Читайте также: |
|
Настало время подробней рассказать о «среде обитания» моего детства и юности. Жили мы тогда по улице Пролетарской в доме № 16, в квартире № 6. Когда-то это была 4-я Рогожская улица, а теперь её сделали Рогожским переулком. Собственно под словом «дом» здесь понимается его адресное значение, а на самом деле, это понятие включало в себя три отдельных флигеля соединённых между собой: в одном случае лестничной площадкой, а в другом, двухэтажным дровяным сараем. Эти флигели, располагаясь буквой «П», образуя внутренний двор, замкнутый с четвёртой стороны торцом соседнего по улице дома, который назывался по имени дореволюционного домовладельца «морозовским». Один из флигелей нашего дома стоял вдоль улицы, образуя, как бы его фасад. Между «морозовским» домом и нашим фасадным был забор с воротами и калиткой. Калитка и ворота на ночь запирались изнутри в определенное время, в какое, не помню. Иногда это приводило к, всякого род, казусам. Поскольку дом имел один номер, нумерация квартир была сквозная по всем трём флигелям. Наш флигель был неопределённой этажности. Нижний «этаж» представлял собой полуподвал с окнами, наполовину уходящими в землю и с устройством специальных колодцев для проникновения дневного света. Там проживали две семьи с одной фамилией, Кузнецовых, что-то вроде семейной коммуналки. Одна семья из четырёх человек: Ивана Павловича, Паши, его жены, полного имени и отчества её, по моему, никто не знал, и двух отпрысков, Виктора и Веры. Вместе с ними жила, но в отдельном помещении, Мария Кузнецова с сыном Сашкой. Какая степень родства у них была, не знаю. Все жильцы дома звали их по именам с прибавлением «подвальные». К примеру, Витька «подвальный», Верка «подвальная» и т. д.
Второй этаж, а вернее бельэтаж, до окон которого мог дотянуться только взрослый человек, занимала семья Розановых: муж с женой, с сыном Виталиком примерно моего возраста и бабушкой Ксюшей, наверное, Ксенией. А вот на третьем, а вернее сказать на двухсполовинном этаже проживала моя семья. Все три семьи Кузнецовы, Розановы и наша, занимали каждая по этажу. Звучит солидно. Но на самом деле, площадь каждого этажа не превышала 40 кв.метров жилой площади. Фасадный флигель заселяли четыре семьи. На втором этаже жили Фаддей Фаддеевич с супругой, из «бывших» и сотрудник НКВД с семьёй. Входы у них были с противоположных концов флигеля. Ни у тех, ни у других детей не было. На нижнем этаже жила семья Кокиных: «Сам» с женой и тремя детьми, Зойкой, Борькой и Витькой. «Сам» был «холодным» сапожником на Рогожском колхозном рынке. Пил запоями, по недели к ряду ежемесячно. Был без одной ноги и ходил на деревяшке. Ростом под два метра, атлетического сложения, в сильном подпитии систематически разгонял всю семью по ближайшим окрестностям. Прятались они кто, где мог, кто у соседей, а кто убегал и на улицу, возвращаясь после того, как он заваливался где-нибудь и засыпал мертвецки. А если он, вдруг возвращался домой поздно и ворота с калиткой были уже закрыты, то начиналось такое, что весь дом «вставал на уши». И утихомирить его мог только один человек- это мой дед. Никто в доме не мог понять этого магического влияния. С кокинского же входа жила тётя Маша с сыном Лёвкой, мальчиком не совсем развитым, но исключительно здоровым. Зимой мог бегать, на спор, босиком и почти голый по улице. В соседнем подъезде жила странная семья, о которой мало кто чего знал. Было их там человек пятеро. Помню только одну молодую женщину с сыном Олегом и молодого мужчину неопределённого возраста, рыжего с веснушчатым лицом в очках с сильными стёклами и портфелем под мышкой. Во дворе его все звали «вечный студент». А фамилия у них у всех была одна, Широковы. В общем, эта семья жила довольно замкнуто, поскольку люди они, видимо были интеллигентные, и особо общаться им было не с кем.
И, наконец, третий флигель «Б». Первый этаж занимала семья Полуниных. Отец семейства Паша, тихий и спокойный, безобидный выпивоха, но всегда на ногах и без скандалов, с женой и сыновьями, Славкой, старшим, и младшим Юркой. Квартирка у них была маленькой т.к. часть этажа занимал сарай в конце дома, примыкавшему к 2-х этажному сараю. Второй этаж занимали две семьи. Семья Матчинских: мать тётя Нюра с тремя сыновьями - Сергеем, старшим; Сашкой, средним; и Володькой, младшим. Куда делся отец, не помню. И в другой квартире жила ещё одна семья – муж с женой и дочерью Зинкой. Вот и всё население дома и постоянных обитателей двора.
Поскольку моей семье принадлежал весь последний этаж, нам же принадлежал и чердак и крыша. Никто из нижних этажей на эти территории не посягал и не претендовал. Эти две территории сначала были для меня, лет до 4-х «Терра Инкогнита», а потом превратилась в «Кландайк». Квартира в своём составе имела: столовую, около 20 кв. метров; нашу с мамой комнату 17-ти кв. метров; тёмную комнату 10-ти кв. метров, спальную комнату деда с бабулей; прихожую с коридорчиком 5-ти кв. метров; туалета 1,5 кв. метров. Дверь из квартиры выходила на лестничную площадку, с которой, вниз, вели два лестничных марша к входной уличной двери в дом, а вверх, на деревянную площадку, ведущую по лестничному трапу на чердак. С чердачной площадки, через «слуховое» окно можно было вылезать на крышу.
Двор был бы почти квадратным, если бы не выступ фасадного флигеля внутрь двора. Размер его был примерно 20х15 метров, минус фасадный дом. С помощью нехитрой арифметики получим в остатке около 2,5 соток. А если подсчитать ребят, примерно моих сверстников; некоторые были на 1-2 года старше, а некоторые, на столько, же моложе, принимавших активное участие в различных играх, то их набиралось около 12 голов! Сейчас трудно себе представить, как такая ватага могла не просто умещаться на этой территории, но и играть, в очень подвижные игры, такие как; «салочки», «колдунчики», «штандор», «казаки-разбойники», «в войну», ну, и, конечно же, в футбол. Стёкла бились во всех флигелях и на всех уровнях. При звоне стекла все, как мыши в норах, исчезали за своими дверями. На дворе ещё долго слышались проклятия в адрес «отпетой шпаны», и никто не появлялся во дворе пока не утихала ругань хозяев пострадавшей квартиры. Двор был земляной, и от грязи спасало только то, что наш район расположен был на песке.
Наша улица, как, впрочем, и все остальные, выходившие, на Рогожский вал: Школьная, Библиотечная, Вековая и Трудовая, были вымощены булыжником, сквозь который, летом, прорастала травка. Тротуары были асфальтовые, а между тротуарами и мостовой газоны с травкой и на них 25-ти летние липы, как, впоследствии, на улице Горького. На улице было немало одноэтажных домов, бывшего частного сектора, без удобств, поэтому в конце улицы, в 50-ти метрах от нашего дома, была водоразборная колонка. Напротив дома был какой-то заводик, который штамповал ложки, вилки и ещё какую-то кухонно-столовую утварь. Один его цех выходил окнами прямо на улицу и мы, ребята, иногда, подолгу стояли у этих окон и смотрели, как там работают станки. На улице, прямо напротив калитки, росла липа, и под нею лежал большой камень, не менее 0,5 м. кв. по площади и на нём очень любили посидеть и дети и взрослые Интересный факт. Из 15-ти человек детского населения дома, только 3 девчонки, а остальные мальчишки. Весь женский персонал двора безапелляционно заявлял, что это к войне. И напророчили.
Необходимо упомянуть ещё несколько деталей дворового «интерьера». У торца «морозовского» дома стоял ящик для помойки всего дома, сооружение «Е», «мусоропровод» 30-40-х годов, на нём доже была крышка, но она никогда и никем не закрывалась. Здоровенные крысы вальяжно разгуливали по самой помойке и рядом, а не менее вальяжные коты и кошки нежились где-нибудь в сторонке и блаженно щурились, глядя на свою потенциальную добычу. Полная зоологическая идиллия. А в самом углу, сооружение «Д», стоял водомерный сарай. В нем был колодец, глубиной не менее 2-х метров, где размещался водяной счётчик на все три флигеля и в конце каждого месяца туда спускался домоуправ и снимал показания. Потом, расход воды рассчитывался на каждого жильца, и её стоимость вносилась в жировку на оплату. Так, что в жировке на оплату за квартиру стояло только две позиции: вода и плата за жилплощадь. Как-то в один год домоуправом выбрали моего деда, и тогда в колодец лазил я.
Все три флигеля отапливались печами. В нашем, на каждом этаже было по две печи, которые стояли одна над другой, сквозь весь дом. Одна печь была «русская», настоящая русская печь, что стоит в каждой крестьянской избе. И вторая, «голландка», для поддержания тепла в промежутках между топками русской печи. Талоны на дрова выдавало домоуправление по установленной норме на 1кв. метр жилой площади. Ниже будет рассказано, где и как мы получали эти дрова, будь они неладны! Наша квартира для хранения использовала 2-й этаж 2-х этажного сарая, пропади он пропадом! А залезать в него надо было со двора, почти по вертикальному трапу. Помимо дров, у деда там была настоящая столярная мастерская. Он всё хотел пробить в него дверь с нижней лестничной площадки дома, но так и не успел, помешала война.
3. Семья и её влияние на моё воспитание и характер
А теперь пора познакомиться с моей семьёй. После того, как мой папуля отбыл на свою родину, мы остались втроём: мама, я и дед. В то далёкое время, да ещё в таком районе, как наш, детских садов не было. Дети пролетариев, как правило, воспитывались во дворах под присмотром взрослых, свободных от других занятий. Поскольку, и мама, и дед работали, то ко мне была приставлена, нанятая по договору на постоянной основе, няня. Так у меня появилась своя «Арина Радионовна» и звали её Александрой Алексеевной Злобиной. А я звал её всю свою жизнь Шурой. Родом она была из под Вязьмы, Смоленской области, из деревни Мухино на реке Угре. С этим местом у меня связаны, пожалуй, самые лучшие, яркие и тёплые переживания и воспоминания. С Мухиным связаны лучшие мои детские годы, под влиянием той прекрасной природы и окружающих меня людей менялся мой характер в лучшую сторону. Об этом периоде моего детства будет рассказано особо. Через некоторое время, после смерти моей родной бабушки, дед вновь женился на Александре Ильиничне, уроженки подмосковного города Серпухова. Итак, нас стало пятеро, потому, что Шуру мы тоже считали членом семьи. Дед с мамой рано уходили на службу, да, тогда так говорили. Не на работу, а на службу. Дед работал на Нижегородской железной дороге, это было совсем рядом, и обедал он дома. Новая бабуля тоже работала и тоже уходила рано. Получалось так, что когда все уходили на работу, я ещё спал, а когда все возвращались домой, я уже спал. То есть, родных я видел только по выходным, а всё остальное время мы проводили с Шурой. Шура, вопреки своей фамилии была добрейшим человеком. Она была из большой крестьянской семьи. Отец и мать умерли во время голодовки 20-х годов. За мать у них осталась старшая сестра, Анна Алексеевна, а было всех детей в семье семеро: Анна, Полина, Иван, Михаил, Алексей, Александра и Анастасия. Полина, Иван и Михаил в начале 40-х годов обзавелись семьями и своими домами. Алексей учительствовал в селе Кикино. Александра с Анастасией уехали в Москву. Шура к нам в семью в няни, а Настя в какую-то артель по пошиву галстуков. Даже сейчас я затрудняюсь ответить на вопрос: к кому я был больше привязан, к маме или к Шуре?
Дед мой, Василий Степанович, родом из Нижнего Новгорода, образование 4 класса церковно-приходской школы, все остальные знания и навыки, самоучкой. По его рассказам в молодости рыбачил в артели на Каспии. Рассказывал, что ловили белуг по 50-60 пудов. На вид суровый, но в душе добрый. Отличался вспыльчивостью, но быстро отходил и старался всё превратить в шутку. Трудоголик, мастер на все руки, изобретатель. Был человеком хлебосольным, любил приглашать гостей, родственников и друзей. Во время таких застолий был очень общительным, любил шутить и рассказывать забавные истории. Хотя в повседневной жизни особой разговорчивостью не отличался, да, по правде сказать, ему и некогда было. В будни на работе, по выходным обязательно чем-нибудь был занят по хозяйству. Мог сработать вещь от чемодана до столового буфета. И всё профессионального качества. Я очень любил сидеть возле него, когда он, что-нибудь мастерил. Обычно, после длительного игнорирования моего присутствия, говорил:
- Славка! Смотри и учись, если у тебя руки не из задницы растут, то на кусок хлеба всегда заработаешь.
-Дедушка, а как это руки из задницы расти могут, у меня, вроде, как у всех, на своём месте?
- Вот, когда жареный петух в задницу клюнет, тогда и станет ясно, откуда у человека руки растут!
- А как это, жареный петух, и, вдруг, клюётся, такое разве бывает?
Дата добавления: 2015-08-18; просмотров: 92 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Поселилась семья моего деда на самой окраине Москвы, между двумя заставами, Рогожской и Абельмановской, бывшей когда-то Покровской. | | | На этом терпение деда, как правило, кончалось. |