Лекция девятая

НА соборе 1648-1649-годов, который созван был для составления и слушания нового Уложения, участвовали представители военно-служилого класса и торгово-промышленного, почему их интересы, главным образом, и нашли удовлетворение в новом кодексе. Остановимся прежде всего на военно-служилом классе и посмотрим, какие нужды и потребности этого класса удовлетворяло новое Уложение.

Главным интересом военно-служилых людей было обеспечение их землей и рабочими силами. Ведь служилый класс, можно сказать, жил землей, и для него главными потребностями были земля и рабочее население, а между тем землевладельческие интересы много страдали от произвола властей и от необеспеченности землевладения вообще: ведь землевладение было условно, рассматривалось как жалованье за службу, а в раздаче этого жалованья часто бывали злоупотребления, и служилые люди не могли поэтому чувствовать себя обеспеченными в отношении владения землей. В новом Уложении были приняты следующие меры в этом направлении: прежде всего, чтобы обуздать произвол властей, в Уложении были сгруппированы все законы, которые гарантировали и регулировали вотчинное и поместное землевладение. Прежде эти законы входили в состав Судебника и Указных книг Поместного приказа, издавались по разным отдельным случаям и никогда между собой в согласии не были, и конечно, при таких условиях служилым людям было очень трудно отстаивать свои права. Затем созданы были новые статьи и подтверждены старые, которые имели целью упорядочить и обеспечить служилому человеку его землевладение. Было постановлено, что старые и увечные люди не должны лишаться поместий, а могут нести более легкую службу — сторожевую, гарнизонную, то есть им было разрешено не ездить в походы, а служить в городе или «с города», как тогда говорили. Затем подтверждено было, что жены и дочери служилых людей не остаются без всяких средств, а обеспечиваются землей: вдовы до нового замужества или до смерти, а дочери до замужества. Размеры «прожитка» вдовам и дочерям были разнообразные: если служилый человек умирал дома естественной смертью, то размер прожитка жене равнялся 10 процентам его имения, а дочери 5 процентам; если он умирал, хотя бы также естественной смертью, но не дома, а на войне, то размер прожитка увеличивался в 1,5 раза, то есть жена получала уже 15 процентов, а дочь 7,5 процентов; наконец, если служилый человек был убит, то вдова получала 20 процентов прожитка, а дочь — 10 процентов. Эти поместья, которые выдавались вдовам и дочерям служилых людей, так и.назывались «прожиточные» поместья. Если у служилого человека оставались сыновья, то поместья его переходили целиком жене и детям, а когда дети (мальчики, разумеется) вырастали, они вступали во владение поместьем. Так как поместья фактически сделались наследственными, то Уложение разрешило менять не только поместья на поместья, но и вотчины на поместья и обратно. Это правило было большим удобством для служилых людей: хозяйственный интерес требовал сосредоточения земель в одном месте, а между тем в руках служилого человека на деле оказывалось множество мелких клочков по 20, 15 четвертин в разных местах. Теперь служилым людям разрешалось консолидировать свои имения, сосредоточить их в одном месте, в одном пункте. Затем, престарелым и бездетным служилым людям разрешено было сдавать свои поместья бездетным родственникам с тем, чтобы они кормили их и отправляли за них службу, а по их смерти наследовали поместье. Всеми этими мерами Уложение гарантировало интересы служилого класса от произвола администрации и обеспечивало служилому человеку владение землей: хотя земля и продолжала считаться собственностью государства, служилый человек все-таки мог быть уверен, что она не уйдет от него, останется навсегда за его родом. Кроме произвола администрации, военно-служилый класс много терпел от роста церковного землевладения. Хотя земель было тогда много, пользоваться ими было нельзя: много было пустующих земель, а чтобы завести хозяйство на нови, требовались большие затраты капитала. Поэтому служилые люди предпочитали брать уже разработанные пашни, тогда как культурной земли было мало. При таких условиях, понятно, чувствовалась земельная теснота, именно, недостаток культурной земли, хотя пустующих земель было много. На культурные же земли распространялись аппетиты не только служилых людей, но и духовенства. Против непомерного роста церковного землевладения принимались разные меры еще в XVI столетии. Так, в 1580 году церквям и монастырям запрещено было принимать земли в заклад и брать земельные вклады на помин души, а в 1584 году духовенству запрещено было вообще увеличивать монастырские и церковные земли каким бы то ни было способом. Но духовные лица, пользуясь дружбой с царем, добивались разных льгот в этом отношении, монастыри часто жаловались на недостаток и скудость и просили разрешения принимать имения на помин души, и государь почти всегда в таких случаях разрешал. Много пожалований монастырям произошло таким образом при царе Михаиле Федоровиче, когда во главе управления стоял для духовенства свой человек — патриарх Филарет. Поэтому и оказалось, что в 1623 году в московском уезде около половины обработанной земли (43-44 процента) числилось за монастырями. На соборе 1648 года была подана жалоба на духовенство, что оно, несмотря на запретительные указы 1580 и 1584 годов, продолжает приобретать земли, и была предложена секуляризация церковных имений. Правительство не пошло так далеко: это была слишком радикальная мера, которая к тому же и не согласовалась с духом общества того времени. Однако правительство все-таки в 42 статье XVII главы Уложения подтвердило запрещения монастырям покупать вотчины и принимать их в заклад или на помин души, а также присваивать вотчины служилых людей, поступающих в монахи. Для общества были неприятны и другие привилегии монастырских и церковных людей: например, жаловаться на них можно было только прямо царю, а царь назначал для следствия особого боярина — следовательно, не было постоянного присутственного места, куда бы можно было обращаться с жалобами. Теперь, по челобитию стольников, стряпчих, детей боярских, гостей и посадских людей, государь велел быть Монастырскому приказу. Эта мера вызвала сильное неудовольствие среди духовенства. Патриарх Никон особенно восставал против Монастырского приказа. Таковы были меры, направленные на утверждение служилого землевладения.

В связи с землевладением служилые люди позаботились и об обеспечении себя крестьянским трудом. Уже при Михаиле Федоровиче были приняты к этому некоторые меры. Тогда установлен был сначала 5-летний срок давности для сыска беглых крестьян, потом был заменен 10-летним для бежавших и установлен 15-летний для вывезенных крестьян, а теперь государь отменил срок давности, предоставив сыскивать беглых крестьян бессрочно. Этим был сделан новый шаг к прикреплению крестьянской массы. Таковы были меры, предпринятые правительством в интересах служилого класса.

Кроме служилых людей на соборе 1648 года присутствовали выборные от посадских обществ, представители гоетинных и суконных сотен и черных сотен и слобод, а также и представители провинциальных посадов по 1 и по 2 человека, смотря по городу, — всего на соборе посадских было около 80 человек. Конечно, интересы посадского населения также должны были найти выражение и удовлетворение в Уложении. Интересы их страдали, главным образом, от того, что многие тяглецы выходили из посада, а оставшиеся принуждены были, в силу круговой ответственности, платить подати и за выбылых. Уложение постановило: вернуть в тягло всех вышедших в другие общественные состояния и запретить посадским людям записываться в закладчики и называться чьими-либо крестьянами и людьми, то есть холопами, под страхом торговой казни, то есть публичного наказания кнутом и ссылки в Сибирь. Кроме этого, Уложение признало за правило, что посадские вдовы и дочери, выходя замуж с недвижимым имуществом за вольных людей, сообщают своим мужьям посадское состояние, так что они становились посадскими тяглыми людьми, если не желали продать свое посадское имущество кому-либо другому, на которого тогда переносилось и тягло. Все эти меры способствовали обособлению посадского населения и вместе с тем прикрепляли посадских людей к тяглу. Эта прикрепительная тенденция шла не только сверху, но и снизу, то есть прикрепления желало не только правительство, но и само посадское население. Интересы посадского населения сильно страдали и от того, что с ними конкурировали в торговле и промыслах владельческие крестьяне, проживавшие в посаде, но не записанные вместе с посадскими в тягло. Чтобы иметь возможность платить тягостные подати, посадские люди должны были назначать товарам более высокие цены, нежели нетяглые люди, жившие и торговавшие в посаде. Эти люди назывались дворниками или подворниками и были, по большей части, крепостными крестьянами служилых людей. Служилые люди имели, обыкновенно, в городе свои дома, куда они укрывались при нашествиях татар и куда свозили имущество, жен и детей; там же они и останавливались во время своих приездов в город. В отсутствие владельцев во дворе оставались дворники, они-то в свободное время и занимались торговлей и промыслами в посаде, конкурируя с членами тяглой посадской общины, но сами не платя посадского тягла. На зтих дворах нередко жили и занимались торговлей люди, которые только числились дворниками, а на самом деле всего лишь снимали помещение во дворе. Конкурировали с посадскими и жители монастырских и архиерейских слобод, то есть люди, жившие на обширных усадебных землях монастырей и церквей. Такие слободы были не только в городе, но часто и поблизости от города, а между тем люди, жившие в этих слободах, монастырские служки и крестьяне, занимались торговлей и промыслами в городе, конкурировали с членами посадской общины, а сами не входили в ее состав и не связывали себя с ней круговой порукой в уплате податей. Все это возбуждало в среде посадского населения большое недовольство, которое и выразилось в челобитной посадских людей на соборе 1648-1649 годов. «На Москве и около Москвы, — говорилось в челобитной, — по городам и на посадах дворы, и около посадов заведены слободы патриарши и митропо-личи, и владычни, и монастырский и боярския, и княже-нецкия, и стольников и думных, и ближних людей, а в тех де дворех и в слободах живут многие торговые и ремесленные люди и дворники, торговые крестьяне, и всякие промыслами и торгами большими на Москве и в городах торгуют и промышляют, и многими лавками и онбары, и соляными варницами посадскими владеют, и во всяких промыслех их такие заступные и торговые люди затеснили и изобидели многими обидами; а с промыслов де они с своих и с вотчин государевых податей не платят и служб с ними не платят, живут всегда во льготе и на Москве де, и в городех от них, заступных людей, в торгех и в их многих обидах чинится и междоусобия и ссоры болыния». Посадское население и просило, чтобы правительство не позволяло жить в посаде никому, кто не несет посадского тягла. Правительство вняло голосу посадских людей и постановило: взять в казну все владельческие вотчины и обложить посадским тяглом промыслы и торги в посаде.

Такое удовлетворение нашли в Уложении интересы военно-служилого класса и посадских людей. Соборное Уложение 1649 года является поэтому не только памятником правительственной деятельности царя Алексея Михайловича, но и памятником общественного движения 40-х годов XVII столетия, выразителем стремлений военно-служилого и промышленного классов русского общества. Если мы обратим внимание на эти стремления, то увидим, что они вовсе не шли в сторону от господствовавшего направления жизни: вся предшествующая история вела к сословной дифференциации на почве экономических интересов и государственного тягла.

Издание Уложения было самым крупным фактом правительственной деятельности Алексея Михайловича, в дальнейшем эта деятельность также стояла в связи с общественным движением 40-х годов XVII века.

Это обстоятельство является очень важным. Как известно, в исторической литературе существовало мнение, что общество XVII века было рыхлое, мягкое, пассивное, что оно само не участвовало в государственном строении, а лишь пассивно воспринимало то, что проводилось правительством. Но при более внимательном исследовании факты показали другое. Для нас теперь ясно, что общество XVII века принимало активное участие во внутренних делах государства, оказывало заметное влияние на направление политики правительства, что само Уложение явилось в результате совокупной работы над выработкой его содержания всех общественных групп, представленных на соборе 1648-1649 годов.

Интересы торгово-промышленного класса в России страдали не только от внутренней конкуренции людей, живших в посаде и занимавшихся торговлей и промыслами наряду с посадскими, но не плативших вместе с ними казенного тягла, — но и от внешней конкуренции иноземных купцов, которые получили уже в царствование Михаила Федоровича очень существенные привилегии: англичанам и голландцам позволялось приезжать внутрь Московского государства, привозить свои товары и продавать их здесь оптом; но опт — понятие растяжимое; ведь, пожалуй, и дюжину можно назвать оптом, так что фактически английские и голландские купцы имели возможность торговать и в розницу. Кроме того, эти иноземцы скупали разное местное сырье и отправляли его на дощаниках и стругах в Архангельский порт.

Эта конкуренция со стороны иноземцев была особенно тяжела для русских купцов и гостей, почему с их стороны, как в царствование Михаила Федоровича, так и в царствование Алексея Михайловича, неоднократно подавались правительству жалобы на то, что «затеснили их в торговле англичане и голландцы и кизильбашцы (персы)». Сам бунт 1648 года в Москве был вызван отчасти раздражением против привилегий, предоставленных иностранным купцам. В ответ на жалобы русских торгово-промышленных людей правительство Алексея Михайловича в 1649 году запретило англичанам торговать во внутренних областях государства и предоставило заключать торговые сделки с русскими людьми только у Архангельского порта. Однако для такого ограничения нужно было найти какой-нибудь более значительный повод, помимо жалоб московских купцов, и такой повод был найден, именно: отнятие у англичан торговых привилегий мотивировалось тем, что они пожалованы были «ради дружбы Московского Государя с королем Карлусом, а теперь англичане всею землею учинили великое зло: короля своего Карл уса убили до смерти».

Кроме иноземной конкуренции торговых людей очень угнетали проездные пошлины, взыскиваемые при перевозе товаров из одной местности в другую. Хотя политические перегородки, отделявшие отдельные княжества в удельной Руси, и были уничтожены, экономические перегородки и стеснения остались. На всем пространстве государства были рассеяны внутренние таможни. Вся Русь была ими перегорожена и переделена. В этих-то таможенных пунктах и приходилось платить проездные пошлины. Воеводы и приказные люди, пользуясь этим, допускали злоупотребления. И вот правительство в 1653-1654 годах для облегчения счетов, взамен различных пошлин, постановило брать с торговых людей только одну пошлину — 10 денег с рубля, то есть 5% стоимости товара (1 рубль = 200 денег).

Правительство царя Алексея Михайловича позаботилось и об удовлетворении нужд крестьянской массы. Крестьяне хотя и не участвовали в Земских соборах конца царствования Михаила Федоровича и начала царствования Алексея Михайловича, но зато постоянно посылали жалобы правительству на неудовлетворительный порядок взимания податей, при котором они распределялись слишком неравномерно в среде крестьянского населения. С половины XVI века подати собирались с земельных участков, или вытей, под круговой порукой крестьян, которые составляли тяглую общину. Тяглые участки, или выти, обрабатывались неодинаковым количеством крестьян: некоторые крестьянские дворы очень разрастались и потому могли полностью использовать свой участок и даже могли взять в аренду часть чужой земли; к иным тяглецам на их участки приходили вольные крестьяне, которые по договору с ними обрабатывали их землю, но сами податей не платили, такие тяглые семьи с помощью своих захребетников, подеуседков, конечно, легко могли справляться со своими повинностями; но наряду с такими тяглыми семьями были тяглецы и маломочные, которые не могли обрабатывать весь тяглый участок, это были или люди малосемейные, у которых не было достаточного числа работников, или бедные, а между тем подати они обязаны были платить со всей вытй, которая была записана за ними в книгах. Следствием такого положения явилась крайняя неравномерность податного бремени. Кроме того, многие совершенно ускользали от податного обложения благодаря тому, что не брали непосредственно на себя земельных участков, а сидели «за хребтом» тяглецов (захребетники и подсуседки). Наконец, в силу круговой поруки, тяглым крестьянским общинам приходилось платить и за «выбылых» членов. И вот по настоятельным просьбам крестьянского населения правительство Алексея Михайловича приступило к новой переписи, причем в книги заносились не только земли или выти, но и количество дворов на них, почему и сами книги, в отличие от прежних «Писцовых» книг, получили название «Переписных». В два года задача составления подворной переписи была окончена. В книги внесены были все прежние тяглые крестьяне а также захребетники и подсуседки; теперь уже никто не мог ускользнуть от податного бремени. Предполагалось взять новый принцип для обложения, — не по земле, а по дворам. Одна и та же выть, если на ней было, например, 3 двора, должна была платить больше, нежели в том случае, если бы на ней был только один двор. Но ожидания тяглого населения не оправдались: правительство стало собирать по дворам только новые подати — «запросные деньги» на военные нужды, а из старых податей только «полоняничные» деньги, сбор которых был установлен в XVI веке для выкупа пленных. Все остальные налоги продолжали собирать ло-прежнему с вытей и с сох. Окончательный переход к подворной подати произошел уже в царствование Федора Алексеевича.

Лишь только правительство Алексея Михайловича вышло из внутренних затруднений, лишь только покончило с последствиями прошлого, перед ним стали новые задачи. Прежде всего предстояла продолжительная и упорная борьба за Малороссию с Польшей, борьба, которая втянула Россию в борьбу со Швецией и Турцией. В связи с войной выдвинулись новые вопросы государственного хозяйства и военного устройства и, наконец, в связи с общим направлением жизни в XVII веке выдвинулся вопрос о церковных исправлениях, осложнившийся культурной борьбой вообще между традициями старины и новыми культурными влияниями.

Итак, остановимся прежде всего на внешней борьбе и рассмотрим ее внешние и внутренние последствия.

Борьба с Польшей, можно сказать, была навязана Московскому государству событиями. В начале царствования Алексей Михайлович был настроен по отношению к Польше крайне миролюбиво, так что делал даже попытки заключить с Польшей союз против крымцев, отнимавших южные области Московского и польско-литовского государств. Борьба с крымскими татарами и стоящими сзади них турками естественно сближала Московское государство с Польшей и вела их к союзу. Но в 1648 году в пределах Польши разразилось восстание малороссийских казаков и холопов под предводительством Богдана Хмельницкого за вольность и православную веру против польских панов, притеснявших народ. Богдан Хмельницкий с самого начала восстания не раз обращался с просьбой о помощи и заступничестве к Алексею Михайловичу, но московское правительство сначала очень сдержанно относилось к этим просьбам гетмана и ограничилось только дипломатическим предстательством за казаков. Но дипломатическое предстательство — вообще вещь опасная, оно произвело дурное впечатление на польское правительство: поляки усмотрели в нем намерение Москвы воспользоваться внутренним замешательством в польском государстве в своих целях. Отношения стали обостренными, а польская публицистика еще подлила масла в огонь. В Москве стали жаловаться, что в некоторых польских книгах печатаются «злые бесчестия и укоризны и хулы, чего не токмо Великим Государям Христианским помазанникам Божиим, и простому человеку слы-шати и терпети невозможно и помыслити страшно». Кроме этого, в Москве узнали, что польское правительство пропустило в Швецию гонца крымского хана, который хотел предложить Швеции союз против Москвы. В 1651 году московское правительство созвало Земский собор для решения вопроса о том, что делать при таких обстоятельствах. Из отрывочных данных, сохранившихся от этого собора, мы узнаем, что Земский собор не выразил особенной готовности к войне. Члены Земского собора 1651 года предложили возобновить заступничество «за гетмана Запорожского и за черкас», т. е. за малороссийских казаков; если же Польша откажется дать удовлетворение, решено было объявить ей войну. Поляки вообще часто подпадали под влияние своего чувства, и в данном случае не хотели мириться с таким вмешательством со стороны России. Однако войны все-таки на этот раз не последовало. Русские только после того вступили в борьбу с Польшей, когда Богдан Хмельницкий после мира под Белой Церковью в 1652 году обратился к Алексею Михайловичу с просьбой принять его и все войско запорожское под высокую государеву руку, заявив, что иначе он принужден будет отдаться в подданство турецкому султану. Затруднительное положение Хмельницкого осложнялось еще тем обстоятельством, что по условиям Бело-церковского трактата количество реестровых казаков сократилось в 2 раза сравнительно с количеством по условиям Зборовского трактата, то есть с 40 тысяч уменьшилось до 20 тысяч человек; между тем в борьбе участвовали не 40 и не 20 тысяч казаков, а огромное количество; может быть, сотни тысяч. Что же должно было делать с холопами и казаками, которые не были внесены в реестр? Они должны были, очевидно, возвратиться снова под ярмо помещиков, освобождения от которого искали. Это было невыполнимое требование для Хмельницкого; вот почему он, хотя и соглашался на сокращение числа реестровых казаков, но уже заранее знал, что не исполнит этого условия. Так как он потерпел поражение под Берестечком, то знал, что не в силах будет вести борьбу одними собственными силами и просил принять его с войском под высокую государеву руку. Получив такое предложение, Алексей Михайлович вновь созвал в октябре 1653 года Земский собор. Допустить Хмельницкого и казаков до подданства турецкому султану было немыслимо для Москвы ни в политическом, ни в религиозном отношении. Члены Земского собора заявили, что необходимо принять «гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское ради спасения православной веры с городами и с землями». К такому же решению пришло еще до собора и московское правительство, которому теперь открылась перспектива отнять у Польши земли, захваченные в Смутное время. Служилые люди заявили на Земском соборе, что они «за их Государскую честь учнут с Литовским Королем биться, не щадя голов своих», а торговые люди изъявили готовность взять на себя финансовые тягости войны, Так началась продолжительная борьба Московского государства с Польшей, осложнившаяся борьбой со Швецией, война, стоившая много крови, денег и вызвавшая сильное материальное истощение страны. На первых порах война пошла очень удачно для русских; они заняли Смоленск, Могилев, Витебск, Полоцк, всю Белоруссию и даже всю Малороссию с городами: Вильно, Гродно и Ковно. Казалось, что наступил момент полного и окончательного объединения Руси. Все западнорусские земли соединились теперь под властью Москвы; а московский государь стал называться уже «царем Божией милостью» и «всея Великия Малыя и Белыя Руси Самодержцем». Но судьба на целых 150 лет задержала окончательное объединение Руси. Дело в том, что на территории Польского государства русские люди встретили шведов, которые воспользовались затруднениями поляков и заняли большую часть польской территории. Поляки, увидев двух врагов, постарались перессорить их между собой и таким образом отделаться от обо^ их. Литовский гетман Радзивилл сделал очень ловкий шахматный ход: он поддался нарочно шведскому королю и стал величаться «великим гетманом шведского короля и Великого княжества Литовского», утверждая этим права шведского короля на Литву. Шведы захотели реализовать эти права и начали занимать один город за другим. Царь, встревоженный таким оборотом дела, вступил в мирные переговоры с Польшей, чтобы сосредоточить свои силы в борьбе с другим противником. Летом 1656 года царь приказал войскам вступить в Ливонию, которая принадлежала Швеции. Он не опасался больше поляков, разбитых и казаками, и шведами, и московитянами, и решил воспользоваться удобным случаем, чтобы поме-ряться своими силами со шведами и пробиться к открытому морю. Вы видите, таким образом, что первоначальная задача московского правительства сильно изменилась, усложнилась и затруднилась. Московское государство, как говорится, погналось за двумя зайцами: оно решило приобрести и Малороссию, и Балтийское побережье. Но оказалось, что силы Московского государства были недостаточны для борьбы со шведами, вообще для дальнейших успехов предприятия. Швеция ведь была тогда первым военным государством. Русские взяли шведские крепости Динабург, Кокенгаузен, заняли Дерпт, но должны были оставить осаду Риги и вернуться к прежним задачам. В это время в Малороссии обнаружилось сильное недовольство Москвой за то, что московское правительство прекратило войну с Польшей. По смерти Хмельницкого это недовольство выразилось в том, что Малороссия отказалась от московского подданства и перешла в подданство Польши, чему много содействовал преемник Богдана Хмельницкого гетман Иван Выговский. При таких условиях московскому правительству ничего не оставалось, как заключить мир со шведами, чтобы сосредоточить свои силы на борьбе за приобретение Малороссии. 21 июня 1661 года между Дерптом и Ревелем, близ Кардиса, был подписан мирный договор. По этому договору русские уступали свои завоевания в Ливонии и обязались доставить шведам 10 тысяч бочек ржи и 5 тысяч бочек жита. Заветная цель — достичь моря — не была осуществлена. Шведская экспедиция только затруднила задачу объединения Руси. Когда московское правительство, бросив войну со шведами, снова приступило к выполнению этой задачи, ему уже пришлось считаться с новыми условиями, которые сильно затруднили благоприятный исход дела. При Богдане Хмельницком казачество чрезвычайно единодушно «поволило» под власть московского царя, а теперь оно раскололось: Левобережная Украина, связанная географически с Москвой, желала присоединения к Москве, а правобережная склонялась некоторое время к Польше, а затем с гетманом Дорошенко во главе перешла в подданство турецкому султану. Кроме политических причин — недовольства Москвой за то, что она не охраняла Малороссию от поляков, — казаки были недовольны также и тем, что они под властью московского царя не получили тех вольностей, к которым стремились и которые были гарантированы им в прежних договорах с Москвой. Московскому государству приходилось теперь вступать в борьбу с новым врагом, перед которым все трепетали в Европе — с турками, и приходилось вступать в борьбу в такое время, когда оно было утомлено и истощено войнами с Польшей и Швецией. Это побудило московское правительство искать мира с поляками, тем более, что и сами поляки не прочь были помириться вследствие надвигавшейся турецкой грозы. В селе Андрусове (недалеко от Смоленска) начались мирные переговоры России с Польшей, которые закончились перемирием на тринадцать с половиной лет (1667 год). Царь должен был уступить Польше все свои завоевания в Ливонии, Литве и Белоруссии, но удержал за собою Смоленск и Северскую землю как древние московские владения, отпавшие от Москвы в Смутное время. Правобережная Украина отходила к Польше, за исключением Киева, который был уступлен поляками на 2 года, но остался за Москвой навсегда. Поветы Стародубский и Черниговский и левобережная Украина отошли к Московскому государству. Казакам строго было запрещено выходить на Черное море и нарушать мир с турками. Опасность турецкого нашествия на время помирила врагов. Впрочем, борьба за Малороссию не кончилась. Война с поляками продолжалась до 1680 года, когда заключено было перемирие. Эта борьба не внесла ничего нового в территориальное расширение Московского государства. Вы видите, что намеченная первоначально цель была оставлена только временно, так как московское правительство отклонилось от нее в сторону.

Лекция десятая

В ПРОШЛОЙ лекции я говорил о той напряженной и продолжительной войне с Польшей, которая была навязана Московскому государству в царствование Алексея Михайловича, несмотря на то, что Алексей Михайлович этой войны вести не желал. Мы видели уже внешние результаты этой борьбы. Намеченная Московским государством цель была достигнута лишь отчасти: Малороссия была присоединена к России только в восточной своей части. Мы знаем ведь, что только левобережная Украина отошла к Москве, а правобережная по-прежнему оставалась под властью Польши. Такой половинчатый результат этой напряженной борьбы в значительной степени объясняется тем, что московское правительство в преследовании намеченной цели отклонилось от нее в сторону: одновременно с присоединением Западной Руси Москва хотела вступить твердой ногой на Балтийском побережье, почему и пришлось иметь дело не только с Польшей, но и со Швецией. Конечно, при неудачах имело значение и стечение неблагоприятных обстоятельств, но главное, что мешало успеху войны, был все-таки недостаток денежных ресурсов. Война велась с крайним истощением платежных сил населения. За время от 1654 года, когда война начиналась, до 1680 года, когда она заканчивалась, правительство восемь раз обращалось к экстренному обложению населения: 2 раза собиралась «пятая деньга», 5 раз — «десятая» и 1 раз — «пятнадцатая». Эти сборы были чрезвычайно тяжелы для населения, так как взимались не с чистой прибыли, а с валового дохода; они поглощали периодически народный капитал и таким образом подрывали народное благосостояние. Не будучи в состоянии обходиться при помощи постоянных податей и экстренных сборов, «запросных денег», на военные нужды, московское правительство XVII века вынуждено было прибегнуть к кредитной операции, к внутреннему займу у населения. Этот внутренний заем правительство оказалось не в состоянии погасить, и опять произошла, таким образом, растрата народного капитала. Уже на второй год войны почувствовался недостаток в деньгах, и правительство было вынуждено прибегнуть к следующей операции. Дело в том, что в Московском государстве, кроме туземных «денег» и «копеек», находились в обращении и иностранные монеты. Местные «деньги» представляли собой нечто среднее между теперешним серебряным гривенником и пятаком, только были не круглой, а продолговатой, овальной формы. «Копейки» были в два раза больше, то есть представляли среднее между гривенником и двугривенным, были вроде нынешнего пятиалтынного. Кроме этих туземных денег, как уже было сказано, в Московском государстве были в обращении и иностранные монеты, главным образом, немецкие талеры, назывались по городу, где они чеканились; у нас их называли просто «ефимки». Курс этих ефимков был от 42 до 50 копеек, то есть ефимки принимались в казну по 42-50 копеек; казна собирала эти ефимки и потом перечеканивала их в московскую монету, причем из ефимка старались сделать не 40 и не 50 копеек, а 64 копейки, получая выгоду в 15-20 копеек. Эта операция была очень выгодна. Теперь московское правительство перестало перечеканивать ефимки, а просто стало штемпелевать их и выпускать с принудительным курсом в 100 копеек. Таким образом казна стала наживать уже 50 копеек. Эта мера оказалась неудачной — она привела к подделке клейменых ефимков. Нашлись спекулянты, которые начали подделывать штемпелеванные ефимки и сбывать их большими массами. Вскоре это было замечено, и клейменые ефимки перестали приниматься в торговых сделках. Боярин Ф.М. Ртищев предложил тогда правительству выпустить медную монету одинаковой величины с серебряной и по одной цене с серебряной. Около 3 лет все шло благополучно. Казна принимала казенные сборы и расплачивалась медными деньгами вместо серебряных. Но затем курс медных денег стал стремительно падать: в 1662 году за 100 серебряных рублей давали 300 медных, в конце того же года за 100 серебряных давали 900 медных, а в 1663 году за 100 серебряных не брали и 1500 медных. Другими словами, медные деньги приблизились к своей рыночной цене по весу. Медь в слитках ценилась в 15 раз дешевле серебра, так же стали цениться и медные деньги, сравнительно с серебряными. Чем же объяснить это быстрое падение курса медных денег? Вина в данном случае лежит на самой казне: обрадовавшись возможности легко добывать деньги, бросили в обращение 20 миллионов, тогда как вообще в обращении было не больше 5 миллионов рублей. Неумеренный выпуск казной медных денег был увеличен еще выпусками частных лиц. Начальник монетного двора, тесть царя, боярин И. Милославский, скупал медь, переливал ее в деньги и начеканил таким образом до 100 тысяч рублей. Примеру начальника последовали и подчиненные — «монетных дел мастера». Московские люди пустили тогда в ход старые котлы, ендовы, ковши, чтобы наделать побольше денег. Чеканка монеты была очень незамысловата, а потому явились подделыватели из среды частных лиц: деньги стали чеканить все московские «медных дел мастера». Фальшивомонетчиков наказывали тогда самым бесчеловечным образом — заливали горло расплавленным свинцом, но и эта перспектива не устрашала: слишком велико было искушение. Мейерберг, иностранный путешественник, который был в России в 1661 году, говорит, что во время его пребывания в Москве за подделку монеты сидело в тюрьмах около 400 человек, а по словам Котошихина, всего за те деньги были «казнены в те годы смертною казнью больше 7000 человек». Когда медными деньгами были набиты все карманы, естественно должно было сложиться представление, что это — не ценные деньги, что это — простая медь, а отсюда появилось недоверие к медным деньгам. Это недоверие прежде всего выразилось в новоприсоединенной Малороссии, где московские войска.были в это время на постое и не могли там ничего купить на медные деньги, которые население отказывалось принимать. В конце концов то же самое должно было произойти и в Москве. С падением ценности медных денег появилось страшное вздорожание товаров, так что многие умирали с голоду. Карманы были набиты медными деньгами, а товары ценились на серебряные. В результате начались народные волнения, а в Москве летом 1662 года разразился настоящий бунт против Ми-лославского, Ртищева и других бояр. Народ толпой повалил в Коломенское, где в то время находился царь, искать на них суда и управы. Бояре и дети боярские, которые находились при царе, разогнали толпу, но восстание все-таки не было безрезультатным. В 1663 году московское правительство вернулось к прежней, финансовой системе: оно стало выдавать войску жалованье серебром и запретило частным лицам производить расчеты на медные деньги, всем было предоставлено право обменивать эти медные деньги в казне на серебряные, получая за медный рубль 10 серебряных денег. Так неудачно окончилась финансовая операция московского правительства. Эта операция совершенно соответствует финансовой операции Джона Лоу во Франции, и результаты в том и в другом случае были одни и те же. Как французская казна расплатилась тогда со своими долгами, так и наше правительство вышло временно из денежных затруднений, но тоже за счет народа. Эта операция была, в сущности, замаскированным отобранием части народного капитала, экспроприацией частного имущества в пользу казны.

После того как были использованы все средства для пополнения казны — и чрезвычайные налоги, и кредитные операции, московское правительство пришло к мысли о реформе самой системы обложения тяглого населения. До сих пор прямые налоги в Московском государстве («данные деньги», «оброчные», «ямские» и «стрелецкие») взимались на основании сошного письма, по писцовым книгам, то есть с земли. Только одни «полоняничные деньги» и чрезвычайные налоги, «запросные деньги» на военные нужды взыскивались подворно на основании Переписных книг, составленных в 1646 году. Я указывал вам на то, что уже в начале царствования Алексея Михайловича московское правительство пришло к убеждению, что подворное обложение больше соответствует платежным силам населения, и поэтому оно сделало шаг к переходу от старой системы поземельного обложения к новой системе подворного обложения: «полоняничные деньги» стали собираться со дворов. Затем со дворов начали собирать и «запросные деньги», то есть экстренные поборы на военные нужды (пятая, десятая, пятнадцатая деньга).

Надо иметь в виду, что земля сама по себе, необработанная, не могла приносить дохода, и взимание налогов с земельных участков или вытей было, в сущности, несправедливо. Бывало, что крестьянин, державший выть, не только сполна обрабатывал свой земельный участок, но и брал кроме того часть земли в аренду у соседа. Такие многосемейные крестьянские дворы были и более богатые, а между тем они платили только за выть. Было и другое положение вещей, когда крестьянин, хотя и должен был платить за выть, не обрабатывал ее полностью, потому что у него некому было работать, положим, когда не было взрослых сыновей и приходилось обрабатывать самому земельный участок. При таких условиях взимание податей с земли было явно несправедливо, почему московское правительство и пришло к мысли брать подать не с земли, а с рабочих сил, группировавшихся во дворе, то есть со двора. Уже в царствование Федора Алексеевича, вскоре после смерти Алексея Михайловича, решено было все прямые налоги собирать со дворов.

В 1678-1679 годах была произведена новая подворная перепись. Всех тяглых дворов по этой переписи оказалось 888 тысяч, причем здесь разумеются дворы и посадских людей, и черносошных, то есть государственных крестьян, и крестьян церковных, монастырских, архиерейских и дворцовых, а также крестьян вотчинников и помещиков, то есть бояр, думных и ближних людей, дворян и детей боярских. По известиям Котошихина и по указам 1686-1687 годах оказывается, что более половины крестьянских дворов — 507 тысяч (57%) приходилось на долю военнослужилого класса — дворян и детей боярских, что несколько более 10% — 92 тысячи крестьянских дворов приходилось на долю посадских и черных крестьян, то есть принадлежало казне, на долю боярских крестьян приходилось 10% — 88 тысяч, на долю дворцовых 9% — 83 тысячи дворов и на долю церковных, архиерейских и монастырских 13% — 118 тысяч крестьянских дворов. Эти цифры очень интересны, они наглядно характеризуют положение вещей — очевидно, что стремление к уничтожению церковного землевладения имело некоторый результат: прежде духовенству принадлежала третья часть обработанных земель, теперь ему принадлежит только 13%. Из данных переписи видно, что девять десятых крестьянских дворов находились в крепостной зависимости от дворян, от церквей и от правящего класса, и только 10% было свободных или государевых черных крестьян.

Одновременно с введением новой системы обложения московское правительство произвело некоторые упрощения в самой системе налогов. До сих пор посадские люди и крестьяне черные и владельческие платили целый ряд податей: 1) данные деньги (это дань, собиравшаяся со времени первых князей); 2) оброчные деньги (исследователи склоняются к тому мнению, что оброчные деньги взимались взамен наместничьих кормов и установлены в XVI веке); 3) ямские деньги (подать на содержание ям и ямщиков); 4) стрелецкая подать (на содержание стрельцов, собиравшаяся хлебом и деньгами); 5) полоня-ничные деньги (подать на выкуп пленных).

Из всех податей особенно прогрессировала стрелецкая подать. С 1630 по 1663 год стрелецкая подать увеличилась в 10 раз, потому что количество стрельцов страшно возросло. Теперь, при подворном обложении, произведено было следующее распределение уплаты стрелецких податей: стрелецкая подать была разбита на 10 подворных окладов и распределена по дворам от 2 рублей до 80 копеек; ее должно было платить все посадское население, как более богатое, так и черные крестьяне; ямские и полоня-ничные деньги, слитые в одну подать, положены были на церковных крестьян по 10 копеек со двора и на крестьян дворцовых и светских владельцев — по 5 копеек со двора. Таким образом, подати были разверстаны. Владельческие крестьяне (дворцовые, церковные и частновладельческие) не платили стрелецкой подати, но на них падали ямские и полоняничные деньги. Но все-таки и владельческие крестьяне привлечены были к оплате содержания военных людей: с них брали стрелецкий хлеб натурой и в следующем размере: 3¹/2 меры со двора церковного крестьянина, 2i/₂ — со двора дворцового крестьянина и 1¹/₂ — со двора крестьянина помещичьего или вотчинного. Когда хлеб натурой было везти очень далеко (а отвозить его нужно было в Москву), дозволялось взамен давать деньги.

Финансовая реформа была связана еще с одним нововведением: с зачислением значительной части холопов в тягло. Это был первый шаг по пути слияния крестьян с холопами. Холоп был частной собственностью владельца, он не был казенным человеком и не пользовался охраной закона: за убийство холопа владелец не был ответственен перед уголовным судом, а отвечал лишь перед своим духовником. Холоп не нес никаких повинностей и не платил никаких податей. С течением времени произошла некоторая эволюция в положении холопства: с умножением владений частных лиц очень увеличилось на их землях число холопов, которым уже нечего было делать на дворе у помещика или вотчинника. Тогда владельцы имений, желая использовать целиком имеющуюся в их распоряжении рабочую силу, стали выводить холопов за двор, давая им земельные участки, которые они должны были обрабатывать и нести обычные крестьянские повинности. Эта категория холопов, сведенных с боярского двора в село, посаженных на земельные участки, получила название «задворных людей». Особенно много задворных людей появилось после смуты. Владельцы нарочно переводили многих крестьян в разряд холопов, чтобы потом перевести их в разряд задворных людей и таким образом уклониться от несения государственных повинностей. Увеличение класса задворных людей шло вразрез с интересами казны, а потому правительство и записало их в дворовое число. Таким образом, задворные люди становились казенными людьми, попадали в ведение государства.

Изменяя способ обложения, правительство стремилось обеспечить более полное и исправное поступление податей тем, что устранило от их взимания воевод и местных приказных людей. Стрелецкую подать приказано было собирать земским старостам и целовальникам, а ямскую и полоняничную — владельцам и их приказчикам. Воеводы и приказные люди были устранены также от сбора и косвенных налогов — таможенных и кабацких денег, этот сбор был поручен верным головам с целовальниками. Стремясь сократить расходы на администрацию, правительство уничтожило целый ряд административных должностей: сыщиков, ямских приказчиков, житьих голов и прочих; всюду старались обходиться выборными людьми. Но нужно сказать, что местное самоуправление развивалось только для выполнения казенных поручений и надобностей, а не для выполнения задач местного благоустройства.

Таковы были результаты тяжелой и напряженной внешней борьбы.

Когда приходится иметь дело с фактом такого сильного напряжения платежных сил населения, невольно возникает вопрос: чем оно было вызвано, почему война России с Польшей и Швецией вызвала такие большие расходы?

Ведь в Московском государстве главная масса войска складывалась из дворян и детей боярских, которые должны были содержаться на войне за свой счет. Теперь, в наше время, дело поставлено иначе: теперь войско находится на полном иждивении казны, получает от казны и провиант, и фураж, и вооружение, и боевые припасы. При таких обстоятельствах естественно, что война ложится тяжелым экономическим бременем на все население. При Алексее Михайловиче внутренняя борьба также вызвала крайнее напряжение платежных сил населения, и произошло это потому, что вести ее пришлось по-новому. Старая милиция оказалась недостаточной, войны требовали постоянного, хорошо вооруженного, как конного, так и пешего войска. Поэтому московское правительство уже в царствование Михаила Федоровича, готовясь ко второй Польской войне, сформировало несколько конных и пеших полков иноземного строя — рейтар, солдат и драгун. Эти полки не были распущены по окончании войны и существовали в течение конца царствования Михаила Федоровича и начала царствования Алексея Михайловича. В борьбе за Малороссию правительство решило увеличить количество этих войск. Для пополнения этих полков иногда производились принудительные наборы: по городам рассылались гонцы и вербовали детей, братьев и племянников стрелецких, а также их захребетников, бездетных родственников и зятьев. В 1678 году велено было взять в солдаты всех «скудных дворян», а по указу 1680 года все способные к военной службе дворяне Северского, Тамбовского и Белгородского разрядов, то есть военных округов, были записаны в солдатскую службу. Для пополнения полков иноземного строя было привлечено и крестьянское население: с определенного количества дворов брали в рейтары и солдаты даточных людей. Это уже были настоящие рекрутские наборы. Прежде в ополчение вербовали только «охочих» людей, теперь брали в военную службу и насильно. Таким образом, еще до Петра Великого началась организация новой армии по принципу принудительных рекрутских наборов. Организация нового войска увеличила расходы правительства. Войска находились под командой иностранных офицеров, которым правительство должно было платить большое жалованье, потому что они не только обучали войска, но и водили их в бой, следовательно, рисковали жизнью. Огромное количество денег должно было идти также на содержание ратных людей иноземного строя: им выдавали еду, жалованье и платье, тогда как прежде служилые люди снаряжались сами на свои доходы с поместий и вотчин. Вооружение теперь было гораздо дороже: солдаты были вооружены бердышами, шпагами, рейтары — карабинами, пистолетами, саблями и копьями, — все это выдавалось из казны и приобреталось на казенные средства. Надо сказать, что эти расходы были весьма значительными, несмотря на все старания к их сокращению. Московское правительство скоро стало рейтаров верстать поместьями, и они, таким образом, переводились в войско старого строя; но как бы то ни было, расходы были огромны. В связи с этим произведены были реформы и в области военно-финансового управления. Раз явилась необходимость распределить войска по областям и раз они требовали постоянного обучения и забот о снаряжении, необходимо было создать и органы военного управления. Так и явились разряды. Московское государство было поделено на военные округа, во главе которых стояли воеводы с Дьяками и подьячими; начальствующим войсками главного округа были подчинены воеводы других городов. Сначала появились разряды Украинский, Рязанский, затем — Новгородский, Белгородский, Тамбовский, Казанский, а при Федоре предполагалось образовать разряды и внутри государства и присоединить к существующим еще разряды Московский, Владимирский, Смоленский, но при Федоре эта мысль не была осуществлена. Под руководством этих военных штабов формировалось войско иноземного строя в каждом округе. Воеводы со своими помощниками ведали всех служилых людей данной территории и собирали их для обучения. После выучки служилые люди расходились по домам, а при надобности опять собирались в город. В городе жили офицеры, которые периодически производили смотры и обучали солдат, рейтар и драгун. Для содержания войск в распоряжение военных начальников были отданы доходы с городов, принадлежащих к разряду, и все управление сосредоточивалось, в связи с этим, в главном городе военного округа. Такими мерами правительство облегчало казну от значительной части расходов — содержание войск без территориального размещения было бы очень трудно — но при всем том расходы возрастали непомерно. В начале XVII века расходы на армию равнялись 250 тысяч рублей, а при Алексее Михайловиче эти расходы увеличилась в 3 раза и равнялись уже 750 тысяч рублей. Этим и объясняется, почему правительство требовало увеличения податного бремени. Воевать доморощенными полками служилых людей было уже неудобно — они требовали значительного усовершенствования, а усовершенствование стоило больших денег.

Несмотря на все меры, принимавшиеся московским правительством к увеличению постоянных доходов, несмотря на все ухищрения обойтись наличными средствами, денег все-таки не хватало, и правительство царя Алексея Михайловича не могло не сознавать необходимости позаботиться о развитии производительных сил страны, об успехах народного труда. Я обращаю на это особенное внимание, чтобы показать, что уже в XVII веке проложены были пути деятельности Петра Великого в этом направлении.

К таким попыткам надо отнести и дарование привилегий голландскому купцу Андрею Виниусу на устройство железоделательных заводов близ Тулы с обязательством поставлять в казну по удешевленным ценам пушки, ядра и всякое железо. Так возникли тульские железоделательные заводы. Царь Алексей Михайлович в 1670 году дал такую же привилегию гамбургскому купцу Марсели-су на устройство железоделательных заводов по рекам Шексне, Костроме и Ваге (левый приток Северной Двины). Кроме этого, было основано несколько кожевенных, стеклянных, поташных, писчебумажных и других заводов и мельниц. Для развития производительных сил страны московское правительство обращалось к иноземцам, выписывало техников, «рудознатцев», мастеров пушечного и часового дела, «водяного взвода», то есть специалистов по устройству насосов, каменщиков и поташного дела мастеров. Мастера обязывались «без утайки» обучить русских людей разным ремеслам. Так был предпринят целый ряд попыток завести новые отрасли промышленности.

Наряду с заботами об увеличении производительности народного труда нужно отметить и усилия, направленные к тому, чтобы облегчить внутреннюю и внешнюю торговлю и постепенно организовать ее на новых основаниях. Памятником этих усилий в сфере торговой политики служит Новоторговый устав, изданный в 1667 году.

Большим препятствием для внутренней торговли были многочисленные торговые пошлины, взимавшиеся на разных пунктах при передвижении товаров. Дело в том, что, хотя удельные перегородки и были уничтожены, но заставы на прежних границах продолжали существовать: московское правительство оставило их, так как они приносили доход: при передвижении товаров из одной области Московского государства в другую они должны были оплачиваться пошлинами. Существовали пошлины с ценности товара, с возов, с людей, сопровождавших товары и, наконец, с разных моментов перевозки: подушная, мыть, свальная, складочная, поворотная, статейная (при перечислении товаров и записи их в таможенные книги), мостовая, гостиная и т. д. Некоторые пошлины, будучи раз установлены, продолжали существовать, хотя бы уже утратили всякий raison d'etre*; иные вели свое начало еще от удельной эпохи. В 1653-1654 годах была сделана попытка часть этих многочисленных пошлин заменить одной, но эта реформа не охватила тогда все виды существовавших пошлин. Теперь (в 1667 году) все разнообразные сборы при перевозке товаров были отменены и заменены общей рублевой пошлиной. Это вносило большое облегчение в таможенные расчеты и должно было содействовать скорости передвижения товаров.

Внутренняя торговля парализовалась и злоупотреблениями приказных людей — дьяков и воевод, которые «чинили утеснения и налоги». Чтобы избавить торговых людей от этих налогов и утеснений, в Новоторговом уставе высказывалась мысль об учреждении «Приказа купецких дел» в Москве. Приказ купецких дел должен был оборонять русских купцов в порубежных городах от иноземцев и во всех внутренних городах — от воевод и давать суд и управу по челобитью купцов на приказных людей. В этом проекте Новоторгового устава об учреждении приказа купецких дел уже находила себе выражение и идея объединения всего торгового сословия в единое целое, идея, которую проводил впоследствии Петр Великий, учреждая Великую Московскую Ратушу или Бур-мистерскую палату и стремясь таким образом к цели «собрать рассеянную российского купечества храмину».

Новоторговый устав разрешил иностранным купцам ввозить товары во внутренние области государства, но с условием платить пошлины, продавать товары оптом и только русским купцам; иноземцы с иноземцами не должны были торговать под страхом отобрания товаров в казну. Этим положена была преграда к повышению цен на иноземные товары. Пошлина с продажи иноземных товаров была установлена в количестве 2 алтына с рубля (то есть 6%). С русских товаров, отправляемых за границу, назначена была пошлина в гривну с рубля (то есть 10%). Иноземцам давалось право беспошлинно вывозить только такие товары, которые они будут покупать на золото и ефимки. Это было сделано для того, чтобы привлечь из-за границы драгоценный металл, который у нас не добывался, и дать прибыль казне. Ефимки, как мы знаем, московское правительство переливало в туземные денежные знаки с прибылью, так что от беспошлинного вывоза товаров, купленных на золото и ефимки, правительство ничего не теряло.

Большие неудобства испытывала наша внутренняя торговля и оттого, что не было организованного кредита: купцам, которые не имели денег для того, чтобы развить свои торговые операции, приходилось терпеть большие стеснения и брать в долг у частных лиц под большие проценты. Иностранные купцы являлись в торговом обороте более сильной стороной благодаря тому, что у них кредитные операции были более развиты и организованы; они являлись на рынке с большим количеством покупных средств.

Новоторговый устав 1667 года шел на помощь русским купцам: в нем выражено намерение правительства оказывать русским.купцам кредит из средств казны, в столице — из таможенных сборов, а в городах — из средств земской избы. Таким образом, русские купцы могли пользоваться государственным кредитом, богатым купцам рекомендовалось беречь маломочных торговых людей, привлекая их в торговые компании (то есть рекомендовалось соединение капиталов для выполнения торговых операций) и удерживая их от займов у иноземцев. Эти займы гибельно отзывались на русской торговле. Раз русский купец брал в долг товары у иноземных купцов, то, конечно, он вынужден был за них переплачивать; с другой стороны, если он отдавал свои товары в уплату долга, то, конечно, отдавал их по цене более дешевой, чем обычная цена данного товара. Оттого и получалось, что иноземные товары очень дороги, а русские очень дешевы. Новоторговый устав стремился разрушить все привилегии иностранных купцов. Он вообще проникнут духом покровительства национальной промышленности и торговли. Автором Новоторгового устава был Афанасий Лаврентьевич Ордын-На-щокин, один из самых передовых людей своего времени, убежденный в том, что все надо делать «с примеру чужих государств». Заботясь о развитии торговли, московское правительство стало думать о заведении собственного торгового фонда и о собственной морской торговле, о поездке за море русских купцов с товарами и для покупки.иноземных товаров на месте, чтобы было дешевле.

В 1662 году московский посол Желябужский проездом в Англию говорил с курляндским герцогом, расспрашивал его, куда ходят его корабли, во что обходится постройка их, откуда и почем привозят пряности и овощи и нельзя ли построить несколько кораблей для московского государя и выпускать их из курляндских гаваней. Герцогу не особенно улыбалась эта перспектива, и он очень деликатно и умело отклонил это предложение. Герцог ответил, что его корабли ходят в Индию, что постройка их обходится очень дорого и что Великому Государю пристойнее заводить корабли у своего города Архангельска. Эти переговоры очень характерны. Они указывают, какие причины заставили правительство царя Алексея Михайловича вступить в борьбу со Швецией: очевидно, оно стремилось пробить себе выход к Балтийскому морю. Поборником этих стремлений был опять-таки Ордын-Нащокин. Он все время говорил, что надо прекратить борьбу е Польшей за Малороссию и направить все свои силы на борьбу со Швецией, чтобы захватить у шведов гавани Ригу и Ревель. Замыслам его не удалось осуществиться в царствование Алексея Михайловича, но ими уже намечалась программа деятельности Петра Великого. Инициативе Ордын-Ыащркина принадлежит и попытка московского правительства завести флот на Каспийском море и организовать непосредственные торговые сношения с Персией, откуда русские купцы получали шелк-сырец не только для собственных надобностей, для местных рынков, но и для сбыта за границу. Эта транзитная торговля была очень выгодна для русских купцов, но неудобство ее заключалось в том, что они ждали на месте приезда кизильбашей (персидских купцов) с товарами. Конечно, за товарами выгоднее было ездить самим в Персию. И вот сделана была попытка завести собственный торговый флот: в селе Дединове Коломенского уезда, на реке Оке, был выстроен иностранцем Брэндом корабль «Орел». Вся постройка велась под руководством и наблюдением Ордын-Нащокина. Корабль был спущен на воду под командой Бутлера. Но этот родоначальник русского флота просуществовал недолго — в 1670 году он был сожжен Стенькой Разиным.

Все эти попытки московского правительства к развитию производительных сил страны и сами по себе были неудовлетворительными, и результат могли дать только с течением времени. Отсюда, как естественное последствие, было непомерное обременение народной массы. Жизнь не ждала, предстояли расходы, их надо было пополнять, и вот московское правительство тянет с населения все, что только можно. О чрезвычайном обременении народной массы мы имеем красноречивые свидетельства современников. Патриарх Никон в 1661 году писал царю: «Ты всем проповедуешь поститься, а теперь и неведомо, кто не постится ради скудости хлебной; во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего. Нет никого, кто был бы помилован: нищие, слепые, хромые, чернецы и черницы — все данями обложены тяжкими, везде плач и сокрушение, нет никого веселящегося в дни сии». Четыре года спустя, в 1665 году, Никон пишет восточным патриархам: «Берут людей на службу, хлеб, деньги берут немилосердно, весь род христианский отягчил царь данями сугубо, трегубо и больше, и все бесполезно». Никон в раздражении не хотел понять, что это обременение населения податями вызвано государственными нуждами, свалившимися на Московское государство исторически неизбежными задачами, а не личными капризами царя; но свидетельство его характерно и ценно и подтверждается теми многочисленными заявлениями, которые выходили из народной массы, выражались в жалобах и челобитных, которые приносили «государевы сироты», крестьяне, и в народных волнениях.

Самым крупным из этих волнений был бунт Стеньки Разина, разразившийся три года спустя по окончании войны за Малороссию, в 1670 году. Тут была естественная связь событий. Дело в том, что по мере напряжения платежных сил страны тяглое население выделило из своей среды много голытьбы. Вся эта голытьба пошла вековечной сиротской дорогой на Дон «промышлять новые зипуны». Кроме бедности голытьба понесла с собой озлобление против бояр и приказных людей и против государственного порядка вообще. Она-то и произвела бунт под предводительством Стеньки Разина и увлекла за собой значительную часть поволжских крестьян. Восставшие имели намерение всюду ввести казачье устройство; движение носило ясно выраженный противогосударственный характер. Это было естественным последствием страшного давления государства на народную массу.

---

Дата добавления: 2015-08-03