Хуже поэтов на этом свете только рыцари! 2 страница

***

Киллмулис высунул длинный нос из кармана мельничьего плаща, втянул воздух и осторожно выглянул наружу. Пахло старым пивом, как во всех харчевнях, горячими щами, окороком, который сопливый мальчуган усердно проворачивал над огнём, кислой капустой и колбасой. Киллмулису хотелось есть, но запахи не привлекали. «Сейчас бы пирога кусок», - подумал Лефарик и бесшумно шмыгнул наружу. «Мельник всё равно скоро из-за стола не встанет, а я пока осмотрюсь», - размышлял он, протискиваясь в приоткрытую кухонную дверь.
На кухне было тихо и спокойно, как ночью на кладбище. Под потолком висели копчености, на столе рядом с хлебами стоял чугун, закутанный в шерстяную тряпку. «Это каша», - безошибочно определил киллмулис и несколько повеселел. Пройдясь по комнате, он заглянул за печь, под веник в углу, в щели между половыми досками - да где же он?
- Господин домовой, - тихонько позвал киллмулис хозяина, но никто не откликнулся. Сквозь печную заслонку просвечивал огонь. Киллмулис ухватил рукавицу, отодвинул слегка заслонку и замер - огромный пышный пирог доходил в печи. Лефарик вдохнул всей грудью и зажмурился от удовольствия. «Яблочный! Эээх, да где ж домовой! Не могу же я воровством заниматься, в самом деле!», - и он позвал домового ещё раз.
Никто не отзывался. Только чёрный котище, сидевший на подоконнике, злобно мяукнул и выпрыгнул на улицу. «Может, это он и есть? Просто котом перекинулся... а смысл? Не хочет с гостями знаться?» - и Лефарик выбрался в окно вслед за котярой, но того и след простыл.
Смеркалось. Хозяйственные постройки выглядели во тьме недружелюбно, а свет, падающий из окон, добавлял во двор теней. Просто гнездо для боуги какое-то! Но сидеть в кармане и мечтать о пироге Лефарику не улыбалось. Киллмулис совсем растерялся и стоял посреди двора на самом видном месте. Не бывало еще такого, чтобы домовой не пришел на зов!
- Эй, ты, с длинным носом! Давай сюда, - из приоткрытой двери овина высунулась подозрительная чумазая рожа.
- Это вы домовой? - отозвался Лефарик настороженно.
- Э… нет, я дворовой. Востухой звать. А ты кто?
- Здрассьте вам! - обрадовался Лефарик, - Ну, хоть кто-то объявился! Давайте знакомиться, я киллмулис Лефарик. Путешествую проездом, так сказать, - и киллмулис, шаркнув ножкой, шмыгнул к овину.
- Ишь ты! – удивился дворовой. Он, кряхтя, выбрался наружу, тщательно прикрыв за собой дверь, и поздоровался. - Киллмулис! Живёт тут у нас на мельнице один, но он того... необщительный. Ты к нему приехал? Родственник?
- Нет. Я мимо, - Лефарик приосанился и чуть вздёрнул нос, сам только что уразумев, как редко можно встретить путешествующего киллмулиса.
- Вот ведь, кака цаца! - оценил эксклюзивность явления Востуха. - Ну, пойдем тогда, хозяйство покажу. Вот ето коровник у меня. Четыре коровы: Милка, Дымка, Руся и Тясутка. Ето - хозяйства струмент: вилы, грабли (семь штук), колотушки, пилы… - поднял палец Востуха, - лопаты всякие: штык-лопата, лопата навозная, просто лопата…
Пока Востуха хвастал богатым и разнообразным «струментом», киллмулис исподтишка разглядывал его самого. Надо сказать, что выглядел дворовой непрезентабельно: сам кроха, ещё меньше Лефарика, большие лошадиные уши и копытца вместо ног. Забавную картину дополняли длинная и спутанная борода, изношенное то ли платье – то ли рубаха до пят и соломенная шляпа непонятного происхождения. Лефарик заметил, что дворовой немного стесняется копытец и то и дело одёргивает подол своего одеяния, пытаясь их прикрыть.
- У нас в деревне копыта уважают, – улыбнулся Лефарик и похлопал Востуху по плечу. Тот вздохнул и расслабился. Стало понятно, что дружба налаживается.
- А домовой наш вечно насчет моих копыт издевается! – пожаловался дворовой.
- С его стороны это непростительная бестактность! – вознегодовал киллмулис. – Разве можно так обращаться с близкими! А, кстати, где он?
- Нету, - всхлипнул Востуха.
- Как это «нету»?
- Ушёл.
- Ушел?! Да как такое может быть!? Не уходят домовые из хозяйства!
- Боуги довели, - пожал плечами Востуха, и Лефарику стало жутко. Он пискнул, зажал рот ладонью и без сил опустился на перевёрнутое ведро. Востуха смерил его внимательнм взглядом, быстро придвинулся и зашептал в самое ухо:
- Я видел одного боуги - страшная тварь! Клычищи - что твои вилы, и злые жёлтые огни в темноте светятся. Холодные мокрые пальцы! Если он прыгнет на тебя сзади - всё, ты больше не увидишь белого света! Страшно!
Лефарик был на грани нервного срыва – сам того не зная, он, оказывается, забрел в самое логово боуги! Он обхватил себя лапами и закачался в безнадежной тоске.
- А если боуги обернётся чёрным псом, то непременно сожрёт тебя!- добил Востуха киллмулиса и облокотился спиной о коровью ногу с загадочным выражением на облезлой морде. Милка нервно дернулась, Востуха поскользнулся и, не удержавшись, шлёпнулся прямо в навозную кучу.
- А, чтоб тебя боуги взяли! - вырвалось у него, но, глянув на побледневшего киллмулиса, извинился, - это я… в смысле, к слову. Это я не хотел никого обидеть. Пойдём отсюда в погреб, там спокойней, там варенье есть.

Приятели спешно покинули темный коровник и залезли в погреб. В погребце - насыпном холмике за флигелем - было сухо и уютно от свечного огарка. Вино кислило - не то что у Кницли Кнеля! - но киллмулис был рад новому знакомству и новым впечатлениям, а всё остальное - мелочи жизни. Он и сам не заметил, как разговорился. Лефарик рассказал Востухе про мельницу, и дворовой смеялся вместе с ним над историями о проказах Кницли Кнеля, сочувственно покачивая головой, когда Лефарик жаловался на распущенность мышей. Выпив изрядно, они перешли на «ты». Востуха спел песню про гнедого Сивку и прослезился:
- Лошадок люблю - страсть! Хозяин говорит, что продаст Сивку моего, дык я с ним уйду, - всхлипывал Востуха у Лефарика на плече. - Уйду, и пусть одне тут! Ни домового, ни дворового! Один кот пусть у них и живёт! Узнают тогда... ппочём-нипппочём....
Лефарик похлопал друга по плечу и поднёс ему стаканчик.
- Выпей, полегчает. И закусить бы не помешало.
- Закусить нечем. Только варенье есть.
- А я на кухне пирог видел, - как бы невзначай напомнил киллмулис.
- Точно! - встрепенулся гостеприимный Востуха.
Выбравшись из душного погребца на свежий воздух, Лефарик вдруг почувствовал, как сильно соскучился по своей мельнице и камину. В камине всегда было свежо, даже тогда, когда там горели дрова. Это достигалось правильной системой отводных труб и заслонками. Он вздохнул и засмотрелся на ночное небо...

Видно, среди посетителей таверны яблочный пирог пользовался популярностью, так как на столе возвышалась уже только меньшая его половина. Востуха отломил кусочек сбоку так, чтобы было незаметно.
- Будем надеяться, что хозяйка ничего не заподозрит. Держи, а я солью вина!
Лефарику все это не нравилось. Он не одобрял воровство в любых формах и проявлениях. Но, как говорится, в чужой огород со своими принципами – не суйся. Да ещё этот мерзкий котяра… Кот сидел на буфете и таращил огромные глазищи, словно хотел заглянуть в самую душу.
- Вишь, смотрит! – хмыкнул дворовой. – Злой он и жадный!
Не успел Востуха заткнуть бутыль, как кот сиганул с буфета и завопил на всю таверну.
- Морда облезлая! - не выдержал Востуха. – Мотаем отседа!
Но Лефарика уже и след простыл. Он выпрыгнул в окно и мчался со всех ног к заветному погребцу с прижатым к груди куском пирога. И тут...
… Огромный облезлый чёрный пёс, весь в репьях и клоках, возник перед беглецом. Жёлтые глаза зло поблёскивали в темноте, с клыков сочилась слюна. Плотоядно оскалившись, пес шагнул к Лефарику и засопел. «Вот и всё», - мелькнуло в голове у киллмулиса. Самый страшный страх стал реальней реального. Пёс-боуги склонился над Лефариком, обдавая жаром зловонного дыхания, и лизнул в макушку, сбивс него шляпу. "Оххо..."- всхлипнул киллмулис, выронил пирог и закрыл глаза. Он словно уже умер, но боуги почему-то не спешил с расправой. Время застыло сосулькой на ветру. Киллмулис, зажмурившись, стоял посреди двора, но ничего не происходило. В конце концов, он заставил себя приоткрыть один глаз, потом - второй… Никого не было. «Почему он меня не съел?» - подумал Лефарик - и заплакал.

- Лефарик! – раздался веселый голос Востухи. - Зову-зову, а ты стоишь, как вкопанный! Залазь сюда. - Востуха впустил Лефарика, прикрыв за собой створки погребца.
- А у теббя ннет... замка какого?
Дворовой взглянул на киллмулиса, но ничего не сказал. Он пошарил под порогом и извлёк оттуда ржавый гвоздь, который вставил в петельки внизу двери:
- Вот, прикрутил на всякий случай. Если хозяйка нагрянет, то, пока гвоздь расшатает, будет время спрятаться. Правда… долго не выдержит.
- Плохо! Надо чтобы долго! – Лефарик взглянул на приятеля пустыми глазами, в которых отражался только ужас.
- Что случилось? – навострил уши дворовой.
- Я встретил боуги!
- Хе, хе… и че такого?
- Всё, как ты описал. Чёрный, как ночь, зловонное дыхание, пасть вся в клыках, хвост в репье... Он меня лизнул в макушку!
Востуха с минуту молча смотрел на киллмулиса, потом вздохнул и серьезно произнес:
- Дружище, прости, что до этого я так нехорошо подшутил над тобой. Это был не боуги, это был хозяйский пес. Подлизой кличут. Он, на самом деле, и мухи не обидит. Пес это был! Он за косточку или кусок хлеба у тебя не то что макушку, но и все другие места вылижет!
- Ну, он и лизнул... - нерешительно начал Лефарик.
- Что поделать… такой вот боуги.
Востуха изобразил на мордочке скорбное выражение, но было видно, что он еле сдерживается, чтобы не заржать. Досада охватила Лефарика. Досада на Востуху с его дурацкими шутками, досада на появившегося некстати Подлизу и на самого себя. Он понял, что стал жертвой своего собственного страха! Он недовольно глянул в глумливую физиономию Востухи, и вдруг, сам того не ожидая, повалился на сено и залился весёлым смехом, словно его щекотали пикси.
- Попробовал, значит! Не по вкусу ты ему пришёлся. Такой вот боуги! – хохотал и дворовой, обессилено валясь рядом.
Они еще долго хихикали и постанывали, как вдруг лицо Востухи вытянулось. - А пирог-то где?
Лефарик молча развёл лапы.
- Ай, не беда! Ну, хоть выпить раздобыли!

Утром Лефарик проснулся и не сразу понял, где находится. Востуха похрапывал рядом с таким звуком, словно тихонько ржала лошадь. При этом уши его настороженно шевелились, а копытца подергивались. Лефарик вспомнил вчерашнее, вздрогнул и выбрался из поребца. Пить с Востухой было совсем не то, что с клураканом. Болела голова, першило горло - прошлой ночью друзья много пели, придумывая куплеты по ходу дела.
Дело шло к полудню. Осеннее солнце мягко лизало бревна коровника, обнимало харчевню и загон. Загон был пуст. Не было ни телег, ни коней. Козёл тоже пропал. Толстая матрона выплыла во двор с корзиной мокрого белья. За ней вразвалочку выполз и хозяин гостиницы.
- Ты не продешевил?
- Не боись, старуха, посчитал вдвое. Толстяки вчера так надрались, что половины и не помнят, а сегодня, с больной головы, не шибко-то в счёте сильны были. Я у них еще мешок муки и три головки сыра свиснул!
«Уехали! Проспал!» - загудело в голове у Лефарика, и он юркнул обратно в погреб, зашпилив дверку на ржавый гвоздь.
- О, триста потных ежиков… мой плащ! Я ж без плаща никуда! Триста ежиков…!
Лефарик метался по тесному погребцу, задевая полки и размахивая руками. Дворовой наблюдал за ним осоловелыми глазами, пил рассол и безостановочно зевал. Наконец он смог выговорить:
- Ну чё… там... Ну же - что же... пересидим вместе, потом вернётся твой мельник из столицы. Дорога-то одна. По ней приехал - по ней домой и возвернется. С голоду не помрем - варенье есть.
Киллмулис рухнул на какой-то пустой жбан и ушел в себя. Идти ночью одному? Нереально, страшно. Да и куда идти? А вдруг мельник не вернётся? Вдруг этот толстопуз-романтик надумает чего и поедет по другой дороге? А если что-то случится с ним в городе или по пути сюда, что - тогда вечно тут сидеть? Сыровар, конечно, поможет. Но и он, Лефарик, должен присматривать за мельником. Да и Кницли будет потом смеяться. Скажет, что Лефарик испугался боуги. Но он действительно до жути боится боуги!
Лефарик взглянул на дворового и заметил, что тот хитро улыбается, будто прочитал его мысли. Нет, Востуха, конечно, парень хороший, но он не может воспользоваться его гостеприимством. Гордость некоторое время боролась со страхом и, наконец, одержала победу. Киллмулис понял, что ему придётся всю жизнь стыдиться самого себя, если он не сделает все как надо. И он решился:
- Я буду идти по ночам. По ночам я могу путешествовать без плаща. И… и я догоню мельника!
Востуха застыл с открытым ртом, не успев зевнуть. На самом деле, «по ночам» Лефарик ввернул для красного словца, ведь он надеялся, что сможет догнать мельника уже сегодня и надёжно спрятаться у того в кармане. А там никакие боуги не страшны.

***

Тем временем Робин Тальбот и Лафли Соллик, благополучно покинувшие постоялый двор ранним утром, чувствовали себя чудесно. Телеги мирно тряслись по дороге весь день, и до «Свинячьего бивня» было уже недалеко. С самого утра они потихоньку подкреплялись винцом из собственных запасов и «дегунсдировали» сыры. Настроение, и без того хорошее, постепенно становилось праздничным.
Оба плотно позавтракали в таверне. Несколько раз останавливались на перекусы. Но, несмотря на обильную еду и возлияния, Робин, похоже, слегка похудел. К вечеру это стало заметнее.
- А ты, кажися, худеешь, - констатировал Лафли Соллик, неодобрительно подрагивая усами.
- Че-то странное творится. Легкость какая-то… и есть хочется все время… Вот прям слез бы с телеги и пошел бы рядом!
- Так иди! Лошади легче будет! – хмыкнул сыровар, поудобнее пристраивая на коленях свой огромный живот. Перемены с другом радовали и тревожили одновременно. Мельник заметно похудел и продолжал худеть прямо на глазах. Под слоем привычного жира кое-где уже проглядывали кубики мышц.
Многие не знают, но, на самом деле, толстые люди невероятно сильны. Они должны быть сильными, так как постоянно таскают на себе изрядный добавочный груз. Этот лишний вес не дает мышцам расслабляться. Если бы толстый человек сумел резко похудеть, он выглядел бы как настоящий воин. Именно это сейчас и происходило с Робином Тальботом. «Похоже, звездочет не просто языком трепал», - подумал Лафли Соллик, но вслух ничего не сказал.
- Почему бы нет! – бодро воскликнул вдруг Робин Тальбот, соскочил с телеги и вприпрыжку зашагал рядом. До «Свинячьего бивня» было уже рукой подать.

***

Лефарик шагал вдоль дороги. Чему-то улыбаясь, луна щедро поливала холмы молочной марью, укутывая их туманом по самые верхушки. Редкие можжевеловые деревца отбрасывали рваные размытые тени на травянистый грунт. Уши каминного домового непрестанно двигались, вслушиваясь в беспокойную ночь. Вот прошелестела сова, чиркнула по кривой летучая мышь, где-то завыла дикая собака, профыркал еж... - мир был полон звуков и запахов. Некоторые из них беспокоили, а некоторые нравились.
Лефарик уже давно заметил, что кто-то следует за ним, не отставая, но и не приближаясь. Когда путешественник останавливался, существо тоже останавливалось. Двигалось оно бесшумно, но только не для киллмулиса. Было слышно, как с тонким посвистом распрямляются примятые травинки, как возмущённо звенят и взмывают вверх потревоженные кузнечики. Он не оборачивался - зачем? Тот, кто шёл за ним, уж точно не хотел быть замеченным, и Лефарик решил просто ждать. Да и что он мог сделать? Бежать бессмысленно – существо явно проворнее его и находится на своей территории. Да и зрение у киллмулисов - так себе, ничего особенного. Как у людей. Но уши и нос многое могли поведать ему.
Через некоторое время Лефарик определил, что к преследователю присоединилось ещё несколько существ. Они двигались осторожно, друг за другом, стараясь ступать след в след: трава уже не распрямлялась со свистом, а только поскрипывала. Существа были мелкие - раза в два меньше Востухи. Лефарик понял это по полёту мотыльков. Низко танцуя над большими, ярко-белыми в лунном свете цветами, мотыльки-непоседы с шорохом задевали крыльями за одежду и бороду киллмулиса, но за спиной, там, где крались преследователи, они порхали свободно, не встречая препятствий - значит, преследователи были ростом не выше цветов. «Возможно, что это полевые Ши», - подумал Лефарик, сопоставив факты. Если это так, то, скорее всего, ему ничего не грозит. Полевые Ши, в отличие от своих лесных родственников, никому не чинили зла. Могли, конечно, путника с дороги сбить, поднять лёгкий ветерок или вызвать слабый дождь, но не более того.
Вскоре ночной бродяга перестал различать шуршание травинок за спиной. Видимо, Ши потеряли к нему интерес. Он вслушивался ещё некоторое время, но понял, что Ши отстали. Луна выкатилась уже на самую середину неба, вокруг было светло и безветренно.
Киллмулис шел в «Свинячий бивень». Он знал, что мельник и сыровар никогда не пропустят случая заночевать в таверне. По словам Востухи, «Свинячий бивень» находился в дне пути от постоялого двора, и Лефарик очень надеялся, что к рассвету успеет добраться до родного кармана.
Он шёл и шёл, насвистывая что-то пустяковое. Луна скрылась за набежавшими облаками. Зарядил мелкий дождик, но это было даже приятно. Устав идти по неровной траве, киллмулис вышел на дорогу, справедливо решив, что ночью люди по ней не ходят. Вскоре он оказался на перекрёстке. В этом месте дорога раздваивалась. Куда идти? Востуха отправил его «вперед и прямо», но теперь-то дороги стало две и обе «вперед»!? Дождь усилился, засвистел ветер. Стало страшновато. «Именно такие перекрестки любят боуги», - подумал киллмулис и задрожал то ли от ночной прохлады, то ли от испуга. Куда идти?
Растерявшись окончательно, несчастный путешественник решил отдаться на волю судьбы. Он заставил себя выйти на середину дороги, обернулся спиной к развилке, снял башмак с левой ноги, зажмурился и бросил его, не глядя, через левое плечо. Это было действенное средство при поисках нужного направления. По крайней мере, так всегда говорил Кницли Кнель. А еще он уверял, что: «… в молодости много путешествовал и прошел половину Плоского Мира на своих двоих…». Обернувшись, Лефарик увидел, что башмак лёг носком налево. Обувшись и повздыхав немного, киллмулис двинулся в том направлении, которое указал башмак.
Вскоре дождь усилился. Луна совсем пропала за тучами – и холмы погрузились во тьму. Несчастный ночной странник уже промок до нитки, а тучи всё сгущались и сгущались и затянули небо до самого горизонта. Ветер, словно раззадоривая сам себя, выл и метался во тьме, рвал полы лефарикова кафтанчика, пытался сдернуть островерхую шляпу. В этом вое бедный путешественник различал то ехидное старушечье хихиканье, то зловещий хохот баньши, то тоскливые причитания призраков. В полной темноте, разрываемой лишь разрядами далеких молний, Лефарик припустил рысцой. Он поскальзывался и спотыкался, проваливаясь в быстро размокающую под ногами жижу. Чумазый и перепуганный, киллмулис совсем пал духом. Он бежал неизвестно куда, вспоминая свой камин, уютный сухой погреб Кницли Кнеля и даже погребец Востухи, он дрожал и плакал вместе с ветром, вконец отчаявшись и не понимая уже, в какой стороне осталась дорога и куда его несёт эта ужасная ночь.
Вдруг из пелены дождя вынырнуло существо. Маленькое, лохматое и остроухое, с огромными глазищами, оно коротко кивнуло, будто приветствуя киллмулиса, и лапкой поманило его за собой, тут же скрывшись в пелене дождя. Лефарик узнал в нём полевого Ши. Не думая о последствиях, он двинулся следом.

***

Мельник и сыровар добрались до «Свинячьего бивня» ещё засветло. Робин так и не вернулся в телегу и всю оставшуюся часть пути прошел пешком. Это было ненормально. Вполне возможно, что столь длинных переходов ему не доводилось совершать еще никогда. Тем не менее, уставшим он совсем не выглядел. Скорее даже - посвежевшим.
- Козла покорми, - попросил сыровар подбежавшего мальчишку. «Наверное, это один из сыновей хозяина. Или племянник какой. У них же тут дело семейное», - подумал мельник, улыбаясь ему вслед.
В «Свинячьем бивне», как всегда, было шумно, людно, гномно и даже немного эльфно. По традиции, здесь соблюдался политический нейтралитет. Даже гоблин мог прийти и поесть, если платил золотом. Друзья огляделись в поисках свободного столика: в углу сидели пираты и тихо переговаривались, прихлёбывая из бутыли какое-то адское пойло, которое они глотали по очереди с нарочитым, сугубо пиратским пренебрежением к качеству напитка. За столиком у барной стойки два пьяных эльфа дремали на миниатюрном диванчике, прислонившись к чьей-то недопитой пивной кружке. А, вот и мастер Затриндель. Его халат, расшитый звездами, выделялся ярким пятном на фоне простой крестьянской одежды и заношенных пиратских кафтанов. Друзья предвкушали интересный вечер, и были абсолютно правы. Пихнув сыровара в толстый бок, Робин направился прямо к сказочнику. Но не успел он представиться, как к ним подошёл высокий крепкий мужчина в залихватском поварском колпаке, из-под которого выглядывали седеющие кудри. Это был сам хозяин таверны, небезызвестный Буч:
- Привет, друзья! - Буч, как клещами, сжал руку мельника, ожидая увидеть на лице у толстяка привычную гримасу, но вместо этого сам чуть не закричал от боли: мельник ответил ещё более крепким рукопожатием.
- А вы, мастер Тальбот, изрядно поздоровели с нашей последней встречи!
- Ну, что вы, дорогой Буч, это я так… пешком гуляю, знаете ли.
- Что ж… кхм… надо бы и мне… того… пешком чаще прогуливаться. Ну, добро пожаловать в гостиницу и вы, дорогой мастер Соллик! – Буч опасливо и легонько пожал руку толстого сыровара. - Для меня честь приветствовать вас, господа, и особенно вас, Лафли, и особенно сегодня.
- Меня? - удивился сыровар, боязливо вынимая пухлую руку из лап верзилы и недоверчиво топорща свои усы.
- У меня закончился весь сыр!
- Ну, так я собирался распроститься с некоторым количеством товара. Как договаривались!
- Да уж, договоренность была. И я надеюсь, что мы заключим хорошую сделку! Бутылочку вина для разминки?
- Всенепременно, дорогой Буч! – воскликнул Робин. – Только принесите… хм… сразу две.
- Нет уж! Несите три! – поддержал друга сыровар.
- Раз пошла такая пьянка, первая и последняя сегодняшним вечером – обе с меня! – захохотал трактирщик и самолично отправился в погреб. А мельник и сыровар подсели к Затринделю, вокруг которого собралось уже довольно много слушателей.

Еда в «Свинячьем бивне» была отменной. Но, сколько мельник ни набивал сегодня свое быстро худеющее брюхо форелью, паштетами, дичью и пудингом, сколько ни вливал в себя вина, он чувствовал лишь лёгкую приятную тяжесть. Казалось, что тело впитывало сытную еду без остатка и тут же перерабатывало ее не в жир, а в мышцы. Лафли Соллик тоже был в ударе: после третьей он совсем осмелел, загорланил песни, одну за другой перещипал за ляжки всех служанок и, в конце концов, договорившись с Бучем о продаже сыров и залив сделку бутылкой портвейна, уронил голову на стол.
- Знаешь, Лафли, - наклонился к другу мельник, - а я ведь пожелал тебе славы и процветания, похоже, что волшебник прочёл мои мысли. Сегодня ты неплохо заработал на своих сырах, и это только начало, ведь впереди столица!
- Ага, - кивнул сыровар, приподняв голову со стола, - Я пожелал тебе славы рыцарской. Но ты просто начал худеть. И это не экспере..пире… пере….
- Пошли-ка спать, друг! – сказал Робин, хлопая сыровара по плечу.
- Ты иди. Я скоро приду, - прошептал Лафли и захрапел на всю таверну.
Никто даже не обернулся – храпеть никому не возбранялось. Если ты заплатил за столик, так можешь храпеть на нем, сколько тебе заблагорассудится!
- С козлом что-то делать надо, - озабочено пробормотал мельник сам себе.
- Может, съедим его! - перестав храпеть, предложил Лафли и, хитро хмыкнув, опять заснул.
- Ха-ха… - неуверенно хихикнул Робин Тальбот.

***

Лефарик почувствовал, как теплая лапка Ши нашла его мокрую ладонь и дружественно пожала. Ему вдруг стало спокойно и радостно. Все ночные страхи отступили, и даже показался не таким уж противным сырой и холодный дождь. Киллмулис вслепую двигался еще некоторое время сквозь тьму, пока Ши не привёл его к большому пологому холму. Исчезнув на мгновение в высокой траве, он вынырнул наружу и поманил киллмулиса за собой.
Они долго ползли по узкому тоннелю вглубь холма и, наконец, выпали в просторную пещеру с круглым сводом, освещенную мириадами светляков. Светящиеся букашки были повсюду: на полу, на стенах и куполе. Словно яркие звезды, сбившиеся в грозди созвездий, они переливались и играли, тонко попискивая или жужжа. Светлячки издавали эти звуки в определенной последовательности, словно ноты – и всю пещеру заполнял тихий мелодичный звон. Лефарик задохнулся от восторга. Это было так красиво, что он заплакал. «А ведь научить светляков петь… для этого нужно…», - он даже не мог представить себе, кто бы мог проделать такую сложнейшую работу. Очевидно, что Ши могли. И мнение киллмулиса об этих «диких» полевых существах сильно изменилось.
Оглядевшись, он увидел множество Ши, сидевших кучками и поодиночке. Киллмулису казалось, что они улыбаются, но он мог и ошибаться. Лефарик приветственно взмахнул шляпой и –видимо, от переизбытка чувств -даже сделал книксен:
- Спасибки вам, уважаемые Ши! – начал он пафосно, но Ши никак не отреагировали. Только один, тот, что привел его сюда, подошел ближе и указал на старый трухлявый пень. Лефарик сел туда, куда было указано. Теплая и сухая труха обволокла его со всех сторон, высушила и согрела. Стало хорошо и уютно. И киллмулис уснул глубоким спокойным сном.

Когда он проснулся, Ши сидели на своих местах и глазели на него, а светляки горели и пели. Ничего не изменилось. «Сколько ж я проспал?» - задумался Лефарик. Судя по состоянию, он отдохнул основательно. «Но я же теперь не успею догнать мельника!» - пронеслось у него в голове. Один из Ши, вполне возможно, что тот, который его спас, подошел ближе. Ши посмотрел на Лефарика своими огромными глазищами. Казалось, что смотрит он куда-то глубоко внутрь и видит все. Ши все смотрел и смотрел, а потом вдруг улыбнулся во весь рот так, что чуть не переломался на две половинки. Было похоже, что шарик раскрылся пополам. Громадный зубастый рот искривился в доброй и приветливой, милой улыбке. Это было страшно и странно, но киллмулис не испугался. Ши одобрительно кивнул. Они двинулись по пещере. Светляки пели и светили со всех сторон.
- Понимаете… - киллмулис попытался объяснить, что спешит, но Ши закивал так, словно ему уже все давно известно. Они прошли сквозь пещеру и, как вчера, проползли по норе.
Очутившись снаружи, Лефарик увидел заходящее солнце. «Похоже, я проспал весь день…» - обреченно подумал он.
Зарево заходящего солнца мягко освещало долину и подлесок на горизонте, осенние травы плелись в коричнево- зелено-красный ковёр, а странные белые цветы, которые ночью так влекли к себе мотыльков, мерцали оранжевыми бликами. Киллмулис расправил шляпу, пригладил бородку и отряхнул кафтанчик от налипшей трухи. Он чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, но очень голодным. Хлебец, которым снабдил его в путь Востуха, превратился в размякшие крошки. Лефарик выгреб их из кармана и печально вздохнул. Ши тоже притворно вздохнул и протянул киллмулису что-то, завёрнутое в жёлто-зелёный кленовый лист. Орехи. Киллмулис хотел поделиться, но Ши, отрицательно мотнув головой, пошёл прочь с холма. Лефарик последовал за ним, решив не спорить.
Вскоре они вышли на злополучный перекрёсток. Ши молча указал направо. Лефарик, уже привыкший к немногословности своего благодетеля, понял, что прошлой ночью перепутал дороги, и лишь спросил:
- «Свинячий бивень»?
Ши кивнул.
- До утра дойду?
Ши снова заулыбался своей странной улыбкой.
- Спасибо вам... тебе, уважаемый Ши. Я вчера совсем...
Ши небрежно махнул лапкой, улыбнулся напоследок еще раз и скрылся в траве. Лефарик постоял немного, вздохнул и бодро потопал направо, решив когда-нибудь, при случае, высказать Кницли Кнелю все, что он думает по поводу гаданий при помощи башмаков.

***

Из «Свинячьего бивня» выехали на рассвете. Времени в обрез, а дел по горло - нужно было успеть на граданадарский рынок до начала турнира. Во время больших праздников все свозили свои товары на столичный оптовый рынок, куда затем съезжались повара, экономы, метрдотели известных гостиниц и знатных семейств, там же затаривались и слуги королевского камерария, который отвечал за дворцовую трапезу. Несмотря на то, что у Буча осталась приличная доля груза, за которую трактирщик предложил небывало хорошую цену, значительное количество сыров и мешки с мукой были ещё не пристроены. Лошадей, телеги и козла решено было также сбыть с рук по сходной цене. Но козёл исчез, и друзья не стали его искать. Оставшийся груз распределили по трём телегам, лошадям стало легче - и обоз пошёл веселее. Не успев толком позавтракать утром, мельник и сыровар уныло тряслись на брусчатке королевского тракта и вздохнули с облегчением, когда впереди замаячили стены славного города Граданадара.
И вот, поздним утром, или, лучше сказать, ранним днем похмельный обоз наконец-то въехал в город. Столица гудела в предвкушении Большого турнира. Важные и не очень важные - но оттого ещё более напыщенные - рыцари всех мастей разгуливали по улицам, разодетые, как павлины. Тут и там мелькали кольчуги и плюмажи, блестели на солнце латы и парадные доспехи.
«Леденцы сахарные с сюрпризом!», «Пирожки с пылу-с жару, бери сразу пару!» - перекрикивали друг друга торговцы. Циркачи, бродячие актёры, ходулисты и факиры, жонглеры и труверы… тут и там вся эта веселая братия собирала толпы зевак, играла музыка, пелись песни, и о грязные булыжники мостовой звенела медь. То и дело слышались возгласы герольдов. Шапочки студентов мелькали в толчее. Лютни трубадуров, платья разряженных дам, праздничные цветные пелерины простолюдинок, запахи готовящейся на углях еды - всё вокруг ошеломляло и завораживало. Телеги увязли в водовороте карнавального безумия. С каждым мгновением мельник и сыровар все отчетливей понимали, что добраться до рынка им будет нелегко.
Неожиданно толпа подалась в стороны, и Лафли резко стеганул лошадей. Набирая скорость, обоз вломился в образовавшийся просвет и налетел на золочёную карету. Та накренилась, пробалансировала на двух боковых колёсах и с грохотом бухнулась обратно на четыре. Толпа притихла. Мельник и сыровар не пострадали и даже не сразу сообразили, что случилось. Весь ужас произошедшего дошёл до них, лишь когда рыцари, сопровождавшие карету, окружили обоз. Карета была королевской.
Все замерло. В полной тишине было слышно, как поскрипывают парадные доспехи личной охраны короля. Несколько мгновений ничего не происходило. Наконец дверь кареты распахнулась, и оттуда выбрался мальчик-паж, одетый в ливрею королевского дома, которую он с возмущением одёрнул. Паж установил небольшую скамейку в качестве дополнительной ступеньки и раскатал ковровую дорожку. Затем показался сам король.
Король Гельмут, покряхтывая и сопя, выбрался из кареты на удивление веселый. Он улыбался, а в руках держал головку сыра. Лафли первым стряхнул с себя оцепенение. Грузно спрыгнув с телеги, он отвесил максимально изящный для его комплекции поклон. Поклон вышел так себе. Мельник поспешил последовать примеру друга и тоже поклонился. А затем перед старым монархом в почтенном молчании склонилась вся толпа.
Король был в хорошем настроении. Переложив головку сыра в другую руку и поманив сыровара толстеньким коротким пальцем, на котором тоскливо болтался перстень с огромным изумрудом, Гельмут принял величественную позу, с удовольствием наблюдая борьбу противоречивых чувств на физиономии Лафли. С одной стороны, сыровар видел, что король на него вроде не злится, с другой стороны - кто его знает?
«Что ж… убежать не выйдет», - обреченно подумал Соллик и приблизился, склонив голову в почтенном молчании.
- Что же это вы на королей наезжаете? – скаламбурил Гельмут. – Отвечайте, молодой человек, когда вас спрашивают.
- Я э…. э.. хм… вот, – просипел Лафли. Он оцепенел и застеснялся, загипнотизированный королевским величием, все слова разом вылетели из его головы, а усы прямо-таки застыли и раскорячились. Лафли Соллик вдруг понял, что перед ним - самый могущественный из людей во всем мире, что перед обыкновенным смертным сыроваром из далекой деревушки стоит и разговаривает вот так запросто… сам король!
- Я ведь не просто так спрашиваю, - король постарался помочь разговору, но только еще больше смутил несчастного.
- Вы кто такие!? – рявкнул один из рыцарей, но король так глянул на него, что бедолага моментально заткнулся и постарался смешаться с толпой.
- О! Простите, Ваше Величество. Я сквайр Робин Тальбот, поэт и мельник, а это мой друг, сыровар Лафли Соллик. Мы из Толлейвуда, - нашёлся, наконец, мельник Робин.
- А, Иллария, - понимающе кивнул король. - Куда же вы, ребята, так летите, словно вам на пятки дышит дракон? Может, за вами гонится налоговый инспектор? Ха-ха-ха! - хохотнул Гельмут, довольный собственной шуткой. Вся свита, как по команде, угодливо захихикала, и громче всех заржал проштрафившийся рыцарь. Засмеялся и Робин, но Лафли был настолько поражен всем происходящим, что стоял как бревно, хлопая глазами и разинув рот.
- А парень-то изрядно растерялся, - продолжил монарх. – Ты, вот, не переживай, я тебе ничего не сделаю. Куда путь держишь, любезный?! – король повысил голос, как для глухого, и приветливо потыкал пальцем в пузо сыровара. Тот сглотнул слюну, понимая, что не ответить будет уж совсем не вежливо.
- Что Вы, Ваше Величество, - сыровар ещё раз учтиво поклонился, а мельник зачем-то шаркнул ножкой. - Мы просто… мы очень спешили на базарную площадь в надежде быстренько продать груз сыров, ну, и муку тоже.
- Сыры? Вот эти вот? – улыбнулся король, ловко перебросив головку сыра из одной руки в другую. – Это твой сыр у меня в руках?
- Э-э… не могу знать…
- А! Я же не объяснил, извини. Эта головка сыра влетела ко мне в карету через открытое окно в результате такого неудачного… или, лучше сказать, все-таки удачного - ведь никто не пострадал -... столкновения. Понятно теперь? - как у маленького мальчика, переспросил король у сыровара.
- Понятно, - механически брякнул Лафли.
- А теперь скажи мне вот что, - продолжил Гельмут, пиханув Лафли сырной головой прямо под нос, - хорош ли твой сырок?
- Хорош, Ваше Превосходительство, - отрапортовал сыровар, принюхавшись.
- А настолько ли он хорош, чтобы королю понравиться? И, прежде чем ответить, учти, что я баааальшой любитель сыра.
- О…! - Лафли хотел было ввернуть, что и так уже продает сыры королевскому повару, но Гельмут остановил его властным жестом:
- Так, что - пари?
- Какое пари? – настороженно пошевелил усом Лафли Соллик.
- Пари с королем!
«Пари с королем». Звучало заманчиво, но каковы ставки? Лафли не боялся проиграть, он боялся выиграть. Выиграть у короля… за это можно было запросто отгрести по полной!
- Пари с Вашим Величеством? – дипломатично переспросил сыровар.
- Вот именно, с моим. Я пробую, на свой страх и риск, эту головку сыра и, если мне понравиться, то куплю у тебя всю телегу.
- А если не понравится? – нервно задергал усом Соллик, понимая, что ничего не выигрывает в результате сделки, ведь он так и так собирался продать часть сыра на королевскую кухню и, возможно, что продажа туда всего обоза не принесет той прибыли, которую можно было бы выручить, торгуясь на базарной площади.
- А если не понравится, то я отрежу тебе усы, - подытожил Гельмут, слегка нахмурившись.
Взглянув королю в глаза, сыровар понял, что отказы не принимаются, что если он откажется, то все равно «проиграет спор» и потеряет не только усы, но станет вообще на голову короче уже через минуту!
- Что ж, я согласен поспорить, Ваше Величество, только, - и тут Лафли ляпнул такое, чего и сам от себя никак не ожидал, - если вам понравится сыр, тогда вы сделаете меня главным королевским экспертом!
- А я согласен! – моментально и не задумываясь кивнул король.
Со стороны могло показаться, что Гельмут – опрометчивый, азартный и беспечный игрок, но не было правдой. Король любил заключать пари, но делал это всегда так, что даже проигрыш шел ему на пользу. Он хорошо разбирался в людях и ситуациях, иначе как бы он дожил королём да в полном здравии до такого преклонного возраста? Вот и сейчас старый монарх мгновенно отреагировал на усложнение условий сделки, не дав даже опомниться оппоненту.
- И заметь, я держу слово: что сказал, то сделал. Сказал, что побрею, так побрею обязательно, не сумлевайся, - и с этими словами король отведал сыра, отпилив от головки изрядный ломоть небольшим золотым ножиком.
Некоторое время король жевал сыр. Вокруг царила тишина. Все смотрели, как губы короля торжественно и плавно вибрируют туда-сюда в прихотливом гурманском танце. «Раз не выплюнул, значит, не все потеряно», - успокаивал себя сыровар, любовно поглаживая свой «предмет спора».
Король проглотил сыр и попросил вина. Он не спешил - ему некуда было спешить. Сделав несколько больших глотков, он спокойно и тихо спросил:
- Как вас зовут, молодой человек? Я че-то запамятовал.
- Лафли Соллик, Ваше Светлейшество.
- Так вот, Лафли Соллик, усы…
Король сделал паузу и глянул на сыровара. «Все пропало», - подумал Лафли и прикрыл нижнюю часть лица обеими руками, как будто таким образом пытался избежать неминуемого.
- Не боись, так вот… мастер Соллик, усам вашим ничего не грозит. Они могут вполне спокойно и дальше расти на этих крупных и, на мой взгляд, все же несколько изрядно жирноватых щеках. Мне понравился ваш сыр. Мало того, могу сказать, что сыр этот превосходен по качеству и свойствам. Надо заметить, что я, хоть и не силен в технологии изготовления, но в искусстве дегустации – специалист не из последних. Я хочу прямо заявить, что этот сыр такой же король среди сыров, как я сам – король среди королей!
После этих слов толпа разразилась приветственными возгласами и аплодисментами. Все бросились поздравлять счастливого сыровара. И было непонятно, чему больше радовался Лафли Соллик: то ли тому, что его сыр пришелся по вкусу королю, то ли тому, что ему удалось сохранилть свои замечательные усы.

Дата добавления: 2015-08-21