Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Задача Менона как политическая проблема

Читайте также:
  1. I часть. Проблема гуманизации образования.
  2. III. Проблема сознания, социальной структуры и насилия
  3. А. Политическая психология
  4. Антисоветско-антирусский миф Запада и историко-политическая действительность СССР и постсоветской Россионии 1 страница
  5. Антисоветско-антирусский миф Запада и историко-политическая действительность СССР и постсоветской Россионии 2 страница
  6. Антисоветско-антирусский миф Запада и историко-политическая действительность СССР и постсоветской Россионии 3 страница
  7. Антисоветско-антирусский миф Запада и историко-политическая действительность СССР и постсоветской Россионии 4 страница

В платоновском «Меноне» есть хорошо известный эпизод с юным рабом, на примере которого Сократ доказывает своему собеседнику Менону, что знание есть припоминание, что оно затаено в человеческой душе и что он, Сократ, мо­жет его извлечь оттуда с помощью того самого метода, каким действовала его, Сократа, мать в бытность ее повитухой. Задача Сократа выглядит так: при за­данном квадрате определенного размера (со стороной 1, рис. 1а) надо построить

' Chomsky N. Language and problems of knowledge. P. 163, 167.

Человек — общественное животное

вдвое больший по площади квадрат. Вопросы Сократа иллюстрируются рисун­ками. Сначала юный раб ошибается, предложив удлинить в два раза заданную сторону квадрата, что учетверяет площадь первоначального квадрата (рис. 16). Но в конце концов юноша сообразил, что искомый квадрат следует строить на диагонали BD заданного квадрата ABCD (рис. 1в).

Это можно доказать также с помощью теоремы Пифагора. Действительно, диагональ квадрата (ABCD) со стороной 1 является гипотенузой равнобедрен­ного прямоугольного треугольника (ABC) со стороной 1. Поскольку, согласно теореме Пифагора, АВ2 + ВС2 = АС2, то в нашем случае АВ и ВС равны 1, АВ2 +

+ ВС2 = 2 и, следовательно, АС = V2. Выходит, что квадрат BEFD, построенный на диагонали BD квадрата ABCD со стороной 1 и с площадью 1, имеет площадь

V2 хл/2~- = 2. Таким образом, в геометрической, а не в алгебраической форме раб Менона вывел не более и не менее как тип числа с замечательными свойствами, называемого «иррациональным». То обстоятельство, что «иррациональность» была уловлена рабом, особенно ярко иллюстрирует врожденность способностей с учетом социологических характеристик юноши. Социальный статус: раб. Воз­раст: вероятно, начало возмужания. Анонимность как признак низкого общест­венного положения: он не X или Y, а просто раб Менона. Поэтому его культур­ный капитал равен нулю. Экономический капитал — меньше, чем ничего. Со­циальный капитал — столь же смехотворен. Между тем — и это крайне усложня­ет анализ социологии и политической философии Платона — он ничуть не хуже остальных пользуется разумом. В части, касающейся универсальности людей, теория врожденных способностей, включая метафизическую и даже мистичес­кую форму, в которую она облечена у Платона, утверждает равенство умствен­ного потенциала людей в достижении возможных результатов.

Диалогу Сократа с юным рабом предшествует знаменательный вопрос, задан­ный философом Менону: «Он грек? Знает ли он греческий?» На что Менон от­вечает, что раб родился в его доме. В связи с этим отметим прежде всего, что Сократу так мало свойственен «трибальный» (в интерпретации Карла Поппера,

ЧАСТЬ I. Институт политики

см. гл. VI, с. 159) подход к полису, что для него равнозначно быть греком и гово­рить по-гречески. Но главное состоит в том, и мы это хорошо видим, что имен­но язык рассматривается им как главный ресурс, управляющий всеми другими ресурсами человека, как свойство, которое лежит в основе всех качеств челове­ческой души. Именно язык дает то знание, которое не постигается само по себе и из которого с помощью определенных процедур можно извлекать правильные мнения, а затем и истинное знание.

Такая теория, утверждая универсальность познавательного арсенала людей, помогает также избежать той трудности, которую может создавать релятивист­ская теория познания по примеру софистов: не приводит ли социологизм к от­рицанию регулирующей роли мышления? Если все существующее есть социаль­ный продукт или социальный конструкт, оправданность существования самой социологии исчезает, и тогда в чем может состоять ее целесообразность и значи­мость того научного подхода, который она проповедует?

Но главное состоит в следующем: исходя из того, что истина уходит своими корнями в субъект, во все субъекты, Платон может утверждать существование некоего надсоциального Закона, о чем говорилось выше (с. 34), а его теория врож­денных способностей оставляет открытой возможность сделать достоянием всех людей те достоинства, ту постоянную готовность делать добро, которые харак­теризуют гражданина. В творчестве Платона дебатам на эту тему постоянно уде­ляется внимание, и это связано с нашим первоначальным вопросом: если чело­век социален, не есть ли он уже в силу самого этого факта политическое сущест­во? Не является ли политика необходимым дополнением социальной жизни? Или просто опасной добавкой?

III. ЧЕЛОВЕК —

ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЖИВОТНОЕ

Роль и место политики определяются различиями в подходах к осмыслению социальности человека. Считать ли социальность естественным состоянием чело­века и представлять жизнь в гражданском обществе как ее наивысшую форму или, напротив, признать, что социальность человека противоестественна и что гражданское общество способствует доведению природного неравенства до пре­дела — в зависимости от этого можно выстроить две противоположные модели становления политики в обществе как глобального социального института. Та­кого рода вопрос, который, как мы уже отмечали, получил разные ответы у Ари­стотеля и у Руссо, чаще всего ставится в негативной и гипотетической форме: какой была бы социальная жизнь людей при отсутствии политических связей? Ответ на этот вопрос определяет ряд положений теоретической политики, часть которых будет описана в качестве парадигм.

По взглядам Аристотеля, жизнь людей возможна вне гражданского общест­ва, о чем свидетельствует существование обществ, живущих этносами (ethnos), без городов-государств (полисов), но это более низкая ступень организации об­щественной жизни. По мнению Августина Блаженного, Лютера, Кальвина и Гоббса, такой образ жизни невозможен в силу злобности человека. По сравне­нию с естественным состоянием, считает Руссо, гражданское общество ведет к упадку и несчастьям, но с началом процесса цивилизации организованное со­трудничество людей становится неизбежным. Если Платон, Лютер, Гоббс при­писывают этому фактору роль умиротворителя социальных отношений, то Карл Шмитт представляет разделение на друзей/врагов как сущность политики, а Фрейд полагает, что неспособность провести различие между соперничеством и враждебностью является неискоренимым, прирожденным свойством человече­ства, возникшим в результате коллективного преступления, делающего невоз­можным искусство управления.

После того как мы проанализируем в последующих главах ряд понятий, мы покажем схему взаимосвязи гражданского общества и государства, вернувшись к ряду проблем, поднятых здесь (гл. X, с. 286), и представим некоторые другие парадигмы связи между политическим и социальным, в частности парадигму Дюркгейма, который признает примат социального над политическим и счита­ет, что именно в государстве «народ» осознает самого себя (гл. XII, с. 392).

ПОЛИТИКА КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРИРОДНОЙ СОЦИАЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА (АРИСТОТЕЛЬ)

Аристотель утверждает, что человек есть «политическое животное» (zoon politikon). С греческого это можно перевести — и это было отправным момен­том наших рассуждений (гл. I, с. 4) — и как «общественное животное». Тем не

ЧАСТЬ I. Институт политики

менее социальность человека должна пониматься как политическая социальность. Социальные животные существуют и помимо человека. Однако не все живот­ные социальны, и ни одно из них не ведет политической жизни. В то же время, хотя политическая жизнь свойственна только человеческому роду, она проявля­ется не во всех человеческих сообществах.

У животных, живущих стадами или стаями, существует общественная жизнь, хотя она никогда не бывает политической. Социальность является общим свой­ством лишь некоторых животных, но она присуща всем людям. Однако у людей она носит иной смысл, поскольку общество бывает, если можно так сказать, толь­ко социальным, но может быть также и политическим и гражданским, так как в самой природе людей заложено стремление (не эквивалентное инстинктивному автоматизму) жить в сообществах, в которых проводится различие между спра­ведливым и несправедливым. Точнее говоря, люди живут либо в сообществах, организованных как политическое общество, либо в дополитических общест­вах. Причем в условиях политических обществ они одновременно участвуют в объединениях других типов.

Прежде всего укажем разницу между людьми, живущими как «народ», как этнос, и теми, кто живет в полисах, политических обществах (koinonia politike). В Западной Европе, с ее холодным климатом, отмечает Аристотель, люди пре­исполнены мужества, но недостаточно наделены умом и способностями. Напро­тив, в Азии, где жаркий климат, люди обладают умом и отличаются способнос­тью к ремеслам, но им не хватает мужества. Одни эллины, и только они, в отли­чие от кельтов и персов, обладают в равной мере обоими этими качествами, по­этому их привилегией стал полис. Но для многих эллинов это пока лишь воз­можность, потому что нормой организации их жизни является «народ», а не го­род, и настоящего города-государства нет почти нигде, кроме Афин. Точнее, Афины были таковыми, так как Аристотель говорит об их деградации в резуль­тате развития товарного хозяйства, которое, будучи интернациональным, под­рывает автаркический идеал города-государства («Политика», книга седьмая, VII).

Помимо политических, существуют и другие типы объединений, соответст­вующие определенной функции, цели или особому типу деятельности, на осно­ве которых возникают разные виды содружеств (philia). Таковыми являются се­мья, образуемая союзом мужа и жены, поместье (oikos)1, где объединены жизнь и производственная деятельность и где господин командует рабами, а также эки­паж судна, полк, религиозное братство — все это частицы (или сферы) полити­ческого общества. Гражданское общество, когда оно реально существует, стоит выше этих типов объединений, причем в двух аспектах. Оно включает в себя все другие объединения и ставит перед собой не частную цель, связанную с «сию-минУгными интересами», а цель общую для всех. Она состоит не в воспитании детей, не в управлении oikos, не в морских путешествиях и не в ведении войн, а в удовлетворении общих интересов людей. Поскольку цель гражданского обще-

1 Напомним попутно, что слово «экология» происходит от греческих слов oikos, что означает дом, поместье, жилище, и logos. Поэтому экология — это наука о живых существах в окружающей среде, а экономика — это прежде всего наука об управлении поместьем.

Человек — политическое животное

ства самая возвышенная, именно в нем человек самореализуется и достигает вер­шины дцбродетели. Следовательно, город-государство отвечает природе чело­века, потому что самая высокая цель живого существа — это цель, соответству­ющая его природе. Превосходство гражданского общества над другими форма­ми сообществ ставит политическую науку на место архитектонической дисцип­лины в ряду неспекулятивных дисциплин. Показательным признаком полити­ческой социальности человека является присущая ему способность владеть язы­ком, что свойственно одним лишь людям, потому что они не только умеют об­щаться, пользоваться произвольными знаками, но и разговаривают друг с дру­гом, осмысливают, что справедливо и что несправедливо; именно город, граж­данское общество являются тем местом, где устанавливается различие между справедливым и несправедливым (здесь уместно провести сравнение с опреде­лением политики у Карла Шмитта как разделения на друзей и врагов, см. с. 60). Таким образом, человек есть политическое животное в том смысле, что он социальное животное, а также в том смысле, что только он способен жить в «граж­данском обществе». Как бы оно ни называлось — ассоциация или общество, речь идет об объединении людей, основанном не на соглашении или сговоре. И хотя определенные отношения между гражданами иногда весьма трудно интерпре­тировать, можно отметить, что в отличие от неравноправных и асимметричных отношений, осуществляемых в пользу одной из сторон (в пользу господина, но не раба, например, в oikos, или в пользу родителей, а не детей в семье), полити­ческая власть применяется к свободным и равным людям (точнее, считающим­ся таковыми) и приносит им взаимную выгоду («Политика», книга третья, VII). (Это рассуждение позволяет причислить Аристотеля к теоретикам равенства перед законом, см. гл. IX, с. 270.) Соотносимость города-государства с природой не означает, что любое объединение — даже со своими политическими руководи­телями и вождями —является в полной мере политическим полисом, ведь необ­ходимо, чтобы он обеспечивал благосостояние граждан и делал их счастливыми. Следовательно, в существовании гражданского общества нет автоматизма: со­ответствие с природой реализуется не всегда, развитие этого соответствия мо­жет быть остановлено, деформировано. «Природа» любого индивида составляет его сущность, которая реализуется лишь при определенных условиях: полити­ческое объединение и хронологически и реально появляется позже семьи и поз­же селения и может не институционализироваться, однако по своей сущности оно им предшествует. Естественная социальность человека неизбежно приво­дит его к политическому обществу. Поэтому утверждение естественности поли­са не следует понимать как утверждение его безусловной универсальности — здесь речь идет скорее о том, что его характер не является ни искусственным, ни дого­ворным. Это означает, что город может быть чем-то естественным и в то же вре­мя ре'зультатом деятельности законодателя-основателя. Иначе говоря, «искус­ственность» города-государства продолжает или имитирует природу, но никак не является чем-то произвольным1.

1 Хотя рабство естественно, это не означает, что все рабы являются таковыми от природы.

ЧАСТЬ I. Институт политики

«Природа» у Аристотеля не является одним из проявлений «идеи» у Платона: город не есть неизменная, вечная вещь в себе — как идея справедливого города-государства у Платона. Аристотель считает, например, что каждый полис обла­дает наилучшим для него устройством. Мир, где живут люди, не иллюзия, кото­рой следует опасаться, а проявление непосредственной человеческой деятель­ности, в то же время осторожность является достоинством, позволяющим при­способляться к обстоятельствам, не впадая при этом в релятивизм, поскольку природа (человека, города-государства) выступает в качестве нормы в той мере, в какой живые существа стремятся к свойственным им целям, встречая и пре­одолевая препятствия, которые они могут преодолеть. Следовательно, челове­ческий город не есть случайность, противоречащая человечности человека — это возможное место его реализации.


Дата добавления: 2015-08-03; просмотров: 102 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ОРГАН И ОРУДИЕ: ТРУД | Влечение и его судьба | Авторитет и страх утраты любви | Символическое насилие | Подавление и сдерживание | Отличительные признаки наследника по Сартру | Поколение: иллюзорное понятие? | Образовательная селекция: способности или социальные механизмы | ВРОЖДЕННОЕ И ПРИОБРЕТЕННОЕ КАК ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА | Естественное равенство по Декарту |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Учение о врожденных способностях как обоснование свободы и равенства| ПОЛИТИКА ПРЕОДОЛЕВАЕТ ПРИРОДНУЮ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)