Карбонариус Флат

Карбонариус Флат - главный конюший при дворе короля - служил к тому же (и уже много циклов) ответственным за городскую канализацию. Честно говоря, вторая работа доставляла ему куда меньше проблем, чем первая, ведь должность обер-шталмейстера была хлопотной. И если благословенная супруга могла себе позволить балы и театр в родовом поместье Флатов, то сам Карбонариус вынужден был постоянно находиться в Граданадаре, при дворе, не имея порой свободного времени не то чтобы сходить, скажем, в баню, но даже и просто пообедать. Первый коннетабль его величества обедать любил, любил хорошие вина, любил театральные представления… любил женщин, но, как было уже сказано, любил издалека, а вблизи были только лошади, гвардейцы, интриги и бесконечные увеселения двора, на которых сам Карбонариус не веселился, а работал.
Сегодня выдался особый денек: сегодня Флат намеревался отобедать как следует. Дело шло к вечеру. Король с придворными наконец-то отправился поохотиться на Левый берег и планировал задержаться на целую седмицу. Король любил охоту в тех краях, любил просто пожить в своем охотничьем домике, удалившись от суеты столицы. Этот «домик» - размером с небольшой замок – обслуживался собственным управляющим, набором слуг и, естественно, шталмейстером. Еще вчера Флат проинструктировал этого шталмейстера по всем пунктам и остался в уверенности, что все пройдет как нельзя лучше. Парень был еще молод, но смекалист, и на него можно было положиться. Так что седмица без короля обещала обернуться долгожданным отпуском. Можно съездить к жене, но… Карбонариус вдруг понял, что за последние несколько циклов не отдыхал совсем и изрядно вымотался от такой жизни, а устраивать очередной балет в родовом гнезде… Нет - он твердо решил отдохнуть в одиночестве и побаловать себя - любимого. Отдых – это смена деятельности! Побродить по столице, точнее, по ее многочисленным увеселительным заведениям и придумать что-нибудь особенное. А для начала стоило пообедать.
Заказанный обед принесли уже в сумерках, поэтому его вполне можно было счесть ужином. Обед доставил сам камердинер его высочества, Эгмунд Кормаксон.
- Благодарю вас, старый друг, но, право, не стоило беспокоиться лично. Еду вполне мог бы принести и поваренок. Разве что вы составите мне компанию!? – Флат улыбнулся, заметив на подносе бутылку осторганского бренди.
- Я намекаю на то, что уже давно пора бы поесть как следует, - прокряхтел стареющий Кормаксон. – Король уехал, а наготовили как обычно. Кто есть будет? Слуги?
- Придворные все сожрут, придворные, - усмехнулся Флат, разливая золотистый напиток по бокалам.
Обер-камердинер заерзал в мягком кресле и нахмурился. Его что-то беспокоило, но старик не решался заговорить.
- Давай выпьем, дружище, за короля и за активный отдых! – улыбнулся Флат.
Они выпили и закусили. Потом еще выпили и еще закусили. Принесли жаркое. Камердинер заметно расслабился, но что-то не давало ему покоя, и Флат понял, что придется вникать, разбираться, может быть, даже утешать…
- Ладно! Давай жалуйся, - сказал он, разлив остатки бренди и сделав вид, что отжимает последнюю каплю.
- Это все запахи…, - как-то неопределенно пробормотал камердинер.
- А! Так я знаю, в чем дело, - заржал обер-шталмейстер. – Это виноват менестрель…, ну, который, типа, мастер пердежа. Как это называется по-научному… пукофонист? Пропердел уже дворец весь. Во всех смыслах! И в музыкальном, и в обычном.
- Дело не в этом. Хотя, пукофонист тоже…, но я о другом... запахи…
- Я ж и говорю – его работа! То там попердит, в смысле помузицирует, то здесь музыки своей напустит так, что дышать нечем – скоро такими музыкальными станем, что задохнемся в конце концов. Гнать его надо.
- Музыкант этот с королем на охоту уехал, а вонь осталась, - озабочено вздохнул камердинер, закидывая соленый гриб в рот так, как будто это не нежнейший груздь, а лягушка.
- Так не выветрилось еще! – беспечно махнул рукой Карбонариус Флат, не желая вникать в заботы камердинера.
С одной стороны, он и сам понимал, что что-то не в порядке, что проблема есть. В последнее время во дворце стало пованивать. Может, крысы мрут в подземельях, может, еще что…Но думать об этом сейчас, когда намечался долгожданный отдых, совсем не хотелось. Как говорится: «Не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра». Но, похоже, камердинер этого мнения не разделял:
- Я тебя очень уважаю, Флат, и понимаю, насколько ты заслужил этот отдых…
- Но?
- Но я чувствую, что дело неладно. Здесь что-то большее, чем воняющий музыкальный гений или пара-тройка несчастных животны,х издохших между скелетами узников темного времени. Я пока не могу сказать ничего определенного…
- Вот и не говори! – перебил друга обер-шталмейстер. – Как говаривал наш бывший королевский лекарь: «Хорошая болезнь сама себя проявит!»
- Да… и кончил бедняга Люциус на плахе…
- В своем деле он был неплох, просто золото любил… чужое. За то и поплатился. А лекарь он был хороший. Особливо по хворям, что бывают от девок распутных!
Друзья чокнулись ещё, и потом снова, позвали танцовщиц, и вскоре ужин превратился в весёлую пирушку, где не место заботам и тревожным разговорам.
На другое утро Карбонариус Флат проснулся в хорошем настроении, но с тошнотой и головной болью – симптомами известными и, до некоторой степени, предсказуемыми. «Странно только то, что от осторганского бренди так тошнить не должно бы…», - подумал Флат, сползая с дивана. Тошнило жестоко. Шатаясь, главный конюший двинулся к туалету. Он вдруг понял, что с похмелья почему-то обострились запахи. Воняло нестерпимо и тошнило именно от этого. Он толкнул дверь в туалет, забыв, что она открывается в другую сторону, усмехнулся, потянул дверь на себя - и его чуть не сбило с ног волной вони. Вонь была настолько ужасна, что Карбонариуса тут же вывернуло наизнанку, а затем еще и еще. Это никак не могло быть последствием вчерашнего кутежа. С туалетом случилось что-то экстраординарное.
Освободившись от вчерашних блюд, Флат почувствовал себя лучше и неожиданно вспомнил, о чем говорил Кормаксон. Выбравшись в коридор, он подозвал служанку и выяснил, что вонь распространилась по всему дворцу, что никто не знает, почему. Обер-шталмейстер двинулся в обход дворца, преследуемый омерзительной вонью, проникающей, казалось, в каждую клеточку, каждую пору тела. «Дааа… такого бодуна у меня еще не бывало…», - думал Карбонариус Флат, наблюдая за блюющими прямо в коридорах и анфиладах слугами. - «Все! С осторганским бренди завязываем!».
Он нашел камердинера в Зале Совета. Старикан выглядел неважнецки и Флат подумал, что со стороны, и сам, наверное, выглядит не лучше. Тем не менее, стало как-то легче – прогулка разогнала кровь, а бокал холодного кваса вернул желудок на отведенное ему природой место. В Зале Совета воняло значительно меньше.
- Это потому, что рядом нет сортиров, - сказал Кормаксон, как будто читая его мысли.
- Очевидно, мы в нехилой заднице. И в переносном смысле и в прямом, - пошутил Флат.
- Ты тут главный – тебе виднее, - хмыкнул камердинер.
- Почему это я главный?
- Потому, что сортиры, вообще-то, по твоей части. Ты ведь у нас заведуешь канализацией, а воняет из нее, родимой… тебе туда и лезть. Тем более, что дело нешуточное, мне уже доложили, что вонь эта распространилась не только в королевском дворце, но и по всему Граданадару. Так что это не шутки. Иди с Гирой-Мульхирой разбирайся. Его проделки. Может, сдохло там у него чего, а, может, настроения испортилась.
- Что у него испортилось?
- А я почем знаю? Может, щупальца какая, может, ласта… или чего там у него еще есть. Ты с ним ладишь, ты и разбирайся…

Последний раз Флат был на «аудиенции» у Гиры-Мульхиры несколько циклов тому назад… Давным-давно ему помог один бродячий волшебник. За приличную плату он научил шталмейстера простому заклинанию, при помощи которого тот смог спуститься в канализацию и не задохнуться. Тогда-то его и назначили главным по канализации, с этого началась и карьера обер-шталмейстера. Там, в канализации, Гира-Мульхира почувствовал магию, но не прогнал, пропустил… Благодаря заклинанию было хоть и мерзко, но терпимо. Строго говоря, магия тогда столкнулась с магией, ведь в подземельях воняло не от канализационных стоков, а от самого Гиры. Гира не был человеком, он был каким-то неизвестным существом, не похожим ни на какое другое, за исключением, может быть, Великого Кракена. По крайней мере, так говорили те, кто видел и того, и другого, а таких было мало, точнее, таких не было вообще – одни слухи. Некоторые говорили, что он был величайшим из магов всех времен, и магия эта была весьма специфической: вонючей. В прямом смысле, Гира-Мульхира был единственным на Плоском Мире магом вонючих вод. Жил он там, где его магия была сильнее всего – в столичной канализации. Благодаря Гире канализация самоочищалась, и в Яслу сливалась прозрачная, вода, даже чище, чем в самой реке. Грязь перерабатывалась в вонь, а вонь была той силой, которой жил грязевый монстр. Карбонариус иногда думал, что это существо, возможно, самое граданадарское из всех граданадарцев, ведь оно поглощает отходы жизнедеятельности горожан, а значит, косвенным образом может быть осведомлено о том, что происходит в столице. Гира-Мульхира впитывал запахи и знал обо всем, что творилось наверху. Много сотен циклов «вонючая магия» очищала стоки, и запахи отправлялись к «хозяину». Существо знало город, жило городом и было, в некотором роде, душой Граданадара. Это был добрый монстр. Об этом Карбонариус знал точно. За всю свою жизнь Флат встречался с монстром несколько раз и наладил своеобразный контакт. Если бы было больше времени, если бы было не так омерзительно, он чаще бы спускался потолковать с Гирой-Мульхирой, но каждый спуск, несмотря на защиту заклинаниями и благосклонность вонючего мага, был серьезным испытанием для нервной системы и привыкнуть к этому было никак невозможно. И вот снова необходимо отправляться в граданадарские недра, снова спускаться в вонючую обитель доброго монстра.

- Тебе нужен Скригс, - сказал камердинер, провожая Флата из дворца.
- Как будто я сам не знаю! – Скривился Карбонариус.
Он подумал, что ему все-таки предстоит поход по самым злачным заведениям этого города, только веселиться там не придется, а придется искать мерзкого Скригса. Скригс был настолько же мерзок, насколько необходим. Без него поговорить с Гирой-Мульхирой не представлялось возможным. У Гиры не было рта, и он не говорил, но Скригс умел читать мысли и был, если можно так выразиться, переводчиком. Плохо было то, что Скригс читал мысли не только Гиры, но и всех остальных живых существ, включая и самого обер-шталмейстера. Карлика часто били, но, будучи городским гномом, Скригс по-другому жить не мог – он играл в карты, мошенничал, воровал, распутничал и пользовался своим талантом при всякой возможности. Люди не любят, когда читают их тайные мысли, не любят этого гномы, эльфы и даже тролли, так что жизнь у Скригса была не из легоньких. Но он не жаловался. Скригс жил страстями, и главной его страстью были азартные игры. Карбонариус знал, с чего начать поиски Скригса – с самого большого игорного дома Граданадара. Он вздохнул и направился в «Удивительные мелочи Паба-да-Боа».
Несмотря на название, играли здесь не по-мелкому. Бывало, что за вечер в этом заведении знатные особы теряли не только состояние, накопленное поколениями предков, но и сам титул, заканчивая жизни в долговой яме или даже на плахе. Хозяин заведения, некий Паба, был гоблином. Единственным гоблином в Граданадаре. Окультуренным гоблином, если можно так выразиться. Сам Паба говорил, что он из тех гоблинов, которые не воюют, как все остальные, а выращивают овощи и фрукты, являясь, так сказать, гоблинскими фермерами. Когда ему это было выгодно, он любил пустить слезу, вспоминая, что выбрался из самых гоблинских низов, потому что выращивать овощи у гоблинов… хуже этого уже и быть не может – это самая глубокая из задниц Бо. Ему никто не верил - разве могут гоблины выращивать овощи? Когда-то давно он спустился с гор всего с двумя золотыми за пазухой и засел в легендарной таверне «Свинячий бивень», что находится на перекрестке торговых путей - единственное место, где гоблина примут так же, как и человека, если он заплатит золотом. Паба заплатил. Отдал один золотой за стол и пиво, а второй разменял на медяки и засел играть в кости. В «Свинячьем бивне» можно снять комнату, а можно купить стол. Стол стоит дешевле. Паба не выходил из-за стола три дня. Через три дня перед ним на столе высилась гора мелочи, примерно золотых эдак на пятнадцать. Он просидел там еще седмицу. А через седмицу из таверны его выгнал лично сам хозяин. Это был единственный раз, когда Буч выгонял кого-то из Свинячьего бивня…, единственный за всю историю существования этой таверны. Паба ушел в Граданадар, и скандальная слава ушла впереди него. Он пришел в столицу и арендовал помещение на Турнирном поле. Почему его не убили? Потому, что нет таких законов, по которым можно безнаказанно убивать гоблинов. Как, впрочем, нет законов, по которым этого делать нельзя. Пабу убить пытались многие, но, как любил выражаться он сам: «По сравнению с жизнью простого гоблинского фермера… меня здесь хотя бы не пытаются сожрать родственники!».
Когда Карбонариус Флат переступил порог заведения, перешло уже за полдень: игорный день только начинался. В просторном зале посетителей было еще не много. Сам Паба как всегда дремал за стойкой бара.
- Пива? – спросил Паба, приоткрыв один глаз и смахнув ухом надоедливую муху с широкого носа.
- Лучше-б коньяку какого…, - вздохнул обер-шталмейстер.
- Воняет сегодня, - поддержал разговор гоблин.
- И не говори, - вздохнул Флат. – Кстати… ты сегодня не видел… эээ… Скригса?
- Я этого негодяя если увижу, то разорву ему когтями брюхо, намотаю кишки на лапу и буду ими отгонять мух, пока оно не сдохнет! – подскочил Паба.
Шерсть на загривке у гоблина встала дыбом, руки задрожали, а в глазах проклюнулась такая голодная ненависть, что Флат в очередной раз засомневался в его фермерском происхождении. Похоже, Скригс чем-то здорово насолил Пабе, и вход сюда ему был заказан.
- Так его не было здесь, так, что ли? – уточнил на всякий случай Карбонариус.
- Был… вчерась, - сказа Паба резко успокаиваясь и снова принимая позу дремлющего друида. – Вчерась он тута учудил… сбежал… а то я бы его зажарил и съел.
- Понятно, - коротко кивнул Флат, допив коньяк.
Он вышел из Паба-да-Боа и двинулся по «большому кругу», как он сам любил это называть. Большим кругом Флат называл все закусочные, таверны и игорные дома, которые можно было обойти за вечер в выходной день, останавливаясь на выпивос. Получалось немало: таверн в Граданадаре было как грязи, а, может, и больше. Карбонариус любил пройтись «нигде не задерживаясь до второй наливки». В этом была своя романтика. От коньяка изрядно полегчало, и Флат вдруг понял, что сегодня сможет совместить приятное с полезным.
На Турнирной площади обер-шталмейстер посетил еще три закусочных, но там Скригса не видели уже больше седмицы. Заглянув в «Толстый боров», «Закат ясеня» и даже в «Рыбу и овощи», он двинулся по Цветочной улице, заглотил на ходу кубок какого-то вина с пряным запахом и сжевал пышку, а затем вышел к мосту Троллей и «Трем ослам». В «Трех ослах» наливали свежайшее пиво. Пришлось выпить. Скригс здесь был, естественно, но ушел еще утром, точнее, не ушел, а вылетел пинком под зад за то, что разболтал всем о связи хозяина с одной из горничных.
Далее возник вопрос: идти искать мерзкого карлика в кварталы бедноты к Большой стене или попробовать удачи в более дорогих заведениях Купеческой гильдии? Немного подумав, Флат пришел к выводу, что, скорее всего, Скригс выбрал тот же маршрут, что выбрал бы на его месте и сам обер-шталмейстер – двинулся бы в Порт через Рыночную площадь. Это был большой, но интересный круг! Попрощавшись с хозяином, он по бульвару Грибоедов вышел на проспект Триумфальных шествий к гостинице «Три сестры». Ни одна из трех сестер - хозяек таверны Скригса вспоминать не захотела, из чего Флат сделал вывод, что карлик здесь был, причем сравнительно недавно. Подкрепившись бараньими ребрышками и рюмочкой вишневой наливки, Карбонариус отправился через переулок Скопцов и далее по Складской к таверне «Приют жирных». В «Приюте», как всегда, было полно народу и пирог с зайчатиной. Флат съел пирога, выпил рома и узнал о том, что Скригс отправился в Порт. Обер-шталмейстер не стал задерживаться и «скорректировал» свой маршрут в «Жирном гусе», где отведал гусятины под баклажанами, запив блюдо порцией виноградной водки.
Изрядно повеселев, Флат спустился к портовым докам. Воняло здесь значительно сильнее, и Карбонариус понял, что пить ему сегодня вечером придется без закуски. Он уже знал, где найдет Скригса – Скригс засел играть в самой неблагополучном игорном заведении столицы. Уже смеркалось, когда обер-шталмейстер добрался до «Хромого сурка» - игорного притона, славящегося на всю столицу тем, что не проходило и дня, чтоб здесь кого-то не вынесли вперед ногами. Мертвых просто выбрасывали в канализацию, откуда их сносило в залив. Или они попадали к Гире-Мульхире.
Воняло в портусильнее, чем где бы то ни было до этого. Иногда волны тягучей вони прямо-таки душили, не давая вздохнуть. Открыв дверь «Хромого сурка», Флат еле устоял на ногах от накатившей дурноты – дышать было практически нечем. Посетителей, впрочем, хватало. Подковыляв к стойке бара, Карбонариус попросил рома с перцем и осторожно намекнул на Скригса. Барменша, Толстая Бетти, просто кивнула и тыкнула пальцем куда-то за спину обер-шталмейстера. Флат обернулся и увидел, как какой-то хмурый матросик пытается пырнуть ножом ухмыляющегося городского гнома. Это было непросто сделать, ведь карлик наперед знал, куда тот сейчас тыкнет и заблаговременно изворачивался. Матрос злился все больше, но по гному не попадал. Одним ударом Карбонариус Флат прекратил драку, отправив матроса в глубокий и спокойный сон, может быть, спасая тому жизнь. Дышать становилось абсолютно нечем.
- А ты, как всегда, в полной ж…, - поприветствовал обер-шталмейстера Скригс.
- Дело есть.
- Можешь не продолжать, - ухмыльнулся пройдоха. – Понятно, что к Вонючке двинем. И заметь – я мыслей твоих не читал! И так все понятно.
- Если ты попытаешься читануть мои грязные мысли, получишь пинка, - предупредил Флат.
- Справедливо, - согласился Скригс.
Они выпили немного, посидели, выпили еще и поговорили с Толстой Бетти.
- Сегодня умерли две девушки, - сказала хозяйка. – Задохнулись от вони в своих комнатах. Во сне. Они болели… обе… и задохнулись. Наверное, от слабости. Но если так пойдет и дальше, то начнется что-то очень печальное. Даже не знаю что. Говорят, что и старики умирать начали.
- Старики умирать не начинают, для них это дело естественное, - сказал Скригс.
- Это только, если они не от вони дохнут, - вздохнул Карбонариус Флат, понимая, что ответственность за каждую смерть в городе теперь, некоторым образом, ложится и на его плечи.
- Мы это дело остановим, - оптимистично крякнул городской гном, запихивая в карман бутылку морского рома.
Однако Флат лишь пожал плечами, совсем не разделяя веселости карлика. Он молча встал с лавки, хмуро бросив на стол золотую монету. Дело приобретало серьезный оборот, начинали умирать люди…

- Тебе не кажется, что слишком обидно называть его так, - спросил Карбонариус, спустившись по шаткой металлической лестнице в канализационный сток.
- Не-а! Вонючке это все равно! – хихикнул Скригс, спускаясь следом. – Вонючка – он и есть вонючка. Чего ему обижаться, если он король… или королева… хм… вонючек? Он самый вонючечный из всех вонючих, его даже не с чем сравнивать! Я вот щас прямо хвалу какую-то пою ему. Так что он не обижается, скорее радоваться должен… хотя… это вряд ли.
Они ступили на склизский пол канализационного стока. Было сумрачно, но достаточно просторно и светло. Свет падал сквозь канализационные решетки, равномерно повторяющиеся вдоль всего тоннеля. По полу, в специальном углублении, текла жижа. Воняло так же, как и на поверхности.
- На этот раз хотя бы не тошнит при спуске – тошнит уже на входе! – пошутил гном.
Городская канализация была своеобразным городом в городе. Им предстояло спуститься на несколько ярусов вниз и, насколько помнил обер-шталмейстер, чем ниже, тем хуже. На верхнем ярусе жизни хватало. Частенько здесь обретались нищие, скрывались воры и бандиты, однако водилось и кое-что пострашнее. Ходили слухи, что на верхних ярусах жили какие-то зубастые твари. Встречались и призраки. Чуть ниже жили лепреконы и крысы. А на самых нижних уровнях не жил никто.
Перешагнув через пару скелетов, Флат и Скригс вышли к лестнице. Они спустились на средние ярусы и двинулись по слабоосвещенному тоннелю, плавно изгибающемуся влево и немного вниз. Здесь, как ни странно, было сухо. Эти вспомогательные тоннели заполнялись водой во время приливов и сезона дождей и предназначались в качестве отвода лишних вод от портового района. В остальное время грязи здесь не было. Свет сюда доходил, но Карбонариус зажег факел. Факел сжигал часть вони и дышалось легче. Зажав рот платком, Флат терпел, но заклинание не произносил. Немного погодя им попался трупик леприкона, потом еще один, а потом мертвые леприконы стали попадаться все чаще. Ни одного живого они не встретили. Леприконы лежали кучками, а рядом валялись дохлые крысы.
- Они не задохнулись, - сказал Скригс, приглядевшись к одному из трупиков.
- Похоже, что они поубивали друг друга, - согласился обер-шталмейстер.
- А заодно и крыс. Сбрендили и поубивались! – хихикнул гном. – Хоть какая-то польза от этой вони!
- Цинично… но верно, - вздохнул Флат, понимая, что на этот раз гном прав, ведь леприконы и крысы были двумя серьезными проблемами города.
Что те, что другие обладали разумом, жили организованно и так же организованно предпочитали пакостить всем, с кем сталкивались. Леприконы были в чем-то хуже крыс. Каждый цикл они выбирали Председателя – самого жирного и злобного леприкона. В обязанности Председателя входило воровство и подмена человеческих младенцев, черные ритуалы и произнесение революционных речей в том духе, что леприконы есть высшая раса среди всех существ, что давно пора совершить революцию и захватить власть в столице. Если бы не оперативная деятельность специального отдела королевской стражи, вполне возможно, что одними речами все бы это не ограничилось.
Переступая через многочисленные трупики, Карбонариус Флат поражался тому, как много леприконов и крыс живет в этих тоннелях. Он подумал о том, что под столицей существует еще одна «столица», о которой люди на поверхности знают совсем мало, а многие и не догадываются вовсе. Впереди, в полу, чернела замшелая медная дверь, ведущая на нижний уровень. Пришло время заклинания…

На нижнем ярусе было холодно и глухо, как в утробе Великого Кракена. Свет и воздух сюда не проникали, и вентиляция, похоже, осуществлялась лишь с помощью Вонючки - Гира-Мульхира гонял по темным коридорам тугую и склизкую вонь. Флат вдруг понял, что не дышит вообще. Очевидно, заклинание временно отключило легкие, чтобы не пустить в них то, что было здесь вместо воздуха. Возможно, это была своеобразная защита Гиры-Мульхиры от недружелюбных обитателей более высоких уровней, а, возможно, просто его испражнения. Флат чувствовал себя, как в бульоне, он не шел, а, скорее, плыл. Легкие замерли, и это было странно. Скригс тоже особой радости не проявлял, но и не волновался. Похоже, он уже установил контакт с Гирой и теперь вовсю болтал с ним о чем-то.
Грубые, низкие своды узкого тоннеля давили, заставляли пригибаться и невольно кланяться кому-то. Скригсу, конечно, было все равно. Для него здесь было и удобно и не тесно. Гномы, как известно, живут в норах в недрах гор, и даже у их городских потомков инстинкты замкнутых пространств еще не выветрились. Но его человеческий спутник чувствовал себя все хуже. С каждым ударом сердца, с каждым шагом усталость накатывала все сильнее, тягучими волнами заливая тело и душу. Если бы Карбонариус не знал, что осталось недолго, он бы повернул назад. Но они уже почти пришли. Еще немного - и тоннель закончился. Гном и человек вывалились в широкую низкую залу. Потолок, подпираемый массивными колоннами, залитыми серой слизью, был ненамного выше, чем в тоннеле, но стены отстояли друг от друга очень далеко. А посредине все пространство занимал Гира-Мульхира. Он как бы врос в стену, и никто не знал, насколько огромен этот монстр.
Если сказать по-простому, то Гира-Мульхира был скоплением щупалец - и больше ничего. Часть комнаты занимали щупальца всевозможных размеров и конфигурации. Некоторые щупальца были толстыми, как корабельные мачты, некоторые напоминали тонкие побеги вьющихся растений. Были длинные щупальца, тянувшиеся по всему потолку, крепящиеся к потолку за еле заметные неровности, а были короткие обрубки - то ли откушенные кем-то, то ли отвалившиеся сами собой. Некоторые щупальца напоминали змей и активно двигались в разных направлениях, некоторые походили на усы жуков – острые и прямые, они дергались туда-сюда в поисках дополнительных ароматов. Все это скопление жило своей загадочной жизнью, перевивалось, перекатывалось, ветвилось, издавая легкие чмокающие и гипнотично шуршащие звуки, от которых становилось жутко и хотелось бежать без оглядки, навсегда забыв об увиденном. И это была только верхняя часть Вонючего монстра. То, что находилось под полом, то, что уходило в недра граданадарской земли - этого никогда и никто не видел, но благодаря этому Вонючка очищал город. Гира-Мульхира был ужасен и велик одновременно. Карбонариус подумал, что, возможно, один только Великий Кракен мог бы похвастаться подобным количеством щупалец и подобной силой. Он в восхищении замер, глядя на несколько щупалец, что зашевелились в его направлении.
- Но, но! – скрипнул более практичный Скригс. – Отвали-ка от нас быстро! Мы сюда не в качестве жратвы приперлись!
Щупальца неохотно свернулись. Похоже, Гира-Мульхира очень нуждался в помощи. Но что ему было нужно?
- Пора тебе, Скригс, поработать, - нахмурился Карбонариус Флат.
- Да я уже в работе по самые…! – возмутился гном, - Вообще-то, переводить мне надо только в обратную сторону, Вонючка тебя прекрасно слышит, и мысли все твои тоже слышит… по запаху. Так что просто думай, и дело с концом.
- А что думать-то? – растерялся обер-шталмейстер.
- А я по чем знаю? А! Уже не надо думать. Его Вонючество ответ прислали.
- Какой?!
- Оне сказали, што бы мы отседова уматывали побыстрее, - ответил Скригс, поворачиваясь к выходу.
- Подожди! – опешил Флат. - Спроси его, что нам делать! Не зря же мы сюда приперлись.
- Так он же уже сказал, что делать.
- Что?
- Уматывать, - хихикнул противный гном, выбегая из зала…

- Это было странно. Все это было очень странно. Очень вонюче… и очень странно, - пробормотал Флат, отряхиваясь уже на верхнем ярусе.
Еще немного- и они окажутся на поверхности, так ничего и не выяснив. Гира-Мульхира общаться не захотел. Но странным образом Карбонариус знал, что что-то изменилось, что решение загадки где-то рядом.
- Да все просто, - неожиданно начал гном, читая мысли обер-шталмейстера, за что и получил обещанный подзатыльник. - Ай! Вот ты злишься, а я, между прочим, мысли не читал, а просто догадался, о чем ты думаешь. И как тут не догадаться?
- Ну извини, - хмыкнул Флат.
- Все очень просто. Нам нужно идти по запаху, точнее, за вонью. Она приведет нас куда надо.
Как будто услышав слова гнома, вонь усилилась. Смердящие испарения заклубились, образовав подобие коридора с одним вполне ощутимым направлением, в котором воняло значительно меньше. И это направление вело к выходу из канализации…

«Куда мы идем и к чему, в конце концов, придём?», - думал Карбонариус Флат, петляя в бедных кварталах на краю города, подгоняемый вонью и вездесущим Скригсом. – «Что может быть такого важного, сверхинтересного Гире-Мульхире в этих забытых Бо трущобах? Может быть где-то рядом, за одной из этих серых, облезлых дверей, в грязном помойном переулке по соседству сейчас совершается преступление, творится что-то настолько страшное, что даже Его Вонючество не смог остаться в стороне? Может быть… но что-то не сходится. Не так прост Грязевый монстр, чтобы переживать из-за преступления, пускай даже и самого страшного. За свою долгую, бесконечно долгую жизнь вонючий маг Гира-Мульхира «нюхал» всякое и удивить его тяжело. Это должно быть действительно что-то экстраординарное».
Флату стало не по себе. Он поежился, как от морозного ветра, хотя они уже выбрались на поверхность и вокруг царил полуденный зной.
- А возможно, что это какой-то человек, досаждающий вонючке. Нашими руками Грязюка собирается покарать мерзавца! Или какой-нибудь чистюля, который моется так часто, что Гира решил его немного проучить - искупать в по-настоящему грязной грязи! Это заговор! Леприконы наконец-то перешли к действию и революция началась! А добрейший из добрейших решил предупредить нас об этом, - продолжил мысль Флата Скригс.
- И задушил своей вонью портовых бедняков. Как благородно.
- Революции без жертв не бывает. Пришлось пожертвовать парой-тройкой воришек и шлюх из порта. Ничего не поделаешь. Но заговор должен быть остановлен, и мы идем по следам террористов!
Они пересекли Хлебную улицу, свернули к таверне «Огузок пекаря», прошли по узкой улочке со странным названием Навозная, хотя воняло здесь не больше, чем везде в последнее время. Вонь исходила от Гиры и концентрировалась где-то рядом, все очевиднее подталкивая в направлении окраин.
- Такое впечатление, что Гира-Мульхира играет с нами в игру «Горячо-Холодно», - пошутил Флат.
- Ну, да. Причем становится все «горячее» - вонь слабеет, - серьезно отозвался Скригс.
В этом районе город плавно переходил в деревню. Чем дальше они удалялись от центра, тем добрее становился окружающий пейзаж. Стало больше деревьев и кустов. У домиков появились небольшие участки земли, засаженные какими-то овощами и травами. Люди в этих местах жили уже как бы и не в городе, практически никогда не наведываясь в центральную его часть, разве что на ярмарку. В конце концов Скригс остановился на перекрестке возле небольшого дерева и уставился на некрасивую девочку-подростка…

Полуденный зной мутным маревом омывал бедные кварталы столицы. Мивина сидела возле дома на лавочке, под окошком своей собственной комнаты и слушала, как комары безуспешно пытаются пролезть сквозь защитную сетку, сделанную специально для того, чтобы они не могли сквозь нее пролезть. В эту пору комары были особенно многочисленны и жирны, как летающие поросята, они были злы, голодны и нападали на все живое. Нормальные жители предпочитали лишний раз по улице не шастать, но Мивину это не волновало. Комары ее не кусали. Они не замечали ее так же, как и все остальные. А что тут замечать? Мивина - толстая, неуклюжая девочка без всяких особенностей или талантов. Она некрасива, но и не уродлива как-то по-особенному. В школе учится плохо, но не хуже других. Нет у Мивины ничего такого, за что ее можно было бы невзлюбить или полюбить. Вы скажете, что любят не за что-то, а просто так? Но Мивину было некому полюбить «просто так», она была сиротой и жила с бабушкой. Мама с папой умерли давно. Мивине шел уже тринадцатый цикл. В это время девочки обычно готовятся стать девушками, но Мивина ни о чем таком не думала. «А о чем она тогда думала?»- возможно, спросите вы, но в ответ услышите лишь одну фразу: «Ни о чем». Мивина не особенно любила думать. Бывают девочки некрасивые, но умные. Такие девочки компенсируют свою некрасивость живым умом и добрым сердцем и, подчас, нравятся даже больше, чем прекрасные, но сварливые подставки для модных одеяний, украшений и духов. Такие девочки вырастают и становятся милыми и верными женами, подругами, попутчицами в жизни какого-нибудь удачливого пекаря или дровосека. Возможно даже, что девочка настолько уродлива, что место ей в цирке уродов мамаши Гретхен или в городской библиотеке или, в конце концов, в монастыре святой Целестины. Возможно. Но это не про Мивину. Мивина не была добра или умна, скорее уж даже глупа, но тоже не сильно. Мивина была просто толстой, неуклюжей и неповоротливой девочкой, в грязной юбке, нестираных полосатых гольфах, школьных сандалиях и кофте. У нее было две косички, похожие на ослиные хвосты, две густые невыщипанные брови, стремящиеся к переносице, два маленьких глаза и мелкий поросячий нос, за который ее могли бы прозвать «свинкой», но не прозвали - не прилипло. Думать Мивине тоже было неинтересно. Ей неинтересно было играть в резинку или классики с другими девочками, не особо ладила она и с мальчишками. На ее улице жило много детей, но она ни с кем не дружила. Возможно, кто-то мог бы спросить: «А, что такого интересного в этой девочке?» Но, к сожалению, никого не интересуют маленькие некрасивые и бездарные девочки, так что и спросить некому.
Мивина сидела на лавочке и слушала комаров. Одной ноздрёй дышалось плохо - там что-то застряло. Было жарко, но не сильно. Лето… идти в школу не надо, и это приятно. Мивина чихнула и хотела уже встать, но в последний момент передумала и не встала. Возможно, бабушке была нужна ее помощь по хозяйству, а, возможно, и нет. «Если бы надо было бы, то позвала бы…», - подумала Мивина, ковыряясь в носу. Бабушка Мивину беспокоила редко, и девочка была предоставлена сама себе сутки напролет. Она была очень старая, очень скромная и тихая – ее бабушка. Даже ближайшие соседи иногда забывали поздороваться, когда старушка выходила в лавку за хлебом. Бабушка всегда заботилась лишь о том, чтобы девочка была сыта и одета. В остальном она Мивину не замечала точно так же, как и все остальные существа, живущие в Граданадаре. Чувствовала ли Мивина одиночество? Скорее всего, нет. Она об этом просто не задумывалась. Мимо пролетел большой толстый жук. Девочка проследила за ним и уперлась взглядом в какого-то подозрительного гнома, который шел прямо к ней…

На лавке сидела девочка. Обычная, ничем не примечательная девочка. Еще совсем маленькая и некрасивая. «Я бы на такой ни за что не женился…», - почему-то подумал обер-шталмейстер. Его передернуло.
- Это она, - сказал Скригс, приплясывая джигу.
- Кто? - не понял обер-шталмейстер.
- Это и есть… «жертва», - пожал плечами гном.
- Эта девочка?
- Ну да, вот эта некрасивая, даже по меркам городских гномов, малявка, - хмыкнул гном, доставая кисет с табаком и закуривая.
Карбонариус стоял и не мог поверить в то, что все закончилось так неожиданно.
- Почему ты так уверен, что это она?
- Потому, что Вонючка только что сам сказал мне об этом. К тому же, сам посмотри, точнее… понюхай – вонять то перестало, - скривился Скригс, выпуская кольцо дыма в сторону девочки.
Вокруг действительно резко перестало вонять. Пахло скорее даже приятно – лесом, фиалками и мхом. И было ясно, что поиски закончились.
- Я не понимаю! - воскликнул Флат. - Почему эта… это создание? Что проку в ней Мульхире? И какой в этом вообще смысл!?
- Это же Гира-Мульхира! Никто не понимает Гиру, кроме него самого! – захохотал гном.
- И что нам теперь делать? – обреченно вздохнул Карбонариус, предполагая исход.
- Как, что? Забирай ее скорее и в канализацию, пока в порту все шлюхи не передохли, - безапелляционно заявил Скригс, внимательно приглядываясь к девочке.
- Что это ты приглядываешься?
- Она какая-то не такая…У нее никого нет, она одна-одинешенька. Уж я-то такие вещи чую.
- Не до твоих мерзких проделок нам сейчас! – разозлился обер-шталмейстер.
Он понимал, что в главном гном прав – Гира-Мульхира не успокоится, пока не получит это бедное, никчемное создание. Если ее не отвести к Вонючке, возможно смерть от зловонного удушья унесет еще чью-то жизнь, еще много жизней... Это нужно было прекратить немедленно, и ключом ко всему была несчастная девочка. «Но почему несчастная?», - спросил сам у себя Флат.
- Потому, что сегодня Гира ее тю-тю, - хохотнул зловредный пакостник, читая его мысли, за что и получил привычный пинок.
- Скригс, ты отвратительное чудовище, пакость какая-то! – разъярился Флат.
- Я не пакость, - обиделся Скригс, потирая ушибленный бок. – Я городской гном, мы все такие, это наша сущность – сарказм и гадости, гадости и сарказм… А что ты хотел? Мы спустились с гор в незапамятные времена и, наверное, уже так породнились с леприконами, что и сами не понимаем, чего в нас больше намешано – леприконского или гномьего. И, между прочим, сейчас ты зло на мне срываешь напрасно. Не я весь город провонял и не я эту мелкую дурочку сегодня схарчить собираюсь. Ты злой из-за того, что именно тебе придется ее угробить в брюхо нашему Вонючке, вот как!
- Да, это придется сделать мне. Но я не могу. Что я ей скажу?
Обер-шталмейстер понял, что наступил момент, о котором он подсознательно избегал думать. Сейчас необходимо обречь на страшную участь ни в чем не повинного человека, маленькую девочку. Пусть даже такую… невзрачную и толстую, как эта.
От последней мысли опять передернуло. Стало как-то совсем совестно за то, что такая гадость промелькнула в голове. Откуда такие странные мысли? Карбонариус не мог сдвинуться с места. Он понял, что просто не способен это сделать. Как? Что ей сказать? Леденцом заманить в канализацию? Или пряником каким? Так она, вроде, уже постарше… и с дядей незнакомым в канализацию не пойдет… за леденец.
- Скригс, ты сказал, что у нее никого нет, как такое возможно? Она что - одна живет?
- Жила не одна. С бабкой. Но бабка окочурилась только что, а мелкая еще об этом не догадывается. Так что теперь она как бы совсем одна. Ладно, я тебе помогу, хоть ты и козел, - Скригс спокойно двинулся к девочке. Та не обращала на него внимания, пока он не подошел вплотную. Гном что-то сказал ей на ухо и взял за руку, девочка встала и пошла с ним. Как будто так и должно было быть. Она ни разу даже не оглянулась на свой дом…

В канализации было темно и прохладно, вся вонь куда-то исчезла. Всю дорогу девочка шла спокойно и безропотно, не произнеся ни слова. Они без приключений добрались к Гире-Мульхире. Карбонариус Флат думал, что при виде копошащихся щупалец девочка испугается и закричит, попытается убежать или упадет в обморок, но ничего такого не произошло. Она просто шагнула прямо в щупальца, и Гира-Мульхира принял дар. С легким вздохом девочка исчезла в сплетении подергивающихся отростков. И вздох этот был, скорее, вздохом облегчения, чем предсмертным хрипом. Мивина стала частью Вонючего монстра. «Похоже, она нашла свое место…», - подумал Флат.
- Здесь ей будет лучше, - подхватил мысль Скригс.
- Почему?
- Она не такая, как мы, - тихо прошептал городской гном и двинулся к выходу…

Карбонариус Флат сидел у себя в комнате и думал о судьбе маленькой толстой девочки. Что с ней стало, в чем была ее особенность? Возможно, что ни в чем. Но если немного порассуждать? Что, если Гира-Мульхира действительно самый граданадарский из граданадарцев? Что, если он каким-то образом знает о жителях города все, переживает за каждого? В городе-столице кто-то кого-то бьет, а кто-то кого-то целует, кто-то умирает, а кто-то рождается. Это и есть простая жизнь города. Что в этом особенного? Нет такого ужасного преступления, которое не повторялось в истории многократно. И хотя каждое мгновение само по себе прекрасно и уникально, тем не менее, в общем, все прекрасное в этой жизни достаточно прозаично. И, что в этом потоке радостей и несчастий может заинтересовать того, кто в курсе всего? Что-то очень ненормальное, что-то настолько неприемлемое, из-за чего взрываются унитазы.
«Она не такая, как мы», - сказал городской гном, подразумевая под этим «Мы» себя и меня. Но что может быть общего между человеком и гномом?

Дата добавления: 2015-08-21