Глава 31. Томас Хикс наблюдал за своей женой Эмили, сидевшей за столом напротив него

Томас Хикс наблюдал за своей женой Эмили, сидевшей за столом напротив него. Ему было ужасно плохо, и он знал, что пятна рвоты покрывают его ночную сорочку. Он никак не мог восстановить дыхание, и в голове его кровь пульсировала так сильно, что он боялся, как бы кожа на висках его не лопнула. Он пытался кричать и звать на помощь, но Эмили, похоже, этого не замечала. Она пила чай привычно и размеренно, как всегда. Он чувствовал, что его мочевой пузырь и кишечник опорожнились, и ему было очень стыдно перед ней. Он хотел шевельнуться, встать, убежать от этой боли в груди, но не мог.

Она поставила свою чашку и блюдце и аккуратно сложила руки на коленях.

– Ты наконец-то пришла ко мне, дорогая? – едва выговорил он.

– Да, Том, – сказала она, улыбка ее была так нежна, глаза наполнились слезами и она заплакала.

…невинный сон, что нити
Развязывает у клубка забот. (перевод Соловьевой)

Мердок проходил «Макбета» в пятом классе. Брат Джулиан, который преподавал в их классе, был невыносимо скучен, и ни он сам, ни его ученики так и не смогли пойти дальше, чем понять смысл написанного на непривычном языке. Похоже, брат Джулиан считал Шекспира чем-то вроде иностранца, к тому же совершенно неинтересного, также, как и его ученики. Правда, всего один раз в пьесе мелькнул проблеск жизни, когда ни с того ни с сего брат Джулиан сказал, что Шекспир даже в те времена понимал, как душевная болезнь влияет на сон.

- Макбет зарезал сон (перевод Лозинского), – продекламировал он непривычно звонким голосом. – Его нечистая совесть лишила его сна, - Мердок страдал бессонницей, сколько себя помнил, и замечание брата Джулиана вернуло его к воспоминаниям о том темном периоде, когда он сам пытался понять, не больна ли его собственная душа, и если больна то, как ее излечить. К его счастью, в школе был священник – отец Малон, он выслушивал смущенные исповеди мальчиков, утешал их и отпускал им грехи. Но бессонница так и непрошла, и много раз Мердок лежал бес сна ночами напролет, ожидая восхода солнца, пытаясь заснуть. Он взбил тощую подушку, пытаясь устроиться поудобнее. На этот раз он сам решил не спать, чтобы облегчить ситуацию, но он все еще чувствовал знакомую пустоту в желудке. Он лежал в комнате с шестью десятью людьми, но чувствовал себя совершенно одинокими совершенно чужим. Чтобы они сделали, если бы узнали, что он следит за ними? Может, у него на лбу написано, что он легавый? Он надеялся, что это не так. Ему казалось, что его легенда о себе звучала правдоподобно и, похоже, в нее поверили. Он видел очертания Бэтлейза и Кирнейя, лежащих в своих кроватях. Они оба не двигались и, казалось, действительно спали. Тревелер лежал на спине и глубоко дышал, иногда похрапывая. Теперь Мердок был его должником, потому что тот вмешался в ссору. Он с самого начала очень дружелюбно к нему отнесся. Неужели он совсеми новичками так себя вел или пытался заработать очки? Подозревал ли он правду? Мердок слышал, как Альф на соседней кровати то сопел, то повизгивал во сне, словно щенок, как Тревелер назвал его.

Мердок решил отпустить свои мысли. Он подумал, может кто-то у него дома не спит. Может, Кэти возится с близнецами. Возможно, Эми встала, чтобы помочь ей. Она так хорошо умела обращаться с детьми. Мердок улыбнулся про себя. Она не была похожа ни на одну учительницу из тех, кого ему доводилось встречать. Монахини в его школе были очень строги, но в начальных классах он был очень прилежным и послушным мальчиком, ему нравилось в школе, и он хорошо учился. Только потом, когда его тетушка Уелдон отправила его учиться к Христианским Братьям, школа превратилась для него в беспросветное несчастье. Мердока раздражали строгие и несправедливые правила, непредсказуемость наказаний и в особенности ему претило то, что он считал суеверным невежеством Братьев. Большинство учителей не имели хорошего образования, едва обгоняя своих учеников хотя бы на шаг. Он начал задавать им неудобные вопросы, огрызаться, и почти каждый день его наказывали палками за какую-нибудь провинность, грубость, или просто потому что в тот день, Брат был в настроении наказывать своих учеников. Хуже всего было то, что его заклятым врагом стал Брат Эдмунд, широкоплечий человек с мрачным лицом, который прежде, чем обрести себя в Церкви, работал коневодом где-то в Альберте. Этот Брат всегда хвастался тем, что не было такой лошади или мальчишки, которых он не смог бы сломать. Мердок отчаянно мечтал доказать, что это не так, но силы были неравны. К концу второго класса, Мердок знал, что у него есть только три пути. Он мог бросить школу и неполучить никакого образования, терпеть жестокость, свойственную обычно только закоренелым преступникам, или перестать спорить со всеми и молча научиться тому, чему возможно. Он выбрал последний путь к вящему ликованию Брата Эдмунда.

Мердок стиснул зубы от этого воспоминания. В отличие от Тревелера на его теле не осталось следов побоев, которыми щедро и с удовольствием одаривали его Христианские братья, но в душе эти раны все еще зияли. Несколько лет назад он узнал, что Брат Эдмунд умер от дифтерии, и Мердок тогда пожалел, что не вернулся в школу, не нашел этого человека и не отплатил ему сторицей.

Учеников Эми Слейд не будут преследовать подобные воспоминания, скорее наоборот. Он не рассказал ей, что задумал, но Чарли, наверное, объяснит, почему его нет дома. Он точно знал, что когда он вернется домой, она будет с нетерпением ждать его рассказов. Он был очень рад, что у него была она и Сеймур и он начал доверять им так же, как Китченам. Все то время, что он жил с Китченами, он чувствовал себя членом их семьи и искренне надеялся, что Артур выздоровеет. Мердок хотел бы иметь собственную семью. С Лизой они говорили о детях, даже выбирали имена. Мердок вздохнул. Перспектива найти жену казалась ему такой далекой теперь, когда Энит уехала. Может, ему снова следует начать ходить в танцевальную студию профессора Отранто. Там были очень привлекательные молодые женщины, но танцевать с ними ему было неловко, он наступал им на ноги, а руки его потели на шелке их платьев. Он уже давно не практиковался и был уверен, что испортит любой вальс. Был бы он сейчас дома, в своей комнате, он бы встал с постели, отодвинул бы ковер и исполнил несколько пируэтов. Но если бы он вздумал заняться этим сейчас, то окружающие, наверное, послали бы за доктором, и его бы упекли в сумасшедший дом. Слава Богу, Паркер увел доктора Огдена. Умница Эд. Теперь эта хитрость себя оправдала. Кто-то в другом конце комнаты встал, чтобы воспользоваться отхожим ведром. Похоже, человек был болен: во время своего занятия, он попеременно стонал и выпускал газы. Мердок надеялся, что он не забудет вынести за собой это ведро. Ночная сорочка кололась. Он почесал грудь, вспоминая укусы постельных клопов на теле человека в ванной. Где-то там, в городе, люди спали на теплых пуховых перинах с льняными простынями, которые регулярно стирались. Они были сыты, и им было тепло. Сколькие из находящихся здесь действительно заслужили такую ужаснуюучасть? По его подсчетам меньше одной трети. Остальные словно преступники были приговорены к скитанию из-за какого-либо увечья или слабого здоровья, у них не было ни дома, ни семьи, и почти полностью отсутствовала возможность выбраться из этой трясины. Чем больше времени человек проводил в ночлежке, тем меньше у него остается шансов вернуться на уважаемую работу. Работодатели относятся к такого рода «странникам» подозрительно, и как он уже понял, их в первую очередь подозревают в преступлениях, если таковые происходят по близости. Было ли это жестокое нападение на Чарьза Говарда делом рук одного из эти хлюдей? По его мнению, и Бэтлейз и Кирней были способны на это. У Бэтлейза уже не было синяков на лице, а у священника ссадин на костяшках пальцев, но бродяга мог ударить его локтем или каким-то предметом, да чем угодно. И на ком из них были ботинки Говарда до того, как Паркер их забрал? Мердок вздохнул и натянул потертое покрывало до подбородка. Ему следует начать действовать, как детектив, а не как бродяга, если он хочет что-либо разузнать.

Джози застонала и попыталась сесть, но комната поплыла у нее перед глазами, и она снова откинулась на подушку. Она протянула руку и дотронулась до своей матери, которая лежала рядом.

– Мам, можешь принести мне воды, я ужасно хочу пить.

Ей казалось, что она произнесла это вслух, но она не была в этом уверена. Голова у нее болела, и воздух казался таким тяжелым, что давил ей на грудь, затрудняя дыхание.

– Мам, – снова повторила она и повернула голову.

Холодный, липкий туман с озера проник в комнату, и она почти ничего не могла разглядеть. Она так хотела снова заснуть, но знала, что не стоит этого делать. Сквозь сгущающийся туман она попыталась разглядеть лицо своей матери.

– Мам, вставай. Уже поздно.

Эстер пошевелилась, и Джози увидела, как она через силу пытается подняться с постели. Она поняла, что мать пытается подойти к Уилфу.

«Он всегда для нее на первом месте, – подумала она с раздражением. – Она что не видит, что я умираю?»

Дата добавления: 2015-08-18