Странная встреча

После моего рукоположения меня некоторое время обучали практическому богослуже­нию в Александро-Невской церкви. Надо сказать, что я с трудом усваивал церковный устав и обрядность. Я был в то время в каком-то состоянии отключенности от внешнего - никак не мог пове­рить, что я священник; мне казалось, что алтарь, куда я вхожу, священническая риза, в которую облачаюсь,- это только сон; я не мог сосредото­читься на словах, которые мне говорили мои учи­теля - старшие священники. Однажды протоиерей Николай Кигурадзе, добрейший человек, рассер­дившись, что я не мог повторить за ним правиль­ного порядка каждения, потеряв терпение, вос­кликнул: «Или он дурак, или я дурак, или мы оба дураки!». С трудом меня научили основам литургики и потом отправили для дальнейшего изуче­ния устава в Ольгинский монастырь.

Именно тогда у меня произошло знакомство с одним человеком, которое было непродолжительным, но оставило память на всю жизнь.

Однажды ко мне подошел мужчина заметно старше меня (мне тогда было 24 года), которого я иногда видел в Александро-Невской церкви. Он был русскоязычный, но в то же время на русского не похож; национальности и имени его я так и не узнал, да это было и не нужно. Обычно он становился в углу храма, где теперь надгробие митро­полита Зиновия. Молча стоит во время службы, не обращая ни на кого внимания, а по окончании ее тотчас выходит. Видел я его и в других храмах: и там он стоял на службе неподвижно, у стены, словно желая втиснуться в нее, чтобы его никто не видел. Он казался углубленным в молитву, только иногда судорога боли пробегала по его лицу. Когда ему задавали вопросы, он не отвечал, словно не слышал их. В церковь приходит много больных, они чувствуют благодать Божию, и при­хожане решили, что этот человек тоже со стран­ностями, и не обращали на него внимания.

Однажды после службы этот человек догнал ме­ня в церковном дворе и сказал, что хочет погово­рить со мной. Я предложил ему пройти в кварти­ру моих родных, где я в то время остановился. Он согласился. Родственники были на работе, в ком­нате оставались мы одни. Я предложил ему сесть на диван, а сам присел напротив. Странное дело: он молчал, и я ни о чем его не спрашивал. Так мы сидели в тишине, каждый из нас погруженный в свои мысли. Нервно стучали часы на стене, словно торопя нас начать разговор. У меня было чувство, что он ушел отсюда куда-то, в моей комнате толь­ко его тело, а мыслями он где-то далеко. Я помню, что не удивился этому, как будто все шло так, как надо. Если я окликну его, то поступлю так же невежливо, как если бы стал трясти и тянуть за во­лосы спящего, чтобы он проснулся. Я взял книгу, лежавшую на столе, и стал читать. Вдруг он по­смотрел на меня взглядом, исполненным боли и в то же время жалости, и тихо спросил: «Верите ли вы в существование демона?». Я ответил, что не только верю, но и ощущаю демоническую силу в искушениях, которые постоянно борют меня. Тот сказал: «А что вы знаете об искушениях?»* - та­ким тоном, каким раненый в боях говорит ребен­ку: «А что ты знаешь о войне?».

* Через много лет я услышал эти же слова от пустынни­ка Илариона. Он имел в виду жестокую мысленную борьоу, которую ведут монахи в пустыне.- Авт.

Теперь я посмот­рел на него с удивлением. Мой путь к Церкви был сложным и неровным. После монашеского пост­рига нападения темной силы стали более изощрен­ными, хотя и более тонкими и скрытыми. Сколь­ко раз я был обманут демонической силой, сколь­ко раз изнемогал в борьбе, а этот светский человек говорит мне: «Что вы знаете об искушениях»! Я по­чувствовал какое-то глухое раздражение, но сдер­жал его и спросил: «Мы до сих пор с вами не зна­комы, как ваше имя?». Он ответил: «Можно не называть его? Я продал свое имя». Я сказал: «Имя, как и благодать Крещения, нельзя потерять». Он опять спросил: «А если это имя продано диаволу?». Я ответил: «Все человечество было отдано диаво­лу, но Христос пришел на землю, чтобы спасти всех нас - рабов и пленников диавола. А Христос не был, а есть, не только спас, а спасает». Тот спро­сил: «А если человек при жизни своей уже горит в аду?». Я ответил: «Христос пришел не только на землю. Он душой сошел во ад, чтобы спасти тех, кто жил в покаянии и с верой в Него или же при­нес раскаяние в последние минуты жизни, как многие из людей во время Всемирного потопа; Христос спасает всех, кто хочет спастись». Опять спросил этот человек то же самое, как будто эта мысль преследовала его, как собственная тень: «А если согрешит человек, как диавол?». Я отве­тил: «Если человек согрешит, как диавол, то он сам не захочет спастись,- в этом разница между де­моном и грешником: оба добровольно отдали себя греху, оба добровольно стали врагами Божиими, но для грешника есть надежда, а для диавола - нет; он презирает свою надежду, ненавидит любовь и смеется над верой. Я читал в житии преподоб­ного Антония, что если бы сатана покаялся, то его простил бы Господь. Но сатана - это дух всеце­лой гордыни, смириться для него так же невозмож­но, как перестать существовать». Он сказал: «Я ка­ялся и исповедовался, стараясь ничего не утаить, но, наверное, у меня нет надежды, поэтому в душе моей постоянная тревога и тоска».

Прошло еще некоторое время, я отложил кни­гу. Он сказал: «Хотите, я расскажу свою жизнь?». Я ответил: «Если вы исповедовались, то в этом нет необходимости, может быть, лучше не вспоминать прежних грехов, а только молиться о прощении их». Тот ответил: «Я все-таки хотел бы, чтобы вы вы­слушали меня, я постараюсь быть кратким». Я от­ветил: «Если вы считаете, что это принесет вам об­легчение, то, пожалуйста, я слушаю вас». Он начал свой рассказ. Я заметил, что он смотрит мимо меня, куда-то в пространство. Голос его был сдавленным и глухим, а взор пустым, как будто погасшим.

«Кто я и откуда, не имеет значения. Я воспи­тывался в христианской семье. Мое детство пришлось на годы жестоких гонений на Церковь. Но родители сохранили Библию, жития святых и дру­гие книги. Я помню, у них стоял чемодан с этими книгами, а в шкафу был сделан тайник, заложен­ный доской; там стояла икона и горела лампада.

Мои родители вынимали доску и молились перед иконой. Если бы стало известно, что мой отец ве­рующий, то нашей семье грозила бы ссылка. Но все-таки мои родственники тайком водили меня в церковь в другом городе. Я помню, что несколь­ко раз к нам домой вечером приезжал какой-то человек. Он оставался у нас на ночь, а потом уез­жал. Отец и мать о чем-то наедине беседовали с ним. Теперь я думаю, что это был священник, ко­торый тайно приходил исповедовать и причащать их. Я верил в Бога и с радостью становился на молитву вместе с родителями. Помню, один раз они не позвали меня. Я так огорчился, что втихо­молку плакал и думал, что теперь Бог не будет меня любить.

Затем жизнь моя изменилась. Окончив школу, я уехал и поступил в вуз, получил диплом, устро­ился на работу, женился и через несколько лет стал отцом двух детей. Веру я не терял, но она посте­пенно слабела. Я молился только иногда, в труд­ные минуты моей жизни. К этому времени сконча­лись мои родители, почти одновременно: сначала отец, потом мать. Приехав на похороны, я даже не взял с собой родительскую икону как благослове­ние, а подарил ее и священные книги своим род­ственникам, сам же занялся тем, чтобы продать дом и вещи. Впрочем, я оставил своим родным деньги на заочное погребение и поминовение моих роди­телей в храме. Однако после похорон я даже не по­шел на могилу матери, а уехал к себе домой.

И здесь я познакомился с кружком спиритов. Мы собирались по вечерам и занимались тем, что вызывали души умерших, которые через медиума отвечали на наши вопросы. Иногда эти ответы были поразительно точными, иногда нелепыми, иногда насмешливыми, как будто вызванная душа издевалась над нами. Теперь я знаю, что там при­сутствовала темная сила и под видом душ умерших нам являлись демоны. Но это было столь увле­кательное занятие, что часто мы проводили ночи напролет за «говорящими» столиками. В то пос­левоенное время уже окончились кровавые гоне­ния на верующих, но тайная слежка за ними про­должалась, они считались потенциальными про­тивниками строя, но так или иначе нас не трогали. У хозяина дома, где мы собирались для спири­тических сеансов и чтения литературы, преиму­щественно Кардека, была большая библиотека, доставшаяся ему от отца. Каких книг там только не было! Рядом с творениями святых отцов сто­яли руководства по магии, книги Рамачарака и Вивекананды по йоге, теософская литература, ис­тория инквизиции, номера журнала «Ребус» и вместе с тем труды европейских ученых по психо­логии, истории и этнографии. Я стал жадно читать эту литературу и постепенно пришел к мысли, что христианство - это религия для детей, что она по-своему прекрасна, но надо познать тайны мира и человека глубже, чем учит об этом христианство. Надо изучить энергетические силы, заложенные в человеке, и управлять ими, как учит йога; надо заниматься не только молитвой, но и теми упраж­нениями медитативного и физического характе­ра, посредством которых душа может выходить в астрал и общаться с другими мирами, а придерживаться одного христианства - это значит жить с закрытыми глазами. Надо сказать, что к нашему спиритическому кружку принадлежали люди, посещающие церковь, более того, к нам иногда приходил священник, разумеется, в светском кос­тюме. Б прошлом он был обновленцем, и на спи­ритических сеансах вызывал «души» епископов-обновленцев Антонина и Евдокима*. Впрочем, на одном из сеансов «душа» Антонина сказала: «Сла­ва Ленину - лучшему из христиан», чем вызвала конфуз у присутствующих, и они просили его не беспокоить покойных архиереев.

* Антонин (Грановский) и Евдоким (Мещерский).

В этом кружке я сблизился с двумя молодыми людьми. Они принадлежали к какой-то тайной сатанинской секте и уговаривали меня вступить в нее. Учение этой секты представляло собой странную смесь учений альбигойцев, манихеев, шиваитов, буддийского тантризма и демонизма в той форме, в которой он описан в черной магии. Я согласился, скорее из любопытства. Меня в то время увлекала теософия. Я изучал книги Штайнера и Блаватской. Штайнер казался мне одним из «великих посвященных», подобно тем, о кото­рых писал Шюре**, но язык его отталкивал меня своей сухостью и серостью.

** Имеется в виду книга: Шюре Э. Великие посвящен­ные. Очерк эзотеризма религий. Калуга, 1914.

На нем лежала печать немецкого педантизма, и требовалось усилие воли, чтобы дочитать его. В противоположность Штайнеру, книги Блаватской были похожи на картину, написанную сочными красками; они читались, как увлекательный роман. Но главное, что я извлек из всей этой литературы, было оправдание Люцифе­ра. Он представлялся как тайный благодетель че­ловечества. Его падение рассматривалось как на­казание за желание, чтобы люди сразу покинули материальный мир, освободились от гнета веще­ства и стали бы подобными космическим духам. Само люциферианство представлялось как выс­ший спиритуализм, а миссия Люцифера - мис­сией будущего.

В моих новых знакомых я видел интеллигент­ных и дружелюбных людей. Так началось наше общение. Я приходил в дом одного из них. Мы читали мантры, писали каббалистические знаки, определенное время отводили молчаливой меди­тации и т. д. Этот кружок посещали еще несколь­ко лиц, в том числе и женщины. Одна особенно интересовалась жизнью цыган и говорила, что у них своя религия, что цыгане только внешне прини­мают веру тех народов, с которыми живут, а на самом деле остаются демоиопоклонниками. По ее словам, искусство гадать передается у цыган из поколения в поколение: это конспиративная на­ука, секреты которой тщательно скрывают от посторонних глаз. Она говорила, что у цыган есть свой язык, своя история, свое управление; что цыганский табор подобен еврейскому гетто в Сред­ние века. Она также утверждала, что у цыган есть своя народная медицина, что редко можно видеть больного цыгана, даже старика. Далее она расска­зывала о другом племени - иезидов, выходцев из горной Сирии, которые почитают диавола, назы­вая его Мелик-Тауз, и считают, что настанет эра Мелик-Тауза. Диавола они изображают в виде пе­туха, который будит людей от сна и первым при­ветствует солнце. Обращаясь к своему жрецу, на­зываемому шейхом или пиром, иезид обязатель­но приносит к нему живого петуха. Эта женщина называла себя аспиранткой какого-то института истории или этнографии. В общем, разговоры сво­дились к тому, что христиане напрасно относятся к сатане с пренебрежением и отвергают его по­мощь.

Наступило время, когда мне сказали, что если я желаю вступить в союз «сыновей Люцифера», который они называли «братством», то должен пройти определенную инициацию. Я согласился. Странное дело, я жил двойной жизнью. На служ­бе я числился хорошим специалистом и дисциплинированным работником, в семье любящим от­цом, хотя мою жену беспокоили мои отлучки. Она не разделяла моих увлечений, ей скучно было чи­тать книги, которые я приносил домой, но она сдерживала свое недовольство, наверно, надеясь, что это со временем пройдет.

Наконец настал день моей инициации. Мы со­брались вечером. Такие вечера бывали у нас раз в неделю. После обычных мантр и упражнений руководитель группы сатанистов прочел заранее написанное на листке прошение к Люциферу, в ко­тором я просил его принять меня в число его «сы­новей», обязался хранить тайны «братства», по­могать им во всех нуждах, и вручал Люциферу свои душу и тело, чтобы он помогал мне в земной жиз­ни, а после смерти возвел мою душу в свое огнен­ное царство (было написано буквально «к огнен­ным высотам»). Я прочел и заколебался. Я знал из Евангелия, что демон - это злой дух, против­ник Бога,- почему я должен был отдавать ему свою душу? Меня объял страх, как будто мне пред­лагали прыгнуть в пропасть. Я спросил: «Почему я должен сделать это? Вы говорите о свободе, что рабом христианского Бога быть постыдно, а здесь я становлюсь рабом неизвестного духа». Руково­дитель сказал: «Как - неизвестного? Сколько вре­мени ты служишь ему? Кто посылал души умер­ших говорить с тобой на спиритических сеансах? Кому мы здесь читали мантры, кого призывали на помощь, кого называли каббалистическими име­нами? Мы не носим креста, но у нас есть свои тай­ные знаки. Ты удивляешься, почему мы никогда не читаем Евангелие; но у нас есть своя библия, которая называется «Книга Каина». У нас есть евангелие от Иуды. Это сокровенные книги, а Биб­лия, о которой ты говоришь,- для профанов. У нас есть свои «святые» - это Каин и Иуда. Потом ты узнаешь, что совершили они для человечества и как неблагодарно люди поступили с ними. Ты дав­но стал рабом Люцифера, а теперь мы хотим, что­бы ты стал его сыном и познал те взлеты и паде­ния, которых не испытывал никогда. Впрочем, Люциферу нужны мужественные люди; если ты боишься, то можешь оставить нас». И опять ка­кое-то жгуче чувство овладело моим сердцем: что это за взлеты и падения, что это за вершины и без­дны, куда возводит своих поклонников Люцифер? Я колебался: уйти или остаться? Но какое-то чув­ство, подобное опьянению или сильной страсти, овладело мной. Я помнил учение оккультистов и теософов: «Надо испытать все - и добро и зло, чтобы стать мудрым». Наконец я сказал: «Дайте мне чернила, я подпишу прошение Люциферу». На это руководитель ответил: «Ты должен распи­саться своей кровью - это древний обычай; в кро­ви пребывает душа человека, кровью соедине­ны люди друг с другом, кровью ты соединяешь­ся с Люцифером». Мне дали иглу, похожую на заостренную спицу, чтобы я проколол себе руку, но я попросил бритву. Как только я прикоснулся бритвой к коже, ощутил невыносимую боль. Это было вторичным предупреждением. Чувство боли было необычайным, как будто вместо кожи был один нерв. Я отложил бритву в сторону. Увидев это, руководитель сказал: «Читай за мной мант­ру - обращение к Люциферу». После этого я сно­ва взял бритву, разрезал руку и подписался кро­вью на листе. Мне показалось, что что-то обор­валось в моей груди, что мое сердце окаменело. У меня не было ни радости, ни раскаяния. Когда я пришел домой, жена спросила меня: «Что с тобой, ты болен?». Я как мог успокоил ее, но она показа­лась мне совершенно чужим человеком. Наутро, когда дети подбежали ко мне, я должен был внут­ренне убедить себя, что это мои дети,- у меня про­пала любовь к ним. Прошло некоторое время. Я, как артист, играл любящего супруга и отца, а в сер­дце желал, чтобы моя супруга и дети умерли или оставили меня.

У сатанистов есть своя обрядность; большей частью это кощунственное подражание Таинствам Церкви. У них есть свой календарь, где отмечают­ся дни античных философов, Платона, Порфирия, императоров - гонителей христианства, особо известных оккультистов, ересиархов и т.д. В дни их памяти совершались особые собрания. У них был обряд, пародирующий Причастие. По очере­ди одна из женщин должна была изображать со­бой живой престол: разжигали камин, устроенный из старой голландской печи; женщина, обнажен­ная, ложилась на пол, на грудь ее ставили какой-то сосуд с вином, напоминающий чашу без ножки она должна была лежать не шевелясь, чтобы не пролить ни капли вина, иначе обряд считался недействительным. По окончании мантр с ее гру­ди брали чашу и каждый пил из нее; все, что оста­валось, должна была допить сама женщина. До этого в вино бросали щепотку золы из очага. Я не буду рассказывать вам о всех мерзостях, которые совершали сатанисты. Когда-то в молодости я чи­тал «Историю инквизиции», тогда подобные вещи казались мне бредом психически ненормальных людей, но теперь я пережил все это сам. Мне ста­ли понятны бессмысленная жестокость, ненависть к Богу, разрушение церквей и монастырей в не­давнем прошлом,- это был коллективный сата­низм, это была одержимость, которая охватила часть народа, они исполняли волю демона. Поче­му они убивали и жгли - они сами не знали, но они действовали не только по приказу атеистичес­кой власти, но и по влечению другой, непреодо­лимой, невидимой силы. Это была демоническая оргия на огромном пространстве страны.

Что я переживал в это время - трудно сказать. Иногда у меня бывали приступы какого-то веселья, как у пьяного: когда хочется хохотать, не понимая, над чем, но они быстро сменялись глубокой тоской, и если бы меня в то время спросили, чего я хочу, то я ответил бы, что я хотел бы покончить жизнь са­моубийством, но прежде взорвать этот мир огром­ной бомбой. Какое странное чувство - испытывать приступы веселья, похожие на приступы пароксиз­ма, но никогда не ощущать радости.

У сатанистов особый культ разврата. Это не про­сто патология, а именно ритуал - осквернение человеческого тела, осквернение человеческого семени как возможности новой жизни. Сам разврат рассматривался как форма демонопоклонения. Но не буду останавливаться на этом; самое страшное было для меня впереди».

Затем этот человек обратился ко мне и сказал; «Я, наверно, утомил вас, но мне почему-то захоте­лось рассказать вам об этом. Я прошу помощи, если она возможна». Я ответил: «Нет, я вниматель­но слушаю вас, но скоро начнется вечерняя служ­ба, и мне надо идти в храм; я нахожусь там в роли ученика - это моя семинария». Тот ответил: «Я по­стараюсь говорить кратко, хотя мне это нелегко».

Он продолжал: «Руководитель, или, как его называли, "старший сын Люцифера", сказал мне однажды, чтобы я готовился к инициации в сле­дующую ступень (в их общине было несколько ступеней). Я принял это спокойно, скорее даже с удовольствием. Если у меня осталось еще какое-нибудь чувство, то это было чувство азартного игрока, хотя в своей игре я только проигрывал. Мне сказали, что при этом ритуале человеку за­вязывают глаза. Я ничего не возразил - что надо, то надо. Затем меня повезли куда-то. Машина оста­новилась у незнакомого дома: Мы сошли по ступеням в нижнее помещение, похожее на большой подвал. Со мной было три человека: один - руко­водитель, а двое - неизвестные мне. На столе ле­жал какой-то узел. Руководитель сказал: "Ты дол­жен принести жертву Каину, он первый из людей принес жертву Люциферу". Узел развязали, там оказался грудной ребенок. "Ты должен убить его своей рукой",- сказал мне руководитель. И вдруг со мной произошло что-то необычайное. Как буд­то я разделился надвое и смотрю со стороны, что делает мое тело: оно подходит к столу, как автомат, берет в руки нож, а затем говорит: "Я лучше заду­шу его" - и душит ребенка; затем у мертвого разре­зают горло, раздается какой-то хрип, в моей руке окровавленный нож, и я пришел в себя. Нельзя ска­зать, что я делал это бессознательно, под каким-то гипнозом, нет, сознание мое было совершенно яс­ным; я хотел это сделать, чтобы угодить сатане. Совершенно спокойно я вытер нож о пелены ре­бенка. Мне снова завязали глаза, предупредив, что никто не должен знать о происходящем.

Дальше у меня начались кошмары. Хотя я пе­рестал быть человеком, но, видимо, не превратился в демона. Меня стала мучить совесть. Это был ад, и теперь я нахожусь в этом аду.

Я сказал вам, что понимаю, почему была кро­вавая бойня христиан в 30-х годах, я сам пережил тогда эту ненависть к Богу: проходя мимо храма, я думал, что хорошо бы взорвать его динамитом или устроить оргии в самом алтаре. Но то побои­ще - это только прелюдия к всемирной гекатом­бе, к концу мира, когда осатанеет человечество. Почему не развратничают животные и звери, по­чему до этого додумался человек? - Потому что людей хочет погубить демон; а разврат - это тоже обряд демонопоклонения, только люди не пони­мают этого.

Я пришел в церковь и исповедовался у священ­ника. Он смотрел на меня как-то удивленно, но про­чел разрешительную молитву и сказал: "Пусть Бог простит тебя". Но совесть продолжала терзать меня. А после обращения моего к Церкви темная сила стала еще более жестоко мучить меня - так, как хозяин бьет своих непослушных слуг. Я пришел к одному старцу, который жил недалеко от горо­да, и исповедовался у него снова. Он выслушал меня внимательно и сказал: "Если не умиротво­рится твое сердце, то пойди и заяви на себя, что убил ребенка, только не называй своих сообщни­ков, скажи, что ты сделал это один, сам". Я обра­довался этому совету и попросил, чтобы меня при­нял прокурор. Имя его я называть не буду. Тот ре­шил, что я пришел к нему с какой-нибудь жалобой, и вежливо предложил сесть. Я сказал, что прошу арестовать меня немедленно, что я убил человека. Они пристально посмотрел на меня и сказал: "Рас­скажите, в чем дело". Я стал рассказывать, и вижу, что лицо его меняется, что нечто вроде улыбки появилось на губах. Он сказал: "Мы сделаем все, чтобы помочь вам, подождите, пожалуйста, в при­емной". Я вышел и стал ждать. Через час меня по­звали снова. У прокурора сидел какой-то мужчи­на довольно оригинального вида, пожилой чело­век с черной тростью, которую он не выпускал из рук, а около него лежала его собака. Он был одет подчеркнуто неряшливо. Прокурор говорил с ним, как со своим близким знакомым. Как видно, он уже вкратце рассказал мое дело. Этот человек стал задавать мне вопросы. Как я впоследствии узнал, это был известный психиатр. После беседы я вы­шел и услышал, как он говорит: "Бред религиоз­ного содержания, мания преследования и в то же время навязчивая идея самоубийства. Нуждается в немедленном лечении. Представляет потенци­альную опасность для общества, особенно для сво­их родных, за последствия я не ручаюсь".

Вместо тюрьмы меня отправили в дом умали­шенных и долгое время кололи разными препаратами. С работы меня, разумеется, уволили, но дали приличную пенсию. Может быть, этот диагноз выручил меня, а то бы мне трудно было отделать­ся от сатанистов. А так - что можно требовать от сумасшедшего?

Теперь я хожу по церквям, но никто не пони­мает, как мне тяжело. Жена и дети тоже считают, что со мной произошло что-то неладное, и жале­ют меня. Я хотел бы быть сумасшедшим, но беда в том, что я не сумасшедший. Я отдал кровь свою и невинного ребенка, как залог сатане. Можете ли вы чем-нибудь помочь мне?»

Я сказал: «Иоанн Златоуст в одной из своих проповедей произнес дерзновенные слова: "Если бы Иуда покаялся, то Господь не только простил бы его, но принял бы его как апостола. Но Иуда отча­ялся, потому погиб". Поэтому берегитесь больше всех грехов, которые вы сделали,- отчаяния. Апо­стол Павел пишет: Надежда не посрамляет *».

* Ср.: Рим.5,5.

Тот опять спросил: «А что же мне делать?». Я ответил: «Если вы спрашиваете моего совета, то я думаю, что вам лучше всего оставить вашу пенсию семье, поступить в какой-нибудь монас­тырь и нести епитимию за свои грехи. Или же най­дите духовного отца и всецело вверьтесь ему. Но мне кажется, первое лучше для вас».

Он поблагодарил меня и ушел. Прошло не­сколько недель, и я снова встретился с ним. Он с какой-то робкой улыбкой сказал мне: «Я, кажет­ся, наговорил вам что-то несуразное, забудьте об этом. Я ведь подвержен галлюцинациям».

Вскоре меня перевели на другой приход, и я больше не видел этого человека. Не знаю, было ли то в действительности, что он рассказал мне, или это была только галлюцинация больного. Но, так или иначе, он приоткрыл мне сатанинские глуби­ны. Для меня стало понятным и почти зримым, что мы находимся на внешней оболочке земли, а под нами ее ядро - огненное царство ада, и волны из преисподней все с большей силой выплескивают­ся на поверхность земли.

Я написал об этой встрече почти через 50 лет. К тому же его рассказ был в какой-то степени по­хож на исповедь, поэтому я прошу тех, кто прочи­тает эти строки, помолиться о рабе Божием, имя которого знает Господь.

Дата добавления: 2015-08-13