Новелла десятая. Некая сицилианка ловко похищает у одного купца все, привезенное им впалермо;

Некая сицилианка ловко похищает у одного купца все, привезенное им вПалермо; притворившись, что вернулся еще с большим, чем прежде, товаром, изаняв у ней денег, он оставляет ей воду и вычески. Какой смех вызывала порою у дам новелла королевы, нечего и спрашивать:не было ни одной, у которой от чрезмерного смеха раз до двенадцати неявлялись бы слезы на глазах. Но когда новелла кончилась, Дионео, знавший,что очередь за ним, сказал: - Прелестные дамы, известно, что проделка темболее нравится, чем над более тонким искусником ловко подшутили. Потому,хотя все мы говорили здесь много прекрасного, я намерен рассказать новеллу,которая тем более понравится вам в сравнении с другими рассказанными, чемболее та, над которой подшутили, превосходила всех и каждого из обманутых, окоторых шла речь, в искусстве проводить других. Существовал прежде, а может быть, и теперь еще существует такой обычайв приморских городах, где есть порт, что все купцы, являющиеся туда стоварами, выгрузив их, складывают их в один магазин, кое-где называющийсядоганой, который содержит коммуна или владетель города. Здесь, сдав тем, ктонад этим поставлен, весь товар по расписке с показанием его цены, купецполучает от них склад, куда и помещает свой товар, заперев его на ключ, адоганьеры вписывают его в книгу доганы за счет купца, заставляя еговпоследствии платить себе пошлину за весь товар или за часть его, которую онвыберет из доганы. Из этой книги доганы маклера часто узнают о качестве иколичестве находящихся там товаров, а также каких он купцов, с которыми онивпоследствии, когда им понадобится, толкуют о мене и размене, продаже идругом сбыте. Обычай этот существовал как во многих других местах, так и в Палермо вСицилии, где также водилось и еще водится много женщин, красивых собой, ноживших не в ладах с честью; те же, которые их не знают, приняли бы их зазнатных и достойных дам. Всецело преданные тому, чтобы не то что бритьмужчин, а сдирать с них кожу, они, едва увидят приезжего купца, тотчас жесправляются в книге доганы, что у него там есть и насколько он состоятелен,а затем своим приветливым и любовным обращением и милыми речами стараютсяподманить и завлечь таких купцов в свои любовные сети; многих они увлеклиэтим путем, выманив у них из рук большую часть товара, а у многих и весь;были и такие, которые оставили там товар и судно, тело и кости, - так нежноповодила бритвой цирюльница. И вот случилось недавно, что прибыл туда посланный своими хозяевамимолодой человек, наш флорентинец, по имени Никколо да Чиньяно, хотяпрозывали его Салабаэтто; прибыл с таким количеством шерстяного товара,оставшегося у него от ярмарки в Салерно, что стоимость его доходила допятисот флоринов золотом; уплатив за него доганьерам пошлину, он поместилего в склад и, не обнаруживая большого спеха сбыть его, стал развлекаться погороду. Был он белолицый, белокурый, очень красивый и стройный; и вотслучилось, что одна из тех цирюльниц, которая называла себя мадоннойЯнкофьоре, прослышав кое-что о его состоянии, стала бросать на него взгляды.Заметив это и полагая, что это знатная дама, он вообразил, что нравится ейсвоею красотой, и решил, что в этой любви необходима осторожность; не говоряо том никому ни слова, он стал прохаживаться мимо дома той женщины. Тазаметила это и в течение нескольких дней, воспламенив его своими взглядами ипоказывая, что сама к нему пылает, тайно послала к нему одну женщину,превосходно знавшую искусство сводничества. Наболтав ему многое, она чуть несо слезами на глазах сказала ему, что он своей красотой и привлекательностьютак пленил ее госпожу, что она не находит себе места ни днем ни ночью;потому она ничего так не желает, как сойтись с ним тайно, если это емуугодно, в одной бане. Сказав это, она вынула из кошелька перстень и подалаему от имени своей госпожи. Услышав это, Салабаэтто обрадовался более, чемкто-либо, и, взяв перстень, поведя им по глазам и поцеловав его, надел напалец, а посланной отвечал, что если мадонна Янкофьоре его любит, то и онотвечает ей взаимностью, потому что любит ее более собственной жизни и готовотправиться, куда она ни пожелает и во всякий час. Когда посланная вернулась с этим ответом к своей барыне, Салабаэттобыло дано знать вскоре за тем, в какой бане ему следует на другой день послевечерни поджидать ее. Не говоря о том никому, он поспешно отправился туда вуказанный ему час я узнал, что баня была наперед заказана дамой. Прошлонемного времени, как явились две рабыни с ношей: одна несла на головебольшой хороший матрац из хлопка, другая большую корзину со всяким добром;положив матрац на кровать в одном из банных покоев, они постлали на нем парутончайших простынь с шелковыми полосами, а затем одеяло из белой киприйскойткани и две подушки, искусно расшитые. Затем, раздевшись и войдя в баню, ониначисто вымыли и вымели ее. Немного времени спустя пришла в баню дама, а занею две другие рабыни. Лишь только представилась возможность, она радостноприветствовала Салабаэтто и после многих глубоких вздохов, крепко обняв ипоцеловав его, сказала: "Не знаю, кто бы другой мог довести меня до этого,кроме тебя. Ты зажег мне душу, гадкий ты тосканец". Затем, по ее желанию,они, оба обнажившись, вошли в баню, а вместе с ними и две рабыни. Здесь, недав никому прикоснуться к нему, она сама мускусным и гвоздичным мылом вымылавсего Салабаэтто, а затем велела рабыням вымыть и растирать самое себя.Сделав это, рабыни принесли две белоснежные тонкие простыни, от которых такпахло розами, что все вокруг благоухало ими. Одна обернула в простынюСалабаэтто, другая в другую - даму, взвалили их себе на плечи и положили ихв приготовленную постель. Здесь, когда пот у них прошел, рабыни сняли с ниходни простыни, и они остались лежать голые в других. Вынув из корзиныпрекраснейшие серебряные флаконы, наполненные один розовой водой, другойпомеранцевой и еще один с жасминной и другими душистыми водами, опрыскалиих, после чего, достав ящик с сластями и дорогими винами, они сами несколькоподкрепили себя. Салабаэтто казалось, что он в раю, и он тысячу раззаглядывался на даму, в самом деле красивую, и веком показался ему каждыйчас, пока не ушли рабыни и он не очутился в ее объятиях. Когда, поприказанию своей госпожи, они вышли, оставив в комнате зажженный факел, онаобняла Салабаэтто, он - ее, и к великому удовольствию Салабаэтто, которомуказалось, что она вся тает от любви к нему, они долгое время пробыли вместе. Когда даме показалось, что пора встать, позвав рабынь, они оделись,снова несколько подкрепили себя напитками и сластями, а лицо и руки омылитеми ароматическими водами. Расставаясь, дама сказала Салабаэтто: "Мне былобы очень приятно, если б ты пожелал сегодня вечером прийти поужинать ипереночевать у меня". Салабаэтто, уже увлеченный ее красотой и хитройприветливостью и твердо убежденный, что она любит его пуще глаза, отвечал:"Мадонна, всякое ваше желание мне в высшей степени приятно, потому и сегоднявечером и всегда я намерен делать все, что вам угодно и что будет вамиприказано". Вернувшись домой, дама приказала хорошенько убрать свою комнатуутварью и вещами и, заказав роскошный ужин, стала поджидать Салабаэтто.Когда немного смерклось, он отправился туда и, радостно встреченный, веселопоужинал, и ему прекрасно прислуживали. Войдя затем в ее комнату, он ощутилчудесный запах алойного дерева, увидел постель, богато вышитую киприйскимиптичками, а на вешалках много красивых платьев. Все это взятое вместе икаждое в особенности заставило его предположить, что она знатная и богатаядама. Хотя об ее жизни, слышал он, сказывали иное, он ни за что на свете нехотел тому верить и если и допускал, что она кое-кого провела, никоимобразом не предполагал, чтобы то же могло случиться и с ним. Он пробыл с нейночь в величайшем удовольствии, воспаляясь к ней все более и более. Когданастало утро, она надела на него красивый и изящный серебряный поясок спрекрасным кошельком и сказала ему: "Милый мой Салабаэтто, не забывай меня,и как сама я в твоем распоряжении, так и все, что тут есть и что я могусделать, все к твоим услугам". Салабаэтто весело обнял ее и поцеловал и,выйдя из дома, отправился туда, где собирались купцы. Так он бывал у нее раз и два, ничего не затрачивая и с каждым часом всеболее увязая в западне. Случилось, что он распродал свои сукна на чистыеденьги и порядочно на них заработал, о чем дама тотчас же узнала не от него,а через других. Когда однажды вечером Салабаэтто к ней отправился, онапринялась болтать с ним и шутить, целуя и обнимая его и представляясь стольв него влюбленной, что, казалось, она изноет от любви в его объятиях; онапожелала подарить ему еще два прекрасных серебряных кубка, которые у неебыли, но Салабаэтто не захотел брать их, потому что получил от нее раз идругой вещи стоимостью флоринов в тридцать золотом, а никогда не могдобиться того, чтобы она приняла от него что-либо, что стоило грош. Наконец,когда она хорошенько его воспламенила, притворяясь влюбленной и щедрой, однаиз ее рабынь, по уговору с нею, позвала ее, вследствие чего, выйдя изкомнаты и помешкав некоторое время, она вернулась назад плача и, бросившисьничком на кровать, стала так жалобно стонать, как ни одна женщина.Изумленный Салабаэтто обнял ее и принялся сам с ней плакать, говоря: "Увымне! сердце вы мое, что с вами вдруг сталось, что за причина такой печали?Скажите мне это, душа моя". Заставив себя долго упрашивать, она сказала:"Увы мне, милый мой повелитель, я не знаю, что мне начать и что мне сказать.Я только что получила письмо из Мессины, пишет мне мой брат, чтобы, если бдаже мне пришлось продать и заложить все, что у меня есть, я непременноприслала ему через неделю тысячу флоринов золотом, иначе ему отрубят голову.Я не знаю, что мне сделать, чтобы достать их так скоро: будь у меня двенедели впереди, я нашла бы способ раздобыть их из одного места, где мнеследует получить гораздо более, или продала бы какое-нибудь из своихпоместий; но я не в состоянии этого сделать и готова была бы скорее умереть,чем получить столь дурную весть". Так сказав, притворяясь сильноопечаленной, она не переставала плакать. Салабаэтто, у которого любовное пламя отняло большую часть необходимойрассудительности, поверив, что то действительные слезы, а слова еще болееправдивы, сказал: "Мадонна, я не могу услужить вам тысячью флоринами, номогу пятьюстами, если вы уверены, что вернете их мне через две недели; товаше счастье, что именно вчера мне удалось продать мои сукна, - не будьэтого, я не мог бы ссудить вам и гроша". - "Увы мне, - сказала дама, - так утебя был недостаток в деньгах, почему же не попросил ты их у меня? Хотя уменя тысячи не было, но я могла бы дать тебе сто и даже двести флоринов.Этим ты отнял у меня решимость принять от тебя предлагаемую услугу".Подкупленный этими словами, Салабаэтто сказал: "Мадонна, мне не хотелось бы,чтобы вы отказали по этой причине, потому что, если бы у меня была такая женужда, как у вас, я попросил бы вас о том". - "Я признаю в этом, мойСалабаэтто, твою действительную, истинную ко мне любовь, что, не дожидаясьпросьбы, ты готов добровольно помочь мне в нужде такой суммой денег. Я и безтого была твоею, тем более стану после этого и никогда не забуду, что тебе яобязана жизнью брата. Господь то ведает, я беру их неохотно, потому чтознаю, что ты купец, а купцы делают все свои дела деньгами; но так как япоставлена в необходимость и у меня твердая надежда скоро вернуть их тебе, яих возьму, а чтоб добыть остальное, если не найду более скорого способа,заложу все мои вещи. Так сказав, она с плачем прильнула к лицу Салабаэтто.Тот стал ее утешать и, пробыв с нею ночь, дабы оказаться щедрым ее слугою,не ожидая ее просьбы, принес ей пятьсот золотых флоринов чистоганом, которыеона приняла внутренне смеясь, со слезами на глазах, тогда как Салабаэттоудовлетворился одним ее обещанием. Когда дама получила деньги, тотчас же счет пошел по другому индикту, итогда как прежде доступ к ней был свободен, когда того желал Салабаатто,теперь стали являться причины, вследствие которых ему из семи раз ни один неудавалось войти, и ему не оказывали ни того привета, ни тех ласк, какиебывали прежде. Не только что настал срок, когда ему следовало получитьденьги, но прошел и месяц и два, и когда он просил денег, ему платилисловами. Потому, убедившись в коварстве негодной женщины и в своейбезрассудности и сознавая, что ничего не получит от нее, кроме того, что ейзаблагорассудится, ибо у него не было ни записей, ни свидетеля, стыдясьпожаловаться на то кому-либо, потому что его о том предупреждали, и оножидал, что над его глупостью поделом насмеются, чрезвычайно опечаленный, оннаедине с собою оплакивал свое неразумие. А так как от своих хозяев онполучил письма, чтоб он разменял те деньги и отправил им, он, опасаясь, какбы за неисполнением проступок его не был открыт, решился уехать и, сев накорабль, отправился не в Пизу, как следовало, а в Неаполь. Был там в то время наш согражданин Пьетро делло Каниджьяно, казначейконстантинопольской императрицы, человек большого и находчивого ума, хорошийприятель Салабаэтто и его родных; ему-то как человеку разумнейшемупожаловался через несколько дней Салабаатто, рассказав, что он сделал и чтос ним, по несчастью, приключилось, и попросил его помощи и совета, чтобы емуможно было здесь просуществовать, ибо он утверждал, что намерен никогдаболее не возвращаться во Флоренцию. Опечаленный этими вестями, Каниджьяносказал: "Худо ты поступил, дурно вел себя, плохо слушался своих хозяев,много денег потратил зараз на лакомую жизнь, но что делать? Дело сделано,надо поискать другого способа". И, как человек рассудительный, он тотчас женадумал, что предпринять, о чем и сказал Салабаэтто. Тому это поправилось, ион решил попытаться последовать совету, а так как у него были кое-какиеденьги, да и Каниджьяно ссудил ему немного, он сделал несколько тюков,хорошо связанных и упакованных, и, купив около двадцати бочек из-под олея,наполнив их и все навьючив, вернулся в Палермо. Дав доганьерам расписаниетюков и показав ценность бочек и велев все занести на свой счет, он сложилвсе в склады, говоря, что пока не явится другой товар, им ожидаемый, онэтого трогать не желает. Узнав об этом и услышав, что товар, им теперь привезенный, стоит покрайней мере две тысячи флоринов золотом или и более, не считая ожидаемого,стоящего более трех тысяч, Янкофьоре вообразила, что мало стянула с него, и,решившись вернуть ему пятьсот флоринов, чтобы заполучить большую часть пятитысяч, послала за ним Салабаэтто, искусившийся в хитрости, пошел.Притворившись не знающей, что он с собой привез, она радостно его встретилаи сказала: "Ты не сердишься ли на меня за то, что я не отдала тебе к срокутвоих денег?" Салабаэтто засмеялся и сказал: "Мадонна, мне в самом деле этобыло несколько неприятно, ибо, что касается до меня, я был бы в состояниивырвать у себя сердце, если б думал, что этим угожу вам; но послушайте, какя на вас гневаюсь такова и столь сильна любовь, которую я к вам питаю, что явелел продать большую часть моих имений и теперь привез сюда товару болеечем на две тысячи флоринов да еще ожидаю с запада столько, что будет болеечем на три тысячи, хочу основать здесь лавку и поселиться, чтобы быть всегдавблизи вас, ибо, мне сдается, я счастливее вашей любовью, чем, думаю я,кто-либо иной влюбленный - своею". На это дама сказала: "Видишь ли, Салабаэтто, всякая твоя удача веселитменя, как удача человека, которого я люблю более жизни, и мне очень приятно,что ты вернулся с намерением остаться здесь, ибо надеюсь еще частомиловаться с тобой, но я хотела бы извиниться перед тобою за то, что, в товремя когда ты отсюда уезжал, ты желал порою прийти ко мне и не мог, инойраз приходил и не был принят так любовно, как бывало; да кроме того,извиниться в том, что в обещанное время не вернула тебе твоих денег. Тыдолжен знать, что я была тогда в величайшей печали и в большом горе, а ктонаходится в таком расположении духа, хотя бы и сильно любил другого, неможет быть так приветлив и внимателен, как тот бы желал, затем ты должензнать, что женщине очень трудно найти тысячу флоринов золотом, день-деньскойнам лгут, а не исполняют того, что обещано, почему и нам приходится лгатьдругим; по этой-то, а не по другой неправедной причине и вышло, что я невернула тебе твоих денег; но я получила их вскоре после твоего отъезда, иесли бы знала, куда послать их тебе, будь уверен, послала бы, но так как этоне было мне известно, я приберегла их для тебя". И велев принести кошель,где были те самые флорины, которые он сам принес ей, она положила его ему вруки и сказала: "Сосчитай, все ли тут пятьсот". Никогда еще Салабаэтто небыл так доволен; пересчитав их все пятьсот и припрятав, он отвечал:"Мадонна, я знаю, что вы говорите правду и что вы достаточно для менясделали; скажу вам, что как по этой причине, так и ради любви, которую я квам питаю, нет той суммы, которой вы пожелали бы для вашей надобности,которую я не ссудил бы вам по мере сил; когда я устроюсь, вы убедитесь вэтом на деле". Таким-то образом обновив с ней любовь на словах, Салабаэтто снова началжить с ней весело, и она принялась оказывать ему величайшие в светеудовольствия и внимание, обнаруживая к нему сильную любовь. Но Салабаэттохотел наказать обманом за ее обман, и когда однажды она пригласила егоприйти к себе на ужин и ночлег, явился туда такой печальный и грустный, что,казалось, он умрет. Янкофьоре, обнимая и целуя его, принялась егорасспрашивать, откуда у него такая печаль. Долго заставив себя упрашивать,он сказал: "Я разорен, потому что судно с товаром, который я поджидал, взятокорсарами Монако и откупилось за десять тысяч флоринов золотом, из которыхмне следует уплатить тысячу, а у меня нет ни копейки, потому что те пятьсот,которые ты мне вернула, я тотчас же отослал в Неаполь на покупку полотна,чтобы доставить сюда, если бы я захотел теперь продать товар, что со мной,едва ли взял бы за него полцены, потому что теперь не время, а меня здесь нетак еще знают, чтобы нашелся кто-нибудь, кто бы помог мне в этом деле;потому я и не знаю, что мне делать и что сказать; если я тотчас же не вышлюденег, товар повезут в Монако и я никогда ничего не получу". Дама была очень этим опечалена, ибо ей казалось, что для нее всепотеряно, раздумывая, каким бы способом ей устроить, чтобы товар не ушел вМонако, она сказала: "Бог ведает, как мне тебя жаль ради моей к тебе любви;но зачем же так печалиться? Если б у меня были такие деньги, я, ей-богу,тотчас же ссудила бы их тебе, но у меня их нет. Правда, есть тут человек,одолживший меня на днях пятьюстами флоринами, которых у меня не хватало,только за большой рост: он желает не менее тридцати со ста; если б тызахотел достать их у этого человека, надо было бы обеспечить его хорошимзалогом, и я готова заложить для тебя все это имущество и самое себя за то,что он тебе ссудит, лишь бы услужить тебе; а за остальное чем ты егообеспечишь?" Салабаэтто понял причину, побудившую ее к такой услуге, и догадался,что она сама сулила свои же деньги; довольный этим, он, во-первых,поблагодарил ее, а затем сказал, что большой процент его не остановит, ибоон в нужде; далее он продолжал, что обеспечит это товаром, что у него вдогане, распорядившись записать его на имя того, что ссудит ему деньги, ночто он желает сохранить ключи от складов, как для того, чтобы иметьвозможность показать свой товар, если его потребуют, так и затем, чтобы унего ничего не тронули, не подмешали и не подменили. Дама отвечала, что это- дело и обеспечение хорошее. Потому, когда настал день, она послала замаклером, которому вполне доверялась, и, поговорив с ним об этом деле, далаему тысячу флоринов золотом, которые он тотчас же ссудил Салабаэтто, велевперевести на свое имя все, что у него было в догане; дав друг другу записи ирасписки и согласившись относительно всего, они оба пошли по своим делам. Салабаэтто при первой возможности сел на судно с тысячью пятьюстамизолотых флоринов в кармане, вернулся в Неаполь к Пьетро делло Каниджьяно иотсюда послал верный и полный отчет во Флоренцию своим хозяевам, отправившимего с сукнами; расплатившись с Пьетро и со всеми другими, которым былдолжен, он несколько дней провел весело с Каниджьяно на счет обманутойсицилианки. Затем, не желая более быть купцом, поехал в Феррару. Не находя Салабаэтто в Палермо, Янкофьоре стала удивляться и возымелаподозрения; прождав его месяца два и видя, что он ни является, она велеламаклеру взломать склады. Осмотрев, во-первых, бочки, которые считалинаполненные олеем, нашли их с морской водой, а в каждой бочке было, можетбыть с бочонок олея, доходившего до втулки. Затем, развязав тюки, нашли, чтоза исключением двух с сукнами все остальные с оческами; одним словом, все,что там было, стоило не более двухсот флоринов. Увидев себя обманутой,Янкофьоре долго оплакивала возвращенные ею пятьсот флоринов и еще болеетысячу, данных взаймы, часто приговаривая: "У кого с тосканцем дело, тотакова их злоба, что не следует плошать, а смотреть в оба". Так, оставшисьпри ущербе и глумлении, она догадалась, что коса нашла на камень. Когда Дионео кончил свою новеллу, а Лауретта увидела, что настал срок,далее которого ей нельзя было царствовать, она похвалила совет ПьетроКаниджьяно, пригодность которого оказалась на деле, и не меньше уменьеСалабаэтто привести его в исполнение; сняв с головы лавровый венок, онавозложила его на Емилию, любезно прибавив: "Мадонна, я не знаю, будет линаша королева милостива, но красива она наверное; итак, потщитесь, чтобынаши деяния соответствовали вашей красоте". С этими словами она села. Емилиянесколько зарделась от стыда, не столько потому, что стала королевой,сколько оттого, что при всех других ей расточили похвалы, особенно приятныеженщинам, и так зарумянилась, как молодые розы на заре. Тем не менее, пробывнекоторое время с опущенными глазами, пока у ней не сошла краскастыдливости, и распорядившись с сенешалем о делах, касающихся общества, онатак начала: "Прелестные дамы, мы видим воочию, что, когда быки доработаличасть дня, стесненные ярмом, их затем освобождают, отвязав, и дают свободноидти пастись по рощам, где им угодно. Мы видим также, что сады, зеленеющиеразными растениями, не только не менее, но и более красивы, чем рощи, гдеводятся одни дубы. Вот почему, принимая во внимание, сколько дней мыбеседовали, подчиняясь известному закону, я полагаю, что будет не толькополезным, но и необходимым нам, в том нуждающимся, несколько погулять и,погуляв, обновить силы, чтобы снова запрячься в ярмо. Потому я не намеренаограничить известным сюжетом то, о чем предстоит рассказывать завтра,продолжая ваши приятные беседы, но желаю, чтобы каждый говорил, о чем емуугодно, будучи твердо убеждена, что разнообразие рассказов будет не менееприятно, чем если б говорили об одном предмете. Если я так сделаю, то те,которые станут править после меня, будут в состоянии с большой уверенностьюподчинить нас, как окрепших, обычным правилам". Так сказав, она каждому даласвободу до часа ужина. Все похвалили мудрую королеву за сказанное ею и, поднявшись, предалиськто одной, кто другой утехе: дамы стали плести венки и забавляться, молодыелюди - играть и петь; так провели они время до ужина; когда он настал, онивесело и с удовольствием поели у прекрасного фонтана; поужинав, по обычаюзанялись пением и пляской. Под конец, следуя порядку, заведенному еепредшественниками, невзирая на песни, которые многие из них спели от себя,королева приказала Памфило спеть свою. Тот охотно начал таким образом. Амур, такие наслажденья, Веселья, радости ты доставляешь мне, Что я блаженствую, горя в твоем огне! Дав радость высшую, весельем ты до края Наполнил сердце мне, - и, а нем Стесненное, оно наружу устремилось И, на лице сияющем играя, Всем говорит о счастии моем. Так высоко, так видно поместилась Моя любовь, что этим облегчилось Мне пребыванье там, где, по ее вине, Горю я въяве и во сне. Амур, ни песней, ни рукою Не в силах я сказать, изобразить, В каком моя душа блаженном восхищенье; Да если бы и мог, мне тайною такою Необходимо дорожить: Узнай другие - наслажденье Мне обратилось бы в мученье; А я, я счастлив так, что речи ни одне И крошечку того не выразят вполне. Кто б думал, что туда дойдут мои объятья, Где их теперь раскрыть мне было суждено? Что, во спасение души моей и тела, Когда-нибудь могу лицо свое прижать я К тому, чего теперь коснулося оно? Нет, нет, в успех такого дела Поверить бы не мог никто - ручаюсь смело; И весь пылаю я, в душевной глубине То кроя, что дает веселье, радость мне. Канцона Памфило кончилась, и хотя все согласно ей подпевали, не было ниодного, который бы с большим, чем пристало, вниманием не заметил себе ееслов, стараясь разгадать, о чем это он пел, будто ему надлежит держать то втайне. И хотя каждый воображал в ней разное, не было никого, кто бы добралсядо настоящего ее значения. Но королева, увидев, что канцона Памфило пришла кконцу и что молодые дамы и юноши охотно бы отдохнули, приказала всемотправиться спать.

Дата добавления: 2015-08-03