О странной тишине перед небом и утерянном колечке

"Ушла я из Казани на фронт девятнадцатилетней девчонкой... А через полгода писала маме, что мне дают двадцать пять - двадцать семьлет. Каждый день в страхе, в ужасе. Осколок летит, так кажется: с тебяснимают кожу. И люди умирают. Умирают каждый день, каждый час, такоечувство, что каждую минуту. Простыней не хватало накрыть. В нижнем бельескладывали. Странная тишина стояла в палатах. Такой тишины я больше нигде непомню. Когда человек умирает, он всегда смотрит вверх, никогда не смотрит всторону или на тебя, когда ты рядом. Только вверх... В потолок... Но таксмотрит, как будто в небо... И я говорила себе, что ни одного слова любви в этом аду я слышать несмогу. Не смогу поверить. Вот сколько лет война шла, я даже никаких песен непомню. Даже знаменитую "Землянку" не помню. Ни одной... Помню только: когдауходила из дома на фронт, то у нас в саду цвели вишни. Иду и оглядываюсь...Потом, наверное, я встречала сады на дорогах, они же и в войну цвели. Но яне помню... В школе такая хохотушка была, а тут никогда не улыбнусь. Если явидела, что какая-то из девочек выщипала брови или покрасила губы, я былавозмущена. Категорически отвергала: как это можно, как это она хочет в такоевремя кому-то нравиться? Вокруг раненые, вокруг стон... У мертвых такие желто-зеленые лица. Ну,как ты можешь думать о радости? О своем счастье. Я не хотела сочетать любовьс этим. Вот с этим... Мне казалось, что здесь, в такой обстановке любовьпогибнет мигом. Без торжества, без красоты какая может быть любовь? Кончитсявойна, будет красивая жизнь. И любовь. А тут... Тут - нет. А вдруг япогибну, и тот, кто меня полюбит, будет страдать. И мне так жалко. Вот такоебыло чувство... Мой теперешний муж, он за мной там ухаживал, мы встретились на фронте.А я не хотела его слушать: "Нет-нет, кончится война, только тогда мы сможемговорить об этом". Не забуду, как однажды он вернулся из боя и попросил: "Утебя нет какой-нибудь кофточки? Одень, пожалуйста. Дай посмотреть, какая тыв кофточке". А у меня ничего не было, кроме гимнастерки. Я и подружке своей, она вышла замуж на фронте, говорила: "Цветов недарил. Не ухаживал. И вдруг - замуж. Разве это любовь?" Я ее чувств неподдерживала. Война кончилась... Мы смотрели друг на друга и не верили, что войнакончилась, и мы живые остались. Вот сейчас мы будем жить... Будем любить...А мы все это уже забыли, не умели. Приехала я домой, пошла с мамой шить себеплатье. Мое первое послевоенное платье. Вот моя очередь, и меня спрашивают: - Какой вам фасон? - Я не знаю. - Как это вы пришли в ателье и не знаете, какое хотите платье? - Не знаю... А я пять лет ни одного платья не видела. Я забыла даже, как шьетсяплатье. Что надо какие-то там выточки, какие-то разрезы... Низкая талия,высокая талия... Это мне было непонятно. Купила туфли на каблучке, прошла покомнате и сняла их. Поставила в угол и думаю: "Я никогда не научусь в нихходить..." Мария Селиверстовна Божок, медсестра "Я хочу вспомнить... Я хочу сказать, что необыкновенно красивое чувствоя вынесла из войны. Ну, просто никакими словами не передать, с какимвосторгом и восхищением относились к нам мужчины. Я с ними жила в однойземлянке, спала на одних полатях, ходила на одни задания, и, когда язамерзала так, что слышала, как селезенка замерзает, как язык во ртузамерзает, что еще немного и потеряю сознание, просила: "Миша, расстегнишубу, погрей". Он погреет: "Ну, как, легче?" - "Легче". Я такого больше не встречала в жизни. Но о чем-то личном нельзя былодумать, когда Родина в опасности. - Но была любовь? - Да, была любовь. Я ее встречала... Но вы меня извините, может, я ине права, и это не совсем естественно, но я в душе осуждала этих людей. Ясчитала, что не время заниматься любовью. Кругом " зло. Ненависть. Мнекажется, что так думали многие... Мои подружки так считали... - А какой вы были до войны? - Я петь любила. Смеяться любила. Хотела стать летчицей. Какие таммысли о любви! Она не была для меня чем-то главным в жизни. Главное "Родина. Теперь я думаю, что мы были наивные..." Елена Викторовна Кленовская, партизанка "В госпитале... Они все были счастливы. Они были счастливы, потому чтоостались в живых. Лейтенант двадцатилетний переживал, у него одной ноги небыло. Но тогда казалось среди всеобщего горя, что это счастье - он живой, унего, подумаешь, только одной ноги нет. Главное - живой. И любовь у негобудет, и жена у него будет, и все будет. Это сейчас остаться без одной ноги- ужас, а тогда они все прыгали на одной ноге, курили, смеялись. Они герои ивообще! Что вы?! - Вы там влюблялись? - Конечно, мы же такие юные. Как только новые раненые поступали, мыобязательно в кого-нибудь влюбимся. Подружка моя влюбилась в одного старшеголейтенанта, он был весь израненный. Она мне показала - вот он. Но и я,конечно, решила тоже в него влюбиться. Когда его увозили, он попросил у менякарточку. А у меня была одна карточка, где-то на станции мысфотографировались. Я взяла эту карточку, чтобы ему отдать, но потом думаю:а вдруг это не любовь, а я ему карточку подарю? И вот его уже уносят, я рукуему протянула, а в кулаке карточка, а разжать не решилась. Вот и всялюбовь... Потом Павлик был, тоже лейтенант. Ему очень болело, так я ему шоколадпод подушку положила. И вот когда мы встретились, это уже после войны, черездвадцать лет, он стал благодарить мою подругу Лилю Дроздову за этот шоколад.Лиля говорит: "Какой шоколад?" Тогда я призналась, что это я... И он меняпоцеловал... Через двадцать лет поцеловал..." Светлана Николаевна Любич, сандружинница "Однажды после концерта... В большом эвакогоспитале... Ко мне подошелглавврач и просит: "Здесь у нас в отдельной палате лежит тяжелораненыйтанкист. Он почти ни на что не реагирует, может, ему поможет ваша песня".Иду в палату. Сколько буду жить, не забуду этого человека, который чудомвылез из горящего танка и обгорел с головы до ног. Он лежал, неподвижновытянувшись на кровати, с черным, без глаз, лицом. Горло перехватилосудорогой, и я несколько минут не могла взять себя в руки. Потом началатихонько петь... И вижу, что лицо раненого чуть шевельнулось... Он что-топрошептал. Я наклонилась и услышала: "Спойте еще..." Я пела ему еще и еще,исполнила весь свой репертуар, пока главврач не сказал: "Кажется, онуснул..."" Лилия Александровская, артистка "У нас - комбат и медсестра Люба Силина... Они любили друг друга! Этовсе видели... Он шел в бой, и она... Говорила, что не простит себе, если онпогибнет не на ее глазах, и она не увидит его в последнюю минуту. "Пусть, -хотела, - нас вместе убьют. Одним снарядом накроет". Умирать они собиралисьвместе или вместе жить. Наша любовь не делилась на сегодня и на завтра, абыло только - сегодня. Каждый знал, что ты любишь сейчас, а через минуту илитебя или этого человека может не быть. На войне все происходило быстрее: ижизнь, и смерть. За несколько лет мы прожили там целую жизнь. Я никогданикому не могла это объяснить. Там - другое время... В одном бою комбата тяжело ранило, а Любу легко, чуть царапнуло вплечо. И его отправляют в тыл, а она остается. Она уже беременная, и он ейдал письмо: "Езжай к моим родителям. Что бы со мной ни случилось, ты мояжена. И у нас будет наш сын или наша дочь". Потом Люба мне написала: его родители не приняли ее, и ребенка непризнали. А комбат погиб. Много лет собиралась... Хотела съездить к ней в гости, но так и неполучилось. Мы были закадычные подружки. Но далеко ехать - на Алтай. Анедавно пришло письмо. что она умерла. Теперь ее сын меня зовет к ней намогилку... Хочу поехать..." Нина Леонидовна Михай, старший сержант, медсестра "День Победы... Мы собрались на нашу традиционную встречу. И вот я выхожу из гостиницы,а девочки мне говорят: - Где ты, Лиля, была? Мы так наплакались. Оказывается, подошел к ним мужчина, казах, спрашивает: - Вы откуда, девчата? Из какого госпиталя? - А кого вы ищете? - Я каждый год приезжаю сюда и ищу одну сестру. Она спасла мне жизнь. Яее полюбил. Хочу найти. Мои девочки смеются: - Да что там уж сестричку искать, там уже бабушка. - Нет... - Уже жена ведь есть? Дети? - Внуки есть, дети есть, жена есть. Душу потерял... Души нет... Девочки мне это говорят, и мы вместе вспомнили: а не мой ли это казах?...Привезли мальчишку казаха. Ну, совсем мальчишечка. Мы егопрооперировали. У него было семь или восемь разрывов кишечника, он считалсябезнадежным. И настолько он лежал безучастный, что я его сразу заприметила.Как минутка лишняя, забегу: "Ну, как дела?" Внутривенное сама вколю,температуру измерю, и он выкарабкался. Пошел на поправку. А мы у себяраненых не держали долго, мы на первой линии. Окажем экстренную помощь,вырвем у смерти и отправляем их дальше. И вот его с очередной партией должныувезти. Он лежит на носилках, мне передают, что он зовет меня. - Сестричка, подойди ко мне. - Что такое? Что ты хочешь? У тебя все хорошо. Тебя отправляют в тыл.Все будет в порядке. Считай, что ты уже живешь. Он просит: - Я очень тебя прошу, я один у родителей. Ты меня спасла. - И дает мнеподарок - колечко, маленькое такое колечко. А я колец не носила, почему-то не любила. И я отказываюсь: - Я не могу. Не могу. Он просит. Раненые помогают ему. - Да возьми, он же от чистого сердца. - Это же мой долг, понимаете? Уговорили они меня. Правда, я это колечко потом потеряла. Оно было мнебольшое, и однажды заснула, а машину подбросило, и оно где-то упало. Жалелаочень. - Вы нашли этого мужчину? - Мы так и не встретились. Не знаю, тот ли это? Но мы его целый деньвместе с девочками искали....В сорок шестом приехала я домой. Меня спрашивают: "Ты будешь ходитьв военном или в гражданском?" Конечно, в военном. Даже не подумаю снимать.Пошла вечером в Дом офицеров на танцы. И вот вы сейчас услышите, какотносились к военным девушкам. Я надела туфли, платье, а шинель и сапоги в гардероб сдала. Подходит ко мне один военный и приглашает танцевать. - Вы, - говорит, - наверное, не здешняя. Очень интеллигентная девушка. И весь вечер он со мной. Не отпускает. Закончились танцы, говорит мне: - Дайте ваш номерок. Пошел вперед. А в гардеробе ему дают сапоги, дают шинель. - Это не мое... Я подхожу: - Нет, это мое. - Но вы мне не сказали, что были на фронте. - А вы меня спрашивали? Он растерялся. Не мог на меня глаз поднять. А сам только с войнывернулся... - Почему вас так удивило? - Я не мог представить, что вы были в армии. Понимаете, фронтоваядевушка... - Вас удивило, что я, мол, одна? Без мужа и не беременная? Не ношуватник, не дымлю папиросой "Казбек" и не ругаюсь матом? Я не дала ему провожать меня. И всегда гордилась, что я была на фронте. Родину защищала..." Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра "Мой первый поцелуй... Младший лейтенант Николай Белохвостик... Ой, смотрите, покраснела явся, а уже бабушка. А тогда были молодые годы. Юные. Я думала... Былауверена... Что... Я никому не признавалась, даже подруге, что в неговлюблена. По уши. Моя первая любовь... Может, и единственная? Кто знает... Ядумала: никто в роте не догадывается. Мне никто раньше так не нравился! Еслинравился, то не очень. А он... Я ходила и о нем постоянно думала, каждуюминуту. Что... Это была настоящая любовь. Я почувствовала. Все знаки... Ай,смотрите, покраснела... Мы его хоронили... Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило.Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро... Прямо сейчас... Нашли старыеберезы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая.Возле нее... Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место.Тут деревня кончается, тут развилка... Но как запомнить? Как запомнить, еслиодна береза на наших глазах уже горит... Как? Стали прощаться... Мнеговорят: "Ты - первая!" У меня сердце подскочило, я поняла... Что... Всем,оказывается, известно о моей любви. Все знают... Мысль ударила: может, и онзнал? Вот... Он лежит... Сейчас его опустят в землю... Зароют. Накроютпеском... Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. Авдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит...Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц неела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю... Этот момент...Бомбы летят... Он... Лежит на плащ-палатке... Этот момент... А я радуюсь...Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знало моей любви... Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину... Этобыл первый..." Любовь Михайловна Гроздь, санинструктор

Дата добавления: 2015-08-03