Люба-юродивая

Во дворе Илорского храма, в деревянном доме, построенном для приезжих богомольцев, поселилась женщина по имени Люба. Кто она была, больная или юродивая, одержимая бесом или тай­ная подвижница,- неизвестно. Раздобыв метлу, совок и лопату, она целый день с утра до ночи уби­рала двор, чистила туалет, мыла пол и соскабли­вала грязь с плит, которыми был выложен вход во двор храма под колокольней. Она ходила босиком, как видно, никогда не умывалась, и ее ноги и лицо были покрыты слоем грязи. Она почти не отдыха­ла, все время находила себе работу. Но при этом сквернословила. Когда Люба видела приезжих паломников, она выбегала им навстречу, брани­лась, а иногда кричала: «Ура!». Ей были свойствен­ны странные выходки, похожие на детские прока­зы: то сдернет с головы женщины платок, то спря­чет обувь паломников, остававшихся на ночь, но это ей прощали как больной. Старый священник Димитрий Какубава ценил ее за труды.

Храм святого Георгия каждый день посещали паломники, чаще всего из Мегрелии, и приводили скот в жертву. К рогам козла или барана при­лепляли зажженные свечи и трижды обводили животное вокруг храма. Затем пламенем свечи делали отметку на лбу животного. У храмовой сте­ны было специальное место, где животных реза ли, подвесив их к перекладине за задние ноги. Тут же стоял большой котел: считалось, что мясо жерт­венного животного должно быть вареным. Потом паломники садились за трапезу, часть мяса отда­валась служащим церкви. Люба очищала землю, пропитанную кровью, посыпала это место песком. Внутрь храма она никогда не заходила, также ни­когда не отдыхала в сторожке, где горел бухар.

В Илорском храме находился выкованный из железа полукруг в форме лука - напоминание о победоносном оружии святого Георгия, и у бо­гомольцев был обычай трижды проходить через этот лук, держась за железную тетиву; считалось, что это особенно помогает бесноватым и душевно­больным. Бывали случаи, когда в Илорский храм приводили буйных одержимых. Один раз в храме больной разорвал веревки и хотел ворваться в ал­тарь; только несколько человек смогли с трудом удержать и связать его. На моей памяти в Илор­ском храме случались чудеса и исцеления: так, на­пример, больной, о котором я упоминал, через не­сколько недель пришел в храм здоровым.

Люба постоянно сквернословила, но глаза ее были добрыми, и на лице иногда появлялась улыб­ка, застенчивая, как у девушки. Все это не вяза­лось с бранью, которой она поносила людей. Некоторые считали ее юродивой, а другие - одер­жимой бесом и смотрели как на приблудную собаку, которая прижилась в чужом дворе. Когда никто не останавливался на ночлег в храме, то она спала в доме для паломников, а если там был на­род, то уходила в угол двора и спала там между стеной и туалетом. Вставала она раньше всех и начинала уборку двора. Когда священник встречал ее приветствием, она не отвечала. Тогда он обра­щался к ней с ее любимым «ура», и она радостно кричала в ответ: «Ура!». Некоторые, слыша ее брань, спрашивали отца Димитрия, почему он не выгонит ее; священник отвечал: «Может быть, она человек Божий, и если я выгоню ее, то случится какая-нибудь беда».

Однажды в храм приехал епископ Леонид (Жвания). Увидев женщину, которая размахива­ет руками и бранится, он подозвал ее к себе. Она подбежала; он посмотрел на нее и сказал спокой­но, как будто ожидал увидеть ее во дворе храма: «Зачем вы волнуетесь? Если вам что-нибудь не нравится и вы недовольны, то можете обращаться по инстанции». Эти слова, как видно, были неожиданными для Любы, и она ответила: «Нет, я всем довольна». Епископ благословил ее и сказал: «Все будет хорошо» - и пошел в храм. Люба сле­довала за ним поодаль, держа какой-то кусок материи, кажется, скатерть, в поднятой руке, как флаг, и радостно кричала: «Ура!». После встречи с епис­копом она стала заметно меньше сквернословить.

Прошло ровно шесть месяцев, и она так же вне­запно исчезла, как и появилась. Кем она была: бесноватой или юродивой, которая дала обещание жить при храме полгода,- кто знает?

Однажды в Илорский храм приехал иеромо­нах с послушницей, молчаливой девушкой, кото­рая смотрела в землю, не поднимая глаз. Он во­зил ее по монастырям и даже в пустыню. После посещения храма он выразил неудовольствие свя­щеннику в том, что Люба, вместо того чтобы подойти под благословение, продолжала скверно­словить. Отец Димитрий ответил примирительным тоном: «Надо носить тяготы и болезни друг друга». Иеромонах продолжал: «Если бы я был один, то не обратил бы внимания, но со мной де­вушка, я обязан защищать ее от оскорблений». Тогда священник вспыхнул и, отведя его в сторо­ну, сказал: «Очень жаль, что вы, монах, не один,- с вами девушка; это большее оскорбление для мо­нашества, чем брань юродивой,- и добавил: - Что у юродивых на языке,- показав на Любу,- то у не­которых в уме; она, может быть, обличает нас». Иеромонах оскорбился и уехал вместе с послуш­ницей, отказавшись от трапезы.

ЛИДИЯ

Преподобные Варсонуфий и Иоанн, затворни­ки Газские, на вопрос монаха, что лучше: чи­тать Псалтирь или Иисусову молитву,- дали такой ответ: «Надо одно делать и другого не оставлять»*.

* Преподобные Варсонуфий Великий и Иоанн Пророк. Ру­ководство к духовной жизни, в ответах на вопрошания уче­ников. Вопрос 126.- М., 1995. С.89.

Современные подвижники монах Кассиан и схиархимандрит Виталий (когда он жил в пустыне) ежедневно прочитывали всю Псалтирь. Мо­нах Иларион из селения Латы знал наизусть не­сколько акафистов и канонов, а также значитель­ную часть псалмов. Ежедневно он читал акафисты Иисусу Сладчайшему, Божией Матери и святите­лю Николаю. А когда шел по дороге в пустыню или город, то любил петь ирмосы канонов.

Иисусова молитва, совершаемая внимательно, требует от человека постоянного сосредоточения и напряжения мысли; по сравнению с ней в книж­ных молитвах больше разнообразия и, следова­тельно, простора для ума. Когда монах сжимает ум в восьми словах молитвы и пребывает в них, то ему открывается таинственная глубина этих слов. Но Иисусова молитва должна опираться на книж­ные молитвы, особенно - на Псалтирь, как стена дома - на фундамент. Это правило еще в большей степени относится к людям, проживающим в миру.

Если они захотят заменить все молитвенное пра­вило одной Иисусовой молитвой, то их ожидает неудача: или Иисусова молитва постепенно иссох­нет, как обмелевший ручей летом, или же, что еще хуже, из-за перенапряжения ума наступит нерв­ный срыв. В древние времена во многих монасты­рях от монаха требовалось в течение первых трех лет выучить наизусть всю Псалтирь и Евангелие, и сама Иисусова молитва изливалась из уже под­готовленного сердца, как ручеек - по очищенно­му от камней руслу.

В одном из селений, находившемся невдалеке от Тбилиси, жила женщина уже преклонных лет, по имени Лидия. Однажды, прочитав книгу об Иисусовой молитве, она загорелась желанием приобрести непрестанную молитву; это стало главной задачей ее жизни. Она была человеком решитель­ным и самоотверженным. Жила она в бедности. У нее был маленький домик с двумя комнатками, одну из которых она превратила в курятник, и не­большой огород. Можно сказать, что единственным ее имуществом были книги. Она часто приходила к нам домой и рассказывала о том, что прочитала об Иисусовой молитве. Особенно ей нравилась книга о молитве Журавского*, которую в то вре­мя перепечатывали на пишущей машинке.

* Имеется в виду кн. «О внутреннем христианстве: Тай­на Царствия Божия, или Забытый путь опытного богопознания» [Б. м., ок. 1950]. Этот труд имел широкое хождение в самиздате и ошибочно приписывался прот. Иоанну Журавскому. Ее автор - мои. Сергий (Ситиков). (См.: Жизнеопи­сание иеросхимонаха Стефана (Игнатенко). М., 2002)

Я не раз говорил ей, что святые отцы считали необходимым для христиан чтение Псалтири. Святитель Иоанн Златоуст писал, что «лучше солнцу не светить, чем людям не читать Псалтирь»*.

* Это изречение святителя Иоанна Златоуста приводит­ся в предисловии к Псалтири Следованной.

Но Лидия отвечала, что Псалтирь она плохо понимает и что не у всех одинаковый духовный путь. Так как работало хо­зяйству отвлекала ее ум от молитвы, она купила магнитофон, записала Иисусову молитву на всю ленту и, когда занималась каким-нибудь делом, слушала ее. Она считала, что таким образом мо­литва у нее не прекращается.

Прошло несколько лет ее духовных трудов. Однажды поздно вечером я сидел с одним из моих друзей, священником, у себя дома. Вдруг раздал­ся громкий стук в дверь. На пороге стояли три женщины: Лидия и ее соседки - мать и дочь. Вид у них был взволнованный и встревоженный. Когда они увидели незнакомого священника, то сму­тились еще больше. «Лидия заболела,- сказала одна из них,- мы не знали, что делать, и привели ее к вам. Можно, чтобы некоторое время она побыла у вашей мамы?». Позвали мать, которая ска­зала, что, конечно, посмотрит за Лидией, пока она не выздоровеет. Но тут Лидия выдала сама себя: она была совершенно пьяной и вместо привет­ствий громко закричала: «Я всех вас приглашаю в ресторан!».- «Лидия, садись, отдохни, потом мы поговорим»,- сказал я. «Я вас всех угощаю, по­ехали на фуникулер»,- каким-то хриплым голо­сом продолжала она. Священник был шокирован и быстро ушел. Моя мать, которая любила Лидию, поняла, что произошло что-то особенное, и сказа­ла: «Конечно, Лидия, мы пойдем в ресторан, но для этого нам надо сшить платье, а то не в чем идти». Но Лидия еще долго не унималась и говорила, что купит для всех шампанское. Женщины извиня­лись перед моей матерью, что привели Лидию сюда - боялись оставить ее одну, так как она вы­рывалась из их рук и пыталась бежать куда-то. Еле уговорили ее приехать в Тбилиси.

На другой день Лидия рассказала, что у нее внезапно появилось непреодолимое желание напиться пьяной, а затем она почувствовала себя словно одержимой диаволом, стала бегать по горам и уже не понимала, что с ней происходит. Она только помнила, что ей хотелось умереть и какой-то голос шептал ей: «Бросься в овраг или повесь­ся». Хорошо, что соседи, увидев Лидию в таком состоянии, привели ее к нам. Разумеется, здесь виноваты не Иисусова молитва, а неразумное стремление быстро взойти на высокие духовные степени, о которых она читала, и самоуверенность, соединенная с непослушанием.

Все-таки соседи сказали правду, что Лидия была больна: она простудилась во время своих приключений; похоже, у нее начиналось воспале­ние легких, но, побыв у нас два дня, она стала про­ситься назад в свой домик, говоря, что куры у нее закрыты и могут сдохнуть. После этого происше­ствия она как будто изменилась: говорила уже не с таким жаром и спорила не так решительно; даже больше: она начала прислушиваться к советам и взялась читать утренние и вечерние молитвы, но признавалась, что читает их с неохотой и думает о том, как бы скорее закончить правило и занять­ся Иисусовой молитвой.

Прошло время. Ее силы стали ослабевать, она все реже спускалась из селения в город, но все-таки ничто не предвещало ее скорой смерти.

Меня не было в Тбилиси, когда Лидия умерла. Ее соседи рассказывали, что нашли Лидию мертвой в комнате. Над ней совершили церковное отпевание и так похоронили. Однажды около церкви я увидел у человека, продающего книги, «Письма Георгия Затворника», перепечатанные на ксероксе. Эту кни­гу я когда-то подарил Лидии. Я помню, как она схва­тила ее двумя руками, словно боясь, что я раздумаю и отниму подарок, и прижала к груди, как ребенка. И вдруг при следующей встрече она заявила, что Затворник писал письма к светским лицам и она не нашла там ничего нового об Иисусовой молитве, что в этих письмах другой дух. Мне нравились творе­ния Георгия Затворника, и ее слова огорчили и сму­тили меня; я подумал: «Неужели она действитель­но воображает, будто достигла такой молитвенной концентрации, что письма Затворника могут рассе­ять ее ум?». В душе я сожалел, что дал ей эту книгу. Теперь, словно отвечая на мои мысли, Лидия воз­вратила мне мой подарок, как бы в знак раскаяния о своем прежнем непослушании.

Смерть человека всегда остается тайной. По­лучила ли Лидия то, что хотела? Дал ли ей Гос­подь непрестанную молитву - то, к чему она стре­милась в последние годы своей жизни? Я надеюсь, что она смирила свое сердце и на этом фундамен­те вновь построила внутренний храм молитвы. Я написал про нее, не изменяя имени, для того что­бы некоторые из тех, кто прочтет эти строки, помолились бы об упокоении души рабы Божией Лидии. В ней до старости осталось много детско­го, а Господь сказал о детях: Таковых есть Царство Небесное*.

* Лк.18,16.

По какой-то ассоциации я вспоминаю военные годы. Из-за нехватки электроэнергии - темнота на улицах и в домах. Мы освещали дома кероси­новой лампой, называемой «Молния». Она нередко коптила, но все-таки давала нам свет. Даже несовершенные молитвенники, с их непослушани­ем и срывами, излучают миру, лежащему в духов­ном мраке, незримый живоносный свет.

Дата добавления: 2015-08-13