Бесполезных людей не бывает

Герцог Варногорья Хрельм Справедливый пришёл в себя от головной боли. Не самое приятное из пробуждений. «Похоже, что переквасил, - подумал он. - Но где и с кем?» Узкая комната с высокими серыми стенами - каменный мешок. Заглянул в неровную дырку в двери, всмотрелся в полумрак. Ничего - только стены и сполохи света от чадящих факелов. В камере сумрачно и мерзко, как во всех камерах на свете. Единственное окно - почти под потолком. Пихнул кулаком в стену – качнуло, в голове ухнула тупая боль, которая совсем не походила на похмельную. Похоже, накануне его били... по голове. Что произошло, и как отсюда выбраться? Выбоины в кладке довольно велики, по ним можно карабкаться, но голова... терпим… взбираемся. Схватился и потянул за решётку, повис всем телом - ничего. «Какая тварь меня сюда засадила!».
У двери что-то затопало, забубнило:
- Порча императорского имущества не приветствуется. Неположано.
- Гоблины!- зарычал пленник.
Спрыгнул на пол, правая ступня жалобно хрустнула. Метнулся к двери, но острая боль остановила, вернула воспоминания последних дней.
- Дррррянь!
Теряя силы, герцог сполз на кучу соломы в углу, свернулся, съежился, постарался забыться, но боль не отступала, кусала за ступню, грызла затылок. Сильнее всего болела голова, тошнило – результат удара гоблинской дубинкой. Память подбрасывала какие-то обрывки… тяжесть и боль, кровавое ослепление битвы... корона, слетающая с головы в момент удара, прощально и грустно сверкающая в солнечных лучах. Похоже, гоблины приволокли его в своё логово, скорее всего, в один из горных пещерных замков. Хрельм пожалел на мгновение, что мало интересовался географией. Вспомнил, как обсуждал с Миной Корским детали объединения двух герцогств в одно... «Всё, что нужно, всегда можно узнать у своего советника». Ха! Вот и вызови его сюда!
Надежды и планы, интриги и победы... – всё казалось нереальным, подобным сну. Каменный мешок давил безысходностью и могильной влагой. Тени под потолком сгустились, очевидно, стемнело. На ногу заполз жирный паук с белым крестом на спинке. Хрельм раздавил его рукой, чихнул - и воспоминания ворвались в больную голову, накатили смрадным водопадом. Память и боль, соединившись в причудливом танце, понеслись вскачь, рисуя одну картину за другой. "Не раскисать!" – закричал герцог куда-то вверх. Но затылок ныл, сознание затуманивалось, унося по реке времени, вдаль...

...Турнир во славу красавицы Хельги Викторины, королевской принцессы – самой младшей и самой прекрасной дочери короля - был событием. Событием для всего королевства! Мина Корский, первый советник герцога Хрельма, сидел на трибуне, загадочно улыбался и потел. Окуляры в тяжёлой оправе сползали на тощий нос, закрывая большую часть лица. Глаза за тёмными стёклами дергались, как две рыбки на одном крючке. Потел Мина от напряжения: ожидаемая победа герцога могла не только поставить жирную точку в непрекращающейся войне между Варной и Береговиной, но и открывала советнику возможность запустить лапы в столичные сундуки. Мина Корский нервно щёлкал костяшками пальцев, икал. Пил воду. Вода не помогала...

...Турнир устраивали раз в цикл, в резиденции королевской фамилии, славном городе Граданадаре. Хельга Викторина, как ни посмотри, выглядела лакомым кусочком со всех сторон. За ее руку и сердце собирались драться лучшие задиры знатнейших родов. Битва обещала быть жаркой. Герцог Хрельм имел все шансы на успех, как, возможно, и его главный противник - герцог Умбарик из Береговины. В Варне и Береговине хватало задир как среди простолюдинов, так и среди вельмож: на пограничных территориях у Гоблинских Предгорий и Поля Бит без хорошей воинской выучки просто не выжить. Оба герцога славились быстротой, владели копьем и мечом великолепно, уступая в мастерстве, пожалуй, только мастерам боевых искусств с острова Хель. В этот раз для них здесь достойных соперников не оказалось, ведь Черный рыцарь из Берга, победивший в последних двух турнирах, выбыл из соревнования. В прошлый раз, пробив Хрельму шлем и череп, он заграбастал старшую королевну, вместе с ней и право на престолонаследие. Зачем рыцарю из Берга две жены-принцессы, если у него и так восемьдесят жен?
Оба герцога понимали, что победа в турнире обеспечит им не только руку, сердце и все остальные прелести Хельги, но принесет также право голоса на межгосударственных ассамблеях, а в дальнейшем - значительную политическую и церемониальную власть. Ради нее, ради властишки, подкрепленной ненавистью, все и затевалось. Зачем герцогу королевская корона? Чтоб самому себе устраивать турниры и балеты в Граданадаре? Нет, дело было давнее. Так случилось, что в период правления Хрельма и Умбарика вражда между герцогствами, кипевшая много сотен циклов, забила просто фонтаном злобы, взаимных обвинений и подлых интриг. Дело шло к войне. Варна и Береговина активно формировали армии, вербовали крестьян и наемников.

Давным-давно прапрапрадед Хрельма Беведр Косой и прапрапрадед Умбарика Умбар Дикий, двоюродные братья, отличились в битве за Гоблинскую пустошь. Желая наградить героев, Превил Мудрый, первый король Граданадара, сделал глупость, разделив Варногорье между двумя своими вассалами. Им бы радоваться, но в сердцах братьев с той минуты зародилась ненависть, бросившая их в адское жерло интриг и убийств. Эта вражда на сотни циклов определила политику, сказалась на экономике обеих герцогств.
А в нынешние времена стало совсем невмоготу. Возросшая армия, личная гвардия и недавно усиленная городская стража сжирали все средства. Предгорные герцогства стонали от поборов: таможенные пошлины возросли настолько, что люди перестали торговать, расходы на армию увеличились, выросли налоги, а вместе с ними возросло и недовольство простых людей. На границе орудовали шайки лесных грабителей, которые активно пополнялись разоренными крестьянами, беглыми преступниками, ремесленниками и мастеровыми, измученными непомерной данью, предпочитающими грабить, рискуя жизнью, нежели голодать, работая в поте лица. В некотором смысле, война могла бы стать, пускай не лучшим, но выходом из кризиса. Два государства, так или иначе, должны наконец-то слиться в одно. И последней мирной возможностью решения конфликта стал шанс породниться с королевской фамилией, тем самым получив приоритет власти для объединения герцогств. В этом случае это был бы уже просто вопрос времени: всё можно было бы решить, не покидая королевского дворца.

Турнир был объявлен. Эмоции бурлили, как варево в огромном котле. Рука принцессы обещана победителю! Это не простое зрелище - это праздник года, карнавал. Купцы везли свои товары, заключались сделки, плелись интриги. И для простых людей был хороший повод поразвлечься. Таверны столицы трещали от постояльцев.
Король Гельмут был уже стар - и под многими рыцарскими шлемами роились мыслишки о том, что короли не вечны, что фамилии заменимы. И - если сбросить со счетов Берг - можно сказать, что на этот раз, вместе с сердцем Хельги, на кону стояла судьба короны.

Прискакав в Граданадар, Хрельм промчался прямо на турнирное поле и, не слезая с коня, вызвал Умбарика на бой. Он с почтением махнул рукой королю, приветствуя в его лице не только владыку королевства, но и главного судью турнира, как того требовала традиция, затем выбросил вверх руку с мечом и прокричал свой девиз: «Я, Хрельм Беведрский, владетель и покровитель Варны, первой половины разделённого Варногорья, вызываю на поединок Умбарика Умбарского. Бейся или беги!» Толпа зрителей завизжала от восторга.
Принцесса сидела на трибуне рядом с отцом. Король пил сидр и кряхтел. Хельге все это не нравилось. Хельга просто хотела замуж за Умбарика, но за Умбарика целого, с двумя руками, ногами, головой и остальными важными частями тела. Принцессе совсем не улыбалось получить мужа не в комплекте, а уж тем более не нравился ей вариант его проигрыша. Хрельм был несимпатичным грубияном, а она таких на дух не переносила.
Умбарик, герцог Береговины, спрыгнул с коня, отстегнул бригантину, отбросил шлем и молча обнажил легкий боевой меч. Подобный вызов требовал «поединка справедливости» - боевого поединка на мечах с минимальным доспехом. Всё получилось быстро и страшно. Умбарик правша, Хрельм – левша. Изловчившись в обходном выпаде, герцог Береговины ранил противника в левое плечо. Хрельм, перекинувший меч в правую руку, едва успел отразить атаку, и, неспособный перестроиться, быстро начал слабеть от потери крови. Хельга на трибуне радостно пискнула. Почувствовав, что перевес на его стороне, Умбарик атаковал бурно, напористо, сбив Хрельма с ног, вдавив его голову коленом в землю. Он занёс меч, представляя, как голова давнего врага катится под ноги принцессе… вот этот пафос его и сгубил. Рассчитывая эффектно отрубить голову косым ударом, Умбарик сосредоточил взгляд на шее Хрельма, забыв обо всем и уже видя себя на троне Варны. Вмиг осознав, что это последний шанс, Хрельм извернулся и рубанул врага по голени. Умбарик рухнул не сразу – он всё же успел опустить меч, но траектория удара смазалась и, вместо головы, меч отхватил лишь хрельмово ухо. Левую половину головы Хрельма залила кровь. Его взгляд упал на трибуны и встретился с полными ужаса глазами принцессы. Уха не было. Ухо осталось в пыли. Хрельм потерял сознание. Умбарик лежал на земле и понимал, что потерявшего сознание рыцаря добивать не разрешается… а жаль. Встать он не мог: обе ноги были повреждены, вполне возможно, что герцог Береговины уже никогда не сможет ходить. Поединок засчитали вничью. Оба рыцаря убрались по домам - зализывать раны. На третий день победителем турнира стал граф Хома Залейский - могучий воин и верный подданный короля. Из простого графа он моментально превратился в важнейшего вельможу королевской свиты. Хельга рыдала от горя и с облегчением. Теперь не видать ей Умбарика, но… все-таки Хома – это не жуткий пропойца Хрельм…
Город праздновал окончание турнира. Хельга Викторина, благоволившая к обаятельному и весёлому Умбарику, замкнулась в одной из башен замка и объявила манную забастовку. Она отказывалась выходить замуж, ревела в три ручья и не ела ничего, кроме манной каши, чем очень огорчала своего старика отца и королевскую кухарку. Граф Залейский был терпелив, настойчив и искренне влюблён в принцессу, а добрые глаза, вкупе с приличным состоянием, обеспечили ему поддержку короля. В конце концов, подарки, ежечасно посылаемые в башню, уговоры отца и надоевшая манная каша смягчили сердце красавицы. Свадьбу назначили через двадцать две луны, приурочив её ко дню рождения старого Гельмута. Король потирал руки, ведь, объединив два празднества в одно, он вдвое сократит расходы своей казны и вдвое же увеличит число предполагаемых подарков.
Герцог Хрельм вернулся в свой замок и отдался в руки приглашённого мага. Хотя чародейство в Варне не поощрялось, все знали, что более толковых целителей, чем маги, во всём Плоском Мире не найти. Несмотря на все усилия, полностью слух герцога восстановить не удалось. Естественно, магу не заплатили, а наоборот - заперли в подземельях замка, собираясь казнить. Но когда палач принёс прощальный обед, то обнаружил в пустой камере лишь песчаного скунса. Скунс наподдал палачу так, что бедняга слёг. После этого в камеру ещё долго сажали только самых отъявленных преступников.
Спустя восемнадцать лун Хрельм велел седлать лошадей и отправился на королевскую свадьбу. Он вёз королю в подарок шубу работы лесных эльфов, а королеве - изящнейшее ожерелье из диких самоцветов. Конечно, свадьба и королевский день рождения мало интересовали герцога. В замке его поджидал двоюродный брат, маркиз Лефрель, по прозвищу Тощий. Лефрель часто околачивался при дворе и был, что называется, «в курсе дел»…

Глаза будто засыпало песком. Так и есть. Выплывая из болезненных грёз и воспоминаний, Хрельм обнаружил себя уткнувшимся в вонючий песчаный пол гоблинского застенка. Дверь в камеру со скрипом приоткрылась. Ушастая рожа с любопытством заглянула внутрь и пропела гнусавым голосом:
- Надо хорошо кушать. Толстеть. Наш добрый повар расстраивается, когда не толстеют. Гы... - рожа ухмыльнулась и скрылась. Вместо неё в дверь пролезло большое дымящееся блюдо. Аромат имбиря, корня молотки и томатов приятно защекотал ноздри. Живот Хрельма отозвался радостным урчанием. На блюде дымились горы тушеного мяса, обложенные корнями. «Как вкусно пахнет, умеют же готовить, гады. Нет… гоблины едят все, что движется, даже самих гоблинов… ох… из кого ж ЭТО приготовлено!?» - промелькнула мысль, и герцога передернуло.
- Из кого это приготовлено!? – Заорал Хрельм, гневно оттолкнул блюдо и отвернулся к стене. Послышался удар об пол и глухое ворчание:
- Из кого, из кого… а я почем знаю из кого… такой вкусный шам-маш, и весь на полу. Ни себе, ни славному Гобу. Это не есть хорошо! Есть хорошо - это когда ты хорошо есть! Ага? Император не любит, когда еду не любят!
Удаляясь с тяжёлым топаньем по коридору, гоблин всё ворчал и ворчал. Хрельм устало закрыл глаза. Валяющееся на полу мясо пахло мучительно вкусно. Память услужливо, в подробностях рисовала неутешительные картины: сочащуюся соком оленину, перепела, начинённые брусникой, горячие пироги с мёдом и творогом... Королевский свадебный стол предстал перед мысленным взором во всём своём неудержимом великолепии...

Хрельм вспомнил, как въехал в столицу королевства, великий и славный Граданадар. Узкие улочки столицы, широкие проспекты и бульвары – все было заполнено празднично одетыми жителями и туристами. Он чуть не оглох на второе ухо от воплей герольдов и трубадуров, кричавших о добродетелях Хомы Залейского и воспевавших прелести Викторины. Смех, песни и крики торговцев сливались в общий гвалт. Конь герцога спотыкнулся о какого-то карлика, радостно отплясывавшего посреди мостовой.
- А ну, пшёл! - рявкнул Хрельм не то гному, не то коню.
Кто-то в толпе пел песню. Музыка была приятная, но слова… так себе:

Герцог Хрельм позвал палача,
А палач лишь плечами пожал:
- Ни одной больше нет головы,
Больше нечем заняться, увы.
Без работы остался палач
И спросил он у Хрельма сквозь плач:
- Так кому же на плаху лечь?
- Сам себе сруби голову с плеч!
Мысль отличная! Хрельм решил,
И палач сам себя порешил!

- Стоять! - Хрельм рванул за поющим студентом, но того и след простыл. Народ словно нарочно давил и сопротивлялся всей своей хохочущей массой. Герцог поднял коня на дыбы, резко развернул и направил сквозь отпрянувшую от копыт толпу в сторону главной площади.
В королевский замок герцог прибыл в дурном настроении. Предпраздничная суета раздражала. Служанки, дворецкие, камердинеры метались из комнаты в комнату, словно назавтра была назначена не свадьба, а конец света. От беспорядочного мелькания метёлок, вёдер и тряпок заныло отрубленное ухо, и Хрельм поспешил скрыться в отведенных ему комнатах. Не успел он переодеться, как вошёл оруженосец и сообщил, что маркиз Лефрель Тощий ждет герцога в библиотеке.

Маркиз Лефрель - пижон, игрок и мот, зевал в замковой библиотеке. Здесь Хрельм назначил ему встречу личным письмом. Несмотря на свою репутацию «прожигателя жизни», маркиз был отнюдь не глуп и порой любил уединиться с какой-нибудь тяжеленной рукописью по истории или праву. Но сегодня помпезность библиотеки угнетала Лефреля. Манускрипты поглядывали на него свысока, чинно выстроившись на стеллажах. Тишину нарушали лишь отдалённые хлопки салютов за окном. Толстая болонка сладко похрапывала на коленях, и маркиз, не глядя, одной рукой теребил ее за загривок, а другой лениво раскидывал пасьянс. Карты пророчили финансовые хлопоты, казённый дом и дурные вести. Лефрель брезгливо поджал губы и смешал карты. Вошёл Хрельм. Маркиз вскочил ему навстречу. Болонка возмущённо взвизгнула, упав на мягкий ковёр, потянулась и захрапела дальше.
- Здорово, братец,- хмыкнул Хрельм, устало свалившись на софу напротив маркиза. - Как идут дела в твоем маленьком, но в весьма богатом маркизате? Согласны ли тролли с ценой на самоцветы?
- Нет. Скупердяи запросили за камушки столько, что, боюсь, через цикл-другой мне придётся носить одно и то же ожерелье две луны подряд, - нахмурился маркиз.
Было видно, что за сказанным стоит нечто большее, но вот, что… этого Хрельм не уловил. Лефрель любил говорить намеками, и ему нравилось, когда его намеки не понимал ни кто, кроме него самого.
- Если так пойдут дела, мне придётся продать Умбарику две приграничные деревни из Полосы Споров. Он, кстати, предлагает хорошую цену, - Лефрель бросил быстрый взгляд на потемневшее лицо Хрельма и продолжил: - Ты ведь знаешь, в пограничных землях всегда неспокойно, особенно сейчас. Слухи о нашествии гоблинов тревожат моих людей, многие хотят объединения, крестьяне втихую куют секиры и арбалеты на последние гроши. Страсти накалены до предела. Герцогствам нужен единый сильный правитель, который прекратит распри и гарантирует, что хлеб и овёс не будут вытоптаны лошадьми или сожжены, а пошлины составят не больше десятины. Умбарик это понимает, его шпионы орудуют по придорожным тавернам. Они нахваливают Умбарика и обещают мир и прощение всем, кто примкнёт к нему в решающий час. В народе его уже величают "Умбариком Мудрым", говорят, что герцог продолжит дело первого короля. Время, братец, работает против нас! - маркиз откинулся в кресле и скорчил кислую физиономию.
- Продавать землю из Полосы я тебе не позволю, - спокойно сказал Хрельм.
- Мне не хотелось бы продавать Умбарику землю… и людей, но, тогда остается только война.
- Сколько время нужно, чтобы собрать войско? Назови сроки и… сумму. Брат, мне осточертели все эти игры!
Маркиз предостерегающе вскинул руку – «Ш-ш-ш!» - и картинно зыркнул по сторонам. Но библиотека была пуста, словно безлюдный остров в Срединном море.
- Нееет, - прошипел Лефрель, заерзав в золоченом кресле, - напролом идти нельзя. Объявление войны… это тебе не бублики из печи таскать.
- ТЫ мне будешь рассказывать, про бублики!- прогрохотал Хрельм, игнорируя маркизову клоунаду.
- У тебя есть хоть какие-то понятия о тактике и стратегии!? – Возмутился Лефрель. – Врага всегда лучше спровоцировать на драку, чем соваться в нее первому. Всегда будет повод сказать соседям, что не ты развязал эту войну и остаться сладеньким. Открытая агрессия спугнет союзников... А король? Кто будет на троне завтра? Берг? Может, Хома Залейский, этот надутый прыщ? Нет! Тут нужно действовать с умом. Ах, братец, я всегда знал, что ты воин, а не политик.
Лицо Хрельма вытянулось, он лишь буркнул:
- Говори.
Наклонившись к самому носу герцога, Лефрель зашептал:
- У Умбарика есть фаворитка, некая Лиза, дочь эсквайра. Милая девушка… - маркиз сделал паузу, мечтательно подняв глаза к расписному потолку. Хрельм нетерпеливо хмыкнул. - И эта Лиза, говорят, благосклонна к нашему герцогу. Он тоже влюблён. Советники отговаривают от неравного брака, но дурак поклялся возвести Лизу на престол объединённых герцогств. Каждый праздник Жёлтой луны дочь эсквайра вместе с другими придворными дамами совершает паломничество на Ничейный мыс. Дамы молятся Великой Голове и отправляют ей по морю лодки-приношения с круглыми дрожжевыми пирогами. Хотя… убей, не пойму, как может пирог из Срединного моря доплыть до океана? Паломницы идут практически без охраны, полагая, что святость миссии защитит их от недобрых людей. Ха-ха! Дорога на Ничейный мыс проходит, как ты знаешь, сквозь Береговину, рядом Хортс. Они идут сквозь Поле Битв, вплоть до графства безумного Нарвы и немного по Бесплодным землям...
- Дорога паломников! - Хрельм довольно рыгнул. - Хватанём мы её, обвиним в шпионаже и потребуем у Умбарика выкуп.
- Непомерный, наглый выкуп, - кивнул маркиз.
- Ему ничего не останется, как только объявить войну! А мы... – Хрельм двинул руками, показывая, как он ломает шею своему противнику.
- Достойно встретим его вызов! – подыграл двоюродный брат.
- Неплохо задумано. Взять девочку в тех местах будет раз плюнуть. А вот провести ее обратно… Пройти через Хортс, Лесное, Белогорье. Потребуется маскировка.
- Нет, мы пойдем по Полю Битв, – покачал головой Лефрель.
- ТЫ пойдешь по Полю Битв, – кивнул Хрельм. Это проще.
- Я не боец, я интриган, - хохотнул маркиз, обкатывая во рту слово «интриган». - Идти придется тебе, мой благородный вояка, мой брат…
- Ладно, убедил, - кивнул Хрельм и заржал, хлопнув своего кузена по плечу с такой силой, что тот едва не вывалился из кресла.
Маркиз откинулся на спинку поудобнее и перекинул ногу за ногу. Вынув колоду из мешочка, он предложил привычным манерным голосом:
- Не желаешь ли партейку?
- Не… с тобой играть - себя не уважать! - отмахнулся герцог и вскочил на ноги. - Увидимся на балу.

Свет сменял тьму. Хрельм отощал, мало двигался и почти ни о чём не думал. Он отказывался от пищи. Уже не из гордости - есть ему не хотелось. Болела голова, терзали образы прошлого. Толстый гоблин-охранник приносил еду трижды в день. Забирая нетронутые блюда, он делал какие-то пометки в засаленной кипе бумажек, извлекая её из нагрудного кармана зелёной робы. Вот и сейчас, накарябав что-то куском графита, гоблин вздохнул и утопал по коридору, унося отвергнутый узником густой суп.
Внезапно король ощутил зверский голод. Он подумал про Лизу, и его начало мутить. Бедная Лиза. Здесь, в застенках, она все чаще появлялась в его снах. В каждом сне... Хрельм просыпался и неподвижно лежал. Заснуть снова ему никогда не удавалось.
«Скверная вышла история… мерзкая», - наконец признался себе герцог. Он повернулся спиной к стене и прижал подбородок к коленям. Взгляд рассеянно воткнулся в угол камеры. Пятно… нет, это не пятно... может... Узник неловко повернулся и сел. Это был осколок, увесистый острый камень, каким-то чудом отколовшийся от гранитной стены. То, что надо. Герцог оглянулся на дверь, поднялся и подобрался к окну. Осторожно провёл камнем по пруту решётки - металл отозвался противным скрипом. Хрельм дёрнулся, неуклюже спрыгнул на пол и спрятал камень под солому. В ушах зазвенело. «Ничего, гоблины появляются только на разнос еды. Их всегда слышно за две лиги. Начну есть - и они от меня отстанут. Да и силы понадобятся».

Лизе были дозволены прогулки в маленьком диком садике на задворках замка. Двое молчаливых стражей всегда сопровождали её. Приставленная Миной Корским старуха-служанка раздражала: глупая и болтливая, она напоминала горгулью из детских сказок. Слишком частые «уборки» были похожи на досмотр личных вещей, и Лиза всегда с нетерпением ждала её ухода. Надежды передать весточку в Береговину не было. Оставаясь в одиночестве, Лиза чувствовала на себе липкий взгляд старухи и холодные непроницаемые глаза стражи.
В Береговину послали гонцов. Хрельму ничего не оставалось, как коротать время в праздности и пьянстве. Он немного охотился, пока не начался сезон жарких ветров. Загонщики, лошади и шестилапы быстро уставали. Такая охота не радовала. Герцог заглядывал в садик, пытаясь разговорить пленницу, но девушка отмалчивалась. Ее молчание бесило Хрельма, но и привлекало, хотелось сломить эту гордость, эту недоступную надменность.
Делать было все равно нечего, и он развлекался, как мог. Бывало, спрятавшись в саду, Хрельм ждал свою пленницу лишь с одной целью – посмотреть на ее перекошенную от страха физиономию. Герцог не понимал или не хотел понимать, что Лиза боится его до умопомрачения, что она, даже если бы и захотела, не смогла бы заговорить с «его милостью». В свою очередь, девушка, насколько могла, старалась избегать этих встреч.
Однажды герцог безрезультатно прождал ее в саду несколько часов. Лиза не пришла. Хрельм приказал выводить её на прогулки силой. За пленницу был назначен огромный выкуп, важно было, чтобы она оставалась здорова, а прогулки способствуют хорошему аппетиту и сну... И если, гуляя, девушка каждый раз натыкается на герцога... что ж, видимо, он тоже любит здесь бродить, только и всего. В конце концов, тенистый садик, укрытый от ветров высокими стенами из крупного серого камня, стал казаться Хрельму самым удобным местом для послеобеденного моциона, и бедная Лиза была вынуждена встречаться с ним каждый день.
Лиза, девушка нежная, даже, можно сказать, нервная, глубоко переживала перемены в своей судьбе. Сначала один герцог, теперь другой. Для дочери простого эсквайра это было слишком. Бедняжка односложно отнекивалась от всех попыток Хрельма завязать светскую беседу, в которой он, говоря по чести, и в лучшие свои времена не был силён. Хрельм мрачнел, стал плохо спать, проигрывал в кости. Как-то слуга, убирая очередной нетронутый завтрак, невольно поморщился, когда герцог особо драматично икнул. Хрельм заметил это и выслал слугу вместе с семьёй на освоение Гоблинских предгорий, туда, где голод и нужда укладывали в могилу детей рядом с родителями.
Однажды утром Хрельм принёс Лизе цветы. Он первый раз в жизни собственноручно собрал букет и, протягивая его Лизе, застенчиво и кротко взглянул девушке в глаза. Лиза не шевельнулась. Герцог кинул цветы ей на колени, некоторые упали на землю. Лиза наклонилась их поднять и у самой земли еле слышно произнесла:
- Моё сердце похоже на эти цветы. Долго не протянет, если вырвать с корнем.
Хрельм собирался что-то сказать, но Лиза поднялась и посмотрела ему в глаза таким долгим взглядом, что у него закружилась голова.
- Хрельм, моё сердце принадлежит другому… герцогу…
- Ах, ты… потаскуха! - вырвалось у Хрельма и, переведя дыхание, он язвительно прошипел: - Да уж, говоришь по-королевски, а ведь кто ты? Простая баба!
Если бы он знал тогда, что произойдёт позднее, то смог бы хоть что-нибудь изменить?
Между тем, дела, наконец, сдвинулись с мертвой точки. В обмен на Лизу Умбарику предлагалось возвратить Варне все двадцать деревень, тянущихся у реки Брента, вдоль Полосы споров – землю, вокруг которой уже много поколений велась нескончаемая борьба. Это было невозможно, так как в таком случае столица Береговины оказалась бы прямо на границе с Варной. Умбарик, естественно, отказался, поднял войско. И понеслось…
На дорогах всё чаще попадались беженцы и мародёры. Бандиты, воры и проститутки жировали, а простой народ стонал от налогов. В обоих герцогствах зрело недовольство. Загорелись первые избы. Лефрель посоветовал Хрельму вернуть фаворитку Умбарику и заключить видимое перемирие. Мина Корский выехал в Береговину для переговоров. Его сопровождали два шпиона, переодетые лакеями. В Береговине, сменив лакейские костюмы на форму замковой стражи, шпионы должны были собрать сведения о передвижениях быстро сколоченной армии врага. Само перемирие было уловкой. Тянули время, собирая армию.
Лефрель засобирался в дорогу. Ему предстояло проделать большую работу и завербовать соседей в союзники. Вначале в Белогорье, затем - через Лесное герцогство - в Хортс. Предстояло объехать всех соседей. Таким образом, планировалось обойти Береговину с тыла, заручившись военной и торговой поддержкой. В успехе миссии маркиз не сомневался. Лефрель знал своих соседей: Хортс боялся приоритета Береговины на торговых трактах, Лесное ненавидело Умбарика, а в Белогорье просто и беззаветно любили золото. Объединение и возврат Варногорья открывал маркизу обширные горизонты. Дальновидный и осторожный Лефрель рассчитал, что коронация Хрельма быстро приблизит его к королю. А там... кто знает, что ждет хитрого придворного?
На все про все было примерно двенадцать дней. На девятый день Мина Корский должен покинуть вражеские владения, а войска Хрельма выйдут тайными тропами к пограничному форпосту. К этому времени Лефрель обязался подоспеть с союзными войсками и наемниками.
Хрельму уже чудились звуки победного горна и казнь Умбарика. Герцог понимал, что потомки вряд ли запомнят его как Хрельма Милосердного и согласен был на Хрельма Справедливого, того, кто восстановил Варногорье. Они с маркизом уже не раз обсуждали подробности коронации. Корона Варногорья, выкованная для Хрельма в Гномьих горах, была доставлена секретным обозом и второй день переливалась самоцветами в герцогской опочивальне. А Лиза, гордая Лиза, заняв место на троне рядом с ним, возможно, как-то договориться со своим глупым сердцем. Хрельм не виделся с ней с того памятного утра. Было много дел, хотя, возможно, он просто боялся снова посмотреть ей в глаза.
Отъезд Лизы из Браги был назначен на завтра, но самой пленнице решено было сообщить о переменах в ее судьбе только утром, в самый последний момент - во избежание неожиданностей. Из столицы Варны девушку должны были перевезти по Белой реке до Беличьего озера, а затем в Гераево к Умбарику.
Тем страшным вечером в замке было тихо, как в гробу. Лиза, сидя у окна, вперилась взглядом в сторону Гоблинских предгорий. Где-то там, за лесом, родная Береговина, увитый плющом замок со стрельчатыми шпилями, высокими светлыми окнами... пруд и старая липа, под защитой которой она подарила Умбарику самую волшебную ночь своей жизни. Лиза вспомнила ласковые руки и прикрыла глаза. Перед взором возникло лицо Хрельма, такое растерянное, словно у ребёнка, и эти цветы... «Ох…» - вырвалось у девушки, и она заплакала: «Он чудовище, не достойное жалости!»
Закряхтела дверь, вошла старуха горничная. Сухонькая и суетливая, она привычно оскалилась беззубым ртом, делая вид, что улыбается. Лиза не успела вовремя отвернуться, и бабка вострым глазком тут же заприметила глаза, припухшие от слёз.
- Ваша Милость, что ж вы плачете? Домой уж вас, к милому ворочают, а вам всё поминки. Скоро, глядишь, и герцогиней сделаетесь. Оно-то недурственно, - карга зачмокала морщинистыми губищами, игриво подмигивая. Это было так омерзительно, что у Лизы закружилась голова. «Убить бы ее…», - вскинулась шальная мысль и пропала.
- Я не госпожа, я простая баба, - Лиза пожала плечами и отвернулась к окну.
- Неужто вам не сказали? - старуха насупилась на мгновение, но тут же махнула рукой: - Невелика беда, коли я вас обрадую. Всё равно, чай, скоро ехать. Да и сказали бы вам. А мне вот и собрать всё ваше велено, чтоб всё, что при вас было, как в замок-то попали, обратно б с вами и воротилось. Нам чужого не надоть. Вот и сынка мово в путь-дорожку снарядила. Ох, и хлопоты одни. Надысь тоже вот суднучок собирала, а там, на донышке - гля!- что за одёжа. Пытаю сынка, а он: - Не трожь, мать, то костюм стражников береговских. Да хороша одёжа-то! - Чай, говорю, на карнавал собрался...
- Стражей Умбарика?- вырвалось у Лизы. Она озадаченно уставилась на служанку. Суетное выражение на морщинистой физиономии сменилось непониманием, затем - испугом.
- Ой ли, баюшки!- старуха моргнула и прикрыла ладонью рот. - Баюшки! Деточка! Что сболтнула старая, сама не пойму. Забудь. Придумала я всё.
Засуетилась по комнате, складывая вещи.
- Деточка, козочка моя золотая, ты ж не выдай. По глупости это я. Сыночка-то мово пожалей, казнят ведь. Пытать будут, потом казнят. О-ей-ей!- старуха разрыдалась, упала на колени и выронила из ослабевшей руки длинную лизину деревянную заколку для волос, которую в простонародье называли иглой из-за её остро отточенного наконечника. Сезонная мода диктовала дамам высокие причёски, скрепляя которые, приходилось буквально протыкать плотно уложенные волосы.
- Да не плачь, бабушка, скажи лучше, как сынка твоего звать, - постаралась улыбнуться девушка.
- Звать то как? А тебе зачем? – замерла бабка. В ее кроличьих глазках боролись подозрение и надежда. Могла ли она довериться этой странной, никогда ее не любившей, чужой барышне? Зачем тебе? - угрожающе захрипела бабка.
- Надо, бабушка… надо мне… - не найдясь, промямлила Лиза.
- Убьют ведь мово Николушку, - захлопала красными, помертвевшими глазами старуха.
- Николушкой, значит, кличут, да? – торжествующе хмыкнула девушка. – Не волнуйся, бабушка, я никому не скажу, – кивнула она и отвела глаза.
Служанка вдруг перестала ныть. Она замолчала, внимательно и прямо взглянув на Лизу. Мгновение обе смотрели друг на друга.
- Выдашь ведь! - Старуха подобрала с пола заколку и медленно поднялась, глядя под ноги. - Выдашь!
Морщинистое лицо сморщилось еще больше, отразив странную смесь извинения и злобы.
- А у меня - сынок, один-одинёшенек, - как бы объяснила бабка и резким сильным движением воткнула заколку Лизе под ребра.
Утренний обход заметил приоткрытую дверь в покои пленницы. Служанки нигде не было. Ее нашли на другой день в родном селении под Брагой. Под пытками она все выложила. Живьем содрали кожу. Сынка четвертовали. Но инцидент этим не исчерпался: запропали куда-то военные карты и документы из герцогской опочивальни, вместе с ними исчез один из конюших.
Война горячим дыханием жгла Хрельму затылок. Стоя на балконе и глядя в сторону Гоблинских предгорий, он думал о погибшей девушке. Что-то внутри заныло протяжно и жалобно, застонало и оборвалось навсегда…

Один из прутьев неохотно, но всё же поддался. Хрельм скоблил после обеда, когда гоблины спали. Дёргая прут, теребя камень, в который тот был вплавлен, герцог пытался не думать о битве, о том, что сейчас происходит дома. Он съедал всю принесённую пищу, не думая о ее происхождении, и жирный гоблин довольно хехекал, унося пустые тарелки. Ночью герцог спал. Пришли морозы. И хотя ярость Инеистых великанов почти не добиралась сюда, на другую сторону Гоблинских гор, снег всё же оставлял на окне небольшие наносы. Хрельм не любил холод, но ему всегда нравилась пронзительная тишина зимнего леса. Он зачерпнул жменю снега с зарешечённого окна, кинул её в рот и просто ждал, пока снежинки растворятся на языке. Ему казалось, что вот сейчас он променял бы всё: титул и владения, любовь и золото на простую избушку в диком лесу, на свободу...
Однако вспомнив, что теперь он герцог Варногорья, Хрельм понял, что не пристало думать о зимних избушках – нужно выбираться из плена. «Почему они медлят с выкупом? Что-то здесь не так… может быть, враги добрались и сюда, к гоблинам!?» С остервенением узник вцепился в проклятую решётку и напряг все мускулы. Решётка немного поддалась. Едва заметно она зашаталась вперёд-назад. «Иллюзия? Сумасшествие? Сколько дней и ночей он здесь, в этой странной тюрьме? Почему медлят с выкупом, почему не убьют, не обменяют на кого-нибудь или на что-нибудь? Что им надо, в конце то концов!? Поддалась, она поддалась! Спасение близко».
Уставший, но довольный, Хрельм упал на соломенный тюфяк и уснул. Ему приснилось, что водный народ благоволит к нему. Бесчисленное войско водных людей вот-вот должно подойти к Береговине с моря и поднять ветер. Хрельм уже поднёс факел к обложенному соломой замку Умбарика, который почему-то был похож на огромный торт, когда понял, что выхода к морю у Береговины нет, как нет теперь такого герцогства. Ветер, раздувая пламя, слегка всколыхнул флаг в руках оруженосца. Собака, кусающая себя за хвост... И тут... Хрельм увидел её так близко и отчётливо, словно сам был жителем моря: Большая Голова прикрыла скучающие глаза и протяжно зевнула, втянув воду огромной пастью. Хвосты, руки, тела водного народа замелькали в воздухе, огромная волна откатилась от берега, обнажив камни и песок. Король Хрельм вскочил с гнилой соломы с напряжённо сжатыми зубами и кулаками, всматриваясь куда-то сквозь стену. «Боги не любят меня!» - мелькнуло в его мозгу. Пришло время обеда…

Хрельм, провалившийся на несколько часов в мутный тяжёлый сон, потянулся и вскочил с постели. Он был в сапогах, которые так и не успел снять на ночь. Стопы саднило от мозолей. «Нужно будет высечь парочку слуг», - отметил герцог, подходя к окну, но тут же забыл об этом. Картина, представшая перед взором, заставила проснуться окончательно. Люди заполонили Призамковую пустошь. Тут и там кучки крестьян, понукаемые всадниками, выстраивались ровными квадратами. Ряды чучел, набитых соломой, ломались и вспучивались под мечами и стрелами тренирующихся бойцов. Герцог вызвал камердинера и приказал подавать завтрак.
Пять дней проходили учения. Котлы полевой кухни дымились круглые сутки. Обозы с припасами тянулись длинными вереницами со всех сторон. Вечером шестого дня войско двинулось к границам и заняло крепость Дрок. Хрельм пересек Бренту, Плачущий Лес и, на рассвете девятого дня, вывел войско на Поле Битв. В большинстве случаев близлежащие герцогства не воевали на своей территории, но, по предварительному обоюдному договору, водили войска на Поле Битв. Этой несчастной землей никто никогда не владел. Она тянулась вдоль Гоблинских предгорий вплоть до Срединного моря. Здесь королевская гвардия давила гоблинов, здесь воевали с Серой Дичью и друг с другом. Это место, где решались межгосударственные споры. И, конечно же, именно здесь бились испокон веков солдаты Варны и Береговины. Из цикла в цикл удобряемая потоками крови почва была черна и бесплодна, рождая только выбеленные, скалящиеся скелеты и ржавчину.
Сегодня на Поле Битв стояла невыносимая жара. Герцог выехал перед войском и вздыбил коня.
- ООАААА! - взревели войска.
- Солдаты! - Хрельм поднял свой меч над головой. Неподвижный воздух доносил слова до самых отдалённых рядов. - Враг силён, но правда на нашей стороне! После моей коронации я снижу налоги! Таможенных пошлин не будет вообще, и торговля расцветет! Границы исчезнут навсегда! Мы вернём Варногорье, славную родину наших великих предков! За каждый труп врага обещаю золотой!
- ОООАААААООООО! - недружно заорали солдаты то ли от восторга, то ли от горя.
Тяжелым маршем войска выдвинулись на позиции и остановились на расстоянии двух полетов стрелы. Трубили трубы. Кряхтение тысяч людей, закованных в броню, нестройные крики, скрип подвод – все сливалось в единый тоскливый гул.
- Стой! - скомандовал герцог.
- Стооой! - пронеслось по рядам.
Хрельм заметил Умбарика, опустил забрало и поскакал навстречу. Армия, опустив копья и подняв щиты, медленно, но непреклонно двинулась вслед плотным строем. По традиции первыми, на подходе двух армий, встречались предводители. Они бились в начальной схватке. Бывало, что битва заканчивалась там же, когда один из предводителей пронзал другого мечом или сносил ему голову. В таком очевидном случае армия погибшего воеводы считалась проигравшей и сдавалась в плен. Солдатам не причиняли вреда. Бывало, даже значительно меньшая и слабейшая армия таким образом одерживала победу.
Но не в этот раз. Умбарик рубился мастерски и с азартом. Со времен памятного поединка он не мог ходить, но это почти не отразилось на его умении держаться в седле. Хрельм, опьяненный схваткой, не замечал мелких порезов и ушибов. Было ясно, что противники равны.
С воплем «За Варногорье! За короля!» войско Умбарика рванулось в клинч. Полетели стрелы. С клацающим АХРРРК!!! обе армии вгрызлись одна в одну, пожирая друг друга, растворяясь друг в друге, поглощая самое себя. Первые ряды умбарийской пехоты валились, подобно снопам на жатве, но по ним, давя своих собратьев, бежали и бежали тяжело бронированные ратники. Вслед пехоте пылила конница.
Бесчисленные лезвия мечей, наконечники копий, стальные щиты и доспехи слепили на палящем солнце. Хрельм потерял Умбарика. Он оглянулся налево, всматриваясь в предгорья. Где же Лефрель? Пехота Береговины не уступала пехоте Варны. Все новые и новые ряды занимали место павших. Сапоги скользили в крови. Кони умбарийских всадников топтали трупы и раненых. Береговина понемногу теснила Варну. Пора было делать следующий ход.
Герцог резко дёрнул поводья, конь ржанул и вскинулся. Хрельм развернул его твёрдой рукой и обошел слабеющую пехоту с фланга, где в ожидании приказа застыли стрелки. Он сделал знак командиру, и тот поднял руку. Конь рванулся и взлетел на небольшой холм. Расстояние между стрелками Варны и боевыми всадниками Береговины неумолимо сокращалось: копейщики Хрельма сдавали позиции.
Береговина подтягивала пехоту. Тяжелые, закованные в кольчуги и латы пехотинцы шли стройными рядами… блестящие, как надраенные самовары. Хрельм подпустил их ближе, оглянулся и подал условный знак. Тёмная туча стрел накрыла фронт, захватила конницу врага и, заодно, передние ряды своей собственной пехоты. «Недолет»,- подумал герцог, до крови кусая губы. Что ж, бывает, попадаешь и в своих.
Вскоре он потерял счёт времени. Казалось, что бой длится много дней, но солнце едва достигло зенита. Вестей от Лефреля не поступало. Враг наступал всё уверенней и резче. Атака маркиза могла бы исправить положение. Но разведчик, отправленный к Гоблинским предгорьям, не вернулся. Хрельм не хотел рисковать и решил выждать, сколько возможно.
На холм взлетел офицер пехоты и швырнул чью-то отрубленную голову под копыта шарахнувшегося коня.
- Лефрель, - прохрипел он и упёрся руками в колени, пытаясь отдышаться. - Лефрель Тощий предал нас. Он примкнул к Умбарику. Голову разведчика прислали в штаб вместе с запиской.
Воин выпрямился, вынул из рукава подкольчужника листок и протянул Хрельму. Буквы плыли у герцога перед глазами: «Собака служит тому хозяину, который её лучше кормит. Сложи оружие, и, возможно, я сохраню тебе жизнь, хотя вряд ли».
- Ах ты, пакость! - Хрельм выхватил меч и занёс в ярости, но сорвать злость было не на ком – офицер, передавший записку, уже кинулся в битву. Словно слепой, герцог Варны рванул в гущу сражения. Он рубил и рубил, пока не онемела рука. Воины, вдохновлённые его пылом, удвоили натиск. Солнце плевалось потоками света из-за спины умбарикова войска прямо Хрельму в глаза. Герцог потерял способность мыслить здраво.
- Конницу в бой! - прогремел он кому-то, и этот кто-то услышал, передал приказ дальше. Всадники стремглав вылетали из-за холма, на котором расположился штаб. С гиканьем врезались они в кровавое месиво. Казалось, что драке не будет конца. Внезапно враг дрогнул, рожки протрубили отступление, перекрывая шум битвы. Всадники Хрельма погнали вражеское войско к Гоблинским предгорьям.
Преследовали долго, наконец, Хрельм, пьяный от крови, устало рванул поводья и остановился. На мгновение он словно покинул тело. Лязг железа, крики боли и гнева отодвинулись на задний план. Это длилось лишь долю секунды, но герцог словно умылся холодной водой. Он открыл глаза и увидел Лефреля, мчащегося к нему, наперерез отступающим. Маркиз что-то кричал. Хрельм стиснул рукоять меча и рванул коня навстречу. Лефрель не успел затормозить и сходу напоролся на лезвие. Обвисая телом, он успел сказать:
- Брат, это засада.
Герцог выпустил меч – и его кузен сполз на землю.

Бой длился весь день. Хрельм обошёл противника с тыла и закидал его стрелами. Дух умбарийских войск был сломлен. Двойное предательство маркиза Лефреля Тощего добавило крови на пиршественный стол войны. На закате, озверевший и опустошенный, Хрельм высмотрел Умбарика в гуще боя и с победным воплем отрубил ему голову. В последний момент ему показалось, что тот просто перестал сопротивляться и сам подставился под меч. В глазах последнего герцога Береговины Хрельм с ясностью одиночества прочёл: «Я-то иду к своей возлюбленной, а с кем остаешься ты?»
Береговина сложила оружие и перестала существовать. Перестала существовать и Варна. Хорошо это или плохо – судить потомкам. Жалкие остатки обеих армий бродили в закатных лучах окровавленного солнца, добивая безнадежных, грабя мертвых и перевязывая раненых. Чистильщики стаскивали трупы в огромные кучи. Для Хрельма раскинули походный шатёр и приготовили ванну, в которой герцога мгновенно разморило. Корона Варногорья блестела на его голове, как медный таз. Герцог задремал. Через некоторое время, сквозь сон, услышал крики. Ничего не понимая, голый и мокрый, с короной на голове, герцог выпрыгнул из ванны. Огромный гоблин с утробным возгласом «ХЕ-ХЕ!!!» хватанул его дубинкой по затылку, сгреб подмышку и потащил куда-то к холмам…

Король метался по камере. Воспоминания грызли внутренности, жгли огнем. Гоблины! Причём здесь гоблины! Нелепо! Остервенело воя, Хрельм вцепился в решётку, как будто именно она была виновата во всем – в поражениях и победах, в погибшей армии, в пропавшей любви, в смерти двойного предателя брата. Король дергал и дергал, упорно расшатывая решётку. Один из прутьев дрогнул, поддался. Хрельм повис на нем всем телом и рухнул на пол, вырвав прут из кладки. От неожиданности он не сообразил, что случилось. Вскочив на ноги, пленник вновь подобрался к окну и, обдирая кожу лоскутами, протиснулся наружу. Это был миг победы, миг торжества, сравнимый с победой в последней битве…
…Пропасть, непреодолимая, как смерть, разверзлась перед ним: камера оказалась пещерой, вырубленной в отвесной скале на невообразимой высоте. Хрельма охватил озноб. Он боялся высоты. Бездна притягивала. Наверное, вот сейчас, в этот самый миг, было бы славно… просто прыгнуть. Дрожащими руками герцог ухватился за оставшийся прут. Кое как, трясясь от ужаса и разочарования, он влез обратно в камеру. Роняя злые, горячие слезы, вставил на место вывороченный прут. «Возможно, я смогу спуститься. Там, снаружи, хватает упоров для рук, но… подумаю об этом завтра…», - вздохнул герцог, зарываясь в сырую солому и дрожа от холода.

На рассвете в камеру ввалились два гоблина-стражника в зелёных робах. Они сноровисто и умело связали руки не успевшему толком проснуться герцогу. Одно из отродий, больше похожее на борова, чем на гоблина, задумчиво хмыкнуло, взглянув на Хрельма:
- Что-то он суховат.
- Смотри, с кем говоришь! Перед тобой Хрельм, правитель Варногорья! – вскинулся герцог.
- Ну и че мне с того? – захрюкал толстый.
- Как чё, - передразнил его Хрельм. - Это какая-то ошибка! Почему за меня до сих пор не заплатили выкуп? Ты хоть представляешь себе цену, которую дадут за герцога?
- А нахрена нам цена? Нам бы пожрать да выпить, - озадачил Хрельма гоблин комплекцией пожиже с очками на синем носу.
- Умник, тебя сколько учить – не говори с едой, - пихнул худого жирный и подзатыльником отправил Хрельма к выходу.
- А мне нравицца! - огрызнулся «умник», надвинув очки на самый нос.
Лениво перебраниваясь, гоблины повели Хрельма по длинному узкому коридору. Из мелких зарешечённых окон глядели испуганные и злые лица.
- Я герцог Варногорья! – беспомощно всхлипнул герцог.
- Козел ты, а не герцог! – огрызнулся кто-то из-за двери.
Хрельма втащили в опрятную круглую комнату с огромной печью, кучей кастрюль, мисок и ножей. Пахло по-домашнему: пряностями, кореньями и блинами. Необычайно жирный гоблин дёрнул за шнурок колокольчика, и тут же в комнату вбежала стайка пронырливых поварят с голодными и злыми глазками, в длинных клетчатых фартуках. У каждого при себе имелся небольшой, но, по виду, очень острый тесак. Хрельм вспотел. В голове разом пронеслось все, что он знал о гоблинах и их гастрономических пристрастиях. Все, что вспомнил, никак не вязалось с обстановкой кухни – было чисто, пахло вкусно, откуда-то добавился запах чесночной колбасы. Где-то на периферии сознания Хрельм вдруг отчетливо осознал, зачем его так сытно и настойчиво кормили. Точнее, не кормили… а откармливали! Нет, этого просто быть не могло!
- Это… какая-то ошибка! – хрипло пролепетал герцог.
- Конечно! – кивнул тощий гоблин с синим носом, снял очки и протёр стёкла.
- Да, здесь определенно что-то не так! – грозно хмыкнул повар. – Вы кого привели, оболтусы!?
- Я Хрельм, герцог Варногорья! – выговорил Хрельм, стараясь успокоиться. Ему казалось, что чем чаще он будет повторять свое имя и титул, тем больше шансов на спасение - вполне возможно, что гоблины просто не слышали про Варногорье… или… перепутали его с кем-то и сейчас все выясниться.
- Щас я всеооо выясню! Где накладная на объект!? - Один из поварят проворно подал накладную. Толстяк забормотал под нос: «Номер 353... так... достаточно молодое, свежее... рекомендован рацион откорма… рагу… его императорское величество...» - он внимательно посмотрел на герцога:
– Ты кто такой?
- Я… я правитель Варногорья, я требую встречи с Императором!
- Требует встречи! – загоготал боров.
- Ах-ха-ха! – толстенный повар заржал так, что его телеса заходили ходуном, затряслись в бурной пляске, а колпак свалился набок, открывая плешивую макушку. – Требует встречи! Жирности в тебе мало для… встречи! Ошибка вышла! Не годится! - мгновенно сделавшись серьезным, он протянул поваренку листок, водрузил на нос очки и углубился в какие-то пожухлые списки.
- Это всё бред! - взвизгнул Хрельм. - Твоё «императорское величество» получит за меня огромный выкуп.
Худой гоблин задумчиво почесал ухо, поправил очки. В глазах Хрельма зажглась надежда, но тот лишь пробубнил:
- Да он и впрямь жилистый какой-то. Как бы у нашего императора не случилось несварения после такого рагу.
- Рагу не будет, - безапелляционно произнес повар.
- Так что с ним делать тада? – удивился тощий. – Может, отпустим? Выкуп все-таки…
- Какой, к бесу, выкуп, придурок! Где ты тут, в императорском замке, найдешь выкуп?! А все жрать хотят! Добро переводить вздумал? Ты, мелкий, паскудный расхититель! – взорвался толстый.
В этот момент Хрельм окончательно понял, что дело плохо. Если он сейчас же не сделает чего-нибудь из ряда вон выходящего, его, в конце концов, просто съедят. Момент был вполне подходящий. Гоблины вступили в перепалку и, похоже, забыли про пленника. Потихоньку двигаясь к выходу из кухни, герцог перебирал планы побега. Естественно, что замок под завязку напичкан гоблинами и от них не спрячешься. Оставалось только вернуться в камеру, запереться изнутри и попытаться бежать через окно. К Хрельму вернулась надежда, а вместе с нею и силы. Он напряг связанные руки, веревки поддались. Рванув изо всех сил, Хрельм высвободился из пут, пнул в колено очкастого и метнулся к выходу.
Ему почти удалось. Он почти выбежал из комнаты. Возможно, все прошло бы успешно. Может, он смог бы пробежать по коридору, заблокировать дверь и вылезти через окно. Может, удалось бы даже спуститься по отвесной стене и пересечь горы. Возможно... На выходе Хрельм столкнулся с еще более толстым гоблином, закрывавшим весь дверной проем. Уткнувшийся в необъятное пузо, завернутое в поварской передник, пленник был пойман за шиворот и отброшен обратно в кухню.
- Что же это! У вас тут еда разгуливает! – возмутился новоприбывший.
- Он меня по колену стукнул! – заорал очкастый гоблин.
- Не можем решить, куда его пристроить, ваше знатейшество: на рагу нельзя, на паштет… так потрохов в нем маловато…
В животе у Хрельма что-то пискнуло и сдалось. Бросив на герцога оценивающий угрюмый взгляд, новый повар неопределённо махнул поварятам, и те деловито подступили к пленнику, голодно скалясь и поигрывая тесачками.
- Эх, вы! Запомните раз и навсегда: бесполезных людей не бывает! А этот… на колбасу пойдет, – глубокомысленно изрек толстый и почесал бороду.
- Гениаааально! – умиленно и подобострастно захлопал глазами первый повар, протирая лезвие тесака подолом замызганного фартука.
- Ага, - уважительно поддакнул очкастый худышка и слегка поклонился.
- Ну, подь сюда, - ласково поманил герцога самый толстый.
Глаза Хрельма провалились в пустоту. Вся жизнь пронеслась одной пестрой лентой. Козни, интриги, турниры, битвы… последний бой… бессмысленная гибель брата. Потом он увидел отрубленную голову Умбарика с глазами той единственной девушки, которую, как теперь оказалось, он любил… «Это все не со мной…» - подумал герцог. Он чувствовал какое-то отстраненное присутствие, как будто это был просто сон. «Я - герцог Варногорья!» - подумал Хрельм, но эта мысль ничего не изменила. Гоблины внимательно и с участием смотрели на него.
- Он не больной ли? Глянь, обделался! - закричал очкарик.
- Тссс… это он со страху, - профессионально и нежно оценил шеф-повар. - А пугать еду неполезно, горчить потом будет… Ну ладно, придержите его…

Дата добавления: 2015-08-21