Глава III. Детство Самуила

Детство Самуила. Обстоятельства его воспитания, следствием которых явились черты его духовного склада

«Человек с горы Ефремовой ³² имел двух жен. Одна из них, по имени Анна, была бесплодна, и по этой при­чине ее супружество оскорбляло мужа и мучило жену (бесплодие во все времена считалось у арабских наро­дов позором). Каждый год муж возил свою семью в Си­лом ³³, где находился дом господа бога. Он совершал там жертвоприношения и при этом давал только одну часть жертвенного животного своей бездетной жене, в то время как вторая жена была горда тем, что получала несколько частей. Анна плакала и совсем отказывалась от пищи. В один из таких дней, пока ее муж совершал жертво­приношение, Анна направилась к дверям дома господня как раз в то время, когда первосвященник Илий * восседал у этих дверей в своем кресле судьи. Она с такой горячностью предалась молитве, что Илий принял ее за пьяную. Он сделал ей выговор и приказал удалиться. Извиняясь и оправдываясь, Анна рассказала Илию о своем горе. Она сказала, что просит у бога ребенка муж­ского пола, а также что собирается дать обет на всю жизнь посвятить сына богу: бритва никогда не коснется волос на его голове (это было знаком самоотречения). „Иди с миром,— ответил Илий,— господь даст тебе ре­бенка". И действительно, по возвращении домой Анна стала спокойной и довольной, а немного спустя зачала и родила ребенка мужского пола, которого назвала Са­муилом».

Таково содержание первой главы, подробности кото­рой позволяют предположить, будто кто-то в точности записал разговор между Илием и Анной. Я еще возвра­щусь к этому вопросу в другом месте.

Нетрудно понять, что в маленьком городке или в селении, где жила эта семья, семейные ссоры, разыграв­шиеся между мужем и женой по поводу ее бездетности, наделали много шума. В этих условиях не могло также не стать всем известно и об обете Анны, а ее удача вызва-

* Илий (Heli) — то же самое имя, которое произносится у ара­бов Али (Ali), но в латинской транскрипции введено h с целью вы­разить старшинство или первородство.

ла, конечно, немало толков. Еврейский народ, во всем видевший перст божий, народ, который, по словам наших историков, говорил: «Бог заградил чрево Анны», не мог не сказать, что бог ниспослал ей это дитя в качестве осо­бого дара. Посвященный богу ребенок стал поэтому предметом всеобщего любопытства и всеобщего внима­ния. Проследим его историю.

«Когда пришла пора отнять маленького Самуила от материнской груди (по обычаям страны это допускалось в возрасте не менее двух лет), Анна отправила его в ка­честве дара первосвященнику в Силом, присоединив при­ношение, состоявшее из трех быков, трех мер муки и одной амфоры вина. Илий принял ребенка, который с этого времени воспитывался под его внимательным над­зором».

Повествователь пишет здесь, что Анна лично написа­ла славословие или духовный гимн, который составляет первые десять стихов второй главы. Будучи крестьянкой, женой земледельца, пусть даже богатого, но в конце кон­цов сельского жителя,— могла ли Анна написать поэти­ческий отрывок? Это неправдоподобно. Такое песнопе­ние могло быть написано каким-нибудь левитом тех вре­мен, а скорее всего оно было написано гораздо позднее автором, сочинившим всю эту историю. Скажу больше, чрезмерная вольность неизвестного автора служит для нас предупреждением о его личной заинтересованности и даже пристрастии, явно наложившем свою печать на весь этот рассказ.

Условия жизни, в которых оказался Самуил в доме Илия, заслуживают особого внимания, учитывая то боль­шое влияние, какое должны были оказать все обстоя­тельства его воспитания на его характер. Это был ребе­нок, выросший как сирота в чужой семье. Семья эта со­стояла из одной или нескольких жен Илия, притом уже немолодых, потому что его двое сыновей — Офни и Фи­неес³⁴ отправляли должность жрецов-жертвоприносите­лей. Оба они были уже женатыми и также имели детей, на которых должна была распространяться нежная забота и любовь всех членов семьи, проживавших в доме пер­восвященника. В соответствии с обычаями страны, при­нятыми в те времена, эти столь различные люди должны были жить все вместе. Самуил среди них, конечно, поль­зовался заботой только из милости и легко мог стать

предметом зависти или ревности. Его характер неизбеж­но должен был приобрести черты сдержанности, сосре­доточенности, замкнутости. Он привык никому не дове­рять и ни перед кем не изливать откровенно своих чувств и мыслей. У него было много времени для того, чтобы размышлять. С годами у него развилась наклонность к двуличию. Он стал двоедушен. Наблюдая все, что проис­ходило вокруг, Самуил мог видеть многое, так как жил под покровительством первосвященника, будучи тесно связан с его семьей, и, находясь среди слуг алтаря и хра­ма, был посвящен во все тайны.

Когда Самуилу было пятнадцать или шестнадцать лет, служба в храме * тесно связала его со всеми долж­ностными лицами и со всеми иудейскими священника­ми, выполнявшими те или иные функции при храме. Си­лом, расположенный в гористой местности,— подступ к нему из соображений безопасности был труден,— яв­лялся по существу не городом, а селением, жители кото­рого состояли исключительно из священников. Здесь су­ществовало то же самое положение, какое мы встречаем повсюду у древних народов: местонахождение оракулов, центры религиозного культа держались вдали от взоров непосвященных и от народного глаза. Всякому известно, что в любом поселке много сплетен и пересудов, мелких страстишек, вражды и зависти. Можно себе представить, что в поселке, где жили священнослужители, хотя и же­натые, тем не менее близкие по образу жизни к монахам, нравы по внешности были более строгими, на самом же деле всякого рода дрязги и пересуды волновали здесь лю­дей не меньше, чем где бы то ни было. В случае, о кото­ром я говорю, особые обстоятельства дали богатую пищу для сплетен.

Первосвященник Илий становился стар, и люди уже подумывали о том, кто будет его преемником. Сыновья Илия — Офни и Финеес — вызвали против себя озлобле­ние народа обидами и притеснениями, носившими такой характер, что мы считаем нужным привести здесь их опи­сание:

* В тексте Библии употреблено именно это слово, хотя в то время не было еще таких храмов, как храм Соломона ³⁵. По обычаю тех времен, это было, вероятно, довольно простое здание, какие строились для первых храмов древними.

«Сыновья Илия были порочными и развращенными людьми, не признававшими ни бога, ни долга священни­ка по отношению к народу. Когда какой-нибудь еврей совершал жертвоприношение, отрок-служитель одного из сыновей Илия являлся на место, где варилось мясо жерт­вы, погружал в большой котел или чугун огромные вилы с тремя зубьями и все, что мог вытащить оттуда за один раз, относил священнику. Прежде чем успевали подверг­нуть действию огня тук жертвенного животного, он гово­рил: „Дайте мне мяса для священника, он не хочет полу­чить его в вареном виде, а хочет получить сырым". Чело­век отвечал: „Дайте мне возможность подвергнуть его действию огня, как это принято по обычаю, и вы возьме­те потом все, что захотите".— „Нет,— заявлял слуга,— дайте мне его сейчас же, или я возьму его силой". И та­ким образом обращались со всеми, кто приходил в Си­лом» ³⁶.

Глава IV

Характерные черты священников. — Происхождение корпораций духовенства

Этот наивный рассказ дает возможность сделать це­лый ряд выводов. Прежде всего он рисует простоту или, лучше сказать, грубость нравов того времени, очень сход­ных с нравами века Гомера³⁷. Я уже говорил о том, что еврейский народ состоял из одних простых людей, заня­тых сельским хозяйством и живших как мелкие земель­ные собственники, своими руками, личным трудом обра­батывающих землю, т. е. совершенно так же, как живет в настоящее время племя друзов. Единственным в какой-то мере зажиточным и сравнительно менее невежествен­ным классом среди евреев тех времен было колено или сословие левитов, т. е. священников, живших праздно и кормившихся за счет добровольных или вынуждаемых пожертвований народа. Этот класс имел как время, так и средства для того, чтобы развивать свой ум, свои ду­ховные способности.

В тоне и стиле, в каких ведет свое повествование рас­сказчик в его наставлении о долге священника, нетрудно узнать человека духовного звания, священника по про­фессии. Такого левита можно сравнить с монахами вось-

мого или девятого века, писавшими свои благочестивые священные летописи в расчете на успех у суеверных, лег­коверных и богобоязненных читателей.

В том же рассказе мы видим характерные черты вся­кого священника, первейшим и постоянным предметом внимания которого является упомянутый выше котел, по­скольку последний служит источником его существова­ния. Это открывает нашим взорам действительные внут­ренние основы того строя жизни, который предписывал людям жертвоприношения, игравшие столь большую роль у древних народов.

До сих пор мне оставалось непонятным, в чем состоит смысл и цель превращения храмовых дворов в скотобой­ню, в место, где ежедневно умерщвляются живые суще­ства. Я не мог примирить мысль об отвратительном зре­лище умерщвления животных, о пролитии потоков крови, об очистке внутренностей — с представлением, которое мы составили себе о божественном, о величии и доброте, казалось бы, столь далеко отстоящих от грубых низмен­ных потребностей, скрывающихся в действительности за обрядами жертвоприношений. Размышляя над тем, что здесь происходит, я нахожу теперь вполне естественное решение загадки. Я вижу, что древние народы в своем первобытном состоянии были такими же, какими до сих пор еще остаются народности Азии и все их родные братья — дикие племена, живущие у нас в Америке. Это свирепые люди, непрерывно ведущие борьбу против опасностей, против нужды и недостатков, люди, в кото­рых грубая сила преобладала над всеми другими чув­ствами. Они привыкли проливать кровь, так как охота составляла основу их существования.

Первые идеи, первые понятия, которые они создали себе в этом первобытном состоянии, единственное пред­ставление о божестве, какое они могли себе составить, было представление о нем как о существе более сильном, более могучем, чем они сами, но рассуждающем и чув­ствующем так же, как они, имеющем такие же, как и они, страсти и характер. Об истинности этого факта сви­детельствует вся история общества.

Дикие люди верили, будто все несчастные случаи, все дурное, что с ними когда-либо происходило, имело скры­той причиной ненависть, злобную мстительность или за­висть каких-то тайно действующих сил, какой-то таин-

ственной власти, испытывающей, как и они сами, чувство раздражения, способной покарать. Отсюда они заключа­ли, что эту таинственную силу можно умиротворить с по­мощью молитв и даров. И из этой веры сам собой родил­ся религиозный обычай жертвоприношений, обряд, кото­рый мы находим почти у всех диких народов древности и нашего времени.

Но так как во все эпохи, в каждом обществе рож­даются или формируются индивиды более проницатель­ные, более хитрые, чем остальная масса людей, то уже с самых ранних времен находились старые опытные люди, которые не разделяли этих верований или сумели понять свои заблуждения и пришли к мысли использо­вать верования остальных к своей выгоде. Они стали де­лать вид, будто им известны тайные средства, особые рецепты, с помощью которых они могут успокаивать гнев богов, гениев или духов и умеют снискать себе их милость. Невежественные простые люди, всегда легко­верные, в особенности когда они немы от страха или какого-нибудь сильного желания, обращались к этим из­бранным смертным, пользовавшимся благосклонностью богов. Так появились посредники между богом и людь­ми, появились всевидящие или ясновидящие, кудесники-шарлатаны, жрецы, которые есть у всех татар, как и у большинства отсталых пламен и у негритянских народов. Эти шарлатаны-обманщики нашли для себя удобным жить за счет остальных. Они выработали и усовершен­ствовали свои способы создавать иллюзии, обманывать простых верующих людей. Так родилась жреческая фан­тасмагория.

В наше время, когда известны средства, с помощью которых совершаются эти фокусы, мы легко замечаем обман и хитросплетения в магии и в чудесах древних оракулов. Но в эпоху, когда жреческое ремесло или про­фессия священника была чрезвычайно выгодна, духовен­ство создавало объединения посвященных, и правила, установленные такими объединениями, служили основой и образцом поведения для всего духовного сословия. И вот, поскольку эти корпорации прорицателей, яснови­дящих, посредников и посланников богов все свое время употребляли на выполнение общественных функций, т. е. на таинственные обряды, возникла необходимость, чтобы общество постоянно доставляло им средства существова-

ния. С этой целью порядок жертвоприношений и добро­вольных приношений от случая к случаю был превращен в обязательную дань, и она стала регулироваться зако­нодательным путем. Народ приносил к подножию алтарей лучших овец, ягнят, даже быков и волов. Он доставлял сюда муку, вино и растительное масло. Корпорация свя­щенников получала постоянные доходы, народ получал взамен церемонии, молитвы, и все оставались довольны­ми. Остальное не нуждается в пояснениях*. Замечу только, что деление животных на чистых и нечистых определялось тем, насколько их мясо пригодно для упо­требления в пищу или, напротив, не соответствует этой цели по причине своих вредных или неприятных вкусовых свойств. Вот почему мясо зловонного козла выбрасыва­ли в пустыню, а старого барана, обладающего жестким и слишком жирным мясом, сжигали целиком. Свинина была отвергнута потому, что свиньи часто болели прока­зой и распространяли чесотку. Однако довольно говорить о кухне священников из Силома. Проследим дальше их историю.

Дата добавления: 2015-08-05