Социальный статус российского учителя.

Процесс институализации отечественного образования, искусственно прерванный монгольским завоеванием, возобновился с формированием московского государства, где создавалась единая социальная структура, адекватная культурным образцам допетровской эпохи. Поэтому мы начинаем наш анализ именно с этого времени.

Традиционной фигурой народного учителя в России с 14 века, как известно, были так называемые «мастера грамоты». Происходили они чаще всего из среды низшего духовенства (дьячки, дьяконы, священники, монахи), а также из мелких чиновников – мирских дьяков и писцов. На один-два года такие «мастера грамоты» за оговоренную плату брали около десяти учеников, и называлось это «училищем». «Педагогическая энциклопедия» [163.Т.2.С.728-729] сообщает нам о таких училищах под Москвой, в Обонеже, на берегах Белого моря, близ Кирилло-Белозерского монастыря. Для обучения в таких «училищах» использовались рукописные книги – часослов, псалтырь, позже – азбука. Программа включала в себя обучение чтению и письму буквослагательным методом, то есть заучиванием наизусть, «накрепко», текстов. Обучали также церковному пению.

По поводу низкой квалификации таких учителей высказал впервые озабоченность архиепископ новгородский Геннадий в конце 15 века. Отражение его озабоченности мы находим в решениях Стоглавого Собора (1551): в оправдательном ответе царю, указавшему на это специально, сказано, что священники учатся у своих отцов и мастеров, которые сами мало знают [137.Т.2.С.330]. В решениях Собора, поручившего священнослужителям организацию «училищ» и обучение грамоте в своих домах, по поводу методики обучения сказано весьма просто: «и учили бы учеников грамоте, довольно, коль сами умеете,…по данному вам от Бога таланту» [115.С.16]. Вот и вся методика!

Учителя же высшей - монастырской - школы были весьма грамотными монахами, обладавшими энциклопедическими по тем временам знаниями православного учения, ориентированного на таких отцов церкви как Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин и др. «Учение книжное» в монастырском «училище» было нацелено на нравственно-религиозное воспитание и духовное самосовершенствование.

Мы видим, таким образом, что социальный статус учителя с самого начала образования московского государства и форсирования отечественной системы образования как бы поляризируется, поскольку дифференцируется и сама социальная роль учителя. Материальное благосостояние, престиж и профессиональная подготовка учителя начальной школы, школы элементарной грамотности, по большому счету не интересует ни государство, ни церковь (решения Стоглавого Собора остались на бумаге). А статус определяется вовсе не его социальной ролью учителя, которую он фактически исполняет в качестве некоей социальной нагрузки. Вместе с тем социальный статус учителя высшей по тем временам школы – «учения книжного» – довольно высок, но обеспечен он вовсе не политикой государства или церкви в сфере образования, а личностными качествами и образом жизни самого учителя.

В 17 веке после «смутного времени» ситуация меняется. Грамоте по-прежнему обучали священники, дьяконы, дьяки, дьячки и «мастера грамоты» старыми методами и в старых формах, поскольку школьного начального образования не было. В «Описи московской мещанской слободы обывательским дворам и поименном списке, кто чем промышляет» (1676) об обучении грамоте упоминается как о «промысле», наряду, например, с торговлей книгами [83.С.67]. Даже царевича Алексея, будущего царя Алексея Михайловича, учил грамоте дьяк одного из московских приказов вначале по букварю, составленному специально для него патриаршим дьяком по заказу его дедушки патриарха Филарета; потом перешли к часослову, псалтыри, Деяниям Апостолов; потом только стали учить писать, а затем певчий дьяк (регент дворцового хора) учил его церковному пению. «Лет десяти», - пишет В.О. Ключевский, - «Царевич был готов, прошел весь курс древнерусского грамматического образования» [100.Т.3.С.302].

Недостаток педагогической и методической подготовки таких учителей как-то компенсировался в печатных учебных книгах, которые в 17 веке уже имели приложения с инструкциями учителю. Так, славяно-русские грамматики Л. Зизания (1596) и В.Ф. Бурцева (1637), в отличие от первой печатной русской грамматики Ивана Федорова (1574), были уже книгами для учителей, а не для учеников [192].

В сфере же высшего образования ситуация меняется. Школа повышенного уровня хоть и в очень ограниченном количестве, но все же обеспечивалась учительскими кадрами более образованными, причем сразу из двух источников: из мира греческого и из юго-западной Руси – Украины и Белоруссии.

Ученых монахов-греков, как правило, рекомендовали в Москву восточные патриархи. Александрийскому архимандриту Иосифу, прибывшему в Москву в 1632 году, по грамоте царя и патриарха даже «корму» определили «по полтине в день», «келью каменную» и жалованья в год «по десяти аршин камки – куфтерю да по сороку куниц» [11.С.99]. Из Константинополя прибыл архимандрит Венедикт, Арсений-грек, приглашенный управлять греко-латинской школой при Чудовом монастыре, иеромонах Тимофей, преподававший в типографском училище с двумя другими учителями-греками. Позже первыми преподавателями первого высшего учебного заведения в Москве – Эллино-Греческой академии (1687) – стали греческие монахи братья Иоанникий и Сафроний Лихуды, имевшие докторские дипломы университета в Падуе. Их в 1694 году сменили их ученики русские преподаватели Н. Семенов и Ф. Поликарпов, которыми философия и богословие уже не читались, поскольку «им самим не успели еще преподать сих наук Лихуды» [11.С.108]. На содержание академии были определены многие монастырские земли.

Но роль главного поставщика учительских кадров для «учения книжного» в этот период сыграла юго-западная Русь, особенно Киево-Могилянская коллегия, основанная в 1633 году. Именно там получили свое образование, пополняя затем его в западных университетах, первые преподаватели славяно-греко-латинских русских школ. Так, выпускниками Киево-Печерской коллегии были малоросские монахи, преподававшие в школе Ф.М. Ртищева, а также Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский, Дамаскин Птицкий, Симеон Полоцкий.

К концу 17 века уже появились и свои кадры. Так, Карион Истомин, сын курского подъячего, учившийся в Спасской школе Сильвестра Медведева, Патриаршей школе при Чудовом монастыре, был выпускником славяно-греко-латинской академии и преподавал греческий язык в Типографской школе на Печатном дворе, начальником коего он и стал в 1698 году.

Петровские реформы привели к решительной победе светского начала над конфессиональным, религиозным, что сказалось, конечно, и на учительских кадрах. Отношение Петра к церкви и монахам, которые, по его словам, «тунеядцы суть», а пользы от них «ни богу, ни людям, понеже большая часть бегут от податей и от лености, дабы даром хлеб есть»1 (из указа от 31 января 1724 г. Синоду), определило и его политику в области высшего церковного образования.

Поворот в сторону запада и латинского образования также определил содержание «учения книжного». Главные фигуры петровского «просвещения» - Феофан Прокопович и Стефан Яворский – были выходцы из Киево-Могилянской коллегии, причем первый учился также в коллегии св. Афанасия в Риме и продолжал свое образование в Лейпциге и Йене. Школа Прокоповича в то время (1721) считалась образцом для семинарий и архиерейских школ, а в ней в ней, не смотря на православие, господствовал иезуитский стиль воспитания и обучения. Правда школа за 15 лет своего существования выпустила всего 160 учеников.

В 1701 году Греко-латинская академия была переименована в Славяно-латинскую, а в ее истории начался латинский этап. В школе математических и навигацких наук также преподавали латински образованные преподаватели Г. Фарварсон с двумя коллегами из Эбердинского университета (Шотландия). Для преподавания в Санкт-Петербургской Академии наук были приглашены 16 известных европейских ученых.

Обучать в частных школах разрешалось даже и не православным – в 1701 году в Ново-Немецкой слободе была открыта школа Н. Швиммера, переданная затем пленному пастору из Лифляндии Эрнсту Глюку.

Эти новые учебные заведения, латинизированные и специально-профессиональные, и стали готовить учителей для самих себя и других школ, как, например, школа математических и навигацких наук. Традиционным для того времени способом обучения было также и обучение старшими учениками младших, что и было рекомендовано В.Н. Татищевым в его инструкции «О порядке преподавания в школах при уральских казенных заводах» (1734). Между прочим, в качестве прописей автор инструкции рекомендует использовать листы заводской документации.

Петровские реформы в образовании, однако, коснулись лишь немногочисленных сторонников этих реформ, а отечественная система образования так и не была создана. Регламент Главного магистрата от 16 января 1721 года подробно определяет социальную структуру города, перечисляя всех, начиная от банкиров и знатных купцов и кончая иконниками, живописцами, токарями портными и даже «подлыми людьми», обретающимися в наймах, но социальная роль учителя вовсе не упоминается.

В конечном итоге петровские реформы привели к еще большей дифференциации учительства. В простонародной – крестьянской и посадской – среде, как и во времена московской Руси, грамотой овладевали под руководством местных священников и дьяков, а также «мастеров грамоты», которых тогда называли «самоходными» или «вольными учителями», часто по рукописным азбукам и церковным книгам, но уже и с применением печатных азбук, букварей, псалтыри и часовников, издававшихся церковными типографиями в малом количестве. Так, у соседа-крестьянина и местного дьячка к 14 годам Михаил Ломоносов освоил грамоту и письмо, а в доме холмогорского священника Дудина познакомился со славянской «Грамматикой» М. Смотрицкого и «Арифметикой» Магницкого, которые он и получил в подарок от своего учителя вместе с «Псалтырью» С. Полоцкого. Обучали иногда и сами родители, если были грамотными.

Часто также обучались и дворяне, только у себя дома. В записках майора артиллерии Данилова [61] читаем, что семи лет он начал учиться грамоте у пономаря, у которого уже учились два его брата, а часослов и псалтырь изучал он у своей тетки за компанию с племянником под руководством грамотного слуги. Причем последнего за шалости племянника «поднимали на козел и секли немилостиво». В московской артиллерийской школе, где Данилов потом учился, учителями были «из пушкарских детей два подмастерья» – «для показания одной арифметики», потом некий штык-юнкер, мнивший себя ученым, поскольку разбирался в «Арифметике» Магницкого.

Образовательные традиции старой московской Руси сохранялись больше в старообрядческой среде, где не только берегли традиции православия, но и более серьезно относились к обучению детей грамоте. Причем учителя-старообрядцы в своих «училищах» обучали также и крестьянских детей из окрестных сел. Это были учителя более грамотные, чем их коллеги-ортодоксы.

В конечном итоге народное образование оказалось вне сферы внимания правительства и оставалось вне школьных преобразований, а социальным статусом народного учителя ни правительство, ни церковь в то время не интересовались. И не удивительно, ведь Петр, не взирая на протест Синода, указом 1724 года провел разделение сословия церковнослужителей на две части: попов, дьяконов и других представителей верхушки притча оставили неподатными, а причетников, нештатных священников и дьяконов и их детей приписали в подушную подать, чем фактически сравняли с крепостными по социальному статусу.

Методическая литература для начального обучения в то время ограничивалась рекомендациями в Псалтыри «Наказание который учителям, како им учити детей грамоте», да статьей в часовнике «Об учителях иже учат младых отроков грамоте».

Но в результате реформ появился еще один тип учителя – сторонника реформ. И это уже были свои кадры, которые готовились в самих же новых учебных заведениях. Их содержание государство брало на себя, а сами они становились государственными служащими. При этом статус их в «Табели» не был обозначен.

В после петровскую эпоху, которую мы можем назвать ломоносовской, первым поставщиком учительских кадров стал академический университет и академическая гимназия в Санкт-Петербурге. М.В. Ломоносов подал идею о необходимости всем академикам заниматься педагогической деятельностью и сам разработал программу публичных лекций в 1742 году. Но в стране не было нужных учебников на русском языке, чем М.В. Ломоносов и занялся немедля.

О низком престиже преподавателя высшей школы мы можем судить хотя бы по тому факту, что первые публичные лекции М.В. Ломоносова по физике на русском языке (до этого читались на латинском) продолжались в 1746 году лишь 10 дней и прекратились в связи с отъездом из Петербурга президента Академии наук. Академики вообще имели ранг согласно «Табели» 1715 года не выше 9-го, что соответствовало должности сенатского протоколиста. Новый регламент Академии 1747 года положение не изменил, а через год М.В. Ломоносов подает прошение К.Г. Разумовскому по этому поводу, но дело так и не сдвинулось.

Московский университет (1755) и обе гимназии при нем (дворянская и разночинская) стали новыми учебными заведениями, готовившими учителей. Но все это было без специальной программы, без четко обозначенных целей и задач. Просто имелось в виду, что выпускники этих учебных заведений, как люди более грамотные, могут преподавать в школах.

Впервые с необходимостью специально готовить учителей российское государство столкнулось в связи с деятельностью И.И. Бецкого. Ясно, что учителя в деле воспитания «новой породы граждан» должны были сыграть решающую роль, однако романтический проект Екатерины-2 и И.И. Бецкого в духе идей европейского Просвещения вовсе не предусматривал специальную подготовку учителей для новых воспитательных учреждений и учебных заведений. Исключение составляла только деятельность Смольного института (1764), мещанское отделение которого стало родоначальником в России целенаправленной подготовки учительских кадров. Здесь готовили преподавательниц как для самого института, так и домашних учительниц. Последнее было особенно актуально, так как в России в это время стали появляться частные пансионы, где преподавали иностранки часто без образования. Еще в 1757 году был издан указ Сената об аттестации иностранных домашних учителей, которые, по словам М.В. Ломоносова, инициатора этого указа, «ничего, кроме своего природного языка не знают и правил грамматических никогда не учились» [122.С.199].

Первая собственно учительская семинария была учреждена в 1779 году при Московском университете и готовила учителей для Московской и Казанской гимназий и некоторых пансионов. Наконец, в результате реформы образования 80-х годов учителей для малых народных училищ (начальная школа) стали готовить в главных народных училищах, введя дополнительный курс методики преподавания («способ учения»). Для учителей этих училищ был издан ряд учебных пособий1, разработано даже специальное подробное руководство, регламентирующее их деятельность. Содержание народных училищ было возложено на местные власти. Наконец, в 1783 году стараниями Ф.И. Янковича де Мириево при введении немецкой системы образования в Петербурге в Главном народном училище началась подготовка учителей для классно-урочной системы преподавания. Для этой цели из Александро-Невской духовной семинарии были отобраны студенты, склонные к учительской деятельности, и в 1786 году учительская семинария стала самостоятельным учебным заведением, выпустившим к концу 18 века более 400 учителей.

Социальный статус учителя как государственного служащего в 19 веке окончательно закрепился в результате либеральных реформ Александра-1. Согласно документам, явившимся юридической базой этих реформ, основными звеньями структуры системы образования явились приходские и уездные училища, гимназии и университеты. В приходских училищах могли преподавать и священники, а в уездных училищах уже работали два учителя-профессионала с учебной нагрузкой немалой – 28 часов в неделю, ведя в течении двух лет 15 учебных предметов. В гимназии, финансировавшейся уже из государственного бюджета, преподавали 8 учителей с нагрузкой от 16 до 20 часов.

В «Предварительных правилах народного просвещения» (1803) было сказано: «Всякий университет должен иметь учительский или педагогический институт» (ст.39), число же кандидатов на обучение учительскому званию «преимущественно наполняется казенными воспитанниками. Они не могут без важных причин оставить учительского звания, не прослужив в нем, по крайней мере, шесть лет» [6.С.31]. Определены были и классы согласно «Табели о рангах»: учитель гимназии – 9 класс государственных чиновников, учитель словесности – 10 класс, рисования – 12 класс. Гимназия могла также готовить учителей для уездных и приходских училищ, а директор гимназии состоял в 7 классе государственных чиновников.

Интересна оценка соответствующих указов Александра-1 Н.М. Карамзиным. Отмечая, что еще при Екатерине «кандидаты сего важного состояния [учителей] людей редко оставались в их звании, находя в других более личных выгод» [6.С.65], автор дальше в рассуждениях «О верном способе иметь в России довольно учителей» пишет: «Сколько бедных молодых людей захотят идти сим путем! Сколько небогатых родителей благословят небо и монарха, отдавая детей в такое место, где они будут хорошо содержаны, нравственно образованы, просвещены и через несколько лет найдут средство служить Отечеству в звании столь полезном! Жалование учителя городской школы есть уже избыток человека, воспитанного в незнании прихотей… Какое счастие для человека, который родился в бедности и мог быть тягостью для злополучного отца, если бы благодетельное правительство не взяло на себя его воспитания!.. бедные готовы служить во всех званиях, чтобы только избежать жестокой нищеты. Россия на первый случай может единственно от нижних классов гражданства ожидать ученых, особливо педагогов» [6.С.66-67].

Эта тенденция закрепления за учителем статуса государственного служащего была продолжена всеми реформами образования в 19 веке. Так, согласно «Положению о начальных народных училищах» 1864 года, право преподавания в училищах получали лица как духовного звания, так и светские, причем последние должны были представить от уездного училищного совета удостоверение в добропорядочности и благонадежности. В состав же этого совета входили представители Министерства народного просвещения, Министерства внутренних дел, духовенства, уездного земства и городского самоуправления.

Духовенство широко использовалось для преподавания в начальной школе. В церковно-приходских школах, составлявших в начале 20 века половину всех начальных школ, преподавали священнослужители, а после организации женских епархиальных училищ – выпускники этих училищ. Подлинно народными учителями были именно они.

Реформа 60-х годов всерьез поставила вопрос о квалификации учительских кадров. И на основании разработанного К.Д. Ушинским проекта на средства земств стали открываться земские учительские семинарии и учительские школы. А в 1870 году вышло «Положение об учительских семинариях», в соответствии с которым в течение 3 лет обучения семинаристы получали стипендию, имели общежития, проходили учительскую практику. Позже Положение было дополнено инструкцией, ориентирующей учащихся, будущих учителей, на неукоснительное исполнение установлений русской православной церкви. Но это уже было время падения престижа церкви и торжества атеистических идей.

Дата добавления: 2015-08-13