Построение лексико-грамматического поля ключевого слова

Метод построения лексико-грамматического поля ключевого слова достаточно сложен и представлен на сегодняшний день, насколько нам известно, только в работах О.М.Воевудской. Рассматривая семантемы лексем свет/тьма в русском и их эквивалентов в английском языке О.М.Воевудская обнаружила, что по разным семемам одной лексемы образуются разные деривационные ряды и различающиеся наборы падежных и предложно-падежных словоформ в парадигме склонения.

Лексема свет в прямом значении (семема Д1) имеет все падежные словоформы ед. числа. По семеме Д2 «место, откуда исходит освещение», «пространство, где светло» эта лексема имеет только три падежных словоформы: к свету, на свет и на свету.

По семеме Д2 – рассвет отмечены три словоформы: встать до свету, ждать света и перед светом. Семема Д2 – источник света, обычно электрического, проявляется в двух словоформах: включи свет, плата за свет, остаться без света и т.п. (Воевудская, Попова, 1999).

Такие же ограничения обнаруживаются и при словообразовании от одной и той же лексемы по разным ее семемам (светлый – от свет Д1, но светский – от свет Д2 – высшее общество) и т.п.

Учет деривационных и морфологических производных, которые дает одна и та же лексема по разным семемам, позволяет глубже осмыслить набор признаков означаемого ею концепта.

Анализ паремий и афоризмов, oбъективирующих концепт

Анализ паремий и афоризмов дает исследователю информацию прежде всего о содержании интерпретационного поля концепта.

Интерпретационное поле концепта составляют многочисленные его оценки и трактовки, стереотипные мнения и суждения, выстраиваемые на базе концепта, которые высказывались и высказываются разными людьми и имеют хождение в обществе.

В наиболее обозримом виде данная информация содержится в сборниках пословиц и поговорок, крылатых слов и афоризмов, в собраниях речений типа «В мире мудрых мыслей», притчах и анекдотах, а также во фрагментах текстов, посвященных размышлениям о том или ином концепте, а иногда и в целых текстах типа «Рассуждения о добре и зле», «О непротивлении злу насилием» и под.

В интерпретационном поле можно найти самые разнообразные суждения и оценки, часто противоречивые, но зато представляющие признаки концепта в полном объеме. Анализ интерпретационного поля показывает, как шло развитие признаков концепта по мере его осмысления в разное время, в разных обстоятельствах, как относились или относятся к тому или иному концепту разные группы людей и отдельные люди. Один и тот же концепт как бы поворачивается разными сторонами к разным людям, и благодаря этому становится очевидной многослойность и многомерность каждого концепта.

Разумеется, признаки, извлеченные из интерпретационного поля, образуют периферию концепта, его поверхностные слои, быстро изменяющиеся с течением времени и изменением обстоятельств, но без них содержание изучаемого концепта остается недостаточно полным. Кроме того, многие признаки интерпретационного поля оказываются в определенные периоды весьма яркими в сознании народа и во многом определяют его мышление и поведение.

Так, Л.И.Зубкова рассматривала на материале пословиц и поговорок содержание концептов бог и царь. Было выявлено, что христианское мировоззрение основывается на противопоставлении тела и духа, земного и небесного. Такое противопоставление закрепилось в пословицах: Душой божьи, телом государевы; Божье богу, а царево царю.

Проведенный анализ позволил выделить признаки концепта, отраженные в исследованных паремиях: 1) всесильность и всемогущество Бога и царя (Все во власти божьей и государевой; Никто против Бога да против царя; Никто, как Бог и государь; Один Бог, один государь; Бог знает да царь; Ведает Бог да государь и др.), 2) Бог и царь владеют многим (У Бога да у царя всего много; Все божье, да государево), 3) Бог как отец родной, т.е. любит народ (Бог - батька, государь - дядька), 4) царь - посланник Бога на земле (Царь от Бога пристав; Божье стало государевым; Коли царь Бога знает, Бог и царя и народ знает; Что Бог, то Бог, а свята и воля царская и др.), 5) царь подвластен Богу и ответственен перед ним (Сердце царево в руке божьей; Одному Богу царь ответ держит; Царский гнев и милость в руке божьей; За царское согрешение Бог всю землю казнит, за угодность милует и др.), 6) Бог и царь выполняют функцию судьи (Суди меня Бог да государь!; На сильного Бог да государь; Сильная рука Богу судить и др.).

Выявлены некоторые отличия в понимании русским сознанием функцияй Бога и царя: 1) власть небесная закреплена за Богом, а земная за царем (Бог на небе, царь на земле; Без Бога свет не стоит, без царя земля не вертится; За Богом молитва, за царем служба не пропадает и др.), 2) Бог прощает, а царь награждает (Бог помилует, так и царь пожалует; Виноватого Бог простит, а правого царь пожалует; Милует Бог, а жалует царь; Богат Бог милостию, а государь жалостию; Кого милует Бог, того жалует царь; Бог милостив, а царь жалостлив и др.), 3) относительная самостоятельность царя на земле при противопоставлении силе божьей (Правда божья, а суд царев; Правда божья, а воля царская; Воля божья, а суд царев и др.).

Отмечается и ироническое отношение к Богу и царю (До царя далеко, до Бога высоко).

Таким образом, исследованный материал подтверждает, что православие на Руси формировало почитание Бога, терпение и покорное отношение народа к царю и к царской власти (Зубкова 2000).

Анализ русских пословиц и поговорок, объективирующих концепт судьба, показал, что в русском пословичном фонде представление о судьбе, отраженное в более чем четырехстах пятидесяти изречениях, в целом может быть сведено к следующим суждениям: судьба действительно существует (Прежде веку не помрешь); судьба предопределена свыше (Кривую стрелу Бог прямит); у каждого своя судьба (Кому клин, кому блин, кому просто шиш); никому неизвестна его судьба (Думы за горами, а смерть за плечами); судьбу нельзя изменить (Сужено ряжено не объедешь в кузове), поэтому нет смысла пытаться ее менять, можно лишь приспособиться к судьбе или смириться с ней (Надобно жить, как набежит); судьба человека чаще всего нелегка (Сколько дней у Бога впереди, столько напастей); судьба изменчива (Родишься в палатах, а умираешь в яме); тяжелая судьба может постичь любого (Грех да беда на кого не живет?); живущий хорошо должен быть готовым к беде или другим изменениям к худшему (От сумы да от тюрьмы никто не отрекайся); живущий плохо должен не терять надежды на изменение жизни к лучшему (Будет и на нашей улице праздник); в любой изначально нежеланной ситуации можно найти положительные моменты (Где холодно, там не оводно).

Незначительная часть пословиц предлагает попытаться изменить судьбу (На ветер надеяться - без помолу быть) и указывает, что человек может сам распоряжаться своей жизнью (Поживешь счастливо, паши не лениво!).

Мотив угадывания судьбы в пословицах почти не звучит. Признаки проявления судьбы (или ее предугадывания) выражаются не в пословицах, а в поверьях, ср.: Встретил попа - нехорош выход; Волк дорогу перебежит - к счастью; Сыч на кровле кричит - не к добру и мн. др. (Савенкова 1998).

В русских пословицах, собранных В.И.Далем, концепты мать и отец - это прежде всего женщина и мужчина по отношению к своим детям, которых они «родили, вскормили и добру научили», а те, в свою очередь, должны почитать отца и мать (Кто родителей почитает, тот вовеки не погибает) и не оставлять их в старости (Не оставляй отца и матери на старости, и Бог тебя не оставит).

В то же время концепты «мать» и «отец» имеют каждый и свой набор дефиниционных признаков, которые в пословицах выявляются путем сопоставления главным образом терминов родства. Мать в пословицах любит детей самой сильной, ни с чем не сравнимой любовью (Материнское сердце в детках, а детское в камне), и дети тянутся к ней за лаской, поддержкой как к самому родному человеку (Птица радуется весне, а младенец матери. Жена для совета, теща для привета, а нет родней родной матери), мать незаменима (Отцов много, а мать одна), материнские наставления надолго запоминаются (Что мать в голову вобьет, того отец не выбьет).

Отец в пословицах – глава семьи, главный работник, добытчик, опора жене, детям, особенно сыну (Держись, как за отца родного. Отцам копить, а деткам сорить. Хорошо тебе, матушка, за батюшкой жить, пожила бы за чужим мужиком), он готовит себе в доме смену (У кого девка хороша? – У матушки. – У кого сын умен? – У батьки).

Национально-культурное своеобразие концептам «мать» и «отец» придает и метафорическое их использование (Ср. русск. Достаток – мать, убожество – мачеха. Государь – батька, земля – матка. Мы у матушки России дети, она наша матка – ее и сосем. Москва – всем городам мать. Родная сторона – мать, чужая – мачеха. Гречневая каша – матушка наша, а хлебец ржаной – отец наш родной. Матушка- рожь кормит всех дураков сплошь, а пшеничка – по выбору (Листрова-Правда 1999).

О.Н. Ракитина обнаружила интересные семантические признаки концепта лес в русском национальном сознании (Ракитина, 1999, 2000, 2001 –1, 2).

1. Лес как укрытие, место нахождения животных: "Счастье, что волк - обманет, да в лес уйдет", "Не ищи зайца в бору: на опушке сидит", "В лесу медведь, а в дому мачеха".

2. Лес как место, где всего бесконечно много: "Леса да земли - как корову дой", "В степи простор, в лесу угодье" и как источник благ для человека: дров (" Лес по дереву не тужит", "В лес дров не возят, в колодезь воды не льют", " Лес сечь - не жалеть плеч", "Дальше в лес - больше дров"), грибов ("С долею в лес по грибы", "С твоим счастьем только в бор по грибы", "Без счастья и в лес по грибы не ходи"), ягод ("Это нашего бору ягода", "По беду - не в лес по малину", "Опустя лето, в лес по малину").

3. Лес как отдаленное место, большое пространство: "За лесом видит, а под носом не видит", "Воров в лесу сторожили, а они из дому выносили", "Брось калач за лес - назад пойдешь, возьмешь"; "высокое" место: "В траве идет - с травою вровень, в лесу - с лесом", "Выше лесу стоячего, ниже облака ходячего."

4. Лес как глухое, дикое место: "В лесу живем, в кулак жнем, пенью кланяемся, лопате богу молимся", "В лесу и сковорода звонка", "Был бы хлеб да муж, и к лесу привыкнешь".

5. Лес как неизвестное, таинственное и потому, возможно, опасное место: "Из-за лесу и туча идет", "Поехал было в лес, да попался навстречу бес", "В чужом месте что в лесу", "Ходить в лес - видеть смерть на носу (либо деревом убьет, либо медведь задерет)".

7. Лес как параллель к миру, людям (близко друг от друга, вместе стоящие стволы деревьев сравниваются с обществом людей, миром): "Аль тебе в лесу лесу мало? Аль в людях людей нет?", "В лесу Бог лесу не уровнял, в народстве - людей", "Молва не по лесу ходит, по людям", "Всякая сосна своему бору шумит (своему лесу весть подает)", "Чужие люди - дремучий лес", "В лесу люди лесеют, в людях людеют".

8. Лес как живое существо: "Лес видит, а поле слышит".

Можно предположить, что среди наименований особенностей рельефа наиболее значимым для концептосферы носителя русской культуры является концепт «лес», в рамках которого наиболее релевантными являются вышеприведенные значения.

Работы подобного рода достаточно многочисленны и интересны, хотя их распространенным недостатком является то, что их авторы не всегда представляют полученные наблюдения в виде признаков изучаемых ими концептов.

Интерпретационным полем концептов служат и произведения тех писателей, поэтов, публицистов, которые в силу своего таланта сумели с наибольшей полнотой и выразительностью охарактеризовать те или иные национальные концепты, отразив и их общенародные семантические признаки, привнесенные в общенародный концепт автором текста.

Дата добавления: 2015-08-05