Глава 8. Марк откидывает голову на спинку сиденья

Марк откидывает голову на спинку сиденья. Субтранс набирает скорость. Марк закрывает глаза, улыбается... Школа сегодня была сущее наказание, но впереди каникулы. Целых две недели. Можно расслабиться и вволю поплевать в потолок. Поиграть в видеоигры, наесться от пуза всякой вкуснятины... Гулять с Триной, разговаривать с Триной, не давать Трине покоя... А может, просто сказать adios предкам да украсть Трину и сбежать с нею куда подальше? Точно, вот взять и сбежать...

Он открывает глаза.

Она сидит напротив Марка и не обращает на него ни малейшего внимания. Трина и понятия не имеет, что он мечтает о ей... Да что там мечтает — он от неё без ума. Они давние друзья, по большей части потому, что так сложилось. Когда у тебя в ближайших соседях ребёнок примерно твоего возраста, вы волей-неволей становитесь приятелями — таков закон нашей вселенной. Неважно, кто он — мальчик, девочка или пришелец из космоса. Но откуда было Марку знать, что она станет такой красавицей, с восхитительным телом и ослепительными глазами? Всё это хорошо, но выявилась Проблема: все парни в школе обожают Трину. А Трине нравится, когда её обожают. Уж в этом-то сомневаться не приходится.

— Трина, — говорит он. Субтранс пулей летит по туннелям под Нью-Йорком, движется плавно, нашёптывает что-то, убаюкивает... Марку снова хочется закрыть глаза. — О чём ты сейчас думаешь?

Она смотрит ему в глаза, на её лице расцветает улыбка.

— Да ни о чём. Вот чем я и буду заниматься эти две недели — ни о чём не буду думать. А если вдруг мне вздумается думать, то примусь усиленно думать о том, чтобы ни о чём не думать, и так до тех пор, пока не прекращу думать.

— Ух ты, закрутила. Что-то сложновато.

— Ничего не сложновато. Пара пустяков. Правда, доступно только истинным гениям.

В такие моменты, как сейчас, Марка так и подмывает сказать что-нибудь насчёт того, как она ему нравится, официально пригласить на свидание, пожать ей руку... Но вместо этого язык его сам собой ляпает обычные глупости:

— О мудрейшая из мудрейших, может, ты обучишь меня сему искусству — как додуматься до того, чтобы ни о чём не думать?

Она слегка морщит носик.

— Клоун.

Вот тебе и пожалуйста. Очаровал девушку, называется. Впору завыть и дать самому себе в морду.

— Но мне нравятся клоуны, — заверяет Трина, желая подсластить пилюлю.

Удалось. Марку опять хорошо.

— А делать что собираешься? Гулять будешь, или дома сидеть, или как?

— Наверно, поедем к бабушке на несколько дней, а так — буду дома все каникулы. Ну, выйду с Дэнни пару раз, но, в общем, ничего толком не планирую. А ты? Собираешься куда-нибудь?

Кажется, его опустили. С этой девчонкой как на волнах — то вверх, то вниз.

— Д-да. В смысле, нет. Мы просто... нет, ничего. Буду сидеть и обжираться чипсами, пока из ушей не полезет. И буду любоваться, как мою сестрёнку окончательно портят, заваливая подарками.

Мэдисон. Да, она избалована донельзя, но Марк и сам приложил к этому руку.

— Может, тогда сходим куда-нибудь вместе?

О, кажется, его возносит обратно на гребень.

— Было бы здорово! Как насчёт того, чтобы каждый день? — Это, пожалуй, самое дерзкое предложение из всех, на какие он до сих пор осмеливался.

— Ладно. Может быть, мы даже могли бы... — она с преувеличенной осторожностью оглядывается по сторонам и заговорщически шепчет: —...поцеловаться у тебя в подвале, пока никто не видит.

Целую секунду он думает, что она это серьёзно, и сердце его замирает, а кожа покрывается гусиными пупырышками. В груди как будто что-то загорается.

Но тут она начинает хохотать как сумасшедшая. Нет, она смеётся незлобиво и не обидно, даже где-то кокетливо, но... Ему ясно: она считает, что они друзья — и только, что сама мысль о том, чтобы целоваться с ним, кажется ей глупостью. Марк решает свои соображения пока держать при себе.

— Ну ты даёшь, — говорит он. — Я просто лопаюсь от смеха.

Она перестаёт смеяться и обмахивает ладонью лицо.

— А знаешь, я бы это сделала.

Не успевает она произнести последнее слово, как в вагоне гаснет свет.

Подача тока прекращается, и субтранс замедляет ход; при рывке поезда Марка швыряет прямо в объятия Трины. В какое-нибудь другое время он был бы счастлив, но сейчас он лишь напуган. Слыхал истории о подобных происшествиях в старые времена, но в наши дни электричество в подземке не отключается никогда. Кругом полная, абсолютная темнота. Люди начинают кричать. Человеческий мозг не приспособлен для того, чтобы его бросали во тьму вот так, без предупреждения. Это же так страшно! Хорошо ещё, что тусклое сияние нескольких наручных телефонов немного разгоняет мрак.

Трина хватает его за его руку и сжимает её.

— Что за чертовщина? — спрашивает она.

Марк немного успокаивается — Трина, похоже, напугана не слишком сильно. И это приводит его в чувство. Да, раньше таких поломок в субтрансе не случалось. Ну и что? Всё когда-нибудь происходит в первый раз.

— Наверное, какая-то авария. — Марк вытаскивает свой мобильник — у него пока ещё не хватает средств на одну из этих новомодных штучек, которые носят на запястье. Хм, очень странно — связи нет. Он засовывает телефон обратно в карман.

На потолке зажигаются аварийные огни — длинные светящиеся полосы, бегущие вдоль всего вагона. Хоть света от них исходит маловато, это всё же лучше, чем быть совсем слепым. Пассажиры поднимаются с сидений, крутят головами, что-то яростно шепчут друг другу. В подобных обстоятельствах все вечно переходят на шёпот.

— Хорошо хоть, мы никуда не спешим, — говорит Трина. Тоже шёпотом.

Приступ паники, овладевший Марком вначале, отступает. Теперь единственное, о чём ему бы хотелось спросить: что она имела в виду, сказав: «А знаешь, я бы это сделала». Но момент упущен навсегда... Тьфу ты, как не вовремя случилась эта дурацкая авария.

Поезд подрагивает. Совсем чуть-чуть. Вернее, это больше похоже на глубокую вибрацию. Встревоженные пассажиры опять вскрикивают, поднимается суета. Марк с Триной обмениваются полным любопытства взглядом, в котором едва заметно проскакивает искорка опасения.

Двое мужчин бросаются к дверям и пытаются раздвинуть их. Наконец им это удаётся, и они выскакивают из вагона на служебную дорожку, бегущую вдоль стены туннеля. За ними, словно крысы с тонущего корабля, устремляются другие пассажиры, толкаясь, пихаясь и ругаясь. Две-три минуты — и Марк с Триной остаются одни, лишь бледный свет аварийных огней озаряет пустой вагон.

— Вот не знаю, стоит ли и нам выходить, — говорит Трина, по-прежнему, непонятно почему, шёпотом. — Что-то мне кажется, скоро поезд снова поедет.

— Ага, — неопределённо тянет Марк. Поезд продолжает еле заметно дрожать, и это беспокоит его всё сильней. — Не знаю... Мне кажется, авария значительная.

— Думаешь, надо выбираться?

Он мгновение раздумывает.

— Да. Ещё немного посидим здесь — я совсем чокнусь.

— Хорошо. Наверно, ты прав.

Марк встаёт, Трина тоже. Они направляются к дверям, а затем спускаются на служебную дорожку. Она узкая и без перил, так что если поезд снова тронется, находиться на ней будет небезопасно. В туннеле тоже зажглись аварийные огни, но они едва разгоняют плотную, почти осязаемую темень, царящую в глубоком подземелье.

— Они пошли туда. — Трина указывает налево. Что-то в её тоне подсказывает Марку: она считает, что им надо идти в противоположном направлении. Пожалуй, она права.

— Ну... тогда пошли направо, — кивает Марк.

— Пошли. Что-то мне хочется держаться подальше от этих людей. Даже не могу сказать почему.

— Да, ведут себя как полоумные.

— Пойдём.

Она берёт его за руку, поворачивается и шагает по узкой дорожке. Они идут, ведя по стене ладонями и почти прижимаясь к ней, опасаясь упасть на рельсы. Стена вибрирует, но вибрация ощущается не так сильно, как в вагоне. Возможно, то, что стало причиной аварии, пошло на убыль? Может, это просто небольшое землетрясение, и всё теперь устаканится.

Они идут уже минут десять, не произнося ни слова, когда впереди вдруг раздаются крики. Нет. Не просто крики. Какие-то нечеловеческие вопли. Ужас в чистом виде, словно кого-то режут живьём. Трина останавливается и поворачивается к Марку. Все сомнения — вернее, надежды — разом улетучиваются.

Случилось что-то неимоверно страшное.

Первое побуждение Марка — развернуться и бежать туда, откуда пришёл. Но тут Трина говорит:

— Нужно идти узнать, что творится. Может, кому-то нужна наша помощь.

Какая она храбрая! Марку становится стыдно. Разве может он сказать ей нет?

Они бегут вперёд — по возможности быстрее, но соблюдая осторожность, и, наконец выскакивают на широкую платформу подземной станции. И здесь останавливаются, как вкопанные. Развернувшаяся перед ними сцена словно выплыла из кошмара, и сознание Марка не сразу готово её воспринять. Юноша понимает лишь одно: его жизнь никогда не будет прежней.

Всё пространство пола усеивают тела — голые, обожжённые тела. В ушах звенит от криков боли, эхом отзывающихся от стен. Люди бродят, как шальные, с вытянутыми руками; одежда на них горит, а лица оплыли, словно восковые. Повсюду кровь. Волна невыносимого жара накатывает на Марка и Трину, как будто они попали в печку.

Трина оборачивается к Марку, на лице её — выражение такого ужаса, что ему кажется, оно впечаталось ему в мозг навеки. И снова подруга тянет его за руку, увлекая туда, откуда они прибежали.

Всё время, пока они бегут обратно, Марка не оставляют мысли о родителях. О сестрёнке.

Он словно наяву видит, как они сгорают заживо. Слышит крики Мэдисон.

Его сердце разрывается от боли.

Дата добавления: 2015-08-18