О куклах и винтовках

"Эх-эх, девоньки, какая она подлая эта война... Посмотришь на неенашими глазами. Бабьими... То она страшнее страшного. Поэтому нас и неспрашивают..." "Помните, девчата: едем в теплушках... И солдаты смеются, как мы держимвинтовки. Держим не так, как оружие держат, а вот так... Сейчас даже и непокажу... Как кукол держим..." "Люди плачут, кричат... Я слышу слово: "Война!" И думаю: "Какая война,если у нас завтра в институте экзамен? Экзамен - это так важно. Какая можетбыть война?" А через неделю начались бомбежки, мы уже спасали людей. Три курсамединститута - это уже что-то в такое время. Но в первые дни я столькоувидела крови, что начала ее бояться. Вот тебе и полврача, вот тебе и"пятерка" по практическим. Но люди вели себя исключительно. И этовоодушевляло. Девочки, я вам рассказывала... Кончилась бомбежка, вижу - земля впередименя шевелится. Бегу туда и начинаю копать. Руками почувствовала лицо,волосы... Это была женщина... Откопала ее и начала над ней плакать. А она,когда открыла глаза, не спросила, что с ней, она заволновалась: - Где моя сумочка? - Что вам сейчас сумочка? Найдется. - У меня там лежат документы. Ее мысли были не о том, как она, цела ли, а где ее партбилет и военныйбилет. Я сразу начала искать ее сумочку. Нашла. Она положила ее себе нагрудь и закрыла глаза. Скоро подъехала санитарная машина, и мы ее погрузили.Я еще раз проверила, как ее сумочка. А вечером прихожу домой, рассказываю маме и говорю, что решила уйти нафронт..." "Отступали наши... Мы все вышли на дорогу... Проходит мимо пожилойсолдат, остановился возле нашей хаты, прямо в ноги кланяется моей матери:"Прости, мать... А девчонку спасай! Ой, спасайте девчонку!" Мне тогда былошестнадцать лет, у меня коса большая... И вот такие! - ресницы черные..." "Я помню, как мы ехали на фронт... Полная машина девчонок, большаякрытая машина. Была ночь, темно, и ветки стучат по брезенту, и такоенапряжение, кажется, что это пули, нас обстреливают... С войной поменялись ислова, и звуки... Война... Эх, да это же теперь всегда рядом! Говоришь"мама", и это уже совсем другое слово, говоришь "дом", и это тоже совсемдругое слово. Что-то к ним еще добавилось. Добавилось больше любви, большестраха. Что-то еще... Но с первого дня я была уверена, что они нас не победят. Такая большаянаша страна. Бесконечная..." "Мамина дочка... Я никогда не выезжала из своего города, не ночевала вчужом доме, и я попала младшим врачом в минометную батарею. Что со мнойтворилось! Начнут минометы стрелять, я сразу глохну. Меня всю как будтообжигает. Сяду и шепчу: "Мама, мамочка... Мамочка..." Стояли мы в лесу,утром выйдешь - тихо, роса висит. Неужели это война? Когда так красиво,когда так хорошо... Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, идевочки меня наверху ими завязали. И я ходила в своем платье, а отначальства пряталась. Ну, и меня за нарушение военной дисциплины посадили нагауптвахту..." "Никогда бы не поверила... Я не знала о себе, что смогу спать на ходу.Идешь в строю и спишь, натолкнешься на впереди идущего, проснешься насекунду, дальше спишь. Солдатский сон всюду сладкий. А однажды в темнотеменя не вперед, а в сторону качнуло, я и пошла по полю, иду и сплю. Пока вкакую-то канаву не упала, тогда проснулась - и бегом догонять своих. Солдаты сядут на привале - одна самокрутка на троих. Пока первый курит,второй и третий спят. Даже похрапывают..." "Не забуду: привезли раненого, сняли с носилок... Кто-то взял его руку:"Нет, он мертвый". Отошли. И тут раненый вздохнул. Я встала на колени передним, когда он вздохнул. Реву и кричу: "Врача! Врача!" Врача поднимают,трясут, а он опять падает, как сноп, так крепко спит. Не смогли егоразбудить даже нашатырем. Он перед этим трое суток не спал. А какие тяжелые раненые зимой... Задубевшие гимнастерки - от крови иснежной воды, кирзовые сапоги в крови со льдом - не разрезать. Все онихолодные, как мертвецы. В окно посмотришь - зима и красота неописуемая. Волшебные белые ели. Насекунду все забудешь... И снова..." "Это был лыжный батальон... Там одни десятиклассники... Их из пулеметапострочили... Его такого привозят, он плачет. И мы их возраста, но ужестарше себя чувствовали. Обнимешь его: "Дитя милое". А он: "Побывала бы тытам, не сказала бы тогда - дитя". Он умирает и кричит всю ночь: "Мама! Мама!" Там было курских два парня, мы их звали "курские соловьи". Придешь будить,он спит, у него слюна на губах. Совсем махонькие..." "Сутками стояли у операционного стола... Стоишь, а руки сами падают.Бывает, уткнешься головой прямо в оперируемого. Спать! Спать! Спать! У насотекали ноги, не вмещались в кирзовые сапоги. До того глаза устанут, чтотрудно их закрыть... У моей войны три запаха: крови, хлороформа и йода..." "О-ох! А раны... Обширные, глубокие, рваные... Можно было сойти сума... Осколки от пуль, гранат, снарядов в голове, в кишках - во всем теле,вместе с металлом вынимаем из тела солдатские пуговицы, куски шинели,гимнастерки, кожаных ремней. У одного солдата вся грудь разворочена, сердцевидно... Еще бьется, но он умирает... Делаю последнюю перевязку и еледержусь, чтобы не заплакать. Скорей, думаю, кончить и где-нибудь забиться вугол и нареветься. А он мне: "Спасибо, сестричка..." и протягивает в рукечто-то маленькое, металлическое. Я разглядела: скрещенные сабля и ружье."Зачем отдаешь?" - спрашиваю. - "Мама сказала, что этот талисман спасетменя. Но он мне уже не нужен. Может, ты счастливее меня?" - сказал так иотвернулся к стенке. К вечеру кровь в волосах, пробивается через халат к телу, она нашапочках и масках. Черная, тягучая, смешанная со всем, что есть в человеке.С мочой, с калом... А в другой раз позовет кто-нибудь: "Сестричка, у меня нога заболела". Аноги нет... Больше всего боялась носить мертвых, ветерок подымет простыню, ион на тебя смотрит. Не могла нести, если был с открытыми глазами, возьму иприкрою..." "Привезли раненого... Лежит на носилках полностью забинтованный, у негобыло ранение в голову, он чуть только виден. Немножко. Но, видно, я емукого-то напомнила, он ко мне обращается: "Лариса... Лариса... Лорочка..." Повсей видимости, девушку, которую он любил. А это - мое имя, но я знаю, чтоникогда этого человека не встречала, а он зовет меня. Я подошла, никак непойму, все присматриваюсь. "Ты пришла? Ты пришла?" Я за руку его взяла,нагнулась... "Я знал, что ты придешь..." Он что-то шепчет, но я не понимаю,что он шепчет. И сейчас не могу спокойно рассказывать, как вспомню этотслучай, слезы пробиваются. "Я, - говорит, - когда уходил на фронт, не успелтебя поцеловать. Поцелуй меня..." И я наклонилась над ним и поцеловала. У него слеза выскочила и поплылав бинты, спряталась. И все. Он умер...."

Дата добавления: 2015-08-03