В которой объясняется, почему на постоялом дворе Киндея людям кусок в рот не лезет, а также открываются куда более важные тайны

— Значит, говоришь, не видел?

— Не видел, господин. Никаких мальчишек не видел. Да и не положено еще таким ходить без взрослых… У меня тут мало кто бывает, совсем дело хиреет…

Ироня сделал вид, что не заметил проговорки старого Киндея.

Другие гости постоялого двора жались на другом конце стола и кидали на Ироню опасливые взгляды. Сразу было видно, что человек знатный и хорошего воспитания: чуть что не по нем — сейчас в морду.

— Тащи, что там у тебя есть. Только смотри, чтобы посуда была ЧИСТАЯ… А потом ты от мен будешь мух отгонять…

— Слуш‑шаюсь…

Ироня подошел к людям.

— А вам двое парнишек не попадались?

— Нет, сударь, мы люди простые, темные, ездили в Столенград за скобяным товаром… Ежели бы видели, так скрывать не стали!

— Одного видели, — сказал пожилой возчик. — Только он не парнишка. Разбойник он самый настоящий…

— Давно их на дорогах не встречали! — добавил кто‑то. — Откуда и взялся?

— Ну и что?

Пожилой возчик поскреб грязную столешницу.

— Хотел он нас ограбить…

— Ограбил?

— Да не очень. Скобяные изделия — они и дорогие, и тяжелые. Жалко нам стало товару‑то… Ну, а потом унесли его с дороги в лесок подальше, чтобы народ не смущать…

— Вот и молодцы, — сказал Ироня. — Хвалю. Другие остались бы без портков и орали: «Куда король смотрит?» — Два меча при нем было, в каждой руке! — похвастался возчик, вдохновленный похвалой большого человека. — Ну, мы с братом его в два кнута и отобрали мечи‑то…

— Ну‑ка покажи! — потребовал Ироня.

Пожилой возчик с кряхтением поднял с пола сверток из мешковины.

Мечи Ироня отбирал сам, под руку каждому из королевичей. Один в черных ножнах, другой в белых.

— Покупаю их у вас, — сказал он и, не дожидаясь согласия и цены, выложил на стол пригоршню золотых.

— Это еще и за храбрость, — сказал он, снова завернув мечи в мешковину. — Хоть поешьте и выпейте вволю…

— Эх, сударь, — сказал возчик. — Пробовали. Ну не идет кусок в горло, ты не поверишь! И так всегда у Киндея! Вроде и приготовлено с душой, и слюнки текут — а вот поди ж ты! Самое же дивное, что и не пьется здесь!

— Из‑за мух, что ли?

— Да вряд ли… А вон Киндей и тебе угощение несет! Сам попробуй!

Ироня вернулся на свой конец стола. Хозяин поставил перед ним относительно чистую белую миску. В ней было не какое‑нибудь обычное варево, а сам бараний бок с гречневой кашей.

Киндей хотел было уйти, но Ироня придержал его:

— Обожди! Может, мне не понравится — так потом гоняться за тобой, чтобы миску на голову надеть?

Ложку ему подали настоящую — и, возможно, единственную в заведении.

Ироня пальцами оторвал кусок мяса, зачерпнул каши ложкой, кое‑как проглотил.

— В самом деле не хочу больше, — удивленно сказал он.

— Так все знают, что у меня еда сытная‑сытная! Одного глоточка, малого кусочка за глаза хватает!

Ироня поднял миску, глянул на донышко.

— Киндей, — тихо сказал он. — Я тебя сам бить не буду. Я просто вон тем мужичкам расскажу, что ты на всякую кружку и тарелку снизу прилепляешь иголки, которыми саваны шили. Знакомый прием. Продукты бережешь, совиньон жалеешь… Одно и то же блюдо всем гостям подаешь… Мужички они боевые, поучат тебя как надо. А коли останешься живой, они по всем дорогам разнесут, какой ты бережливый хозяин!

Все веснушки на Киндее побледнели.

— Говори, узда старая, видел мальчишек?

— Выйдем, сударь…

Буланый жеребец шута стоял над кормушкой с отборным ячменем, но есть тоже не желал.

Киндей, не дожидаясь пинка или зуботычины, нырнул под кормушку, вытащил проклятую черно‑кудесную иголку, хотел спрятать ее в кулаке, но Ироня отобрал.

— Ищи! — и швырнул иголку в кучу сена.

Буланый резво принялся за ячмень.

— Врать не смею, господин, — быстро заговорил Киндей. — Были они тут с неделю как. Но у меня все места были заняты, я и отправил их на другой постоялый двор — тут недалеко.

— К сопернику сам отправил? — не поверил Ироня. — Да и не многовато ли постоялых дворов для полузабытой дороги? Ну, пойдем туда!

— Некуда идти, ваша милость. В ту же ночь сгорел он, супостат.

— Как сгорел?

— Обыкновенно, ваша милость. Может, мальчишки с огнем баловались, может, еще что…

— Пошли, вибрион ластоногий! Веди!

Потом Ироня долго бродил по пепелищу — переворачивал горелые балки, разгребал золу мечом, склонялся над заинтересовавшими его предметами.

Нашел и человеческие останки. Застыл, держа в каждой руке по черному черепу.

— Нет, — сказал он с облегчением. — У моих зубки были один к одному, а эти оба карзубые…

— Вот и славно, вот и любо… — присоединился было к его радости Киндей, но шут сгреб его за ворот и поднял над землей.

— Говори, — сказал он. — А то такой же станешь! Говори всю правду, я хорошо слышу, когда врут…

— А за настоящую великую тайну помилуешь? — с надеждой спросил Киндей. — Есть у меня для тебя тайна…

— Послушаю — может, и помилую, — решил Ироня.

— Они еще прошлым летом объявились…

— Кто объявился?

— Немтыри эти!

— Я же тебя про мальчишек спрашиваю!

— Да я и говорю — только с самого начала. Пришел десяток немых, все в черном. Между собой на пальцах изъясняются. А один все же говорящий. Вот он и говорит: «Нет ли у вас мертвых тел на продажу?» Я отвечаю: «Да кому они нужны, покойные‑то? Ведь это же совершенная дрянь!» А он: «Очень даже не дрянь. По золотому за тело платить будем». Дорога‑то наша не из многолюдных, сплошные убытки. Вот я и соблазнился. За такие деньги, говорю, я вам весь здешний погост перекопаю. У нас всякое бывает: драки, поединки… Тех, кто в дороге захворал, у меня оставляют, да не все выздоравливают…

Короче, навалил им полную телегу. Говорун поворчал, что останки несвежие, но расплатился. Через год, говорит, опять приедем, готовь товар. Сел за возницу и поехал. Немтыри пошли следом, но в отдалении — почему‑то кони от них шарахались, как от медвежьего сала.

А где я ему мертвяков‑то наберу? Травить всех подряд проезжающих?

На счастье, у меня сосед объявился. И как‑то враз. Должно быть, маг немалого ранга, хотя что бы здесь магу делать, в нашей глуши? А только не было с вечера никакого дома и никакой вывески, утром же гляжу — стоит. И моей завалюхе с ним не равняться. Хоть уходи с насиженного места — все, кто побогаче, норовят у него остановиться.

А потом стал замечать — в дом‑то постояльцы входят, а вот оттуда — не очень…

Я хозяина этого, Нормана, взял за грудки. Или донесу, говорю, или входи в долю. На тех, кого ты тут кончаешь, дополнительно заработать можно. Он подумал‑подумал, да и согласился. Мертвяков мы придумали в болото швырять: в торфе тела сохраняются много лучше, не в пример сырой земле. Так и работали на пару, пока отроки твои не заявились. У меня сердце кровью обливалось, да ведь за молодых и здоровых покойников немтыри вдвое обещались платить! Вот я их к Норману и отправил. Но, видно, сплоховал Норман, они его опередили… Зря только сожгли, не по‑хозяйски это!

— Все? — спросил Ироня и достал кинжал.

— Все… Э, господин хороший, я ведь тебе великую тайну про скупку мертвых рассказал, как договаривались!

Шут усмехнулся.

— Недорого твоя тайна стоит. Не к тебе ведь одному эти немтыри заезжали. Слухи о том ходят уже давно, только руки не доходили проверить. Или лучше не марать мне благородный клинок, возчикам тебя отдать?

Киндей затрясся:

— Я старый человек, мне и так жить недолго! У меня детей мал мала меньше, мне их на ноги надо поставить!

Ироня похлопал его по плечу.

— Жить осталось мало, а детей поднять рассчитываешь? Да нет, крепкий ты еще… Много вреда можешь принести… Сам теперь начнешь резать людей, ляп тебе в текст!

— Нет! Нет! Я крови боюсь!

— Или все же повесить? — раздумывал Ироня. — Приезжали снова твои немтыри?

— Нет еще! Жду! А отрокам я наврал, будто они уже здесь, да такие страшные! Они и вправду страшные!

— Знаю, — сказал Ироня. — Видел уже одного. Как же тебя в живых оставлять? Ты еще, чего доброго, навстречу им побежишь, предупредить захочешь…

— Искуплю вину, только жить оставь! Созову мужиков с хуторов соседних, мы всех повяжем и в столицу пригоним!

— Нет тебе веры, — вздохнул Ироня и вынул кинжал из ножен.

Киндей наконец‑то догадался пасть на колени.

— Отец родной! Не режь, не вешай! Я тебе другую тайну поведаю, совсем страшную! Государственную! Ее, кроме меня, лишь сам король знает…

— Да ну? — не поверил шут. — Откуда бы такая срамотень, как ты, знала королевские тайны?

— Так ведь не всегда я проживал в глуши! — горячо заговорил Киндей. — Я некогда в Столенграде был первый могильный вор! Меня так и звали — Гробокоп‑один! Я всегда знал, кто из богатеньких помер и где похоронен. Не одного обчистил, да так, что на могилах и следов не оставалось.

А когда королем стал Стремглав, всем ворам пришлось туго — ну да ваша милость о том лучше меня знает, вы ведь человек непростой, хоть никогда я вас раньше и не видел. Жил я себе тихонько в домишке за Рыбным рынком, жил, да весь как есть прожился. Если бы не бедность, нипочем бы не пошел на такое…

Покуда королеву не заточили в башню, ее ведь всякий мог увидеть — на праздник, к примеру. И ожерелье ее из эльфийского камня колорита. Я в камнях‑то разбираюсь. Давно мне это ожерелье пришлось по сердцу. За него в Немчурии мешок денег могут отвалить. Ну, потом началась вся эта заваруха…

— Какая заваруха? — ледяным голосом спросил Ироня.

— Ну… — замялся Киндей. — Ну, то ли сами не знаете? Когда наследники родились, когда король королеву… того… Когда башня сгорела…

— Продолжай, — приказал Ироня.

Радуясь лишним мгновениям жизни, могильный вор зачастил:

— И решил я, что без этого ожерелья мне не жить! Один разок сделаю дело, думал, и до смерти больше за лопату не возьмусь, к погосту не подойду — разве что принесут. Смотрю — оставили от башни лишь каменную основу. Узнал, что теперь там королевская усыпальница. Видел, как вносили внутрь каменный гроб. Подождал года три, пока король не снял оттуда караул. Сам слухи распускал страшные, что вокруг склепа слышатся голоса и ноги у людей отнимаются. Заказал у слесаря рычаг с винтом, чтобы крышку поднять, — своих силенок не хватило бы.

Дотерпел до Купальной ночи, когда весь город на ночь побежит к реке жечь огни. В такую ночь уж точно никто не осмелится и близко подойти. А копать я мастер.

Залез внутрь. Применил рычаг с винтом… Еле‑еле приподнял крышку…

— Ну, ну?

— Пусто там было. Только высохшие цветы лежали. То ли опередил меня кто, думаю? Вроде некому, вся молодежь на верные заработки подалась, да и не осмелились бы они на такое, молодые‑то — измельчал народ. Вот тебе вся тайна — или, скажешь, не государственная?

Ироня молчал.

— А теперь пойдем, доброго вина выпьем! — предложил старый Киндей. — Обсудим толком засаду на немых…

— Никому о том не рассказывал? — спросил Ироня.

— Как можно! Берег на крайний случай вроде нашего…

Шут посмотрел на рассказчика, вздохнул — и загнал ему кинжал под ребра по самую рукоятку.

— Слова я тебе не давал, — сказал он хрипящему могильному вору на прощание, — а тайна тебе не по плечу подвернулась. Ее и для двоих многовато…

ГЛАВА 19,

Дата добавления: 2015-08-03