Читайте также:
|
|
Много десятилетий мы жили в биполярном мире, державшемся на оси идеологической конфронтации между коммунистическим проектом во главе с СССР и либерально-демократическим, символами которого были США и блок НАТО. С крахом коммунистического проекта, распадом СССР и уходом США в далекий отрыв от других стран в экономической и военной области многие политики, да и представители аналитического сообщества заговорили о формировании однополярной модели мира с безоговорочным доминированием, если не диктатом США. Убедительная демонстрация американской военной мощи в Афганистане и Ираке, как и демонстративное пренебрежение США к нормам международного права и международным институтам, только усилили ощущение сложившейся монополярности.
В то же время российское политическое руководство, как и лидеры многих других, прежде всего европейских, стран не раз заявляли о неприемлемости однополярной модели и американской гегемонии. Многие политические лидеры, как и представители экспертного сообщества не раз высказывались в том смысле, что мир вокруг нас де-факто многополярен, а американская гегемония неприемлема, да и физически невозможна, при всей американской мощи. В качестве подтверждения многополярности мира обычно приводят стандартный набор аргументов: есть значительное число растущих центров экономической мощи – Евросюз, Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии, и т. д., где США не способны жестко диктовать свою волю, тем более с помощью военной силы. Есть бурлящий исламский мир Юга, активно сопротивляющийся попыткам американского давления. И даже в тех странах, где американцы успешно применили военную силу – Афганистане и Ираке – ситуация еще далека от окончательного разрешения, а результаты американского военного вмешательства значительно отличаются от того, что планировалось в Вашингтоне. Все названные центры традиционно рассматриваются политиками и экспертным сообществом как полюсы формирующегося многополярного мира. При этом из заявлений российских руководителей однозначно следовало, что: для России приемлема только модель многополярного мира, Россия является или неизбежно станет одним из его полюсов и, наконец, лучшим институтом для управления кризисными ситуациями в многополярном мире следует считать ООН и ее Совет Безопасности.
При всей простоте и кажущейся очевидности и такой схемы, и вытекающего из нее подхода к формированию внешней политики и политики безопасности их детальное рассмотрение вызывает очень много вопросов. Во-первых, вызывает серьезные сомнения, стоит ли на фоне ускоряющейся глобализации считать полюсом, в традиционном геополитическом смысле этого слова, любое государство или группу стран, отличающихся большим объемом и высокими темпами роста ВВП и даже значительной военной мощью? Во-вторых, насколько безопасно и уютно будет чувствовать себя нынешняя Россия в многополярном мире, если он действительно сформируется, и так ли уж стоит его страстно желать? Наконец, в третьих, стоило бы еще раз проверить, насколько адекватно политическая реальность отражается в столь популярной модели многополярности, и не пытаемся ли мы подогнать реальность под привычную схему, сложившуюся в нашем сознании из обломков старого биполярного мира?
Отметим, что сам термин «полярность» подразумевает противопоставление, противостояние, причем жесткое и непримиримое. В разделенном мире идеологизированной блоковой конфронтации понятие биполярности было вполне уместным и адекватным. Действительно, два непримиримых полюса противостояли друг другу, с большим или меньшим успехом поддерживая между собой динамическое равновесие. Оно описывалось в таких терминах, как «баланс сил», «стратегическая стабильность» и т. п. Но ни одно из этих понятий не применимо к нынешним отношениям США и Евросоюза, Китая и стран Юго-Восточной Азии, Индии и России. При в отношениях между этими странами или группами государств вполне могут быть противоречия, и очень серьезные, (достаточно вспомнить разногласия «Старой Европы» и США по иракской проблеме), но это не делает их полярно противостоящими друг другу.
О стратегической стабильности и балансе сил еще иногда вспоминается при анализе российско-американских отношений. Но это опять-таки не следствие непримиримой полярной позиции государств, а, скорее рудимент периода блокового противостояния, от которого трудно отказаться. С одной стороны, в силу инерции ментальных стереотипов, с другой, в силу определенного «технического детерминизма», когда унаследованные от прошлого ядерные потенциалы отчасти определяют военную политику самим фактом своего существования.
Таким образом, наличие стран и регионов с высоким уровнем развития экономики, вышедших или выходящих на стадию постиндустриальной, информационной цивилизации, своего рода «узлов роста» в сети глобализурующейся экономики вряд ли стоит толковать как многополярность, аналогичную политическим стереотипам девятнадцатого века, где каждое государство выступало за себя и против всех.
Предположим теперь, что страны и регионы, о которых говорилось выше, все же формируют полюса будущего многополярного мира. Чем в перспективе это может обернуться для России? Напомним, для начала, что подавляющее большинство потенциальных полюсов, узловых точек многополярного мира, расположены либо на границах России, либо в непосредственной близости от них. Практически каждый из этих полюсов, существенно опережает Россию либо по уровню своего экономического развития, либо по темпам экономического роста, либо по политической пассионарности, (как Ближний Восток). Каждый геополитический полюс обладает своим «полем политической и экономической гравитации». Таким образом, Россия с ее экономическими проблемами, еще не сформировавшейся идентичностью и слабой государственностью впервые в новой и новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, гравитационное поле которых может превысить прочность связей, скрепляющих Россию в единое государство. И тогда, в строгом соответствии с законами механики и политической логики, Россия может оказаться просто разорванной более динамичными и активными полюсами, расположенными по ее периметру. Не будем также забывать, что многополярную систему динамически очень трудно, если вообще возможно, стабилизировать. Особенно если учесть, что каждый полюс по своим параметрам не является постоянной величиной, а активно меняется во времени. В этих условиях внешняя политика обречена на реактивность, отражающую изменения в состоянии многополюсной системы. Так что концепция многополярности совсем не так безобидна и, даже, небезопасна для России в ее нынешнем положении.
Все сказанное выше позволяет прийти к чрезвычайно важному заключению – ни однополярная американоцентристкая модель мира, ни многополярная схема противоборствующих полюсов не дают адекватного представления о реальных процессах, происходящих в современном мире, и не могут служить базой для формирования рекомендаций и принятия решений в области внешней политики и политики безопасности. Факты дают все более убедительные подтверждения того, что мы являемся свидетелями формирования новой биполярности. При этом каждый из полюсов имеет сложную композитную структуру. На одном полюсе группируются государства, признающие необходимость следовать во внутренней политике и отношениях друг с другом согласованным правилам и нормам, признающие некоторые базовые ценности и цивилизационное многообразие мира. Другой полюс представлен как государствами, так и негосударственными террористическими и криминальными транснациональными сетями, исповедующими радикальные идеологии, не признающими норм права и морально-этических ограничений и ставящими задачу глобальной экспансии этих идеологий.
Непривычно с позиций традиционной геополитической логики говорить о США, Евросоюзе и, даже, Китае как об одном полюсе. Тем не менее, процесс его формирования уже идет, и участие Китая вместе с США, Южной Кореей и Японией в решении ядерной проблемы Северной Кореи наглядное тому подтверждение. Кстати, признание формирования новой биполярности уже просматривается в работах многих аналитиков. В некоторых больше говорится о сложном, композитном характере одного из полюсов, как, например, в работе В. Никонова «Назад, к Концерту». В ней автор, в частности, отмечает: «По моему убеждению, сейчас, в условиях глобализации, Концерт будет исполняться на глобальной сцене с участием, как минимум, США, Европы, России, Японии Индии, скорее всего, Китая и кого-то еще». По сути, это и есть описание ядра первого из упомянутых нами полюсов. В одной из недавних статей бывший премьер-министр Люксембурга и один из создателей Европейского Союза Жак Сантер писал, что «Безопасность невозможно обеспечить порознь, каждому для себя. Нереалистична и точка зрения, что всеобщую безопасность в состоянии обеспечить Соединенные Штаты, как самая могущественная держава мира. Нужен альянс стран, противостоящих угрозам, - альянс с участием США, Европы, России, Китая и под эгидой ООН».
Своеобразную версию современной биполярности предложил недавно А. Богатуров в статье «Самооборона транснациональных сетей». И хотя автор не упоминает термина биполярность, его описание главного современного конфликта сводится к противостоянию «мирового государства» и «транснациональных сетей». Правда в «транснациональные сети», представляющие мировую угрозу, Богатуров включил мировую сеть по производству наркотиков, глобальные террористические сети и глобальную финансовую систему, которая отмывает деньги, добытые наркодельцами, и мгновенно перебрасывает их в любую точку планеты, обеспечивая нужды террористов. Если включение первых двух составляющих в полюс «сетевого зла» сомнений не вызывает, то относительно финансовых сетей, являющихся безусловным достижением современной цивилизации, существуют очень большие сомнения. Да, террористы научились использовать эти достижения в своих целях, но это не означает, что финансовая система – зло сама по себе. С таким же успехом можно приписать злой умысел мировым самолетостроительным фирмам за то, что они производят широкофюзеляжные гражданские лайнеры, которые террористы использовали для атак на Вашингтон и Нью-Йорк.
Понимание того, что начало ХХI века характеризуется формированием новой биполярности означает для России очень многое. Во-первых, отпадают как лишенные смысла вопросы, стоит ли нам объединяться со «Старой Европой», чтобы противостоять «диктату США», или лучше заключить союз с Китаем, чтобы бросить вызов «коварному Западу». Это все проблемы межгосударственных отношений внутри одного полюса, а любые внутренние противоречия его ослабляют, в чем Россия совершенно не заинтересована. Ключевая задача военной реформы в России в условиях новых угроз должна формулироваться так: создание современных вооруженных сил, способных воевать не против армии США, а воевать совместно с ней, что, кстати говоря, представляет технически более сложную задачу.
Надо понять, что как в период блокового противостояния между НАТО и ОВД внутренние противоречия между участниками альянсов уходили на второй план, так и сейчас мы не можем себе позволить «заигрываться» во внутри полюсные альянсы. Плата может оказаться недопустимо высокой. Конечно, политика России должна быть направлена на четкую фиксацию своей принадлежности к полюсу, борющемуся с мировой террористической угрозой. Альтернативой такой позиции может быть только присоединение к противоположному полюсу террора и бесправия. Поэтому биологический антиамериканизм и антизападничество категорически противопоказаны российской внешней политике.
Сказанное вовсе не означает, что надо во всем и всегда соглашаться с США. Но в нынешней ситуации влиять на американскую позицию можно только находясь внутри одного общего полюса. Пытаться делать это извне, с позиций враждебных – бесполезно и контрпродуктивно. Надо спокойно признать, что в настоящий момент и на ближайшую историческую перспективу США останутся единственной сверхдержавой и в силу этих обстоятельств должны взять на себя роль лидера на том самом полюсе, к которому принадлежит и Россия. Не потому, что Америка так уж хороша и подготовлена для лидерства, а потому, что больше эту роль на себя взять пока просто некому. Да, США страдают многими недостатками, не всегда следуют тем нормам, которые сами провозглашают, кажется, начинают верить в собственную мессианскую роль. Но все эти негативные проявления можно корректировать общими усилиями государств, принадлежащих одному полюсу.
Понимание характера формирующейся биполярности позволяет сделать совершенно конкретные практические рекомендации по очень широкому кругу вопросов, касающихся внешней политики и политики безопасности. И не только для России. Например, совершенно очевидно, что государства Запада и, прежде всего США, жизненно заинтересованы в стабильной, сильной в экономическом и военном плане России. Это одна из ключевых проблем их национальной безопасности. Если по уму, Америке надо бы сейчас все силы бросить на укрепление рыночной экономики и демократии в России, а вовсе не в Ираке. Но это, если по уму…
Война, которую мир ведет сегодня с международным терроризмом это не столкновение цивилизаций, предсказывавшееся С. Хантингтоном. Скорее это война между варварством и цивилизацией во всем многообразии ее культур и религиозных конфессий. Варвары не признают человеческих законов, правил и моральных норм. Но это отнюдь не значит, что в борьбе с ними нам стоит игнорировать нормы права, разрушать создававшиеся десятилетиями международные институты, хотя их, безусловно, надо совершенствовать и дополнять. Когда варвары атакуют технологически очень развитую, а, следовательно, и очень уязвимую цивилизацию, которая сама поражена многими недугами, такими как коррупция, организованная преступность и т. п. у них есть неплохие шансы на успех. Успешно бороться с новыми угрозами можно только осознав простую истину: истории было угодно посадить в одну лодку бывших противников по холодной войне и поставить их перед дилеммой: либо научиться вместе противостоять новым угрозам, либо «пропадать по одиночке».
Желтый фон – добавленный текст;
Красный шрифт – текстом можно пожертвовать
Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 87 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сила versus международное право: будущее традиционных альянсов и институтов | | | История. |