А. Выпуск из школы

Приближалось время праздно­вания 24-й годовщины октябрь­ской революции. В эти дни ожи­дали массированных налетов германской авиации. Но этого не случилось. Возможно, что од­ной из причин явилась погода.

Все это время дождь переме­жался со снегопадом.

Мрачное, свинцовое небо, с низко идущи­ми серыми тучами, пронзитель­ный северо-западный ветер, редкий, крупными хлопьями па­дающий снег, — так встретило нас утро 7 ноября 1941 года, день годовщины «великой октябрьской социалистической ре­волюции» (таково было офици­альное название этого события обязательно пишущееся с боль­ших букв).

Все курсанты были выстрое­ны в зале. Приказ о выпуске огласил начальник школы. По­давляющее большинство полу­чило звание младш. лейтенанта. Незначительное количество (не свыше 25 %) слушателей полу­чило звание лейтенанта. В эту категорию попали лица, почти исключительно с высшим обра­зованием и достаточно солидно­го возраста. После выпуска, представитель Ленинградского военного округа, обращаясь к нам, произнес довольно длин­ную речь. Из этой речи приме­чательно было одно место, кото­рое я, вероятно, не забуду. Оно касалось нас самих. Привожу его почти дословно:

— Почти все, или большинство из вас — люди с высшим образованием и солидным практиче­ским стажем. Многие из вас — ценнейшие специалисты. Все вы обладаете богатым жизненным опытом и вот этот опыт, вместе с вашими умственными способ­ностями, хочет использовать красная армия. Вы — золотой фонд нашей интеллигенции, вы должны стать золотым фондом {21} красной армии. Перед вами открывается широкая дорога. Я не сомневаюсь, что очень ско­ро многих из вас — встречу на крупных должностях и в не ме­нее крупных военных званиях....

Эта речь — блестящий образ­чик расхождения слов и дела. Образчик нелепости того, что делало военное командование. Я согласен с тем, что часть из нас, хотя далеко не все, могли бы быть отнесены к «золотому фонду интеллигенции», к насто­ящей квалифицированной ее части. К нему я отношу, в первую очередь научных работни­ков, писателей, крупных инже­неров, архитекторов, артистов, и т. д. А среди нас были и такие. Все эти люди любили свое дело, горели им, и, конечно, никакой склонности к военной службе не имели. Для них — армия и чин младшего лейтенанта явля­лись весьма неприятной «наг­рузкой» и крупным падением по общественной лестнице, а для многих просто трагедией. Среди нас был композитор-пианист. Он всегда говорил, что если он да­же и останется жив в эту войну, в чем он очень сомневался, то все равно он не сможет больше заниматься музыкой, ибо его ру­ки после военной службы едва ли будут годны для рояля. О руках, к сожалению, думать не приходилось, потому что он был убит в первый же день пребывания на фронте. Всякое дело может идти толь­ко тогда хорошо, когда человек или кровно заинтересован в нем, или в силу идейных побужде­ний хочет им заниматься, или, наконец, если оно соответствует его вкусам. Ни того, ни друго­го у большинства из нас не бы­ло. Да и можно ли было этого ожидать?

Совершенно понятно, что «зо­лотой фонд интеллигенции» не стал золотым фондом армии. Впоследствии я встречал неко­торых из оставшихся в живых и никто из них не поднялся по лестнице военной иерархии.

Если же эти люди необходимы были армии и, понятно, наряду со всеми должны были защи­щать страну и были ценны для армии как интеллигентные силы, которых в ней было очень и очень мало, то разве можно бы­ло посылать их командирами стрелковых взводов?

Стрелковый взвод военного времени практически имел в своем составе 20-25 человек (те­оретически он мог доходить до 40). Четыре взвода составляли роту. К концу войны во взводе было обычно 15 человек. Понят­но, что для командования взво­дом никакое высшее образова­ние не нужно и вообще не ну­жен офицер, ибо для этого совершенно достаточно старшего сержанта (унтер-офицера). Да и кроме того, в условиях второй мировой войны, место командира взвода — означало верную гарантию безусловной смерти.

{22} Зачем же было посылать этот «золотой фонд» на заведомый убой, если руководители крас­ной армии рассчитывали на нас, как на интеллигентные силы, вливающиеся в армию и кото­рым, якобы, предстоит какое то «будущее»?....

Многие из нас, особенно ин­женеры, имели специальности, применимые в армии. Но их не хотели использовать, хотя бы в технических или танковых частях. Далее — одна из обла­стей военного дела требующая интеллигентности, знаний и раз­витых голов это — штабная ра­бота. Неужели нельзя было рас­пределить эти триста человек по штабам полков и дивизий действующей армии, дав им в школе соответствующий запас сведений по работе штабов? И красная армия получила бы культурных штабных офицеров, которые бы после некоторой практики освоились бы с рабо­той, например, штаба полка.

А, между тем, в армии было очень мало даже более или ме­нее развитых штабных офице­ров.

Если командование, назначая нас командирами стрелковых взводов, думало дать нам сво­его рода «трамплин» для прод­вижения вверх, то оно тоже ошиблось. Такая система хоро­ша была бы в мирное время или при более «спокойной» войне, но не в условиях второй мировой. Здесь, как я уже говорил, это назначение означало смерть. Результаты оказались те, которые и надо было ожидать. Больше половины из окончивших нашу школу было убито в течение первых двух месяцев блокады Ленинграда.

Так тупоумие советского ко­мандования привело к совер­шенно напрасной гибели многих нужных для страны специали­стов. В последствии, будучи уже в глубоком тылу, я разговорился с одним раненым на ленинград­ском фронте майором, который знал всю эпопею нашей школы. Он в частном разговоре признал, что это была несомненно неле­пость, допущенная в горячке блокады.

К сожалению, таких нелепо­стей и похожих на них было слишком много и они стоили миллионов ненужных жертв!

Офицерских школ военного времени было организовано до­вольно много и они находились в разных областях страны. В на­чале в них брали только интел­лигенцию.

Но когда этот контингент ока­зался очень скоро уничтожен­ным, то начали делать иначе. Для подготовки командиров стрелковых взводов стали брать лиц, окончивших школу семи­летку, или просто умеющих читать и писать. Результаты полу­чились неплохие. Не лучше ли было с этого начать, а специали­стов использовать более целе­сообразно?

{23} День закончился торжествен­ным обедом, относительно очень приличным, если принять во внимание, то положение, в кото­ром находился город. После обе­да был организован довольно скверный концертик. Еще раньше было обещано, что в этот день люди будут отпуще­ны по домам. Поэтому, многие стали просить пропуска на вы­ход в город, но начальство, опа­саясь, что все сбегут с концерта, не давало их. Концерт почти никто не слушал. Все хотели получить пропуск в город, расчи­тывая, что их отпустят на два-три дня в связи с празднованием дней октябрьской революции. Но они глубоко ошиблись. Не­смотря на то, что впереди был еще один праздничный день и на фронте было полное затишье, нам сказали, что нас отпускают только до восьми часов утра следующего дня, так как нам сроч­но нужно ехать по частям.

Короче говоря, людям, после трех месяцев разлуки с близки­ми, не дали даже одного дня, для того, чтобы провести дома. А дать вполне можно было.

Когда на другой день мы соб­рались к восьми часам утра в школу, то выяснялось, что еще не знают куда нас девать. Весь день мы просидели в школе, ожидая указаний штаба округа. К вечеру нам объявили, что мы можем идти по домам.

На другой день история повто­рилась снова и только к вечеру этого дня, мы пешком, с вещами направились в казармы команд­ного состава ленинградского во­енного округа.

Дата добавления: 2015-08-05