Читайте также:
|
Известие о том, что придется ехать в желанный Плезир под чужими именами, возмутило принцев.
— Батюшка, миленький, так ведь мы тогда обманщиками будем! Это нехорошо, не по совести! — сказал Тихон.
— Чтобы я, королевич, купчишкиным сыном прикинулся? Позор такой на все годы учения принял? — сказал Терентий.
— Молчать! — сказал Стремглав. — Или так, или вообще никуда не поедете! Королевичи они! Шорниковы внуки, вот вы кто! Жаль, конечно, что не зимой в путь вас отправляю. Поехали бы с рыбным обозом, и вся недолга. Вот ваши грамоты, все составлено честь по чести. Имена свои забудьте, как со двора сойдете. Ты, Тихон, станешь зваться Леоном, а ты, Терентий, — Парфением. Дети крупного лесоторговца Таская… Покойного, — добавил он, подумав. — Так вернее будет… А официально объявим, что поехали, мол, посконские принцы избывать свою дурь у мудрецов Буддистана…
— Государь, — вмешался Ироня. — Я вот о чем подумал. Парнишки ведь сильно похожи на тебя, одни брови чего стоят. Их же могут запросто узнать — хотя бы по клеветническим лубочным картинкам. А уж наши посольские точно узнают. И стоит какой‑нибудь судомойке проболтаться…
— В самом деле, — сказал Стремглав. — Как‑то я об этом не подумал… Вот незадача! Ну, брови можно и подбрить, носы поломать…
Королевичи разом заревели.
— И еще горбы им набить, — усмехнулся Ироня. — И кудри покрасить.
— Дураки вы, дураки, хрен с вами со всеми! — из‑за портьеры выскользнула бабка‑фрейлина Инженю. Она, по своему обыкновению, подслушивала. — Вы и в самом деле детей отправляете на погибель. Вот послушайте, что я вам скажу…
С бабкой Чумазеей произошли большие перемены. Теперь никто бы не дал ей законных восьми десятков.
Пообщавшись с посольскими женами, с бонжурскими торговцами, сама посетив Плезир с визитом доброй воли, она много чего полезного для женщины узнала. Платила лекарям‑омолодителям, не торгуясь. Велела, чтобы силикону не жалели. Маски применяла из меда, смолы, толченых майских жуков и жеваной коры черного дерева. Одних париков у нее было две сотни. Подслеповатый посол до Мусчино даже пытался за ней приударить.
— Словом, ты, Стремглавка, к завтрему сам сыновей не узнаешь! — закончила престарелая красотка свою речь.
Назавтра день выдался суматошный: изучив очередную газету, король трижды порывался объявить Неверландам войну. Пущенный его рукой табурет просвистел в двух пальцах от дипломатически неприкосновенной головы господина Стоола ван Стуула.
— Я вам покажу, селедки обезглавленные! Вы у меня узнаете, как с сарацинами договариваться! Вы у меня усвоите, как мимо таможен ходить! Вы у меня поймете, как посконских девок вывозить!
Умирить государя мог только Ироня.
— Так ведь их тоже понять можно, — меланхолично заявил он. — У них‑то бабы дюже страшные, недаром в международном трибунале заседают. Вот потому любая наша пастушка, даже и дурочка, приглядней неверландской великой герцогини Мальвазии. С сарацинами нынче только ленивый, то есть ты, не договаривается. А уж за таможни единственно с наших людей спрос, совсем обнаглели…
— Аудиенция окончена! — рявкнул король. — Шута благодари, куль буландский, что живым уходишь!
После чего залпом заглотил ковш совиньона, без сил повалился на трон, закрыв глаза.
Когда же король их открыл…
— Что, Ироня, молодая смена тебе пришла? — спросил он. — Ну‑ка, ребята, размыкайте мое горе! Для начала колесом пройдитесь…
— Батюшка, это же мы! — раздался голос Тихона.
— Вы‑ы?!
Перед мужицким королем стояла парочка существ, которых он ни при каких обстоятельствах не смог бы принять за своих детей.
Один пришелец был тощий и долговязый, немытые волосы его жидкими сосульками свисали ниже плеч. Под синей курточкой‑обдергайкой надета была обтягивающая хилую грудь рубаха без ворота. Прямо на рубахе был не то вышит, не то нарисован портрет мужественного лохматого и бородатого красавца в берете. Взгляд у красавца был очень пламенный.
Синие же штаны существа, узкие в бедрах, все заплатанные, книзу расширялись настолько, что подметали горбатый паркет. На ногах были деревянные бонжурские башмаки без задников.
Лицо пришельца не столько украшала, сколько портила жидкая бороденка, сверху ненадежно подкрепленная тараканьими усишками. Глаз не было видно за круглыми синими стеклами. На щеке произрастала нарисованная трогательная ромашка.
Другой незнакомец был крепок и коренаст, торс его тесно обтягивал жилет из черной кожи, украшенный множеством блестящих заклепок. Черно‑кожаные портки он заправил в высокие башмаки на толстенной подошве. Обнаженные руки покрывала искусная татуировка — змеи, драконы, черепа и просто узоры. Татуировка залезла даже на лицо: левая щека угрожала супостату скрещенными молниями, правая пугала врагов геральдическим хреном посконским.
В уши, ноздри и даже нижнюю губу вставлены были маленькие блескучие серьги.
Посреди наголо обритой головы торчком стоял волосяной гребень, причем волосы были окрашены в ярко‑малиновый цвет.
Нетрудно догадаться даже всего с трех раз, кто из двоих был Тихоном, а кто — Терентием.
Стремглав, успокоенный было совиньоном, враз протрезвел.
— Ты что с ними сделала, старая ведьма? Разве допущу я, чтобы этакие пугалы нашу державу позорили?
— Остынь! Нынче в Плезире вся молодежь так ходит, особенно учащаяся. Пусть эти бонжурцы знают, что посконичи от века не отстают и всегда в курсе бывают! Я ночь не спала, мальчики тоже очей не сомкнули! Думаешь, легко было Тишеньке кудри выпрямить, просто было Терешечку остричь да покрасить? Он ведь сопротивлялся! В особый станок пришлось запихивать! А вот наколки на нем неглубокие, временные, сами сойдут. Я для дитяток нашла лучшего кутюрье, да первого куафера, да знатного визажиста, да еще и дипломированного тату‑мастера! И я же у тебя старая ведьма выхожу?
— Ну, прости, прости, бабушка, хрен с тобою! Раз ты так говоришь, будь по‑твоему. Мне‑то за бонжурской модой следить некогда было. Только ведь одежда с прической человека не делают. Они ведь и вести себя должны соответственно!
Фрейлина Инженю сделала близнецам знак рукой, и Тихон сладким голосом заблеял песню про любовь и мир во всем мире, а Терентий, выставив на каждой руке указательный палец и мизинец «козой», начал хриплым голосом ругаться не только в медвежье ухо, но и в клон, в ген, в зафаканный истеблишмент.
— Видишь, переимчивые какие? — с любовью сказала бабка. — Ты в юности тоже такой был…
— Подтверждаю, — сказал горбун. — Да ты, матушка моя, волшебница! У них ведь даже фигуры разные получились!
Но бабка Инженю комплимент не приняла:
— Была бы я твоя матушка, так давно бы с горя удавилась…
— Батюшка, — проникновенно сказал Тихон, — можно нам с собой Василька взять? Он без нас заскучает.
— Можно, — сказал король. — Более того, когда этот гаденыш покинет посконские пределы, я хоть спать буду без кошмаров.
И вдруг пригорюнился:
— Значит, завтра с утра — в дорогу…
ГЛАВА 13,
Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 168 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| В которой рассказывается о большой обиде, причиненной посконскпм королем великому ученому | | | В которой, разумеется, снова приключается несчастье |