среди евреев есть определенный процент фанатиков, мечтающих возродить еврейство. Поэтому не стоит переселять евреев в Сибирь, ибо при их способности приспосабливаться к любому климату они там только закалятся. Гораздо разумнее было бы – поскольку арабы не желают, чтобы они жили в Палестине – вывезти их в Африку и поместить в такие климатические условия, выдержать которые без ущерба для здоровья не сможет ни один человек с такой выносливостью, как у нас, чтобы их интересы никогда больше не пересекались с интересами европейцев.

Подчеркнув, что в Японии также намерены истребить евреев, обосновавшихся там после открытия торговли с Америкой, шеф заявил, что когда-нибудь еврейство настроит против себя весь мир. Ведь даже в такой стране, как Соединенные Штаты, где оно – образно выражаясь – держится лишь потому, что прибегает ко всевозможным, совершенно немыслимым уловкам, когда-нибудь, когда у него уже иссякнут силы, это заметят и начнут активно бороться с ним. Вот тогда-то с еврейским крючкотворством будет покончено раз и навсегда.

30.05.1942, суббота, полдень

Берлин, рейхсканцелярия

За обедом в рейхсканцелярии шеф завел разговор о проблемах искусства. Исходя из того, что искусствоведческий журнал Брукмана^[1] сильно уступает журналам, издаваемым профессором Гофманом и министерством пропаганды, он заговорил о скульпторах Кольбе и Климше. Он констатировал, что работы Кольбе, чем старше становился мастер, делались все менее совершенными. Напротив, Климш с годами поднимался в своих работах на все большую и большую высоту.

И не следует упрекать художника за то, что те его работы, которые он выполнил, будучи уже в преклонном возрасте, гораздо менее совершенны, чем его прежние великие творения. Ибо с возрастом ухудшается зрение, а именно у скульптора должен быть очень зоркий глаз. И если скульпторы уже в преклонном возрасте достигают совершенно немыслимых успехов, то это нередко объясняется тем, что ранее они были близорукими и старческая дальнозоркость вернула им нормальное зрение.

Да и вообще, не следует делать каких-либо попреков художникам и артистам и, к примеру, осуждать певца за то, что он в старости уже не может петь так же хорошо, как раньше. И если в картинах Ловиса Коринта, написанных в то время, когда он уже был пожилым человеком, далеко не все безупречно, то именно потому особенно радуют глаз его блистательные юношеские произведения. В остальном же задача разумной культурной политики в том, чтобы своевременно обнаруживать будущие таланты и оказывать им покровительство, чтобы они имели возможность благодаря своим наклонностям создавать шедевры как для современников, так и для будущих поколений.

Желая придать большую убедительность своим словам, Гитлер приказал показать скульптурную группу, изображающую трех женщин и установленную у одного из фонтанов. Ее создатель – скульптор Ульман – долгое время был в Вене никому не известен и лишь благодаря Шпееру начал выставлять свои работы.

Этим важным требованием любой культурной политики венцы, чрезмерно гордившиеся уровнем культуры своего родного города, в последние столетия совершенно внаглую пренебрегали. Так, ухитрились просто-напросто дать умереть с голоду такому гению, как Моцарт. И сочли, что можно похоронить его в общей могиле для бедняков, так что в наши дни никто толком не знает, где, собственно говоря, покоится Моцарт. Точно так же они обрекли бы на голодную смерть Брукнера и Гайдна, если бы те не нашли себе покровителей: один – в Лице епископа Линцского, а другой – в лице князя Эстергази.

Такое отношение венцев к свом гениям в области искусства свидетельствует, что им, как, впрочем, и мюнхенцам, искусство было просто навязано правящими династиями. Но в этом отношении есть все же существенная разница между венцами и мюнхенцами: последние выразили в определенной степени свою признательность выдающимся художникам и музыкантам еще при их жизни; венцы же – только тогда, когда слух об этих художниках и музыкантах уже прошел по всему миру, а сами, вполне возможно, скончались несколько столетий тому назад.

Отсюда нужно сделать следующий вывод и руководствоваться им в нашей деятельности в сфере культурной политики: художников, способных на выдающиеся свершения, нужно своевременно соответствующим образом поощрять. Он поэтому организовал выставку произведений искусства в Доме немецкого искусства не только ради того, чтобы дать великим возможность выставить свои работы, на которые будет взирать весь мир. В гораздо большей степени ее цель – из всех произведений немецких художников найти самые лучшие, чтобы целый ряд искусствоведов добросовестно отобрали из них для выставки, а значит, и на продажу действительно заслуживающие признания работы, и это даже в том случае, если художник пока неизвестен широкой публике.

Одновременно тем самым покупателям произведений искусства, показанных на этой выставке, дается гарантия того, что они действительно получают высококачественные работы. Предложение же усилить состязательность среди художников путем вручения золотых и серебряных медалей с изображением Дома немецкого искусства – его внес профессор Гофман – полностью соответствует этой линии, и поэтому его следует всецело одобрить.

Далее шеф в связи с докладом бургомистра Либеля упомянул, что было бы глупо и неправильно устраивать в вестибюле «Немецкого двора» выступления артистов Нюрнбергского варьете, ибо это помещение сыграло определенную роль в жизни Движения и поэтому люди не должны посещать его с целью посмотреть эстрадные номера. И если есть намерение устроить в «Немецком дворе» театр эстрады и открыть здесь бар, то для этого нужно перестроить старое здание.

И если уж говорить о кафе, то больше всего ему по душе венские кофейни. Ибо венские кафе – это источник покоя, уюта и в них всегда можно получить добрый совет.

В заключение доктор Геббельс вызвал всеобщий смех остроумной репликой, когда, увидев на воротнике мундира посланника Хевеля мокрое пятно – на обед подавали водянистый гороховый суп, заменявший первые и вторые блюда, и он случайно капнул им на воротник, – сказал, что это – жирное пятно, и шепотом попросил, пусть господин Хевель выдаст ему источник.

31.05.1942, воскресенье, вечер

«Волчье логово»

Исходя из своего последнего выступления в рейхстаге^[1], шеф в ставке завел разговор о том, по какому принципу в будущем будут подбирать кандидатуры на должности судей. Он заявил, что вся система обучения хранителей права должна быть полностью пересмотрена и в дальнейшем оно должно проводиться в соответствии с национал-социалистской идеологией. Поскольку от судьи особенно требуются основательные знания практической жизни, в будущем эти должности могут занимать те люди, которые уже как-то доказали в жизни свою профессиональную пригодность и, работая в партийных органах, в достаточной степени усвоили наше мировоззрение и методы руководства людьми. Судьей может быть назначен человек не моложе 35 лет.

За ужином шеф завел разговор о совершенно недостойном для монарха поведении Вильгельма II. Он не только позволял себе постоянно оскорблять лиц из своего ближайшего окружения, но и ироническими замечаниями делал своих гостей посмешищем в глазах всех присутствующих. Его неуклюжая фамильярность в общении с другими монархами (похлопывание по плечу и т. п.) также способствовала тому, что многие перестали относиться к рейху с симпатией. Монарх должен сознавать, что в личном общении он обязан вести себя сдержанно и достойно.

Пример Вильгельма II свидетельствует о том, что один-единственный монарх-неудачник может погубить всю династию. И тот, кто хочет творить историю, должен к тому же отдавать себе отчет, что одно-единственное неудавшееся поколение может погубить весь народ.

Позднее шеф завел разговор о своей ставке «Гнездо на скале»^[2], где у него уже утром, слезились глаза. Мебель там, очевидно, настолько протравили специальным составом, словно надеялись тем самым сохранить ее на века.

01.06.1942, понедельник

«Волчье логово»

Возвращаясь вчера в ставку, я летел на личном самолете фюрера, очень просторном «фокке-вульфе», обладавшем совершенно необычайной скоростью. Внутри все очень скромно, ни малейшего намека на роскошь. Единственное, что отличало место Гитлера от остальных мест в самолете, – это установленный перед ним письменный стол.

У всех просто великолепное настроение, и это – наилучшее свидетельство наших военных успехов^[1].

02.06.1942, вторник, полдень

«Волчье логово»

За обедом шеф рассказал, что его вчерашний полет в Полтаву – обсуждение ситуации на фронте с генерал-фельдмаршалом фон Боком^[2], главнокомандующим группой армий «Юг»^[3], – заставил его несколько пересмотреть свои расовые воззрения.

В Полтаве он видел столько голубоглазых и светловолосых женщин, что даже подумал – вспомнив фотографии норвежек или даже голландок, представленные ему вместе с прошениями о женитьбе, – а не следует ли, вместо того чтобы говорить о проблеме «распространения северного типа», поднять вопрос о необходимости «распространить южный тип» в наших североевропейских государствах.

02.06.1942, вторник, вечер

«Волчье логово»

Вечером Гитлер завел разговор о появившихся в русской прессе публикациях по поводу битвы под Харьковом и, кроме того, о зимнем наступлении. Русские пытаются скрыть свои поражения разного рода теориями, подобно тому как любой неудачник выдумывает всякие глупые теории, чтобы оправдать себя. Он вспоминает о появившейся у нас в годы первой мировой войны после битвы под Верденом теории войны на износ. Такие выражения всегда служат лишь доказательством того, что не хватает мужества прервать акцию, продолжение которой не сулит больше успеха.

Далее шеф упомянул, что Советы сами навредили себе тем, что, уделив все внимание армии, развалили экономику и систему обеспечения населения продовольствием внутри страны. Ни в коем случае нельзя так ставить вопрос: я забочусь только об армии и все, что происходит внутри страны, меня не интересует. Ибо порядки внутри страны могут разложить армию.

Переходя к нашей военной промышленности, нужно подчеркнуть, что мы обязаны найти правильное соотношение между производительностью труда, которой мы ожидаем от рабочего, и ограничением его потребностей в продовольствии. Он стоит на той точке зрения, что лучше, если рабочий трудится вместо 14 только 8 часов и остальное время отдыхает, а мы привлечем для работы в три смены на наших заводах, производящих вооружение, военнопленных, которых так или иначе надо кормить.

После ужина шеф вступил в оживленную дискуссию с адмиралом Кранке^[1] относительно основных принципов производства транспортных средств.

Исходя из тезиса о том, что природа уже все сделала и самое разумное – это следовать ее законам, он сперва указал на то, как движется велосипед, и сравнил это с движениями пешехода. Если, когда едешь на велосипеде, представить себе, что у него нет шинных ободов и нужно только следить за спицами, то выяснится, что он движется по тому же принципу, что и человек.

В отношении воздухоплавания тоже действует принцип: правильно лишь то, что соответствует происходящим в природе процессам. Поэтому «цеппелин» был сконструирован совершенно неверно. То, что принцип, положенный в основу его конструкции – «быть легче воздуха», – неверен, доказывает уже тот факт, что в отличие от рыб ни у одной птицы нет плавательного пузыря, так распорядилась природа. Он поэтому решительнейшим образом отказывается летать на «цеппелине», а в самолете он не боится даже самых страшных гроз и бурь.

Перейдя к проблеме кораблестроения, шеф заявил, что если бы природа признала правильной современную конструкцию кораблей, то у рыб было бы нечто вроде рулевого устройства на хвосте, позволяющего им двигаться вперед, а не плавники на боках. И голова у них была бы заостренной, а не более или менее каплевидной формы. Поэтому вряд ли можно отнести к числу достижений нашего «Христианского судоходства» то, что оно, приступив к строительству кораблей класса «Нельсон»^[2], которые до сих пор являются наиболее распространенным типом наших кораблей, отказалось от всякого их сходства с рыбами и претворило в жизнь принцип «спереди острый, сзади широкий». Именно в кораблестроении особенно необходимо имитировать форму падающей капли как наиболее естественную и, сделав более широким острый нос корабля, снизить на этом участке давление на столько-то и столько-то процентов.

В наши дни даже на примере лопаты видно, что заостренный спереди конец – далеко не идеальное решение проблемы.

Если уже сама конструкция корабля не отвечает законам природы, стоит ли удивляться тому, что и корабельные двигатели в отличие от аналогичных органов у рыб находятся на корме. При этом помещенные в задней части корпуса корабельные винты вызывают лишь движение воды в противоположном направлении; из-за этого здесь образуется безвоздушное пространство, которое снижает скорость корабля, чему способствует также скопление воды в носовой части. В природе же все наоборот: спереди – движение воды в противоположном направлении, то есть безвоздушное пространство с его силой притяжения, а сзади – скопление воды, которое обеспечивает толчки, то есть с силой двигает вперед. Именно таким образом и плавает рыба, с помощью плавников и жабр создавая движение воды в нужном для себя направлении. Можно лишь приветствовать то, что по крайней мере в самолетостроении поняли этот естественный принцип и поместили пропеллер спереди, чтобы он своими оборотами создавал движение воздуха и тем самым двигал самолет вперед.

Тот факт, что принципы, которыми руководствуются в кораблестроении при разработке общей конструкции корабля и его двигателей, уже устарели, по его мнению, сейчас уже нельзя больше отрицать. Ибо при строительстве военных кораблей видно, что увеличение тоннажа и мощности двигателей не дает желаемого эффекта. Если линкор водоизмещением 45 000 тонн и с мощностью двигателей 136 000 лошадиных сил сделает 30 узлов, а вдвое меньший его авианосец с мощностью двигателей 200 000 лошадиных сил – только 35 узлов, то здесь сделан неверный расчет. Ибо невозможно, даже просто неэкономично и бесхозяйственно, что увеличение мощности двигателя у корабля, тоннаж которого вдвое меньше тоннажа линкора, увеличило его скорость лишь на 5 узлов по сравнению со скоростью линкора. Следует ожидать, что компетентные лица в руководстве военно-морскими силами в конце концов согласятся с тем, что методы кораблестроения устарели.

Если мы в самолетостроении продвинулись гораздо дальше, чем в кораблестроении, и добились большего увеличения скорости по сравнению с самолетами, построенными в прежние годы, исключительно путем изменения формы корпуса, то это заслуга профессора Юнкерса, который, тщательнейше изучив законы аэродинамики, а значит, законы природы, нашел возможность для увеличения скорости.

Поэтому совершенно непонятна позиция руководства военно-морских сил, которые объявляют идиотами изобретателей, подобно Фултону^[3] и Расселу, открывающих новые пути, только лишь потому, что тем самым будет произведена революция в судоходстве. Он поэтому распорядился начать строительство корабля Заксена с мотором в носовой части и провести его испытания. Он также позаботился о том, чтобы не забыли поместить моторы с пропеллерами сбоку и проверить их работу, ибо у рыб плавники также с боков, а это, бесспорно, обеспечивает маневренность, позволяющую даже делать повороты на месте.

В своих размышлениях на эту тему он руководствовался тем выводом, что именно в области техники в тех случаях, когда человек не может больше двигаться вперед, особенно необходимы новые изобретения, открывающие новые пути. Вспомним о микроскопе; ведь наступил такой момент, когда увеличение числа линз уже ничего не давало, ибо они при таком большом количестве поглощали свет. И здесь с этого момента также стало необходимо изобрести нечто новое и тем самым указать новый путь. К сожалению, безумно тяжело пробивать такие изобретения, ибо лишь немногие обладают настолько широкой душой, то есть имеют достаточно сил, чтобы признать новые идеи и дезавуировать дело всей своей жизни – да еще, возможно, ради совершенно постороннего человека.

---

Дата добавления: 2015-08-21