Командир батальона

Через несколько дней прибыл младший командный состав и постепенно, группами, стали присылать солдат. Я получил назначение в 492 стрелковый полк, адъютантом командира {30} 2-го батальона. Получив назна­чение — пошел искать по лесу своего непосредственного на­чальника.

На окраине леса, в маленькой землянке, вмещающей не более шести человек, на которой ви­села надпись — «Штаб 2-го ба­тальона», я застал нескольких лиц.

Командир батальона — стар­ший лейтенант запаса, человек лет пятидесяти, принял меня не слишком любезно. Буркнув две-три фразы и прибавив к этому несколько крепких ругательств, совершенно неизвестно по како­му поводу, он, не дав мне то, что называется опомниться, пос­лал меня немедленно в штаб полка с каким то поручением.

Как выяснилось потом, он до войны жил на Урале и работал начальником финансового отде­ла в городском исполнительном комитете. Должность для мест­ного масштаба довольно круп­ная и дающаяся только членам коммунистической партии. Ма­локультурный и грубый, он не мог произнести ни одной фразы, чтобы не закончить ее крепким, циничным и совершенно нецен­зурным ругательством. В штаб­ной землянке брань буквально висела в воздухе. Комбат обыч­но не говорил, а только кричал на всех, пересыпая все свои сло­ва, забористой бранью. Ругал он всех подряд, не считаясь ни с чем и ни с кем.

Вообще следует сказать, что нецензурная брань, стала неотъемлемым атрибутом красной ар­мии. Ругались все, начиная с простого красноармейца и кончая генералами. Считалось, что без брани приказание или замеча­ние звучит недостаточно «убе­дительно». Страшные, часто ко­щунственные ругательства сы­пались со всех сторон, как из рога изобилия.

Один из наших командиров рот употреблял даже в обычном разговоре такое количество ру­гательств, так перемежал брань с обычными словами, что я за­интересовался и попытался под­считать какое количество бран­ных слов, по сравнению с нор­мальным человеческим языком, он произносит. Произведенный подсчет дал следующие результаты: из 100 произносимых слов — 65 составляли брань.

Я останавливаюсь на этом факте потому, что брань — это один из симптомов, свидетель­ствующих о моральном состоя­нии армии. Брань была одним из дополнительных средств уни­жения и морального подавления — необходимым для того, чтобы держать людей в повиновении. Брань стала органиче­ским свойством красной армии. На словах с ней иногда начина­ли, якобы, бороться, но на деле борющиеся с бранью, сами про­должали с большим «вкусом» и уменьем виртуозно ругаться, где только можно.

Нас собралось пять человек.

{31} Кроме командира батальона, здесь же жил его помощник, комиссар батальона и «связной», т.е. солдат, работающий по­сыльным при штабе, принося­щий пищу и так далее.

Дата добавления: 2015-08-05